В самое сердце

      Юлианна Ильиневич не сразу поняла, что происходит. После обеда у входа в гостиницу её поймал Трифанов и чуть было не утащил на какие-то съёмки. Ильиневич воспротивилась, поэтому журналист был вынужден пояснить, что никакого интервью у неё брать не будут, а просто нужно будет принять участие в каком-то конкурсе. Действительно, пару дней назад он что-то говорил об этом, не углубляясь в детали. Или Ильиневич просто пропустила суть его наполеоновских планов мимо ушей. Нельзя сказать, что ей прям хотелось участвовать в затеях Ильи, но зато так она точно не пересечётся с Расторгуевым и не превратится в пепел от стыда.       Трифанов привёз её в какой-то небольшой дом, находившийся в верхней части Антхольца. На все вопросы Ильиневич корреспондент таинственно отмалчивался и загадочно говорил: «Всё потом». Наконец, они добрались до места и вошли в дом. Там в просторной гостиной уже сидели Доротея Вирер, Антон Шипулин и Евгений Гараничев.       — Что здесь происходит? — решилась задать вопрос Юлианна, когда Илья куда-то смылся.       — Очередная гениальная затея его дружбана Трифанова, — недовольно проговорил Женя, покосившись на Антона. — Меня вообще не спросили, хочу ли я участвовать…       — Эй! — Доротея сердито нахмурилась и пихнула биатлета локтем в бок. — Ты вообще-то со мной в паре!       — А вот это меня радует, — улыбнулся Гараничев. Взгляд Вирер потеплел.       — В какой паре? Что происходит? — не понимала Юлианна. Но ввести её в курс дела не успели. В помещении появились Эмиль Хегле Свендсен и Тириль Экхофф.       — Так, — сказал Трифанов. — Все встаньте по парам. Вирер-Гараничев, Экхофф-Шипулин, Ильиневич-Свендсен. Добро пожаловать на биатлонный «Кулинарный поединок».       — Какой? — опешила Юлианна.       — Кулинарный, — возле неё оказался Эмиль. Норвежец радостно скалился, однако Ильиневич не разделяла его оптимизм.       — У нас три пары, — проговорил Илья. — К вечеру вы должны будете приготовить пиццу. Кто лучший, тот и победит.       И тут Юлианна поняла, что влипла под издевательские звуки фанфар, раздававшиеся у неё в мозгу.       — Андрей, а ты чего вместе с ними на озеро не погнал? — спросил Интарс у подопечного. Расторгуев пожал плечами, глядя в окно на весёлых Роберта и Даумантса, рысцой бегущих к озеру. От идеи спортивной дуэли они не отказались, вот и решили устроить разминку в день отдыха.       — Проиграть боюсь, а то ещё корона с головы свалится, — Андрей невозмутимо сделал глоток чая. — Не хочу подвергать сомнению свой авторитет.       — Шутишь, — усмехнулся Беркулис. — Это похвально. Кстати, я тут с утра Юлианну видел.       — Надо же, — бесцветным голосом отозвался Расторгуев. Интарс нутром почувствовал, что Андрей сегодня не настроен на разговоры. Тренер сидел за столиком спиной ко входу, поэтому не заметил, как в помещение вошёл Ваня Ильиневич. Медик быстро снял куртку, взъерошил розовые волосы и решительной поступью двинулся в их сторону.       — Мерзавец! — его очи гневно сверкали. — Негодяй! Подлец! Льдина латвийская! Чёрствый сухарь! Беспринципная алуксненская скала!       — Сколько комплиментов, — Беркулис иронично посмотрел на Андрея. Тот, правда, был невозмутим.       — Как спалось, Вань? — поинтересовался биатлонист. Ильиневич едва не задохнулся от такой беспардонной наглости.       — Это была худшая ночь в моей жизни! — отчеканил медик.       — Я чего-то не знаю? — невинно вклинился в их беседу Интарс. Но Ванька на его реплику внимания не обратил.       — Худшая, слышишь, Расторгуев! — повторил Ильиневич. На него косились немногочисленные посетители кафе. Хорошо, что японские биатлонисты не знали русского языка. — Я всю ночь не сомкнул глаз по твоей милости! Не выспался! Как мне теперь после всего, что было в глаза людям смотреть?       — Кхм, Ванечка, о чём ты? — Беркулис прекрасно знал, что Андрей ничего добровольно ему не расскажет, а вот от Ивана можно было узнать подробности. Что это там между ними такое было, что Ваньке теперь в глаза людям не посмотреть?       — Интарс, посмотри мне в глаза! — попросил медик и в упор уставился на тренера. Интарс отпрянул. — Они красные! Все будут думать, что я бухал всю ночь! А я был трезв! Но, чёрт возьми, сегодня я напьюсь к ёжкиной кошке! А ты, Андрей, можешь меня не ждать! Спи спокойно, я не приду к тебе ночью! По крайней мере, сегодня. Всем чао! Ванечка уходит в запой!       Не став дожидаться ответа Расторгуева, Ильиневич гордо пошёл к выходу, схватил с вешалки куртку и выскочил на улицу. Беркулис пристально посмотрел на подопечного. Андрей был невозмутим, будто ураган-Ванька не бушевал здесь минуту назад.       — Андрей, — начал Интарс и подозрительно сощурился. Биатлонист отпил чай из кружки, внимательно слушая наставника. — Я тебя всё про Юлианну спрашиваю. Может, я не с той стороны землю рою? — Расторгуев непонимающе нахмурился. Беркулису пришлось пояснить. — Возможно, мне стоит поподробнее разузнать про твои отношения с Иваном Ильиневичем?       — И что же ты хочешь разузнать? — проговорил Андрей. Ванька сегодня разбушевался. Интересно, что такого сделал ему Михаэль? Не исключено, что придётся подыскивать для Ивана другой номер. Хорошо хоть Ваня сегодня к нему не явится. Можно будет поспать спокойно.       — Только не говори, что не понимаешь, о чём я говорю.       — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — пожал плечами латвиец. Интарс возвёл глаза к потолку. То ли реально не понимает, то ли от ответа уходит.       — Вы с Ваней ведь с детства знакомы… — заметил Беркулис.       — Так, — согласился Расторгуев, в упор не понимая, куда клонит тренер.       — В одной школе учились, вместе на биатлон ходили, — продолжал латыш. Андрей всё ещё ничего не понимал, поэтому решил пока Интарса не перебивать, дабы узнать, в чём дело. — Ванька потом учиться в Ригу уехал.       — Это я всё знаю, — не выдержал Расторгуев.       — А потом Ваня вернулся в Алуксне, — говорил Интарс, глядя на биатлета. — Не остался в Риге со своим прекрасным дипломом, не переехал за границу, хотя мог бы. Он даже не поехал к родственникам, которые к тому времени перебрались в Гулбене. Он вернулся именно в богом забытый Алуксне, где у него никого из родни, где работы даже нет, вон, единственную больницу чуть не закрыли. Почему Ваня поехал туда?       — Это тебе лучше у него спросить, — заметил Андрей, не имевший ни малейшего понятия о мотивах Ильиневича.       — А мне кажется, ты имеешь к этому самое непосредственное отношение, — глаза Беркулиса хитро блеснули.       — Я? — удивился Расторгуев. — Нет, я его не звал.       — Но он приехал.       — Приехал, да, — выдохнул латвиец. — Интарс, ты говоришь загадками. Я совсем не понимаю, к чему ты ведёшь.       — И ещё через какое-то время Ваня стал работать на нашу биатлонную дрим-тим, — как ни в чём ни бывало продолжил тренер. — За небольшую зарплату. Как думаешь, зачем ему это надо?       — Да мало ли зачем. Может, Ваня просто любит то, чем занимается? Мы с тобой кучу денег в биатлон вложили. Тоже ведь одно время в убыток работали.       — Но Иван мог заниматься спортивной медициной и в другой стране. В той же России, — заметил Интарс. — Но ладно, не будем больше о его карьере.       — Не будем, — охотно согласился Андрей. Говорить об Ильиневиче ему совершенно не хотелось. — Я посмотрел прогноз погоды. Завтра обещают ветер. На стрелковой тренировке будет трудно…       — Лучше о тебе поговорим, — широко улыбнулся Беркулис.       — Обо мне? — поднял брови Расторгуев. — Да, конечно. Приспособиться к подобным условиям будет нелегко, но я сделаю всё возможное, чтобы отработать как можно лучше в индивидуальной гонке…       — Не о стрельбе, не о тренировке, а именно о тебе. Даже не думай переводить тему, — предупредил Интарс. — Мы с тобой знакомы уже бог знает сколько лет. Да мы уже как родственники! Так?       — Так, — вздохнул Андрей.       — И ты ни разу не знакомил меня с девушками.       Расторгуев впал в ступор.       — А должен был?       — Ну, не то что бы… — смутился Интарс, но взял себя в руки. — Дело не в знакомстве. Взять хотя бы Роберта и Даумантса. Они постоянно в Алуксне не тренируются. Но к Лусе и то на сбор девушка приезжала! Я уже про Слотиньша молчу. Там вообще девицы регулярно менялись. А ты? Я тебя с детства знаю! С подросткового возраста по соревнованиям мотаюсь. И ни разу, Расторгуев, ни разу не видел тебя в компании девушки. Разве можно за столько лет ни разу не спалиться?       Андрей пожал плечами. Биатлон — отдельно, личная жизнь — отдельно. Если Роберту или Даумантсу так хочется приводить на стадион девушек — это их дело. Странно, почему Интарс об этом заговорил.       — Ладно, — поднял ладони вверх Беркулис. Расторгуев — крепкий орешек. Намёками его не пробьёшь. Но и в лоб спросить не получится. — Вот у Ваньки, например, с девушками как-то не очень ладилось.       — И что? — вздохнул латвиец, совершенно не желавший обсуждать чужую личную жизнь. Интарс сегодня странный какой-то. Обычно он подобные темы не поднимал, максимум пытался что-то разузнать о личной жизни Андрея. Но чтобы обсуждать других… нет, такого Расторгуев припомнить не мог. — Со своими девушками Ваня пусть разбирается сам. А мне надо разбираться со стрельбой!       — Хорошая попытка, — хохотнул Интарс, давая понять, что тему перевести не выйдет. — Значит, у Вани ни разу не было долгих отношений, а твоих девушек я не видел вообще.       — Зато ты видел мои пять промахов на стойке! — парировал Андрей. — Я не понимаю, к чему этот разговор, поэтому давай лучше обсудим возможности улучшить стрельбу…       — Андрей, — задушевно проговорил Интарс. — Я — могила. Никому ничего не скажу. Просто признайся.       — Да в чём? — воскликнул Расторгуев. Он ничего не понимал, и это начинало раздражать. Такое ощущение, что абсолютно все пытаются вывести его из себя. Ванька — выходками, Роберт — болтовнёй. Теперь ещё и тренер с разговорами непонятными. — Что я стреляю паршиво? Я думал, ты в курсе. Ты всё-таки мой тренер.       — Какие у тебя отношения с Ваней?       — Рабочие, — буркнул Андрей. Выходить из себя он пока не собирался. — Если его безделье можно назвать работой. Ну, отчасти приятельские. Ты ведь и так это знаешь.       — Думал, что знаю, — хмыкнул Интарс и после паузы заговорил вновь. — Но ваше с ним поведение наводит на кое-какие мысли. Я поставлю свой вопрос немного по-другому. Насколько близкие у тебя отношения с Иваном?       — Он знает о моей личной жизни не больше, чем ты, — ехидно проговорил латвиец. Беркулис вновь вздохнул. Похоже, Расторгуев и правда не понимает намёков. — Я не могу назвать Ивана лучшим другом.       — Да я не про дружбу, — отмахнулся Интарс. Нелёгкая задача, однако, вывести Андрея на откровенность. Но он не намерен был отступать. Сегодня после пламенной речи Ваньки Беркулис сопоставил в голове некоторые факты. Скрытность Расторгуева, Ванькины подколы в его адрес, подчас весьма откровенные. Всё это неспроста. — Андрей, я всё понимаю, — по-отечески сказал латыш. — Ты закрытый человек, тебе сложно просто взять и признаться. Но ты и меня пойми. Ты мне как племянник. Как родной человек, понимаешь? Я хоть раз тебя подводил?       — Да, я с тобой даже чаще вижусь, чем с роднёй, — проговорил Расторгуев. — Ты ни разу меня не подводил. Но я, хоть убей, не могу понять, в чём именно мне надо признаться.       — Я всё понимаю, — ещё раз повторил Беркулис. — Сложно сразу сказать о таком. Ты хоть и из Латвии, но из русской семьи. Из простой небогатой семьи со своими понятиями. Но мне ты можешь доверять. Я ничего твоим родителям говорить не буду, сам скажешь, если захочешь. В России, говорят, такие вещи не приветствуются, но мы живём в европейской стране. Тебя поймут.       — Ты всё понимаешь, — терпеливо сказал Расторгуев. — А я пока не понимаю ничего. При чём тут родители? При чём тут Россия? Ты о чём вообще?       — О твоих отношениях с Ваней.       Андрей стал терять терпение. Родители — Россия — Ванька. Логическая цепочка категорически не желала выстаиваться.       — Как давно у вас с ним?       — Ты же знаешь, мы с начальной школы знакомы, — проговорил Андрей, заметив, что формулировка вопроса была несколько странной.       — Это понятно. А когда вы поняли… — Интарс замялся. — Что вы не просто друзья?       — Мы слишком разные, чтобы быть лучшими друзьями. Я всегда это знал, — сказал Расторгуев, хотя формулировка тренера вновь его насторожила. Беркулис принял такой мученический вид, что латвиец даже хотел ему посочувствовать. Но это было невозможно, ибо он так и не понял, что именно Интарс от него хотел.       — Противоположности притягиваются, — измученно выдал Беркулис.       — Хм… — нахмурился Андрей. — И такое бывает.       — Вулкан-Ванька, вечный двигатель, большой ребёнок, открытый и непосредственный, — вещал Интарс. — И ты, айсберг непробиваемый. Штирлиц. Закрытый, упрямый и…       — И я по-прежнему не понимаю, к чему ты это говоришь, — вздохнул Расторгуев.       — И без девушки, — Беркулис таки закончил свою мысль. Андрей отрицать очевидное не стал. — И Ванька, что бы он там ни говорил, давно уже ни с кем из девушек романов не крутил. Это наводит на мысли.       — А семьдесят четыре процента на стойке тебя на мысли не наводят? — с некоторой долей язвительности осведомился Расторгуев. — Давай лучше подумаем, как мне поднять процентовку хотя бы до восьмидесяти. С кем спит Ваня Ильиневич мне абсолютно всё равно, поэтому обсуди эту тему с кем-нибудь другим. Зато мне не всё равно, что, несмотря на все тренировки, стрельба лучше не становится. Если так пойдёт и дальше, то в индивидуальной гонке меня ждёт полный провал. И не только там. Очередной сезон насмарку пойдёт. Хоть карьеру завершай…       — Ты мне это прекрати! — решительно изрёк Беркулис. Андрей с трудом сдержал улыбку. Провокация сработала на ура. Хотя бы на время со странной беседой будет покончено. — Карьеру он завершать собрался! А как же амбиции? А как же незавоёванные медали? А как команда без тебя, ты подумал? Хочешь всё бросить, когда у нас появилось хоть какое-то приемлемое финансирование? Ладно, будь по-твоему. Марш на тренировку! И не говори потом, что я насильно заставляю тебя работать в день отдыха…       «Так-то лучше», — подумал Расторгуев, поднимаясь из-за стола.       — О чём ты только думал? — Юлианна гневно взглянула на Свендсена. — Как ты мог на это подписаться? Ты же готовить не умеешь!       — Так я думал, ты приготовишь, — попытался защититься норвежец. — Кто ж знал, что ты не умеешь?       — Ты знал, — заметила Ильиневич. — Ты же меня в Эстерсунде в коридоре гостиницы по этому поводу подколол. Я ещё удивилась, откуда ты мог это узнать.       — Да? Не помню, — покачал головой Эмиль. Он вспомнил свою «разведку» у Байбы, в ходе которой и выяснился сей факт из биографии Юлианны. — Совсем не помню.       Сейчас от этого было не легче. Отсняв в домике первые кадры (представление участников), Трифанов распределил три пары по трём разным домикам, дабы «избежать диверсий и интриг в борьбе за первое место». Больно надо! Юлианна о победе даже мечтать не могла, но опозориться на всю страну как-то не хотелось.       — Начнём? — Эмиль кисло оглядел кухонные принадлежности. — Ты хоть примерно знаешь, как готовить пиццу?       — Разумеется, нет, — Юлианна усмехнулась. — Я предпочитаю здоровое питание. Это ты у нас спец по обжорству.       — Боже, — закатил глаза СуперСвендсен. Выбрал же напарницу! Сам попросил! Зачем, спрашивается? — То, что я её ел, не значит, что я смогу её приготовить. И что мы делать будем?       — Предлагаю обратиться к великому и ужасному интернету.       — У тебя есть интернет! И ты молчала? Мы спасены! — возликовал Эмиль.       — У тебя тоже есть, и ты тоже молчал. И мы пока не спасены, — Ильиневич отдавала себе отчёт, что все трудности ещё впереди.       — Спасибо большое, что выручил.       — Обращайся! — Михаэль Рёш похлопал Расторгуева по плечу. — Это была прекрасная ночь!       — Ванька бы поспорил, — усмехнулся Андрей и глянул в сторону. Беркулис уже почти дошёл до отеля. Ильиневич же вообще куда-то пропал. И сестра его куда-то исчезла. Решив на корню пресечь мысли в этом направлении, Расторгуев повернул голову в сторону Рёша.       — Ещё бы, — фыркнул Михаэль. — Слабак. Как вы только терпите этого коновала?       — Пока терпит федерация, нам ничего другого не остаётся, — пожал плечами латвиец. Сегодня слишком много разговоров о Ваньке. Перебор. Но лучше уж говорить с Рёшем, чем отвечать на непонятные вопросы Интарса. Хорошо хоть во время тренировки он ни о чём не расспрашивал, но теперь, после её окончания, существовала вероятность, что Беркулис вернётся к этой теме. Андрей хорошо знал его упрямство.       — Эту ночь фрик запомнит навсегда, — ухмыльнулся бельгиец. — Знаешь, почему он не выспался? Я его заставил играть в "Дудл джамп".       Расторгуев удивлённо посмотрел на Михаэля, с трудом удержав усмешку.       — Мы поспорили. Он утверждал, что сможет до утра набрать сто тысяч очков хотя бы раз, а я говорил, что нет, — ухмылка Рёша стала ещё шире. — Я спокойно лёг спать с ключом под подушкой, чтобы Иван не вздумал удрать. А утром просыпаюсь — фрик храпит на подушке, а самое лучшее его достижение — 99275. Он мне проспорил пятьсот баксов!       — Понятно теперь, чего он с утра такой злой был, — заметил Андрей.       — Это что? — Юлианна устало вздохнула. Прошло не так много времени, а голова уже начинала болеть. Духота действовала на Ильиневич не лучшим образом, как и готовка в целом.       — Тесто! — бодро сказал Эмиль, без особого энтузиазма разглядывая жижу, получившуюся в миске.       — Хорошо, что Триф этого не видит, — буркнула она.       Илья заходил к ним в самом начале, чтобы сделать несколько кадров процесса приготовления пиццы. Эмилька криво нарезал шампиньоны, а Юлианна делала вид, что месит тесто, которого в ту минуту и в помине не было. Но в кадре этого видно не будет. Потом пришлось рассказать пару биатлонных баек, Юлианне ответить на вопрос о теперь уже лидерской позиции в женской сборной, а Эмилю — о готовности норвежской команды бороться с Фуркадом. Наконец, Трифанов свалил, и они смогли приступить к готовке. Ильиневич нашла рецепт, и пошло-поехало…       — Ничего, на сковородке затвердеет, — оптимистично заявил СуперСвендсен. Юлианна скептически покачала головой. — Что делать дальше?       — Смазать сковородку растительным маслом и выложить туда раскатанное тесто.       Эмиль от души налил из бутылки масла и, отпихнув Ильиневич в сторону, вылил жижу на сковороду.       — Это оливковое масло! — закатила глаза брюнетка, заметив, что именно лил на сковородку норвежец.       — Фигня! — отмахнулся Свендсен и гордо поправил фартук. — Пицца поджарится, заметно не будет. Что там дальше?       — Тонким слоем нанести кетчуп и сделать четыре надреза, чтобы получились равные куски.       — Порезать можно потом, — заметил Эмиль. Кто ж по жидкому режет? Юлианна взяла банку с кетчупом и чуть наклонила её. — Опрокинь её уже нормально! Ты так полчаса ждать будешь.       Ильиневич послушалась, но уже в следующую секунду две трети содержимого бутылки оказалось на тесте. Девушка ойкнула.       — Фа-ак… — протянул Эмиль, наблюдая за тем, как неравномерно распределившийся кетчуп смешивается с жижей.       — Пустяки, — фыркнула Юлианна, хотя в глубине души прекрасно понимала, что всё пошло не так с самого начала. — Ты любишь острое? Я — да. Вот и поедим. Дальше у нас по рецепту… отварить яйцо вкрутую и нарезать мелкими кусочками! Блин, ну за что мне это?!       Ильиневич вспомнила, как пыталась сделать яичницу на кухне Интарса в Алуксне. Как она тогда порезалась, и Андрей обрабатывал ей рану…       — Яйца я беру на себя, — улыбнулся Эмиль. — Режь пока перец и колбасу.       — Твою мать, ты серьёзно?! — Михаэль Рёш очумел от наглости Ваньки. — Ты хочешь, чтобы я покрасил тебе волосы?       Улыбающийся во все тридцать два Ильиневич кивнул, всучив бельгийцу небольшую коробочку с какой-то рыжей красоткой. Рёш грязно выругался по-немецки. Определённо, играть в карты с фриком было плохой идеей. Мало того, что этот засранец отыграл пятьсот баксов, так ещё и желание себе выторговал!       — Я тебе что, цирюльник? — возмутился он. — Вали отсюда, пока я тебе твои жалкие три волосины не выдрал!       Нечто в этом духе Иван и предполагал, но сдаваться медик не собирался. Он мог попросить помощи у кого-то другого, но почему-то хотелось, чтобы его покрасил Рёш. Вредина Рёш, проигравший ему в карты желание.       — Мишутка! — Ванька жалобно захлопал глазками. — Зайчик мой…       — Зайчик?! — выражение лица Михаэля не поддавалось описанию.       — Хороший мой, самый брутальный Мишка на свете, — продолжал Иван. — Только ты можешь мне помочь! Пожалуйста, покрась мне волосы. Я даже не буду тебя называть психом!       — Да называй как хочешь! — заявил Рёш. — Я не буду тебя красить.       — Ну, зайчонок, — похлопал глазами Ильиневич, зная, что Михи обязательно поведётся на эту провокацию.       — Какой я тебе нахер зайчонок?! — взорвался бельгиец. Иван ухмыльнулся.       — Милый.       — Милый? Я?! — этого Рёш уже вынести не мог. — Ладно, давай я тебя покрашу. Но если ты хоть раз назовёшь меня каким-либо животным…       — Ура! — завопил Ванька.       Илья Трифанов был в приподнятом настроении. Кулинарный поединок получался отличным. Журналист пока не определился, за кого именно он будет болеть. То ли за Доротею и Евгения, то ли за Тоху с Тириль. За лучшего друга или за Доро. В паре Шипулина и Экхофф готовила Тириль, Антон лишь помогал ей нарезать продукты. Вирер и Гараничев прекрасно нашли общий язык (ещё бы, они ведь и на Гонке чемпионов хорошо общались), более того, Евгений активно помогал итальянке в приготовлении пиццы. Наблюдая за взаимодействием Доро и Гараничева, Илья поймал себя на том, что ему неприятно за этим наблюдать. Вирер заразительно смеялась, а Евгений попал под её обаяние и тоже веселился на полную катушку. Быстро засняв на камеру веселье, Трифанов поспешил к Ильиневич и Свендсену.       — Как дела? — с улыбкой спросил он, заглядывая на кухню. Биатлетов в помещении не было. Обстановка была немного странной. На столе и частично на полу была рассыпана мука, возле плиты красовалось разбитое яйцо, а в открытой кастрюле что-то варилось. По сковородке расплылось нечто странное, словно на какую-то жижу вылили кровь. «Что за жертвоприношение?», — подумал Трифанов, решив, что с ужастиками пора завязывать. Это просто кетчуп.       Почему-то пахло гарью. Корреспондент посмотрел на плиту. На газе стояла только кастрюля. Илья осторожно заглянул туда, ещё не зная, что произойдёт в следующую секунду…       — Не понимаю, зачем надо было за мной тащиться, — бурчала Юлианна, таща в руках небольшую банку. Надо потом с Трифанова деньжат содрать за непредвиденные расходы.       — Потому, что ты чуть не купила оливки, — сказал Свендсен. — А нам нужны маслины!       — Какая разница? — закатила глаза Ильиневич, пока Эмиль открывал дверь в дом.       В коридоре чувствовался неприятный запах горелого. Со стороны кухни послышался отборный русский мат, как пуля оттуда выскочил Трифанов. Журналист кривился и отплёвывался, стряхивая с себя какую-то склизкую хрень.       — Яйца! — побледнел Эмиль и метнулся на кухню. Юлианна шагнула следом, но быстро вышла обратно, будучи не в силах выдержать мерзкий запах. Умный Свендсен пошёл за ней в магазин, забыв выключить газ. Теперь кухня напоминала место боевых действий. Яйца были везде: на стенах, на люстре, останки скорлупы валялись на полу, кругом дымища и вонь…       — Вы охренели?! — Илья рвал и метал. — Вы чё творите, шеф-повары хреновы? Я еле уклониться успел! Что я хозяевам дома скажу?!       — Мы готовим, — с достоинством ответил СуперСвендсен, выбираясь с кухни после того, как открыл большое окно настежь. — У тебя не найдётся освежитель воздуха?       — И противогаз, — добавила Юлианна под испепеляющим взором Трифанова.       — Готово, — проворчал Рёш, закончив возиться с Ванькиной головой.       — Ну, как я тебе? — похлопал глазами Ильиневич.       — Ещё слово, и я тебе по морде съезжу, — мрачно сказал Михаэль, глядя на медика. — Но вообще вроде ничего. Цвет ровно лежит.       — Спасибо, Михи! — бельгиец не успел опомниться, как Ванька поцеловал его в бородатую щёку и поспешил убежать, захватив коробку с остатками краски, чтобы оказаться подальше от разъярённого Рёша.       — Да что за день-то сегодня такой! — прогундосила Юлианна из-под противогаза. Пицца вышла отвратительной. Снизу подгорела, а верх почему-то не желал затвердевать. Эпик фейл замаячил на горизонте. Скоро надо было сдавать блюдо, а у них такое… Мало того, что это невкусно, так ещё и вид вселяет ужас. Ильиневич мысленно пообещала себе, что непременно научится готовить хоть что-то как только появится возможность. Ибо это капитальный позор. Прям позор позорыч.       — Если б мы знали адрес, могли бы попросить кого-то заказную пиццу принести, — заметил Свендсен. Он тоже был не в восторге от неминуемого фиаско. Заказная пицца — это, конечно, слишком палевно, но, по крайней мере, съедобно. Ему противогаз достать не удалось, поэтому ужас внушал ещё и запах кулинарного шедевра.       Они еле оттёрли помещение от жалких останков яйцеприпасов, а вот запах гари не выветривался ни в какую. Трифанов умудрился достать у кого-то из местных знакомых один защитный костюм, который тут же на себя напялила Ильиневич, прячась от прилипчивого запаха гари. Теперь биатлонистка напоминала сумасшедшего учёного, работающего над химическим оружием. Правда, оружие было, скорее, пищевое, с поражающим эффектом неслыханного масштаба.       Телефон Ильиневич дзынькнул, уведомляя о пришедшем сообщении. Девушка быстро сняла перчатку и через зазор между пуговицами на плаще полезла в карман за мобильником.       Иванелло: Как готовка?)))       Юлианна: Хочешь попробовать? *ухмыляется*       Иванелло: НЕТ!!!!!!       НИ ЗА ЧТО!!!       Я волосы опять в рыжий покрасил))       Юлианна: Поздравляю       Мы с Кеглей опозоримся по полной программе       Иванелло: А чё вы готовите? Пиццу?       Юлианна: Если приготовленное нами можно назвать пиццей, то да       — Кто пишет? — поинтересовался Эмиль.       — Ванька, — ответила Ильиневич. Свендсен усмехнулся. Юлианна очень смешная в этом противогазе.       Иванелло: ТАК ПОКУПНУЮ ЗАКАЖИТЕ!!!       Юлианна: ГЕНИАЛЬНО!!!!! КАК МЫ САМИ НЕ ДОГАДАЛИСЬ???!!!!!       Это был сарказм, если что       Мы адреса не знаем, чтобы заказывать       Иванелло: Предоставьте всё мне!!! Вы победите!!!       Ильиневич не сдержалась и фыркнула.       Юлианна: Это невозможно       Иванелло: СПОРИМ???!!!!!       Спорить с братцем — плохая затея. Но победить в кулинарном поединке они с Эмилем не могут ни при каких обстоятельствах.       Юлианна: Спорим       Иванелло: УРААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!       Ильиневич закатила глаза и положила телефон обратно в карман.       — Брат утверждает, что мы выиграем.       — Тролль, — поморщился Свендсен. Мало того, что он на трассе в последнее время часто проигрывает, так теперь ещё и тут по полной облажается.       — Йоханнес, надо спасать положение! — в номер к Бё нежданно-негаданно ввалился Ваня Ильиневич. Норвежец посмотрел на него и не сдержал смешок.       — А… — хотел спросить Йоханнес, пальцем показывая на шевелюру медика.       — Потом! — бесцеремонно оборвал его Ильиневич. — Анька с Эмилькой сейчас жопой в лужу сядут в кулинарном поединке! Только мы можем помочь!       — Э-э… как?       — Я всё придумал! — лучился довольством Иван и принялся излагать мини-Бё свой гениальный и архиковарный план.       Кулинарный поединок скоро должен был завершиться. Пиццы всех участников стояли в ряд в белых картонных коробках. Доротея что-то весело обсуждала с Гараничевым, Экхофф смеялась над шутками Шипулина. И только Юлианна с Эмилем нервно переглядывались. Проигрыш был неминуем.       — Эмиль, — к ним подошла весёлая Тириль. — Как дела? Пицца получилась?       — О, да, мы с Юлианной вас сделаем, — даже в такой момент СуперСвендсен самодовольно улыбнулся и приобнял Ильиневич за плечи. Лишь на мгновение в лучезарных глазах Экхофф мелькнул недобрый огонёк, но она тут же взяла себя в руки и улыбнулась ещё шире.       — Это мы ещё посмотрим! — весело подмигнула она, отходя обратно к Антону. Эмиль тут же убрал руку с плеча Юлианны и с деловым видом принялся озираться по сторонам, будто ничего и не было.       — Что-то гарью пахнет, — заметил Шипулин.       «Ещё бы не пахло», — подумала Ильиневич. Её-то спас защитный костюм, а вот от рубашки Свендсена теперь разило за версту.       — Трифанов-то где? — спросил Женя. — Только его ждём. Сколько ещё тут стоять?       — Я, между прочим, вечером потренироваться хотел, — сказал Антон.       Все не сразу обратили внимание на молодого человека, стоявшего у двери. Он скромно улыбался и ждал, когда можно будет заговорить. Юлианна смотрела на него и не верила своим глазам.       — Добрый вечер, — проговорил он. — Я сын хозяина этого дома.       Всё бы ничего, но это был Роберт Слотиньш! «Рука Ваньки прослеживается отчётливо», — подумала Ильиневич. Интересно, что братец удумал?       Доротея улыбнулась и быстро сказала что-то по-итальянски. Улыбка с лица Роберта не сошла, но он определённо ничего не понял. Миссия была на грани провала.       — Прекрасная сеньора! Чтобы нас понимали все, я предпочёл бы говорить по-английски, — сказал он. Выкрутился.       — Может, мы все итальянцы? — пошутил Шипулин. Слотиньш замялся, но быстро нашёл выход.       — Вы — Антон Шипулин, — улыбнулся он. — Я вас узнал. Вы каждый год к нам в Антхольц приезжаете. Я ваш фанат.       Антон улыбнулся. Юлианна напряжённо выдохнула. Хорошо, что никто не обратил внимания на то, что Роберт назвал это место Антхольцем, а не Антерсельвой на итальянский манер. А ещё хорошо, что его не обласканную мировой славой моську никто не узнал. Вот это был бы провал.       — Вы ждёте вашего друга-журналиста? — проговорил Слотиньш. — Он немного задерживается. Предлагаю прогуляться по саду. Вам, вероятно, здесь скучно.       — Давайте! — с энтузиазмом согласилась Тириль. Остальные тоже были не против. Чего на одном месте стоять?       Когда все стали выходить из помещения, Юлианна хотела было вздохнуть с облегчением, но тут Роберт повернулся, и Ильиневич узрела надпись на его куртке.       «LATVIA», — красовалось у него на спине большими белыми буквами, выделяющимися на тёмном фоне. Латвия! «Итальянец, блин», — со злостью подумала девушка. Сейчас точно спалят! Но никто ничего не заметил. Неужели она от волнения стала такой наблюдательной?       — Я его узнал, — шепнул на ухо Свендсен. — Это тот парень, который на тренировке с тобой эстафету бежал?       Ильиневич коротко кивнула. Что же всё-таки задумал братец?..       Роберт стал водить их по большому саду. Иногда он оглядывался по сторонам, будто чего-то ждал.       — Это дерево, — сказал он, указывая на одно из них. «Это логично», — язвительно подумала Юлианна.       — А что за дерево? — полюбопытствовала Тириль, приближаясь к Слотиньшу.       — Не знаю, — сказал он.       — Мы раньше не встречались? — сощурилась норвежка.       — Нет, прекрасная сеньорина, — Роберт нервно дёрнул головой. — А вот ещё дерево…       Так продолжалось минут десять. Шипулин с Гараничевым давно обсуждали что-то своё, Вирер откровенно скучала, а Тириль пыталась разговорить Эмиля по-норвежски. Ильиневич думала исключительно о брате. Как бы он там лишнего не намудрил. Понятно, что выиграть у них с Эмилем никак не выйдет, но что-то уж больно масштабные у Ваньки схемы, раз он даже «обожаемого» Бобби к ним подключил.       Минут десять они ходили кругами вокруг деревьев. Роберт в очередной раз оглянулся и быстро проговорил:       — Ох, простите! Кажется, это не мой дом.       — Что? — хором удивились Вирер и Шипулин. Взгляды Тириль и Евгения выражали примерно то же самое.       — Я перепутал, — виновато сказал Роберт, пятясь к калитке. — У меня точь-в-точь такой дом! Только деревья в саду немного другие. Простите!       Выпалив всё это, он выскочил за забор и быстрым шагом стал удаляться.       — Странно это, — заметил Антон. — Уж не вор ли это? Надо бы догнать.       — Он ничего не взял, — поджала губы Доро. — Хотя, он и правда странный.       — Чего это мы тут ходим? — на участке появился Илья Трифанов. — Марш в дом! Я и так задержался. Надо заканчивать с этим поединком. Эмиль, ты не знаешь, чего это вдруг Йоханнес изъявил желание поработать на меня?       — Йоханнес? — удивился Свендсен.       — Ага. Подбежал ко мне и полчаса предлагал идеи для программы. Правда, такое в эфире не покажешь. Особенно розыгрыш с тухлыми яйцами. Еле отвязался от него.       Эмиль хохотнул, но ничего не сказал. Даже если учесть, что от мини-Бё можно ждать всего, это слишком странно. А одно упоминание яиц после сегодняшней готовки вызывало нервный тик.       — Ну, давайте смотреть, что вы там наготовили, — Трифанов потёр ладони, предвкушая дегустацию блюд.       — Давай-давай! — по-русски с милым акцентом воскликнула Доротея и открыла коробку.       — Э-э… — протянул растерявшийся Гараничев. Коробка была абсолютно пуста. Несколько крошек осталось, но пиццы не было и в помине.       — Где блюдо? — улыбался Илья.       — Это возмутительно! — всплеснула руками эмоциональная Доро. — Нас обокрали! Происки конкурентов!       Предчувствуя недоброе, свою коробку открыл и Шипулин. Она была пуста.       — Что это? — непонимающе проговорил он, а Тириль наклонилась к столу, будто не веря, что пиццы в коробке нет.       — Чёрт, — выругался Трифанов. — Ань, открывай.       Ильиневич медленно подняла крышку. Их жидко-обугленная расплывшаяся по коробке штука была на месте. Что за хрень?!       — Эмиль, это твои шутки? — рассердилась Тириль. Свендсен отрицательно замотал головой.       — Это они! — Доро обиженно указала на Эмиля и Юлианну рукой. — Это нечестно! Их надо дисквалифицировать!       — Вот ещё, — фыркнул Свендсен, вступаясь за дело рук своих. — Мы тут ни при чём. Для голословных обвинений нужны доказательства!       Вирер недовольно засопела. Гараничев приобнял её за плечи, пытаясь успокоить и не дать начать крушить всё подряд.       — Я попробую, — просипел Трифанов, с некоторой долей страха глядя на чудо кулинарного искусства. Но обязанности дегустатора никто не отменял, поэтому корреспондент решительно потянулся за вилкой и ножом.       — Может, не надо? — почти жалобно сказала Юлианна.       — Надо, Аня, надо, — Илья попытался отрезать кусочек. Попытка успехом не увенчалась. Жидкий слой нож преодолел нормально, а вот подгоревший разрезать не смог, как журналист ни старался. — Фух, — выдохнул Трифанов. — Не знаю, как на вкус, но выглядит ваше блюдо не очень. Даже кусок не отрезать!       — А ты как думал? — воскликнула Ильиневич, вдруг решив встать на защиту приготовленной пиццы. — Кто сказал, что будет легко? Зато мышцы подкачаешь…       — Язва! — процедил Илья и, отложив нож и вилку в сторону, потянулся за ложкой. Юлианна закусила губу от внутреннего напряжения. Может, каким-то чудом пицца окажется очешуенно вкусной?       — Фу, бля, — Трифанов откинул ложку в сторону и скривился. «Эх, не бывает чудес», — почти спокойно подумала Ильиневич. — Вы чем всё это время на кухне занимались? Это… это же невозможно есть!       — У нас хотя бы что-то есть! — нахально заявил СуперСвендсен. Юлианне подумалась, что будь она на месте кого-то из их соперников, обязательно бы мокнула наглого норвежского принца Чарминга фейсом прямо в это «хотя бы что-то». Но поскольку они были в одной команде, пришлось промолчать и энергично упереть руки в боки в знак солидарности с напарником.       — Они жульничали! — обиженно выпалила Доротея.       — Кто бы ещё это доказал, — процедил Шипулин.       — Мы выиграли честно, — с достоинством парировал Свендсен.       — Выиграли? — выпучил глаза Трифанов. — Прости, Эмиль, но то, что вы приготовили…       — Вот именно, мы приготовили, — ухмыльнулся скандинав. — А значит, выиграли.       Илья недовольно засопел. Остальные биатлеты глядели на них с явным недовольством. «Ну, Ванька! — подумала Юлианна. — Ну, паразит! Как он это сделал?!». Роберт был подослан, очевидно, для отвода глаз. А братец, ничуть не смущаясь, вынес две пиццы и скрылся с места преступления. Ильиневич совсем не собиралась выигрывать этот поединок, просто не хотелось позориться и демонстрировать отсутствие кулинарных талантов на всю Россию.       — Получилось, что все в неравных условиях, — проговорила она. — Никто не победил.       — Нет, победили мы! — вдруг заупрямился Свендсен. — Мы весь день старались, пахали на этой кухне. Почему мы должны уступать?       — Да потому, что мы реально хреново приготовили! — прошипела Юлианна.       — Так, ладно! — сказал Илья. — До выяснения обстоятельств объявляю победителями вас.       Эмиль ухмыльнулся, а Ильиневич сокрушённо покачала головой. Выигрывать ей сегодня не хотелось, да и нечестно это было. Но Ванька, конечно, даёт! Вывел их в победители. Провернул фактически невозможную операцию. Найти бы его теперь…       Ровно в одиннадцать часов вечера по местному времени Андрей Расторгуев лёг спать. Минута в минуту. Завтра предстояла тренировка на стадионе, поэтому необходимо было выспаться. Благо соседей по комнате у него не было, и никто не мог помешать спокойно уснуть. Все посторонние мысли были Андреем решительно проигнорированы, и он довольно быстро заснул.       Три часа спустя звонок мобильного телефона нарушил тишину, безжалостно будя Расторгуева. Латвиец даже успел догадаться, кто именно ему звонит, пока тянулся к сумке за телефоном. Родственники никогда не звонят ему за границу — дорого. Кто-то из команды не стал бы беспокоить его в два часа ночи. Только один человек мог набрать его номер в любое время суток. Ванька.       «Иван Ильиневич», — высветилось на дисплее. До чего предсказуемо. Мелькнула шальная мысль сбросить вызов. Наверняка Ваня уже напился, как планировал. А может и заблудился…       — Да, — неохотно ответил Расторгуев. Вдруг с Ильиневичем что-то случится? Меньше всего хотелось мучиться чувством вины из-за этого обалдуя, который, кажется, знал только его номер телефона. По крайней мере, Андрей никогда не слышал, чтобы Иван звонил в два часа ночи кому-то ещё.       — Андрюшенька! — послышался голос, больше похожий на жалобный писк. «Трезв», — не без удивления констатировал Расторгуев. За годы знакомства с Ваней он научился безошибочно определять степень его алкогольного опьянения по голосу. — Забери меня отсюда!       Ничего нового. Только обычно подобная фраза звучала из уст глубоко подвыпившего Ваньки.       — Ты где? — спросил Андрей. Спортивный режим был нарушен самым неподобающим образом. Поспать в ближайшее время не получится.       — В Антхольце.       — А я думал в Антерсельве, — не удержался от шпильки Расторгуев. Ванька обиженно засопел.       Хорошо хоть Иван точно знал, что он в Италии. Было дело, Ильиневич позвонил ему под Новый год с просьбой его забрать из Владивостока. Когда через пару дней, уже в Новом году, Андрей всё-таки прилетел, Ванька так и сидел в аэропорту в длинной шубе на голое тело и трусах как у волка из старого доброго мультфильма «Ну, погоди!». Разумеется, Ваня совершенно не помнил, каким ветром его занесло во Владивосток. После этой истории Расторгуев не удивлялся ничему.       — Андрюша, — тихо и испуганно заговорил Ванька. — Забери меня отсюда! Мне плохо, холодно и страшно! Я умираю…       — Где конкретно ты находишься? — поинтересовался Андрей, поднимаясь с кровати. Придётся искать незадачливого медика. Умереть он не умрёт, но, похоже, Ильиневичу и впрямь нехорошо.       — Не знаю!       — А примерно? — если Иван трезв, то хоть что-то он знает. — В Обертале? В Миттертале?       — Не ругайся, — умоляюще протянул Ванька. Он ничего не понял.       — В верхней части Антхольца? В средней? — перевёл Андрей, спешно натягивая спортивные штаны.       — Ну, я вниз вроде ехал. Дальше, чем мы живём.       — В Нидертале, значит, — констатировал Расторгуев, пытаясь надеть свитер, не выпуская телефон из рук. Ильиневича занесло в ту часть, которую латвиец знал меньше всего. — А конкретнее можешь сказать? Здания какие-нибудь есть? Заведения?       — Просто домики! Одинаковые! Андрей, тут темно и страшно! Я, блять, в панике! Андрюшенька, — совсем испуганно проныл он. — Прошу тебя, найди меня! Я домой хочу!       — Еду, — бросил Расторгуев и сбросил вызов. Каким образом Ванька оказался в Нидертале, его не волновало. Ну, оказался и оказался. Только разбираться с этим надо почему-то именно ему.       Видимо, спросонья мозг работал недостаточно хорошо, потому как Андрей только на стоянке сообразил, что ключи от машины остались в номере Интарса. Будить тренера в третьем часу ночи ради подобных пустяков крайне недальновидно. И вообще, пешие прогулки по свежему воздуху полезны для здоровья.       Деревушка была погружена в сон. Ни в одном из домов не горел свет. Ни один прохожий не шагал по заснеженным тропам. Такую тишину Андрей слышал разве что в Алуксне рано утром. Но там от ветра шумел лес рядом с домом, а в Антхольце даже ветра не было. Абсолютная тишина. Только слышно, как скрипят по снегу подошвы ботинок.       Дойдя до Нидерталя, Расторгуев остановился. Местность была ему незнакома. Можно было открыть гугловские карты, но это ничего ему не даст. Ильиневич всё равно не знает своего местоположения. Придётся обойтись без вспомогательных средств и подумать самому. Если бы Ванька сказал, как именно сюда попал, было бы проще. Он точно не шёл сюда пешком — банально поленился бы. Сомнительно, что его отвёз сюда кто-то из приятелей. Они бы забрали Ваню обратно, он бы точно не дал про себя забыть. Скорее всего, Ильиневич проехался с туристами на бесплатном шаттле, идущем от стадиона. И куда бы он направился после того, как вышел? Конечно, в кабак. Но их в Нидертале нет, а если бы и были, Ванька ни за что не ушёл бы оттуда трезвым. Значит, Иван просто гулял. Но почему до ночи? Почему он так резко понял, что ему «плохо, холодно и страшно»? Будто с пьянки под забором проснулся. Но, опять же, он не пил…       Расторгуев подумал, что пьяный Ванька куда более предсказуем, чем трезвый. В любом случае, надо как-то его отыскать. Деревенька небольшая, до утра точно найдётся. Андрей посмотрел вправо. Гостевой дом с вывеской маячил на некотором отдалении. Ильиневич бы его точно заметил, а он сказал, что никаких ориентиров нет. За внимательность напуганного Вани латвиец поручиться не мог, но решил поверить ему на слово. Здесь дома были немного разные, а Ванька сказал, что видит только одинаковые домики. Допустим, зрение его не подвело. Тогда придётся пройти ещё ниже.       По пути попался всего один гостевой домик и какой-то мотель. Возле него стояли лишь три машины. Видимо, он не пользовался популярностью.       — Ах! — раздался громкий женский стон из приоткрытого окна одного из номеров на втором этаже. Нетрудно было догадаться, для каких целей номер был снят. В окружающей тишине охи-вздохи было очень просто различить, даже не прислушиваясь. — Да… прошу…       — Ты не представляешь, как давно я об этом мечтал! — мужской голос с хрипотцой. «Руссо туристо», — подумал Андрей, шагая вперёд, не собираясь прислушиваться. — Я так хочу тебя… — продолжал неизвестный мужчина. — Что ты со мной делаешь… Анна…       Анна. Юлианна.       Расторгуев, которому ещё пару секунд назад было абсолютно всё равно на страстную парочку, вдруг подумал, что было бы неплохо проверять, закрыта форточка или нет, а не шуметь на всю улицу.       — А-аах… — и голос у этой Анны чем-то на Юлианнин похож.       Или не похож? Трудно понять. Он же не слышал голос Юлианны во время…       «Надо будет номер сменить», — подумал Расторгуев. Чтобы не приходилось потом спасать всяких Вань, непонятно с какой радости выбирающих подобные районы в качестве места дислокации в такое время. Надо бы побыстрее мимо проходить. Ивана всё равно здесь нет, крупную вывеску «MOTEL» он бы заметил.       — Да-а… так… ох… не останавливайся…       — Стони моё имя, — хрипло проговорил мужчина.       — Андрей…       Чёрт.       Номер можно не менять, но добавить Ваньку в чёрный список давно пора. Если б не Ильиневич, Расторгуев спокойно бы отсыпался перед завтрашней тренировкой, а не разгуливал бы тут.       Андрей свернул в первый попавшийся тёмный переулок. Здесь хотя бы тихо. Никаких парочек, забывающих об открытой форточке. Куда идти, Расторгуев не знал. Ванька мог быть где угодно. Здесь как раз пошла местность с похожими друг на друга домиками.       Звук звонка в такой тишине прозвучал неестественно громко. Звонил, конечно же, Иван.       — Андрюшенька, — он всё ещё трясся, но не так сильно. — Я ориентир нашёл.       Расторгуев даже догадался, какой именно.       — Мотель! — радостно выдал Ванька, полностью подтверждая его предположение.       — Счастье-то какое, — ровно сказал Андрей. Придётся возвращаться туда.       Иван мялся напротив мотеля и от радости чуть не кинулся приближающемуся латвийцу на шею.       — Андрюша! — Ильиневич вцепился в его рукав как в спасательный круг. — Тут так тихо и страшно! Я думал, что на меня из-за дерева выскочит маньяк! Как хорошо, что ты приехал! А где машина?       — Машина осталась на стоянке, — сказал Расторгуев. — Я пешком шёл.       Ванька принялся активно возмущаться тем, что ему, уставшему и замёрзшему, придётся тащиться до отеля на «тоненьких утомлённых ножках». Андрей от скуки зевнул.       — Хочешь — оставайся здесь, — пожал плечами он.       — Не-не-не! — Ванька аж подпрыгнул. — Кстати, я тут одну парочку слышал в мотеле… огонь! Там у девушки такой голос! Хоть в оперу её отправляй!..       — Я не сомневаюсь, что это очень интересная история, — хмыкнул Андрей и глянул на второй этаж. Окно было закрыто. Неужели, сообразили? — Но нам, Ваня, пора идти.       — Ага, — согласился Ильиневич и поплёлся за Расторгуевым. — Блин, ну как она стонет! Просто порнозвезда!       — Тебе ли не знать, как стонут порнозвёзды, — с умным видом кивнул латвиец, намекая на Ванькин неудачный опыт в съёмках фильма для взрослых.       — Расторгуев! — возмущённо воскликнул Ваня. — Я серьёзно! Какой у неё голос! А эти стоны!.. Ты бы слышал! А-аааах… — вполне натурально простонал Ванька. — Андре-ей… Только не останавливайся…       — Заткнись! — решительно оборвал его Расторгуев. Ильиневич от неожиданности умолк. — Всю деревню перебудишь.       — О, нет, — ухмыльнулся Иван. — Если уж эти двое не перебудили, то я и подавно. Кстати, — ухмылка стала ещё шире. — Ты в курсе, что наша Юлианночка победила в кулинарном поединке? — Андрей удивлённо посмотрел на Ваньку. — Я серьёзно! Разумеется, всё подстроил я! — Ильиневич гордо приосанился, но буквально через секунду его лицо искривила страдальческая гримаса. — Андрюшас, как мне плохо! Я две целых пиццы за раз сожрал! Хорошо хоть не Анькину, а то вообще бы сдох уже…       — А здесь ты как оказался? — всё-таки спросил Расторгуев.— Передумал в запой уходить?       — После двух пицц ещё и бухло? Ну, нет, я жить хочу. Вот, с туристами на шаттле прокатился. Вышел тут, потом на лавку присел и уснул от переедания. Проснулся — ночь на дворе.       — А сам обратную дорогу найти не пробовал?       — Чего тут искать, — отмахнулся Ванька. — Почти всё время прямо идти надо.       — Мне тогда зачем звонил? — с убийственным спокойствием спросил Андрей.       — Лень было пешком идти. Думал, ты на тачке прикатишь, — легко ответил Ильиневич. — Ты что, спал, да?       — А ты как думаешь, Ваня? — процедил Расторгуев. — Чем я ещё могу заниматься в два часа ночи?       — Ну, ладно, не сердись, — виновато похлопал глазами Ванька. У него был наготове другой ответ, но лучше сейчас Андрея не злить.       — У меня, между прочим, режим, — в другое время латвиец бы уже давно свернул беседу с Иваном, но сегодня было желание поспорить и промыть Ильиневичу мозги. — Я тебе не шофёр.       — Режим у него, — пробормотал медик. — Если всю жизнь по распорядку жить, помрёшь со скуки!       — Тебе это точно не грозит, — проворчал Андрей.       — Тебе тоже, — расплылся в улыбке Ильиневич и подмигнул. — У тебя есть я.       Расторгуев тяжело вздохнул.