В самое сердце

      Утро с похмелья не было добрым даже для вечного оптимиста Ивана Ильиневича. Накануне он решил хлебнуть алкоголя, дабы хоть как-то заглушить чувство вины. Он прекрасно понимал, что наговорил Ане много лишнего. Только что теперь с этим делать?       Ванька открыл глаза. Превозмогая головную боль, он поднялся с кровати и взглядом изучил помещение. Место знакомое. Чей же это номер?       Ответ на вопрос вышел из ванной с голым торсом с обмотанным вокруг бёдер полотенцем. Хоть Ванька с похмелья всегда соображал плохо, бородатого Рёша он узнал сразу. Точно, это его комната!       — Псих! — радостно воскликнул Ильиневич. Звук эхом отразился от стен и ударил по мозгам Ивана не хуже молота.       — Фрик, — парировал Рёш. — Доброе утро.       — Самое доброе утро в моей жизни, — пробормотал Ваня, поднимаясь с постели. Сейчас бы пивасика глотнуть…       — Рожу сполосни, — бельгиец кивнул на дверь ванной и принялся высматривать что-то в шкафу.       — Угу, — буркнул Ванька и поплёлся в ванную. Сам Михаэль Рёш приютил его после ночной попойки? Очень великодушно с его стороны. Ильиневич совершенно не помнил, что делал после того, как напился. Может, Михи расскажет?       Иван принял контрастный душ, слегка освежил мозги, оделся и посмотрел на себя в зеркало. Бледная унылая харя, украшенная синяками под глазами. Торчащие во все стороны зелёные волосы только усугубляли дело. Гадость какая. Ванька скривился.       Стоп! Зелёные?! Почему волосы зелёные?       Ильиневич с перепугу схватил себя за шевелюру. Да, в зеркале отражается он. Этого не может быть! По логике его рыжие волосы должны быть рыжими, но они, сука, зелёные! Иван ещё раз ощупал голову. Цензурных слов не было. Что это?! Почему? Что он вообще натворил сегодня ночью? Зелёнкой облился? Не похоже. Ваня ещё раз на всякий случай ощупал голову. Цвет волос меняться не желал. Гадство.       — Что с моей головой? — прямо спросил он, когда вышел из ванной. Рёш закатил глаза. Он уже успел переодеться в спортивный костюм. Видимо, собирался уходить.       — Твоя голова на месте, — поведал ему Михаэль. — Не знаю, есть ли там мозги.       — Охренеть как смешно! — воскликнул Иван по-русски и всплеснул руками. Стоило как-то прояснить ситуацию на родном для биатлета языке, ибо он ничего не понял. — Почему мои волосы зелёные?       — Ты покрасил их в зелёный цвет, — фыркнул бельгиец. Ваня оторопел.       — Я красился в рыжий! Стоп… это же ты меня красил! Подстава! Ты испортил мне волосы!       — Что ты мне дал, тем я тебя и красил, — возразил он. — И вообще, свали отсюда, фрик. У меня дела.       Ванька от досады едва не пнул кровать. С сестрой разругался, волосы испоганил. Шик, блеск, красота! Хотелось сказать Рёшу что-то едкое, но ничего придумать с похмелья Ванька не смог. Он побежал в столовую в гостиницу, где жила его команда. Проблемы проблемами, а завтрак по расписанию.       В столовой было немноголюдно. Только Андрей с Интарсом да несколько азиатов. Недолго думая, Ильиневич решительно направился к соотечественникам. Он не сомневался, что они видели. Видели и не сказали, что его голова зелёного цвета. И Расторгуев видел, и Интарс, и Анька. А черепашки тем более.       — И как это понимать? — без предисловий осведомился он.       — Что? — уточнил Беркулис. Расторгуев невозмутимо пил чай.       — То! — обиженно фыркнул Ваня. — Вы предали мои высокие чувства! Коварно подставили меня!       — Каким же образом? — усмехнулся Интарс, откладывая в сторону какие-то таблицы. Видимо, они с Андреем тут совещание устроили.       — У меня волосы зелёные! Вы видели, да? И никто! Никто не сказал мне об этом!       — А ты не в курсе был? — подал голос Расторгуев. Иван метнул на него испепеляющий взгляд.       — Разумеется, нет! Думал, я сам такое со своей головой сотворил?       — Да.       — Я ещё не впал в маразм! — гордо сообщил Ваня.       — А в розовый кто красился? — напомнил Интарс. — А в белый для образа Мэрилин Монро?       — Не напоминай! — передёрнуло Ильиневича. — И вообще…       Тираду ему завершить не удалось. С улицы в помещение зашёл Александров. Ванька молниеносно заполз под стол, не желая пересекаться с этим субъектом.       — Что за игры? — недоумённо проговорил Беркулис, растерянно поглядывая под столешницу.       — Тихо! Не выдавайте меня! — донёслось оттуда отчаянное шипение, после которого последовал стук головы об столешницу. — Ауч!       Расторгуев пожал плечами, а Интарс покрутил пальцем у виска. Борисыч заметил коллегу и подошёл поздороваться, кинув неприязненный взгляд на Андрея. Беркулис быстро убрал бумаги со скамейки на стол и предложил Александрову присесть.       — Меня сейчас к себе Касперович вызывал, — тяжко вздохнул Борисыч, усаживаясь. — Это тренер нашей сборной. Отчитывал меня, понимаешь ли. Меня, дескать, к спортсменам и близко подпускать нельзя. Грозится Юлианну мимо чемпионата мира прокатить, если она от меня не уйдёт. Представляешь, какой ужас?       — Да, — покачал головой Беркулис. — Сочувствую. Ты хороший тренер. Не понимаю, почему тебя в федерации так не любят?       — Интриги, — ещё раз вздохнул Александров. — Происки конкурентов.       — Да, — протянул Расторгуев, поднимаясь из-за стола. — Кругом враги, кругом засада.       Интарс посмотрел на подопечного с подозрением. Андрей буравил взглядом Борисыча. Сочувствия в его голосе не было ни грамма. Выходит, это был… сарказм? Странно. Расторгуев не собирался задерживаться в обществе Александрова и залпом допил чай.       — Именно, — с достоинством кивнул Александр Борисович и продолжил, когда Андрей ушёл наверх. — Таланты везде притесняют. Зачем Касперовичу конкурент? Интарс, ты-то должен меня понимать. Неужели тебя в Латвии не притесняли?       — Да нет, — пожал плечами Беркулис. — У нас биатлонистов по пальцам пересчитать можно, а тренеров и подавно. Если мы там между собой передерёмся, вообще никого не останется.       — Везёт, — сказал Александров. — А у нас серпентарий. Все так и норовят к сборной подобраться, то бишь, к кормушке. Это я не меркантильный человек, мне само тренерское дело нравится. Поэтому я даже не пытался стать тренером основной команды.       — У нас на меркантильном интересе вообще далеко не уедешь, — заметил Интарс. — Хочешь денег — в биатлоне ловить нечего. Вон, первый тренер Андрея сейчас шофёром подрабатывает. Потому что нет финансов.       — Я человек простой, мне денег много не надо. Лишь бы на Анечку хватало, — тепло улыбнулся Борисыч. — У меня кроме неё никого нет. Она мне как дочь родная. Я для неё на всё готов.       — Лицемер! — донёсся гневный шёпот из-под стола. Борисыч узнал Ваньку и вздрогнул. Ильиневич заткнулся, но его уже услышали. Повисло молчание.       — Что это было? — просипел слегка напуганный Александр Борисович.       — Сюрприз! — язвительно сказал Ванька. Он решил, что скрываться дальше бесполезно и явил присутствующим свой светлый лик. Завидев его причёску, Александров не сдержал смешок, но тут же изменился в лице, вспомнив, что именно Иван сказал из-под стола.       — Что происходит? — поинтересовался Беркулис, чувствуя, что Андрей и Ванька знают об Александрове несколько больше, чем он.       — Ничего! — голос Ивана сочился ядом. — Александр Борисович у нас святоша! Все плохие, один он хороший.       — Молодой человек, — процедил Борисыч. — Потрудитесь объяснить…       — Я бы предпочёл поговорить с вами наедине, — сурово проговорил Ванька. — По-мужски.       Александров фыркнул.       — Меня вызывают на дуэль, — насмешливо проговорил он. — Что ж, пойдём, поговорим. Я хоть узнаю, в чём дело.       Иван решительно направился к лестнице. Борисыч иронично закатил глаза и зашагал за ним. Беркулис недоумённо посмотрел им вслед, не понимая, почему все вдруг невзлюбили неплохого, в общем-то, человека Александра Александрова.       — Чем обязан подобным к себе отношением? — поинтересовался Александр Борисович, пропуская Ивана к себе номер. Здесь можно было поговорить без посторонних ушей. Анька всё равно где-то ходит. Тренер догадывался, что речь пойдёт о Юлианне и подозревал, что без Расторгуева дело не обошлось. Чёртов латвиец опять путается под ногами.       — Всё вы прекрасно знаете, — выпалил Ванька. — Я нашёл у Андрея запись вашего разговора.       Борисыч слегка побледнел. Хоть он и догадывался, всё равно это заявление стало для него неожиданным.       — И что?       — Вы козёл, Александр Борисович! — заявил Иван, поднимая вверх указательный палец. — Козёл и подлец! Эгоист! Вы плевать хотели на Юлианну! Вам нужны только её победы в лыжах для собственного удовлетворения.       — Почему же, — хмыкнул он, даже не думая отпираться. — Я и о ней забочусь. Ты же знаешь, как стреляет твоя сестра. В лыжах она добилась бы гораздо большего.       — А это уже не вам решать! — повысил голос Ванька. — Аня сама может решить, чего хочет!       — Да? — притворно удивился Александров. — Неужели? Сама может перечеркнуть все мои труды? Забыть всё то, чем мне обязана? Я так не считаю.       — Аня хорошо к вам относится, но это не даёт вам права решать такие вещи за неё! — упрямо возражал Ваня.       — Хорошо относится! — передразнил Борисыч. — Да я ей как отец! Ты хоть приблизительно представляешь себе, скольким твоя сестра мне обязана в жизни? Знаешь, из какой ямы я её достал? Ты совершенно ничего не знаешь о Юлианне. Знаешь, какие у неё родители? Я не про твоего папашу Радислава, а про тех, с которыми Анька жила в детстве. Знаешь? Твоё счастье, что нет! А Анькино счастье, что я её вовремя оттуда забрал, а то пропала бы девка ни за грош. А я её к себе забрал. Растил, воспитывал, деньги вкладывал, только бы Анечка свой талант не профукала. И после всего эта дура перешла в биатлон!       — Зачем что-то делать для человека, чтобы всю жизнь потом этим тыкать в нос? — воскликнул Ванька.       — Ты меня не перебивай, Ваня, — жёстко сказал Александров. — У Юлианны лыжный талант. Она бриллиант. Ей не место в биатлоне. Рано или поздно Аня всё поймёт и перейдёт в лыжи. Жаль, что не получилось осуществить это сейчас. Расторгуев взял меня за жабры, поэтому пришлось временно отступить. Но если Андрюша думает, что сможет вечно шантажировать меня этой записью, то он глубоко ошибается. Я не отступлюсь. Юлианна будет в лыжах. Я добьюсь этого. Любой ценой.       Иван похолодел. Этот добьётся. От доброго папочки Борисыча не осталось и следа. У Александрова был жёсткий взгляд человека, который не остановится ни перед чем.       — Да вы… вы… — у Ваньки не было слов. — Вы и правда сможете подсыпать Юлианне допинг?       — Если потребуется, то смогу, — заявил Александров. — Но не хотелось бы делать это перед Олимпиадой. Вот после… — тренер многозначительно замолчал.       Ваня безмолвствовал. Только сейчас до него дошло, какое же всё-таки чудовище этот Александров. Запись — это одно. Вживую звучало страшнее.       — Почему вы мне всё это говорите? — выговорил Ильиневич. — Почему не допускаете, что я могу сейчас записывать вас на диктофон, как Андрей?       Борисыч искренне рассмеялся.       — У тебя мозгов на это не хватит, — отмахнулся он. Ванька обиженно сжал челюсти. С другой стороны, этот негодяй в чём-то был прав. Он даже не подумал о диктофоне. — Сам посуди, — решил пояснить свою мысль Александров. — Ты поймал меня в столовой, мы притащились сюда. Ты с порога начал свои жалкие гневные писки. Просто чтобы выразить своё возмущение, даже не думая, что сможешь записать что-то, что можно будет потом использовать потом против меня. А Расторгуев сориентировался очень быстро. Воспользовался моментом. Признаюсь, он застал меня врасплох. Да и я его недооценил. Но держать меня на поводке вечно он не сможет. Да, будет неприятно, если запись будет обнародована. Я тут же скажу, что это подделка. У меня есть связи, поэтому я это ещё и докажу. Мнение федерации мне до лампочки. Да, Юлианну дисквалифицируют. Но за эти пару лет я запросто уговорю её вернуться в лыжи. Ведь в биатлонной семье допингистов ух как не любят.       — Подлец, — процедил Иван. — Какой же подлец!       — Повежливее, молодой человек, а то я передумаю не подсыпать Ане допинг перед Олимпиадой.       — А если я прямо сейчас Ане запись покажу?       — Перед гонкой? — скептически осведомился Александров. — Вперёд и с песней! Только Анюта всё равно никуда от меня не денется. Видишь ли, твоя сестра сильно ограничена в финансах. Мы с ней общее дело делаем, а другому тренеру надо будет много платить. Так что будь со мной повежливее. Судьба твоей сестрёнки в моих руках. И Расторгуеву порекомендуй удалить запись по-хорошему, а то мало ли, что может случиться. В общем, шах и мат тебе, Ваня. Не стоит со мной связываться. Понял?       Ванька хмуро кивнул. Этот гад переиграл их по всем статьям. А ведь Андрей и не знает, что Борисычу эта запись до фонаря. Значит, Юлианну надо предупредить! Да, ей будет больно. Но так сестра хотя бы будет знать, чего можно ждать от Александрова.       — Вот и отлично, — повеселел Борисыч и даже хлопнул Ильиневича по плечу. — Теперь можно возвращаться к своим делам. Кстати, где Аньку носит? Нам уже на стадион пора, а она где-то шляется. Не знаешь, где она?       Ваня помотал головой. Он всё ещё не мог прийти в себя. Александр Борисович высосал из него энергию подобно энергетическому вампиру.       — Сумка здесь, уже собрана, — отметил тренер. — Надо Аньке позвонить…       — Не надо.       Улыбка медленно сползла с лица Александрова, а вместо торжества в глазах появилась тревога. Ванька резко обернулся. Голос он, конечно же, узнал. Юлианна медленно вышла из ванной с расчёской в руках. Девушка казалась спокойной, но Иван догадывался, какая буря должна была бушевать у неё внутри. Юлианна была здесь. Она всё слышала…       — Аня… — потрясённо проговорил Борисыч. — Анечка, ты… всё не так поняла… я объясню! Я пошутил! Это розыгрыш! Смешно, да? Ха-ха!       На лице девушки не дрогнул ни один мускул. Это было не смешно. Это выглядело жалко. Ильиневич положила расчёску на кровать и тихо попросила:       — Вань, дай мне телефон, я хочу услышать ту запись.       — Ань, не надо… — начал было Ванька, но Юлианна протянула вперёд ладонь, никак не реагируя на его реплику. Иван не хотел, чтобы сестра узнала правду о Борисыче вот так, но было поздно что-то делать. Он нехотя достал телефон из кармана джинсов и, отыскав нужную запись, протянул его Ильиневич.       За время прослушивания записи присутствующие не проронили ни слова. Борисыч недовольно сопел, с ненавистью глядя на телефон, будто он был виновником всех бед. Ванька с беспокойством наблюдал за сестрой. Юлианна сидела без движения. Лишь раз она дёрнулась, когда на записи прозвучал её собственный голос. Ильиневич тогда позвала Андрея в машину, не подозревая, о чём именно он в тот момент говорил с её тренером. Когда запись закончилась, Юлианна ещё несколько секунд молчала, потом поджала губы и всучила телефон растерянному Ваньке.       — Ты как? — осторожно спросил он.       — А что мне сделается? — изогнула бровь Ильиневич. — Мне на стадион пора, гонка скоро.       — Гонка? — Ваня был поражён её спокойствием. Зная Анькину эмоциональность, он был уверен, что она будет крушить всё подряд. — А запись?       — Запись? — повторила Юлианна. — А что запись? Главное — гонка. А то, что тренер собирается сломать мне жизнь — это, право, пустяки. Дело житейское.       Напускное безразличие не ввело в заблуждение Ваньку. Сестра подавлена, хоть и пытается это скрыть. А ей ещё пятнадцать километров бежать! «И четыре рубежа стрелять», — мрачно подумал Ильиневич.       — Ань, а ты не будешь…       — Что? — резко спросила она.       — Плакать? — закончил Ваня. Юлианна молча натягивала куртку. Иван заговорил увереннее: — Поплачь, станет легче.       — Плакать? По таким пустякам? — фыркнула Ильиневич, беря чехол с винтовкой. — Нет уж, увольте. Я на стадион, — отчеканила она и, кинув на Александрова ледяной взгляд, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.       — Ну и ветер! — поёжилась Ульяна Кайшева. Погода не располагала к идеальной стрельбе. А спортсменке во что бы то ни стало было необходимо закрепиться в составе именно сейчас!       — Да, но ты справишься, — ободряюще хлопнул её по плечу Илья Трифанов. — Потом не забудь с триумфальным видом дать интервью.       Ульяна кисло улыбнулась. Кто о чём, а Илья об интервью. Девушка очень волновалась перед гонкой. Ей достался девяносто третий стартовый номер. В самом конце. Хорошо, что сейчас ещё только разминка.       — А Юлианна где? Решила позорно бежать с поля боя? — усмехнулся Трифанов. Ильиневич должна стартовать под последним сотым номером, но её на стартовой поляне не было.       — Она самая первая размялась и ушла в раздевалку, — ответила Кайшева.       Илья вздохнул. Опять Ильиневич отдельно от команды.       Появление Александрова в раздевалке стало для Юлианны Ильиневич полной неожиданностью. После случившегося она была уверена, что сегодня тренер её не побеспокоит. Биатлонистке даже удалось более-менее прийти в себя и настроиться на старт. Переживания можно было отложить на вечер.       — И у вас хватило наглости явиться сюда? — Ильиневич нарочито стервозно изогнула бровь.       — Наглость — второе счастье, Юлианночка, — заметил Борисыч, прохаживаясь по помещению. Ильиневич не спускала с него взгляд. Судя по запаху алкоголя, Александров принял на грудь. Когда только успел?       — После лыжных гонок?       — Не язви, — поморщился он. — Много ты понимаешь.       — Если это всё, что ты хотел мне сказать, то можешь идти, — Ильиневич с деловым видом принялась складывать спортивную кофту.       — Я не буду оправдываться перед тобой, — с вызовом сказал Александров, подходя ближе. — Мне плевать, что ты теперь обо мне думаешь. Всё равно мы с тобой повязаны. И ты всегда будешь помнить, чем обязана мне.       — Да, у меня вообще память хорошая, — хмыкнула она. — Я только одного не могу понять. Ты действительно так уверен, что я от тебя не уйду?       — Конечно, не уйдёшь, девочка. Ты сама это знаешь. Кто ты без меня, без моих тренировочных планов? Правильно. Никто. Ник-то.       — Ты это же говорил в Валь-ди-Фьемме, — Ильиневич положила, наконец, кофту и скрестила руки на груди. — Как видишь, у меня действительно прекрасная память.       Александров промолчал. Юлианна даже не думала расстраиваться, спорить и плакать. На все его старые приёмы ей теперь было просто плевать. Но он добьётся своего. Ильиневич сегодня на старт не выйдет. А если и выйдет, то гонку провалит. И её вытурят из сборной.       — Вот она, благодарность! — протянул тренер, вспоминая излюбленные психологические приёмы. — Ты не заговаривайся. Забыла детство своё, да? Забыла, откуда я тебя вытащил? Да если б не я, ты бы сейчас в своём Пыталово ночью на трассе стояла!       — Повторяетесь, Александр Борисович, — снисходительно заметила Юлианна. — Что, методов воздействия больше не осталось?       — А ты, похоже, забыла, что я тебе говорил, — ухмыльнулся Александров. Ильиневич закатила глаза и повернулась к шкафчику. — Мне нетрудно напомнить. От твоей нищей семейки спас тебя я. Спортсменкой ты стала у меня. Образование получила благодаря мне. А без меня росла бы ты с отчимом-алкашом. Чему бы ты там научилась? Материться, как сапожник? Стелиться перед ним, как это делала твоя мать? Этот пьянчуга всё равно вышвырнул бы тебя из дома лет в шестнадцать. А дальше, милая, тебе пришлось бы зарабатывать. Телом. Ты только представь… — Юлианна нахмурилась. Борисыч подошёл к ней почти вплотную. Ощущать его нетрезвое дыхание на затылке было неприятно. — Их руки на своём теле. Грязные похотливые руки. Тебе пришлось бы терпеть и фальшиво стонать, изображая удовольствие.       — Эротические фантазии с моим участием оставьте при себе, — едко ухмыльнулась Ильиневич, медленно повернувшись к Александрову. Тот от возмущения едва не поперхнулся воздухом. — Я неплохо училась в школе, потом против вашей воли пошла на физмат, где тоже училась нормально. Неужели вы думаете, что я не смогла бы выбраться из болота самостоятельно? Это заняло бы больше времени, только и всего.       — Когда ты успела стать такой стервой? — процедил Борисыч, отходя в сторону.       — А у меня учитель хороший, — широко улыбнулась Юлианна. Нет, ну какая наглость! Александров был вне себя. — Александр Борисович, будьте добры, покиньте помещение, — Ильиневич посмотрела на дверь, недвусмысленно намекая, что Борисычу здесь не место. — После гонки поговорим.       — Нет, мы поговорим сейчас, — недобро оскалился Александров.       — Ладно, — пожала плечами Ильиневич. — Я знаю, что многим вам обязана. Но это не значит, что вы теперь можете распоряжаться моей жизнью по собственному усмотрению.       — Да ну? — наигранно удивился Борисыч. Шутки кончились. Юлианна показала зубки. Теперь надо бы их пообломать.       Анька была ему как дочь. Правда, больно строптивая. Александров всегда умел сделать так, чтобы Юлианна ему подчинялась. Не грубой физической силой, нет. С этой девочкой нужно было работать более тонко. Насмотрелась Аня в детстве, как пьяница-отчим бил её мать, поэтому первое время ходила зашуганная. Борисыч мог продолжать на неё давить в подобной же манере, но не факт, что это возымело бы эффект. Он предпочёл воздействовать на неё иначе. Все эти годы Александров не уставал повторять, сколько вложил в Юлианну сил, денег, родственного тепла, которого в собственной семье у неё не было. Она была ему очень благодарна, считала почти что отцом. Александров знал об этом и вовсю пользовался, регулярно надавливая на болевые точки Юлианны.       Проблемы возникли после Олимпиады в Сочи, где Анька завоевала серебро. Почти сразу она на тренировке получила травму. Результаты пошли на спад, да и желание тренироваться у Юлианны как-то поубавилось. К ней пришло осознание того, что в жизни есть много интересного. Она ведь ничего, кроме спорта, не видела. Потом Аня взяла паузу в спорте, стала работать бухгалтером, что не могло не сказаться на тренировках. А ещё эта авария. Тогда Александров всерьёз испугался, что Анька повторит его судьбу. Но всё обошлось. Юлианна вернулась в спорт. И ведь он сам предложил ей пойти в биатлон, чтобы адаптироваться к скоростям постепенно! Теперь приходится пожинать плоды. Ильиневич всерьёз вознамерилась остаться в биатлоне, поставив амбиции Борисыча под угрозу.       Александрова это категорически не устраивало. Он вознамерился вернуть своенравную ученицу на «путь истинный» любой ценой. Наступить на лыжу и лишить медали, чтобы её не взяли на следующий этап? Легко! Давить психологически? Запросто! Ударить? Да пожалуйста! Подсыпать допинг? Да! Если быть уверенным в результате. Это могло сработать. Но только пока Анька ни о чём бы не догадывалась. Теперь эта упрямица не вернётся в лыжи принципиально.       Александр Борисович всегда мог найти к Юлианне подход. Всегда знал, как добиться цели. Не всегда честно, подчас очень грязными методами, но результата он добивался. С тех пор, как в жизни Аньки возник этот Расторгуев, Александров почувствовал, что теряет над ней власть. Давление по больному прокатывало далеко не всегда. Похоже, девочка забыла, кому и чем обязана в этой жизни. Пора бы напомнить ей, под чью дудку надо плясать.       Он не хотел пускать в ход подобные методы, но эта упрямица его вынудила. Да, это жестоко. Да, это крайние меры. Но это единственная возможность подчинить её волю. Юлианна будет его ненавидеть и бояться. С ненавистью Александров смирится ради страха, который может заставить Ильиневич пойти на что угодно по его воле. Даже вернуться в лыжи.       Тренер в один шаг оказался около девушки и с грохотом опустил ладонь на дверцу металлического шкафчика около её головы. Ильиневич дёрнулась, но взгляд не отвела. Но Александров готов был поставить на то, что сердце ученицы колотится как бешеное. Растянув губы в самоуверенной ухмылке, он медленно отчеканил:        — Я хочу и буду распоряжаться твоей жизнью по своему усмотрению, — Юлианна невольно сглотнула, подсознательно чувствуя угрозу. — Потому что ты моя.       — Я своя собственная, Александр Борисович, — проговорила она, твёрдо глядя в глаза Александрову. Тот уже понял, что словесным воздействием её не возьмёшь. Придётся подчинять физически.       — Так на мать похожа, — протянул тренер, вдруг изменив тон. Теперь он говорил негромко, без тени иронии. Ильиневич напряглась. — Я ведь её любил…       И при этом не всегда лестно о ней отзывался. Логично, чего уж там. В чём-то на её счёт Борисыч был прав, но Ильиневич не понимала, почему он заговорил про неё сейчас.       — Анна, — проговорил он, странным взглядом рассматривая лицо Юлианны. — Её звали Анна.       — Зовут, — тихо поправила его девушка. — Она ведь жива.       — Для меня она умерла, когда связалась с тем алкашом, — выпалил Александров и стукнул кулаком по дверце над ухом спортсменки. — Зато у меня есть ты. Юлианна. Анна. Аня. И ты моя.       На миг мелькнула мысль, что Борисыч бредит. Ну, или ей снится какой-то непонятный сон. Ильиневич молчала и совершенно не понимала, чего Александров добивается. Может, это и правда бред слегка подвыпившего человека?       — А ты красивая, — прищурился Александр Борисович. Юлианна, кажется, забыла, как дышать. Ей было не по себе. Борисыч решил испытать какой-то новый метод психологического давления? — У тебя мягкие волосы, нежная кожа… — Александров нежно скользнул пальцами по щеке спортсменки, провёл ладонью по голове, после чего неожиданно вцепился в её волосы и оттянул их назад. Ильиневич сцепила зубы, но продолжила сверлить тренера взглядом. Она продолжала молчать, будто ожидая следующего хода Александрова. Мужчина про себя усмехнулся. Аня боится. Боится в глубине души, хоть и не показывает этого. — Я даже понимаю Расторгуева. Только зря он впрягается. Ты всё равно моя. Тшш, — тихо прошипел Александров, приложив указательный палец к губам попытавшейся что-то сказать Ильиневич. Юлианна возмущённо на него посмотрела. — Не надо слов, девочка. К чему слова, если можно заняться делом?       — Чего вам надо? — со злостью выпалила девушка, когда Александров убрал руки от её головы и отступил на пару шагов. — Что вы хотите?       Александр Борисович скользнул взглядом по её фигуре, после чего посмотрел прямо в глаза.       — Тебя.       Ильиневич бы рассмеялась, да Борисыч не шутил. Что, чёрт возьми, происходит? Александров к ней… пристаёт?       На одном из соседних шкафчиков Юлианна заметила распыляющийся дезодорант, оставленный кем-то из девчонок. В крайнем случае, им можно будет пшикнуть тренеру в лицо. Девушка пулей метнулась в ту сторону, но её за локоть схватил Александров и рывком прижал к дверце шкафа.       — Чего же ты убегаешь? Знаешь же, что это бесполезно, — Александр Борисович силой притянул её к себе за талию.       — Пусти! — выкрикнула Ильиневич, пытаясь бить его кулачками в грудь. Борисыч зловеще расхохотался.       — А то что? Что ты мне сделаешь, девочка? Я сильнее тебя, — ухмыльнулся он. Юлианна извернулась и залепила Александрову пощёчину. Тот от неожиданности отпрянул. Пощёчина вышла увесистой. Силовые тренировки не прошли даром. Ни секунды не колеблясь, Борисыч наотмашь ударил ученицу по лицу. Ильиневич почти успела увернуться. Удар пришёлся по голове, и девушка всё равно потеряла равновесие и грохнулась на пол. Встать на ноги ей помешал Александров. Тренер ухватил её за волосы, заставляя смотреть на него. — На меня смотри, — грубо сказал он, хотя это было лишнее. — Закричишь — убью.       Юлианна ещё пару секунд смотрела на него с ненавистью, а потом внезапно вцепилась пальцами в его лицо. Про себя Борисыч тут же успел проклясть её маникюр. Попробовал свободной рукой отцепить Ильиневич — сделал только хуже. Она вцепилась намертво. Как бультерьер. Через некоторое время основательно подуставший от схватки Александров всё-таки прижал Юлианну щекой к стене, удерживая её руку за спиной. Другой рукой Ильиневич упёрлась в стену, пытаясь встать поудобнее и минимизировать болевые ощущения. Судя по тяжёлому дыханию Борисыча, ему не пришлись по душе её ногти. Даже в такой момент Юлианна про себя позлорадствовала.       — Зачем тебе это? — процедила девушка, судорожно пытаясь придумать план отступления. В серьёзность происходящего почему-то не верилось. Ну, не может Александров взять её силой. Не может! — Сам ведь говорил, что я тебе как дочь.       — Так ведь не родная, — на ухо ответил он. Ильиневич затылком чувствовала его гаденькую ухмылку. — Поэтому мы с тобой поразвлечёмся. Ты знала, что секс перед гонкой полезен для девушек?       Ильиневич дёрнулась, но Борисыч ещё сильнее вдавил её в стену, противно дыша в ухо. «А если может?» — мелькнула в голове тревожная мысль.       — Ты не посмеешь, — нервно отчеканила она. Александров всем телом вжимал её в стену, лишая таким образов шансов сопротивляться. — Я буду кричать!       — Кричи, это так заводит, — Юлианна всё ещё не верила, что это происходит на самом деле. — Тебя всё равно не услышат.       Когда Александров коснулся губами её шеи, у Ильиневич в мозгу что-то щёлкнуло. Он не шутил и не пытался запугать её на словах. Он реально собирался её изнасиловать. Прямо здесь и сейчас. В тот же миг она завизжала. Не кричала «спасите, помогите», а завизжала так, что тонкие металлические дверцы шкафчиков мелко задрожали. Она сбежит. Любой ценой. Её вряд ли кто-то услышит, но, как известно, спасение утопающих дело рук самих утопающих. Вот и она выплывет.       — Ты что творишь, идиотка? — гневно прошипел тренер и заткнул спортсменке рот ладонью. Ильиневич извернулась и укусила его за палец. Александров взвыл, но лишь сильнее прижал ладонь к её лицу. Услышав звук расстёгивающейся пряжки, Юлианна поняла, что у неё остался последний шанс. В кино крутые парни каким-то образом вырубали противника головой. Ильиневич не владела боевыми искусствами в принципе, но иных вариантов у неё не осталось. Спортсменка на мгновение расслабилась, что усыпило бдительность Александрова. А уже в следующую секунду резко откинула голову назад, со всей силы зарядив Борисычу в челюсть.       — Блять! — пошатнулся он, невольно делая шаг назад и ослабляя хватку. Перед глазами девушки вспыхнули снопы разноцветных искр, но сейчас не было времени ждать, когда голова перестанет кружиться. Конечно, вырубить тренера у неё не вышло, но на это изначально глупо было рассчитывать.       Юлианна резко развернулась и удачно заехала Александрову локтем под рёбра. Борисыч покачнулся. К выходу добежать она бы не успела, но была возможность достать дезодорант, чем девушка и воспользовалась. Сделав пару шагов, она достала со шкафа аэрозоль и откинула крышку в сторону. Борисыч быстро пришёл в себя. Но когда он сделал попытку приблизиться к Юлианне, та немедленно пшикнула ему в лицо. Александров тут же зажмурился и принялся отчаянно материться. У него было расцарапано лицо, поэтому было очень неприятно. Ильиневич было его совсем не жаль. Не выпуская аэрозоль из рук, она метнулась к выходу, но Александров подло поставил ей подножку. Летя на пол, Юлианна подумала, что это конец. Она рефлекторно выставила руки перед собой, и ей пришлось выпустить дезодорант из рук. Ильиневич приземлилась на ладони, а аэрозоль покатился по полу в противоположную от неё сторону. Теперь точно конец.       Надо было продолжать бороться, но Юлианна вдруг осознала, что у неё больше нет сил. По физическим показателям она проигрывает Александрову. Борисыч хоть и в возрасте, но бывший лыжник, да и сейчас он регулярно занимается спортом. Морально Ильиневич была настолько подавлена и вымотана, что даже не попыталась вскочить и снова попытаться убежать. Всё равно не успеть.       «Беги, беги!» — пульсировало у неё в голове. Хорошо, что Борисыч пока не вышиб ей мозги. Но это временно. Понимая, что спасаться всё равно как-то надо, Ильиневич всё-таки присела на полу и облокотилась спиной на шкафчик. Больно, чёрт побери. И голова кругом идёт.       — Аня, беги! — вспомнился ей отчаянный крик матери. Дядя Толик в тот вечер был пьяный в хлам. Маленькая Юлианна не сразу осознала, что происходит. Она не понимала, почему Толя бьёт её маму. Что было дальше, Ильиневич почти не помнила. Только как в сумерках бежала по замёрзшей реке в расстёгнутой осенней курточке, чувствуя, как колют щёки замерзающие на морозе слезинки.       Александров медленно подошёл к ней, насмешливо глянул сверху вниз, присел на корточки и усмехнулся, глядя ученице в глаза. Конечно, он помнил, какое у Юлианны было детство, и давил на это.       — Не надоело бегать, козочка? — Борисыч с ложной заботой провёл большим пальцем по её губе, но быстро убрал руку, ещё помня боль от недавнего укуса. Ильиневич молчала. — Ты своими жалкими попытками освободиться делаешь только хуже. Я ведь всё равно возьму тебя. Прямо здесь, на холодном грязном полу… — он улыбался так, будто рассказывал добрую историю из детства. «Псих», — как-то флегматично подумала Юлианна. От этого было не легче. — Только тебе будет хуже и больнее.       — Скоро девчонки с тренировки вернутся, — заметила Ильиневич, понимая, что это не аргумент. Они, скорее всего, сразу на стартовую поляну пойдут. Борисыч усмехнулся. Он это знал.       Она не стала сопротивляться, когда Александров поднял её на ноги, схватив за локоть. Сил подниматься самой не было. Но, несмотря на это, сдаваться было нельзя. Не успела Юлианна об этом подумать, как Борисыч схватил её за горло и прижал спиной к шкафчику.       — Без глупостей, — ухмылялся он. Ильиневич не могла придумать, что можно сделать. Если в борьбе у неё нет шансов, может, попробовать воздействовать словами? Главное — тянуть время. А потом, может, кто-нибудь сюда и придёт.       — У тебя нет презервативов, — выпалила она первое, что в голову пришло. Борисыч пожал плечами, давая понять, что такие мелочи его не остановят. — Могут быть дети, а в следующем году Олимпиада…       — Дети? Значит, стану отцом на старости лет, — улыбнулся Александров. — Любимая ученица родит мне сына. Или дочку.       — Сволочь, — не удержалась Юлианна. Борисыч сильнее надавил на горло, отчего захотелось закашляться. — А венерические заболевания?       — У меня их нет.       — А у меня? — выпалила Ильиневич. Её план мог и не сработать, но время потянуть можно было. — У меня была куча случайных связей! — уверенно врала она. — Не боитесь, Александр Борисович?       — Ой, не могу, — рассмеялся Александров, ослабляя хватку. Юлианна вдохнула поглубже. — Ты не ври мне тут, можно подумать, я не знаю, что у тебя кроме Витьки никого не было, — Ильиневич поняла, что про инцидент со Свендсеном в Сочи Борисыч точно не знает. — Может, Расторгуев ещё. Было у вас с ним? — Юлианна отрицательно мотнула головой. Александров даже расслабился. — Очень интересно. Неужели он и правда за тебя впрягся из чистого благородства? Только всё это напрасно, — Борисыч с напускным сожалением покачал головой. — Ты будешь делать то, что хочу я. Захочу, чтобы ты перешла в лыжи — ты перейдёшь. Захочу, чтобы ты под меня легла — ты ляжешь. Поняла? — Александров чуть сильнее сжал её горло. Ильиневич коротко кивнула. В мозгу мелькнула догадка. Борисыч делает это не потому, что вдруг воспылал к ней страстью. Он просто хочет её подавить. Окончательно и бесповоротно. Только теперь к моральному насилию он решил добавить физическое. — Сейчас мы с тобой займёмся сексом. А потом… ну, к примеру, завтра, я случайно пересекусь в столовой с твоим хорошим приятелем Расторгуевым. Как думаешь, о чём мы с ним будем беседовать? Правильно. О моей любимой ученице Юлианночке. Он даже шантажировать меня вздумал из-за тебя, представляешь? — покачал головой Борисыч. — А я вот расскажу ему в подробностях, как именно я настраиваю тебя на гонки. Сколько раз и в каких позах. Я почему-то думаю, что ему это не понравится.       Ильиневич подумывала съязвить, что Александров преувеличивает свои сексуальные возможности, но не рискнула. Сейчас нужно было тянуть время, а не провоцировать.       — Я пойду в полицию. Тебя посадят, — просипела она.       — Да мне плевать, — безразлично пожал плечами Александров. — И потом, куча народу и так свято верят, что мы с тобой спим.       — Что?!       — А ты почитай, что о нас в интернете пишут. Не думаю, что кто-то поверит в твои россказни. Решат, что мы практиковали жёсткий секс, — заметил Борисыч. — А твой Андрюша после таких подробностей точно не захочет с тобой быть. И тогда я буду удовлетворён морально. А сейчас физически, — выдохнул Александров ей в губы и ещё надавил на шею. — Только без глупостей, а то я тебя убью.       — Ну, попробуй, — нагло ухмыльнулась Юлианна, глотая подступающие слёзы. Борисыч опешил от того, что жертва всё ещё не была намерена сдаваться на милость победителю. А Ильиневич за время его монолога успела собраться с силами. Спастись надо было любой ценой. Александров держал её за горло, другой рукой он опёрся на дверь шкафчика, а значит, полностью он её контролировать не мог. Тренер вошёл в раж и совсем забыл об осторожности. Юлианна воспользовалась этим и решительно двинула коленом ему в пах. Александров выпустил из хвата её шею и согнулся пополам. Ильиневич устремилась к выходу. Борисыч ещё не пришёл в себя, дверь уже рядом, а это значит, что она спасена…       — Что за шум, а драки нет? — дверь отворилась и оттуда показалась солнечная физиономия Трифанова. — Ань, тебя просили позвать наверх…       Девушка резко остановилась перед дверью и впала в ступор. Вот ведь… он не мог раньше подойти?! Жёлтая пресса всегда приходит «вовремя».       Журналист тоже впал в ступор. Голова у Ильиневич напоминала то ли птичье гнездо, то ли взрыв на макаронной фабрике. Спортивная кофта чуть расстегнулась и переехала, да и в целом вид у девушки был какой-то потрёпанный. Её тренер выглядел не лучше. Борисыч тяжело дышал и опирался рукой на шкафчик. На лице у него были кровавые царапины, рукав куртки был немного порван, а ремень брюк болтался расстёгнутым.       — А что происходит? — нахмурился Трифанов. Юлианна промолчала и, отпихнув корреспондента в сторону, выбежала в коридор. Александров, шатаясь, плечом задел Илью и выскочил следом.       Ванька Ильиневич нервничал как никогда. Даже Расторгуев сжалился и не стал выгонять медика из номера, когда тот без спросу набился в компанию для просмотра трансляции. За время женской индивидуальной гонки Иван без конца расхаживал туда-сюда по номеру, восемь раз запутался в собственных ногах, пять раз споткнулся о чемодан, три раза о ногу Расторгуева, а один раз даже зацепился за ножку кровати.       — Ты так громко грызёшь ногти, что я голос Губерниева плохо слышу, — заметил Андрей, когда Ванька в очередной раз оступился.       — Так сделай погромче! — воскликнул Ильиневич. — Это капец! Если у Байбы пять промахов, то сколько ж у Аньки будет!       Ещё ни одна спортсменка не отстреляла сегодня на ноль. У лидирующей Дальмайер было два промаха, у Анаис Шевалье и Алексии Рунггальдье — по одному. Даже неплохой стрелок Байба промахнулась пять раз.       — Анечка! Анечка! — воскликнул Иван, завидев сестру. Он быстро сел рядом с Андреем, чтобы не пропустить её работу на первом огневом рубеже. — Господи, пусть у неё всё получится!       Расторгуев удивлённо на него посмотрел. Ванька вроде никогда верующим не был.       Первый выстрел привычно мимо мишени. Второй тоже. Иван так дёргался, будто Юлианна попадала в него. Третий патрон попал в цель. Ваня медленно выдохнул. Четвёртый точно! Ванька ещё раз выдохнул.       — Да, детка, давай… — Ильиневич промазала пятым выстрелом. Иван выругался.       — М-да, — разочарованно протянул Губерниев. — Не задался старт индивидуальной гонки для Юлианны Ильиневич.       Ванька заметил, что лицо сестры было не бледным, как обычно, а красным. От мороза?       — Я с Александровым разговаривал, — проговорил Ильиневич через какое-то время.       — Зачем? — удивился Расторгуев.       — Я высказал всё, что о нём думаю! — выпалил Ваня. — Знаешь, ты его недооценил! Этот гад всё предусмотрел! Он не боится, что запись может дойти до федерации.       — Враньё.       — Нет, айсберг ты непробиваемый! — разозлился Ванька невозмутимости Андрея. — Этот козёл совсем страх потерял! У него есть связи! Он может доказать, что запись поддельная!       — Будь у Александрова такие связи, его авторитет в федерации был бы значительно выше, — возразил Расторгуев. — Это очередная ложь с его стороны.       — Но он может подсыпать Ане допинг! Ему плевать на всех, кроме себя! И на страну, и на федерацию, и на Анькину карьеру!       — На биатлонную карьеру, — поправил Андрей. — В лыжной карьере Юлианны он как раз заинтересован.       — Да он хочет подсыпать ей допинг, а потом уговорить вернуться в лыжи! Как ты не понимаешь…       — Я тебе уже объяснял, почему ему невыгодно сейчас подсыпать ей допинг, — терпеливо проговорил латвиец. — Если ты забыл мои аргументы, попробуй подумать сам. Какова цель Александрова?       — Вернуть Юлианну в лыжи.       — Что будет, если он что-нибудь ей подсыпет?       — Дисквалификация.       — Именно, — кивнул Андрей. — Причём со скандалом, который напрямую затронет Александрова.       — А если он выйдет сухим из воды? — воскликнул Ванька.       — Это невозможно. Даже если российские чиновники не станут его наказывать, про запись обязательно узнает Юлианна. И как он после этого собрался уговаривать её вернуться в лыжи? — Иван промолчал. — Мифический план с допингом ни к чему не приведёт, — проговорил Расторгуев. — Александрову нет смысла так подставляться.       Ванька промолчал. Похоже, Борисыч не всё учёл. Вопрос, знает ли он об этом?..       — Ох-ох-ох, друзья мои! — интонация Губерниева насторожила Ивана. — В эфире этого не показали. Юлианна Ильиневич допустила пять промахов на втором огневом рубеже. А значит, сейчас у неё уже восемь штрафных минут! Что же такое творится со стрельбой у наших девушек! Два промаха у Ольги Подчуфаровой, четыре у Татьяны Акимовой, целых семь у Ирины Услугиной и уже три у Ульяны Кайшевой. М-да…       Ваня до боли закусил щёку. Он не сомневался, что во многом такая неудачная стрельба сестры обусловлена тем, что она сегодня узнала о Борисыче. Расторгуев об этом не знал и вообще не понимал, что происходит. Он искренне переживал за Юлианну, хоть и старался этого не демонстрировать.       — А ещё он тебе угрожать пытался, — проговорил Ванька.       — Только почему-то не лично, а через тебя, — хмыкнул он.       — Льдина ты латвийская! — рявкнул Ильиневич. — Неужели ты не понимаешь, что Александров ни перед чем не остановится?! Он псих! А психам на любые адекватные доводы начхать!       — В любом случае, есть ещё одно обстоятельство, которое пока не даст ему вредить Юлианне.       — Какое?       — Она не знает о записи.       — Эм… — растерялся Ванька, решив пока не говорить, что теперь сестра о ней знает. — И что?       — Это важно, Ваня. Пока Юлианна не знает о записи, она хоть как-то ему доверяет, а Александров нормально её тренирует, стараясь это её доверие не утратить окончательно. Если он сейчас ей хоть как-нибудь навредит, в лыжи Юлианна не вернётся ни за что. И он это знает.       Иван молчал.       — Я тебе говорил, что подобный скандал невыгоден федерации и неизбежно навредит репутации Александрова. Это всё лежит на поверхности, и Александрову это вполне может быть безразлично. Важно другое. Ему перестанет верить Юлианна. Окончательно и бесповоротно.       — И что тогда? — спросил Ванька. — Что будет, если это произойдёт?       — Если это произойдёт, — медленно проговорил Андрей. — То сложится очень нехорошая ситуация. Юлианна его не простит и правильно сделает. Есть два варианта. В первом — Юлианна остаётся с Александровым, но не доверяет ему. Во втором — уходит, куда глаза глядят. При любом раскладе своей цели, то есть, возвращения Юлианны в лыжи, он не добьётся. И тогда возможно всё.       — Ты думаешь, он способен сломать Ане карьеру в качестве… мести? — нахмурился Иван. — Он пойдёт на это?!       — Откуда я знаю? — вздохнул Расторгуев. — Я же не экстрасенс.       Ваня замолчал. И правда, теперь Анька его не простит и Борисыч может напоследок осуществить свою угрозу. Если его и правда не волнует собственная репутация.       — Я понимаю, что ты хочешь рассказать Юлианне правду, — проговорил Андрей. — Мне тоже неприятно скрывать от неё такие вещи. Но так безопаснее.       — У нас же есть запись! — Ванька пытался успокоить самого себя. — Борисыч у нас на крючке.       — Это пока. Что будет, когда Юлианна узнает правду, я проверять не хочу.       — Придётся, — тихо промолвил Иван, глядя на экран ноутбука. Расторгуев удивлённо на него взглянул, но решил пока не отвлекаться и понаблюдать за Юлианной.       — Юлианна Ильиневич подходит к последнему огневому рубежу, — комментировал Дмитрий Губерниев, пока спортсменка изготавливалась. Ванька выпучил глаза. На экране высветилась графика, показывающая, что на третьей стрельбе Ильиневич допустила четыре промаха. — Боги биатлонные, что же это творится! У Ильиневич уже двенадцать промахов, можете себе представить?! Ох, — выдохнул он, когда Юлианна промазала первым же выстрелом. И сразу же вторым. — Да это… это кошмар какой-то! Полный провал сегодня в стрельбе у Юлианны. И ещё промах! Господа тренеры, куда вы смотрите?! Александр Борисович, ау! — четвёртый промах. — Я не понимаю, что происходит. Мы все прекрасно знаем процентовку Ильиневич, но даже для неё это перебор!       Пятый промах. Слов у Губерниева не нашлось, поэтому он только тяжко вздохнул. Ильиневич быстро закинула винтовку за плечи и поспешила убраться с коврика. Вид её внушал Ваньке тревогу. Было ощущение, что Юлианне плохо. То ли у неё температура, то ли она… «Плакала?» — подумал Ваня, не желая верить, что это может быть правдой.       — Семнадцать. Промахов, — отчеканил пришедший в себя Губерниев. На экране уже высветилась таблица, которую гордо возглавляла немка Лаура Дальмайер, но комментатор был настолько потрясён, что проигнорировал это. — Господа тренеры, я не понимаю, какой смысл ставить в индивидуальную гонку биатлонистку, которая не готова? Да она сейчас последнее место займёт, господи ты боже мой! Семнадцать штрафных минут! Когда такое было?       — Блять! — с чувством изрёк Иван, вскакивая на ноги. — Какая она там, сотая?       — Девяносто восьмая, — проговорил Андрей, посмотрев в таблицу сивидаты. Ванька снова сел и тоже глянул туда. Не вышла на старт словачка Яна Герекова, и за что-то дисквалифицировали Анаис Бескон, поэтому Юлианна всё равно последняя. Семнадцать минут штрафа, подумать только!       Расторгуев со спокойным видом смотрел на экран, не демонстрируя, о чём думал на самом деле. Юлианна выглядела такой подавленной. Это странно, ведь в обед у неё всё вроде было нормально. Андрей очень хотел серьёзно с ней поговорить, но делать это перед гонкой было бы крайне недальновидно и глупо, поэтому пришлось сидеть на месте и молчать. Тем не менее, Юлианну очень сильно что-то расстроило. Такую стрельбу нельзя объяснить только ветром. Психологический фактор был налицо. Вот только кто так на неё повлиял? Причём перед самой гонкой!       — Какой же я дурак! — схватился за волосы Ванька. Хотел высказать Александрову всё — высказал. А заодно, по сути, обеспечил сестре провал в гонке. Можно, конечно, оправдаться тем, что Юлианна могла абстрагироваться, отпустить ситуацию и отстрелять приемлемо. Но сам Ваня не мог принять эти попытки оправдаться перед самим собой. Ильиневич не только спортсменка, но ещё и человек. Молодая девушка, которая узнала, что самый близкий ей человек оказался последней сволочью. Человек, который много для неё сделал, который был ей как отец. Ванька бы на её месте вообще бы, наверное, не смог бы на старт выйти. — Кретин! Бестолочь! Мудак! Это я во всём виноват!       — Ты? — откликнулся Расторгуев, немного удивлённый столь внезапным приступом самобичевания. — В чём?       — А? — переспросил Ваня. Он вдруг подумал, что если Андрей догадается, в чём дело, он убьёт его прямо здесь. — Да нет, это я так.       Юлианна Ильиневич выглядела настолько жалко, что даже сегодняшний интервьюер Денис Левко сжалился и не стал настаивать на послегоночных комментариях. Биатлонистка была ему благодарна. Меньше всего хотелось оправдываться и сверкать опухшей от слёз физиономией перед камерой. Последнее место. Никогда, ни в биатлоне, ни в лыжах, Ильиневич так низко не опускалась.       Александров добился своего. Она провалила гонку и поставила себя в затруднительное положение. У Ильиневич болело всё, а особенно голова. Иногда по ходу дистанции ей казалось, что она просто не добежит до финиша. Когда упала на ровном месте (даже не на спуске!), подумала, что не встанет. Но пришлось подниматься и бежать дальше, не обращая внимания на слёзы и трясущиеся руки. Перед глазами всё плыло. Юлианна даже удивилась, что смогла хотя бы три раза попасть по мишеням. Случайно, не иначе.       Теперь Ильиневич сидела и выслушивала фирменную обструкцию, которую устроил всем девчонкам главный тренер сборной Александр Касперович. Подчуфаровой досталось за два промаха на последней стойке, из-за которых она лишилась медали, став в итоге восьмой. Таня Акимова могла выиграть с одним промахом, но допустила четыре, что отбросило её на двенадцатое место. Кайшева финишировала сорок шестой с шестью промахами, а Ирина Услугина промазала семь раз и стала шестьдесят девятой. Тренер сразу сообщил, что ни на чемпионат Европы, ни на чемпионат мира Ира не едет. Было незаметно, что Услугина сильно расстроена. Она и так понимала, что будет почти нереально бороться за место в составе.       — Теперь полюбуемся на нашу главную звезду, — недобро посмотрел на Юлианну Касперович. — Встань, Ильиневич.       Спортсменка поднялась со стула. Голова опять закружилась, но она устояла.       — Семнадцать промахов — это даже не позор, — промолвил Александр Владимирович. — Это в сто раз хуже. Вы понимаете, Юлианна, что своим провалом вы лишили страну важных очков в Кубке наций? Понимаете, что на Кубке мира с такой стрельбой делать нечего? Будь моя воля, я бы сегодня же отправил вас подальше от сборной, но… — пожевал губы тренер. — Несмотря на вылет из первой десятки, вы попадаете в масс-старт. Сейчас вы одиннадцатая в тотале.       Юлианна посмотрела на него почти безразлично. Сил порадоваться не было. Сейчас она не могла думать ни о чём, кроме произошедшего между ней и Александровым. А ведь если бы она ничего не узнала, Борисыч продолжал бы тренировать её дальше и строить из себя заботливого папочку. И ничего этого не случилось бы…       — Вижу, вам безразлично, — по-своему истолковал её молчание Касперович. — Вас совершенно не волнует престиж страны? Медали? Награды? Может, и биатлон вам не очень-то интересен? Вас никто здесь не удерживает, хотите — спокойно уходите в лыжные гонки. Хотя, если судить по сегодняшней гонке, вам и там придётся туго, — усмехнулся тренер. Ильиневич молчала и смотрела в пол. — Сядьте, Юлианна.       Девушка опустилась на стул и на миг прикрыла глаза.       — У тебя всё нормально? — шёпотом спросила сидевшая рядом Оля. Ильиневич кивнула, что вызвало новый виток головокружения. Главное дотерпеть, потом можно будет дойти до гостиницы и плюхнуться в постель. И забыть всё, словно страшный сон. Голова раскалывалась, но обращаться к врачу по таким пустякам девушка не собиралась. К утру само пройдёт.       Юлианна вдруг сообразила, что идти ей некуда. Жить в одном номере с Александровым она просто не сможет. Даже сейчас от одной мысли о Борисыче её трясёт.       Ильиневич не помнила, как досидела до конца. Она вышла из душного помещения с огромным облегчением и раскалывающейся черепушкой. Быстрее бы на улице оказаться. С головной болью надо что-то делать. К врачу идти нет смысла. В её аптечке таблеток от головы отродясь не водилось, а к Ваньке обращаться не хотелось. Не из-за его вчерашних слов (хотя, стоит признать, они её задели). Иван мог догадаться, что голова у неё болела не просто так, а посвящать в свои проблемы брата не хотелось. Ведь если ситуацию просечёт Ванька, то о случившемся в ту же минуту узнает Андрей. Этого Юлианна боялась. Она вроде ничего предосудительного не сделала, но всё равно почему-то было стыдно.       Через что-то подобное она уже проходила. Первым Юлианниным парнем был Витя Зимин, с детства считавший себя её женихом и по умолчанию назначивший девушку своей собственностью. Наверное поэтому он забыл спросить её согласие, когда тащил в постель. Но Витя ей нравился и был её парнем, поэтому рано или поздно это всё равно случилось бы. Борисыч об этом случае не знал. Или знал? Юлианна не удивилась бы ничему.       К Александрову Ильиневич до некоторых пор испытывала некую родственную симпатию, теперь же он был ей омерзителен. И эти его разговоры про любовь к её матери — просто слова. Никого он не любит, кроме себя, лыжных гонок и ощущения безграничной власти. Юлианна не сомневалась, что он смог бы её изнасиловать, если бы она не вырвалась. Это можно было бы предугадать, испытывай к ней Александров какое-то влечение, но ведь этого не было! Он просто хотел растоптать её окончательно.       Слёзы вновь навернулись на глаза. Ильиневич быстрее зашагала по коридору и достала из кармана телефон с выключенным звуком, решив посмотреть на количество пропущенных вызовов, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей об Александрове. Двести шесть пропущенных. Неплохо. Кому она там так нужна? О! Трифанов, Занин. Пресса жаждет услышать подробности провальной гонки. Даже Костик Летов не поскупился на звонок. Аж двадцать два раза позвонил. Девяносто четыре раза звонил Ванька, семь раз её квартирант Георгий Иваныч, шесть — Серёжа Устюгов. И ещё много знакомых и незнакомых номеров. И ни одного звонка от Андрея. Разговора с ним Ильиневич боялась в эту минуту больше всего, но всё равно отчего-то расстроилась. Может, он и гонку не смотрел.       Тут же, словно по заказу, на экране телефона возникло имя Расторгуева. Юлианна остановилась, сомневаясь, стоит ли отвечать на звонок. Если не ответить, то он может начать её искать, а встречаться с Андреем в таком состоянии не хотелось ни за что.       — Да, — ответила Ильиневич максимально твёрдо.       — У тебя уже закончилось собрание?       «Вот почему он не звонил», — догадалась Юлианна. Расторгуев сегодня на редкость предусмотрителен.       — Как ты себя чувствуешь?       — Я узнала о записи твоего разговора с Александровым.       Пауза.       — Тебе есть куда пойти?       — Да, я уже нашла себе место для ночлега, — соврала Ильиневич. Спасибо Расторгуеву хотя бы за то, что он не начинает говорить о её результате. Жалости Юлианна не вынесет сейчас. Разрыдается прямо здесь. — Андрей, почему ты не сказал мне о той записи?       — Ты знаешь, как я всегда относился к Александрову, — уклончиво ответил латвиец.       — Да. А ещё знаю, что ты в Нове-Место сделал аудиозапись вашего с ним разговора, но мне ничего не сказал. Почему?       — Сейчас это уже не важно.       — Мне важно!       Юлианна хотела с ним поругаться. Устроить истерику, чтобы Расторгуев даже не думал к ней подходить до конца этапа в Антхольце. За это время она придёт в себя, придумает, как быть с Александровым, и успокоится. Если она пересечётся с Андреем сейчас, будет очень плохо. Эмоции могут взять над ней верх и она снова расплачется у него на плече, а ещё, чего доброго, случайно проговорится. Расторгуев ничего не должен узнать.       — Ты в любом случае уже всё знаешь, — проговорил он. — Что теперь делать планируешь со всем этим?       Ильиневич не нашла, что ответить. Она думала, но что делать дальше не знала. Как-то всё в последнее время слишком сложно стало. Раньше всё было понятно. Борисыч долгие годы был единственным человеком, которому Юлианна доверяла. Теперь спортсменка кардинально пересмотрела своё к нему отношение.       — Стало тебе легче от этой правды? — задал Андрей вопрос, который Ильиневич сама себе боялась задать.       — Нет, — призналась она. — Но я всё равно должна была знать.       Закатить Андрею скандал она просто не могла. Это было выше её сил. Хотя Юлианна немного разозлилась, но поссориться с Расторгуевым не могла. Никак.       — С кем ты планируешь теперь тренироваться? — ещё один плохой вопрос. Но очень правильный.       — Я не знаю, — голос дрожал. Юлианна старательно дышала ртом, удерживая всхлипы. От сдерживаемых слёз голова заболела ещё сильнее, а от тусклого освещения коридора стало темнеть в глазах. Где же здесь выход?       — Ты где? — проговорил Андрей. — Я сейчас приеду. Мы что-нибудь обязательно придумаем.       — Не надо... — с трудом выговорила она. Голова кружилась немилосердно, а в мозгу была каша. — Мне нужно побыть одной. Прости.       Не дожидаясь ответа, Ильиневич бросила трубку. Из груди вырвался облегчённый вздох. Надо скорее найти ночлег, а то голова расколется надвое.       — Юлианна, постойте, — спортсменка остановилась как вкопанная. Ну, это-то ей за что?! Опять Касперовичу что-то от неё надо! Александр Владимирович нагнал её и укоризненно вымолвил:       — Что-то вы бледная, Юлианночка. Плохо высыпаетесь?       Ильиневич отрицательно качнула головой и оступилась. Голова кружилась, перед глазами всё ходило ходуном.       — Личная жизнь не должна мешать спорту, — назидательно проговорил Касперович, удерживая её за локоть. — Вы, бесспорно, талантливая девушка, но было бы лучше, если бы вы сменили тренера.       Юлианна как-то замедленно моргала и смотрела будто сквозь него. Усач недовольно нахмурился и щёлкнул пальцами перед её носом. Ильиневич быстро заморгала и посмотрела на него более осмысленно. В коридоре было ужасно душно, и девушка расстегнула куртку, надеясь, что ей станет легче. Касперович опять начал толкать речь. Ильиневич почти не слушала его. Попытки сосредоточиться на его словах отбивал шум в ушах и странное ощущение, будто физиономия Касперовича меркнет в тёмных бликах, стоявших перед глазами. Свежего воздуха катастрофически не хватало.       — Александр Владимирович, давайте выйдем на улицу, — взмолилась она. — Пожалуйста!       Перебитый на полуслове тренер умолк.       — Ладно, — пробормотал он, озадаченный столь странным поведением Ильиневич. Юлианна чуть ли не бегом бросилась к выходу. Касперович едва поспевал за ней и грешным делом подумал, что спортсменка вздумала от него сбежать. В холле стояли несколько иностранных спортсменов, а также Антон Шипулин и Дмитрий Малышко в компании Ильи Трифанова. Касперович подумал, что выглядит нелепо, пытаясь угнаться за девушкой, а представать в неприглядном свете перед корреспондентом и двумя подчинёнными совершенно не хотелось.       — Если слухи о ваших э-э-э... личных отношениях с Александровым — правда, то должен вам сказать... — пыхтел он Юлианне вдогонку. Девушка обернулась. Наверное, решила, что тренер её позвал. Касперович остановился подле неё и поджал губы. Эта девица совсем его не слушает! — Вы сегодня слишком бледная, — проворчал он. На лице Ильиневич и впрямь не было ни кровинки. Она вновь стала медленно моргать, щуриться от света и смотреть мимо него. — Да что с вами такое? — воскликнул Александр Владимирович и встряхнул девушку за плечи. Он её отпустил, но на ногах Ильиневич не устояла. Тренер едва успел удержать Юлианну до того, как она осела на пол. — Да что же это... — приговаривал он, удерживая потерявшую сознание биатлонистку за спину. Голова Ильиневич мирно покоилась у него на груди, будто девушка просто уснула. — Вот до чего диеты доводят...       К ним подбежали быстро сориентировавшиеся Трифанов, Малышко и Шипулин.       — С дороги! — Дмитрий решительно отпихнул с дороги какого-то любопытного спортсмена-иностранца.       — Где врач? — тут же осведомился Илья у Касперовича.       — На третьем этаже, — ответил он, пока Малышко подхватывал Юлианну на руки. Трифанов удивился такому энтузиазму, помня о том, что Дима терпеть Аньку не может. Но в такой момент он первее всех ринулся ей на помощь.       — Что с ней? — поинтересовался Антон Шипулин, пока они с Касперовичем шагали следом за Дмитрием и Ильёй.       Александр Владимирович неопределённо пожал плечами. Беременная, наверно. Чего ещё можно ждать от этих девушек?