В самое сердце

      Белый потолок — первое, что увидела по пробуждении Юлианна Ильиневич. Где она? Неужели, ей приснился кошмарный сон? Голова вроде бы не болела. Только тяжёлая была. До такой степени, что Ильиневич даже ленилась оторвать её от подушки. Стоп, а который час? Уже светло, значит, она проспала утреннюю пробежку!       Юлианна попыталась вскочить с постели и тут же почувствовала головную боль. Это было так неожиданно, что она вновь уронила голову на подушку.       — Доброе утро, Юлианна Радиславовна, — услышала она смутно знакомый голос. — Вижу, вы уже проснулись.       — Алексей Сергеевич? — проговорила она, приходя в себя. Очевидно, ночь она провела здесь. Игнорируя боль в мышцах после вчерашней гонки, Ильиневич приподнялась на кровати, прикрываясь простынёй. За столом сидел главный врач сборной России по биатлону. — Где я?       — У меня в номере. В лазарете, так сказать, — улыбнулся Лагуточкин. — Как самочувствие?       — Не жалуюсь, — пробормотала Юлианна, пытаясь вспомнить, как она здесь очутилась. Вроде ведь не собиралась к врачу. — А…       — Как вы здесь оказались? — прочёл её мысли доктор. — Потеряли сознание. Рискну предположить, что без этого вы бы не додумались нанести мне визит, — Ильиневич неопределённо повела бровями, на что Алексей сокрушённо вздохнул. — Оденьтесь, потом поговорим.       Лагуточкин вышел из помещения, а Юлианна, слегка пошатываясь, встала с кровати. Значит, она потеряла сознание. Ни разу прежде за двадцать три года она не падала в обморок! «Надо же когда-то начинать», — ехидно заметил мозг. Голова почти не болела. Волосы на затылке были странно влажными, будто от компресса.       Узрев отражение в зеркале, Ильиневич ужаснулась. На бледность и растрёпанные кудри можно было внимания не обращать (кто ж после обморока выглядит как голливудская дива с обложки журнала?), а вот следы на шее от стальной хватки Александрова нельзя было не заметить. Юлианна быстро натянула лежавший на тумбочке спортивный костюм и повыше натянула ворот. Так лучше.       Едва Юлианна успела причесаться и завязать хвост, в комнату вернулся врач. Алексей предложил ей сесть сбоку от стола спиной к стене. Сам он расположился на своём обычном месте напротив стенки.       — Рассказывайте.       — Что?       — Что с вами случилось.       Юлианна пожала плечами, будто в душе не ведала, почему у неё болела голова и с какой стати на её шее были следы от пальцев.       — Я ударилась, — сказала она, не желая рассказывать о случившемся. Врач обязательно перескажет всё тренерам сборной, а потом это станет всеобщим достоянием. В сборной слухи необъяснимым образом разлетались со скоростью свежих горячих пирожков. А огласки Ильиневич не хотела.       — Ты меня за дурака не держи, — посоветовал Лагуточкин, укоризненно посмотрев на неё. — Кто тебя так?       — Никто, — упорствовала Юлианна. — Я просто головой ударилась.       — Оно и видно, — бестактно заметил медик. — Мозги все отшибло. Ты что, не понимаешь, что он мог тебя убить? — девушка удивлённо на него уставилась, даже не заметив перехода на «ты». — У тебя след от пальца возле сонной артерии. Ещё бы чуть сильнее надавил — и всё.       Алексей Сергеевич вышел из номера сделать звонок, оставив Ильиневич переваривать полученную информацию. Он был обязан проинформировать о случившемся её тренера Александра Борисовича Александрова.       Когда Трифанов с загадочной улыбкой плюхнулся за столик к российским биатлонистам, те поняли, что он очень хочет поведать им какую-то информацию.       — Знаете, с кем я сегодня разговаривал? — обвёл он взглядом всех присутствующих.       — По скайпу со Слепцовой? — предположил Макс Цветков.       — Нет, — неодобрительно посмотрел на него Илья. — С врачом.       — Проблемы со здоровьем начались? — хмыкнул Малышко. — Барабанные перепонки не выдерживают медвежий рёв начальства?       — Смешно, — кисло посмотрел на него журналист. — Вы все знаете, что Ильиневич в обморок упала?       — Ты же сам всем вчера и рассказал, — заметил Антон Бабиков.       — А знаете, почему это произошло?       — Перенервничала, может, — пожал плечами Дмитрий. — Или Борисыч дозу не рассчитал.       — Дима! — осадил его Бабиков.       — Что? Говорят, этот Александров большой спец по запрещёнке. Может, он и на панночке Юлианночке опыты ставит.       — Тихо вы! — перебил его Трифанов и заговорщицки проговорил: — Я подходил сегодня к Лагуточкину. Знаете, что он мне сказал? Что не будет давать комментарии для прессы!       — Это нормально, Илюх, — заметил Шипулин.       — Врачебная тайна, — добавил молчавший доселе Матвей Елисеев.       — Да ладно! Я же не побегу делать об этом репортаж. Ваш врач мог бы просто сказать, что Юлианна переутомилась, что у неё стресс из-за проваленной гонки. Но он ничего не сказал! Вообще! Это подозрительно, понимаете?       — Опять конспирологические теории, — закатил глаза Малышко. — Говорю, же, запрещёнка.       — Тихо ты! — осёк его Трифанов, не желая поднимать осточертевшую в последнее время тему с допингом в российском спорте.       — Будь там что-то подобное, об этом уже узнали бы все, — сказал Шипулин. — А Ильиневич уже отстранили бы от гонок. Касперович не стал бы покрывать ученицу Александрова.       — Ну, с этим не поспоришь, — согласился Дмитрий. — Илюх, а ты чего так за неё переживаешь?       — Дело не в переживаниях. Это очень подозрительно, понимаете? — посмотрел на него Илья. Малышко закатил глаза. — Чую, ваш Лагуточкин темнит.       — Кончай смотреть РенТВ, — вздохнул Шипулин. Трифанов хотел ответить, но неожиданно узрел через прозрачную стену Александрова, нежданно-негаданно возникшего в гостинице. Борисыч направился в столовую, не обратив внимания на сидевших там соотечественников.       — Кошка поцарапала, Александр Борисович? — насмешливо окликнул его Малышко. Тренер вынужден был подойти к их столику. Теперь все разглядели, что его щёки украшали достаточно глубокие царапины.       — Дикая кошка, — проворчал Александров. — Доброе утро, молодые люди.       Видимо, есть Борисыч перехотел, потому как вышел обратно в холл и свернул в коридор.       — Полцарства тому, кто расцарапал Карабасычу рожу! — воскликнул Дмитрий. У Ильи Трифанова была идея по этому поводу, но он решил промолчать. Остальные продолжили жевать. О причинах лютой неприязни Малышко к Александрову можно было только догадываться.       — Чего ты его так ненавидишь? — решился спросить Максим. — Он вроде адекватный мужик, да и тренер неплохой. Вон, как Юлианна у него бегает! Я даже удивлён, почему Александров больше никого к себе не берёт и не метит на место главного.       — А ты знал, что его в своё время из спортивной школы в Токсово попёрли? — спросил Малышко. Цветков отрицательно покачал головой. — Он там подзатыльники раздавал направо-налево. Так Карабасыч не растерялся, он потом сам себе где-то учеников нашёл. Их четверо было, трое сбежали, один из них на допинге попался. Осталась только панночка Юлианночка. Видимо, они нашли друг друга, — фыркнул Дмитрий.       — Прослежу-ка я за ним, — сорвался с места Илья и умчался в ту сторону, где скрылся Александров. Малышко недовольно нахмурился. Журналист пропустил его речь мимо ушей.       — Алексей Сергеевич, — проговорила Юлианна. — Я уже хорошо себя чувствую. Можно мне идти?       — Скоро будет можно, — ответил врач, заканчивая мерить ей давление. — Куда ты так спешишь?       — Тренироваться.       Лагуточкин неодобрительно покачал головой, снимая с её руки манжету.       — Никаких тренировок! Сегодня тебе нужен покой. Завтра, может быть…       — Завтра уже гонка! — воскликнула Ильиневич, заметив, что давление у неё в пределах нормы.       — Какая тебе гонка? — ворчал медик. — Это слишком большая нагрузка. И не надо тут жалобно глазёнками моргать. Успеешь ещё набегаться.       Юлианна хотела было возмущённо возразить, что от этой гонки зависит её место в сборной, но не успела. В дверь постучали.       — Входите, — сказал Алексей, и в комнате появился…       Ильиневич вскочила со стула. Это был Александров! Лагуточкин вежливо его поприветствовал, пожав руку.       — Что случилось? — с неподдельным участием поинтересовался Борисыч. Лицемер высшей пробы.       — Я по телефону обрисовал вам в общих красках ситуацию, — заметил врач. — Юлианна потеряла сознание из-за удара головой и сильного стресса.       — Господи! — схватился за сердце Александров. Ильиневич сжала кулаки. Мерзавец! — Девочка моя, как же ты так?       — Не «как», а кто, — многозначительно сказал Алексей Сергеевич. — Я более чем уверен, что вашу ученицу били намеренно. Только она не признаётся, кто именно это сделал.       — Кто же этот негодяй, Анечка?! — трагично вопросил он. На это даже можно было купиться. Юлианне хотелось ответить нечто в духе: «Посмотрите в зеркало» или «Вам виднее, Александр Борисович», но она промолчала, молча испепеляя взглядом тренера. Биатлонистка не знала, что делать. С Александровым она не пойдёт ни за что на свете. Можно, конечно, притвориться умирающим лебедем и ещё раз грохнуться в обморок, на этот раз притворно, чтобы остаться здесь. Но тогда о завтрашней гонке придётся забыть. А можно попытаться поставить Александрова на место и сделать так, чтобы он ушёл сам…       — Что он здесь делает? — грубо спросила Ильиневич, игнорируя вопрос Борисыча. Лагуточкин смешался.       — Я как врач обязан был сообщить вашему тренеру…       — Александр Борисович больше не мой тренер, — заявила она, с вызовом смотря на Александрова. Фальшивая улыбочка медленно сползла с его расцарапанной рожи.       — В каком смысле? — удивился Алексей Сергеевич.       — В прямом, — растянула губы в улыбке Ильиневич. Александров глядел на неё с нескрываемой неприязнью. Медик поочерёдно посмотрел на них, после чего пробормотал:       — Вам нужно побеседовать наедине, я полагаю…       Не став ждать ответа, Лагуточкин вышел в коридор, где чуть не задел дверью внезапно оказавшегося здесь Трифанова.       — Вы? — опешил он. — Что вы здесь делаете? Подслушиваете?       — Да, подслушиваю, — резким шёпотом отозвался Илья, не став отрицать очевидное. — Неужели вам самому неинтересно? — Алексей промолчал. Вообще-то, интересно. Казалось, быстрее мир рухнет, чем Ильиневич уйдёт от Александрова. Это нерушимый тандем. Был. С чего вдруг Юлианна решила от него уйти? — Тогда слушайте со мной и не мешайте! — правильно расценил его молчание Трифанов. Лагуточкин пару секунд колебался, после чего последовал примеру корреспондента и припал ухом к двери.       — Ты что творишь? — прошипел Александров, едва за медиком захлопнулась дверь. — С какой стати ты сказала, что я тебе больше не тренер?       — С такой, что вы мне больше не тренер, — ядовито откликнулась Юлианна. Борисыч сжал кулаки и шагнул к ней, но Ильиневич остановила его: — Ни шагу больше, а то я заору на весь отель.       Александров был вынужден остановиться.       — Какого хрена?       — Видите ли, Александр Борисович, семнадцать промахов и девяносто восьмое место не соответствуют моим биатлонным амбициям, — максимально ехидно улыбнулась Ильиневич. — Систему тренировок надо менять, понимаете?       Александров молчал, будучи не в силах поверить в то, что это говорит Юлианна, которая не представляла себя без него.       — Кинуть меня решила, да?       — Зачем так грубо, Александр Борисович, — поморщила носик она. — Просто захотела сменить тренера. Вы меня не удовлетворяете.       — Это почему же? — процедил Борисыч. Последнее предложение прозвучало крайне двусмысленно. Неужели Анька делает это намеренно?       — За время работы с вами я так и не улучшила стрельбу, — сказала Ильиневич и с милой улыбочкой язвительно отчеканила: — Я стала сомневаться в вашей профессиональной компетенции.       Александров едва не задохнулся от возмущения. Сука! Знает ведь, что тренерское дело для него — всё, и бьёт по больному. Точно так же, как всегда делал он сам.       — Какая же ты дрянь, Юлианночка, — протянул он, надеясь, что его тон произведёт хоть какой-то эффект. Впустую.       — Да, — она с фальшивым сожалением качнула головой. — Дурное воспитание даёт о себе знать.       Александр Борисович не сдержался и, шагнув вперёд, замахнулся на Ильиневич кулаком. Она говорила о нём! О нём, а не о своей пыталовской родне. Об Александрове, который столько в неё вложил, столько сделал! Который растил её как родную, забрав из неблагополучной семейки. Тренер не сомневался, что Анька всё сделанное для неё прекрасно помнит и намеренно вонзает ему нож в самое сердце, безжалостно ударяя по ещё одной болевой точке. Борисыч ведь в самом деле по-своему её любил.       Юлианна нагло улыбалась. Даже не моргнула! Она больше его не боится. Борисыч стиснул зубы, неохотно опустил руку и быстро отошёл в сторону. Теперь спортсменка смотрела на него с нескрываемым торжеством. В этой схватке победила она.       — Ты ещё пожалеешь, — просипел он, погрозив Ильиневич кулаком.       — Кого? Вас? — изогнула бровь Юлианна и усмехнулась. — Нет, вас мне совсем не жаль. Будет лучше, если мы вообще больше не будем пересекаться. Вы забудете о своих намерениях сломать мне карьеру, а я, так уж и быть, не буду поминать всуе о том, что произошло вчера.       — Ты… ты… — не нашёл слов Александров. Тренер грозно посмотрел на неё, после чего пулей вылетел из помещения.       Лагуточкин едва успел утянуть Трифанова в сторону, как дверь резко отворилась, и из комнаты выскочил Борисыч. Он был настолько зол, что не обратил внимания на медика и журналиста. Мужчина быстрым шагом направился в сторону лифта, а у Ильи появилась идея:       — Значит, Ильиневич теперь без койко-места. А у меня есть свободная кровать. Что, если я её к себе заберу?       — С какой радости? — удивился Алексей, всё ещё переваривающий полученную информацию.       — Во-первых, я ей друг.       — Я так понимаю, будут ещё аргументы.       — Блин, это же скандал! — всплеснул руками Трифанов. — Я должен докопаться до причины. Анька бы просто так это всё не устроила. А вы рожу Борисыча видели? Я уверен, это Юлианниных рук дело! Что-то между ними произошло!       — Ясно, опять погоня за горячим, — неодобрительно посмотрел на него врач. — Только сборной скандалы не нужны.       — Сам знаю, не дурак. Я ведь не для репортажа это всё узнаю. Мне просто интересно! Ну, как, отпустите Юлианну ко мне жить?       — Очень интересно, — мужчины обернулись на голос. У двери стояла Ильиневич, скрестив руки на груди. — Подслушиваем?       — Всё равно плохо слышно! — воскликнул Трифанов, а Алексей принял нарочито серьёзный вид, маскируя неловкость. — Анечка, пойдём со мной, я тебе звезду с неба достану!       — Не стоит, — хмыкнула Ильиневич. Что, если ей и вправду немного пожить у Ильи? Больше всё равно негде. Не к Борисычу же возвращаться. Конечно, рассказывать правду Трифанову она не собиралась. — Точно у тебя койка есть?       — Да! — охотно кивнул Илья. — Платить ничего не надо. Я в номере бываю редко. Губерниев совсем загонял со своей биатлонной программой. У меня же репортаж с кулинарного поединка накрылся, — Трифанов красноречиво посмотрел на девушку. Ильиневич сделала вид, будто ни при делах. — Соглашайся! — улыбнулся Илья и подмигнул. — Приставать не буду.       — Разумеется, не будешь! — живо откликнулась Юлианна. — Хватит с тебя Слепцовой.       Трифанов на мгновение нахмурился и перестал улыбаться, но быстро принял позитивный вид.       — Мужиков не водить, — весело сказал он. — То есть, водить можно, но чтобы я об этом знал. Надо же мне снять хоть что-то для биатлонной программы! Восемнадцать плюс — самое оно!       — Интересно, убийство корреспондента спортивного телеканала в прямом эфире потянет на восемнадцать плюс? — задумчиво хмыкнула Ильиневич.       — Намёк понял, — засмеялся Илья. — А ты опасная. Зачем я тебя к себе позвал? Смотри, не пристрели меня случайно из своей винтовки, а то самой за комнату платить придётся.       — Да я в упор промахнусь, судя по вчерашней гонке, - приободрившаяся было Юлианна погрустнела.       — Хорошо, иди, — сказал Алексей Сергеевич, поняв, что Ильиневич точно уйдёт. Особых оснований держать её у себя врач не видел. — Только никаких серьёзный нагрузок!       Юлианна энергично кивнула. Лагуточкин покачал головой и ушёл к себе в кабинет, не очень-то поверив биатлонистке.       — Ладно, пойдём, подруга, — Трифанов приобнял её за плечи. — Спрячем тебя от Александрова.       — Ты тоже, я надеюсь, не будешь никого водить, — заметила девушка. Илья принял вид оскорблённой невинности.       — Я! Да я! Да никогда!.. — с преувеличенным возмущением воскликнул он и всплеснул руками.       — Пошли уже, образец мужской верности, — закатила глаза Ильиневич.       — Ты чего такая хмурая? — удивилась Надя Скардино, заметив в кафе Доротею Вирер, плюхнувшуюся за столик. Тридцатое место во вчерашней гонке при шести промахах — не самый плохой результат. У Надежды при двух шестнадцатое. Впрочем, навряд ли Доро в печали из-за гонки.       — У Ильиневич роман с Трифановым, я всё видела! — на одном дыхании выпалила Доро. Больший бред трудно было придумать, поэтому белоруска закатила глаза. Встретилась с подругой, а она уже себя накрутила без повода. — Это возмутительно! Они сейчас разговаривали в коридоре, представляешь?! А потом пошли к нему в номер!       — Ясно, — засмеялась Надежда. Стало понятно, где так долго носило итальянку.— Ты ревнуешь.       — Нет! — искренне возмутилась Вирер, с негодованием посмотрев на неё.       — Ага, — скептически покачала головой белоруска. — Не переживай ты за своего Илью, Анька на него не претендует.       — А почему они тогда вместе шли?       — Может, он интервью у неё собирался взять? Или просто поговорить? Они же из одной команды, друзья, — заметила Надя, после чего заговорщицки подмигнула. — У Ильиневич кое-кто другой есть. Она не говорит, но я-то по глазам вижу.       — Да? И кто же? — спросила Доротея, вспомнив почему-то злополучный кулинарный поединок. — Свендсен?       — Ага, щаз! Расторгуев!       — Серьёзно?! — удивилась она.       — Видела бы ты, как они друг на друга смотрят! — Надя мечтательно возвела глаза к потолку.       — А он знает, что она к Илье в номер ходит?       — Опять ты за своё, — покачала головой Скардино. — Я бы на твоём месте не о Юлианне думала, а о Свете Слепцовой. Она, вообще-то, девушка Трифанова.       Доротея недовольно поджала губы. Похоже, Светлана совсем вылетела из её эмоциональной итальянской головы.       Интарс Беркулис был зол. Результаты команды вывели его из обычно спокойного состояния. Ладно, Байба вчера пять раз промахнулась. Несколько секунд отделило её от сорокового места. Это ничего, по той гонке не такая уж и плохая стрельба.       Сегодня лучшим в команде был Илмарс Брицис. Не Расторгуев, а Брицис, которому сорок шесть лет! Илмарс допустил три промаха и стал шестьдесят вторым. Андрей, у которого было в два раза больше промахов, расположился в нескольких секундах от него, заняв шестьдесят третье место. Даумантс Луса стал девяностым.       — В общем, вы всё про себя поняли, — выдохнул Беркулис, заканчивая гневную тираду в адрес Расторгуева и Лусы. Брицис сидел в стороне, для него нагоняй не предназначался. Каким-то боком сюда затесались Роберт Слотиньш с Ванькой Ильиневичем, но тренер латвийской команды не стал их выгонять.       — Поняли, — пролепетал Даумантс. — Можно идти?       — Идти? — ехидно отозвался Беркулис. — Ты уже ходил сегодня по трассе. По времени на лыжне сотым стал. Не находился ещё?       — Я старался!       — Так старался, что четыре раза промазал! Лучший снайпер команды, тоже мне.       — Зато теперь понятно, кто из нас третий номер сборной, — вставил свои пять копеек Слотиньш. Луса оскорбился, но Роберта осадил Иван:       — Зная твою стрельбу, ты вообще бы последним был, Бобби. Там ветрюга. Шипулин, победитель, и то промазал.       — Я пойду? — ещё раз осторожно поинтересовался Даумантс.       — Пойдёшь, — вздохнул Интарс. — Только скажи мне для начала, что это было на первой лёжке?       — Два промаха, — опустил глаза блондин.       — Плюс один на стойке и ещё один на второй лёжке. Значит, три твоих промаха сегодня из положения лёжа. И как это понимать? Даже Расторгуев, Даумантс! — тренер кивнул на Андрея, которому сегодня досталось больше всех. — Даже Расторгуев сегодня лёжку на ноль прошёл!       — Андрюша вообще лёжа хорош, — двусмысленно ухмыльнулся Ванька.       — Ты бы помолчал, — красноречиво посмотрел на него Беркулис. — Не о том речь. Даумантс, с твоим ходом вообще нельзя промахиваться! Ни единого раза! Я очень надеюсь, что в эстафете таких косяков не будет.       — Не будет, — пообещал латыш.       — Иди уже, — махнул рукой Интарс. — Роберт, и ты иди! Чего уши развесил? Вань, тебя это тоже касается.       Слотиньш и Луса не заставили себя долго просить. Ванька без охоты последовал за ними.       — А с тобой что делать будем? — Беркулис посмотрел на Расторгуева.       — Делайте, что хотите, — сказал он.       — Андрей, ты понимаешь, что это вообще ни в какие ворота? Проигрывать Илмарсу! Немыслимо! А на стойке ты что за шоу устроил? Показательную пальбу в молоко? Из десяти выстрелов шесть мимо. Ну, хоть ходом восьмой. Правда, толку с этого нет! Ты так много времени провёл на рубеже, что молоко, куда ты палил, закиснуть успело! Я уже молчу про то, что если бы ты отстрелял на ноль, была бы медаль. Это ясно и так. Но ты же ещё и мимо масс-старта чуть не пролетел, как фанера над Парижем! Расстроил ты меня сегодня сильно.       — Буду анализировать ошибки, — монотонно проговорил латвиец.       — Да понятно, что будешь, — покачал головой Интарс. — Уйди уже с глаз моих долой. Видеть тебя не могу, горе луковое.       Расторгуев невозмутимо кивнул и вышел из комнаты.       — Паршивец, — Беркулис устало присел на кровать и посмотрел на сидевшего напротив Илмарса. — Ещё и тебе проиграл.       — Это случайность, и мы с тобой оба это понимаем, — здраво заметил Брицис, отстрелявший сегодня лучше всех в латвийской команде. — Но стрельба у него, мягко говоря...       — Поганая, — кисло кивнул Интарс. — Я знаю, как он работает. Андрея не обвинишь в лени. Но почему-то получается, что все наши усилия раз за разом вылетают в трубу. Мне уже самому интересно, закончится ли это когда-нибудь?       — Ты сам веришь, что такой спортсмен как Андрей может завершить карьеру без медали Кубка мира? — спросил Илмарс.       — Не верю и не хочу верить!       — Тогда придётся сцепить зубы и работать дальше, — пожал плечами Брицис. — Иного выхода нет.       Действительно, другого выхода нет. Есть спортсмены, которым везёт чуть больше, а есть такие, которым не везёт категорически. Как бы ни хотелось Интарсу обратного, Расторгуев относится ко второй категории. «Везучесть» Андрея просто не знает границ. Чего с ним только не случалось за карьеру. Дисквалификация за неправильное прохождение дистанции (причём, в первой же гонке в карьере), нехватка финансов, вечные проблемы с сервисом и стрельбой, слив последнего круга усталости из-за наматывания бесконечных штрафных кругов, операция на плече, падения и даже поломка винтовки. Со временем спонсоры появились и в финансовом плане стало полегче, но везения от этого не прибавилось.       Интарс хорошо помнил историю с конькобежцем из Австралии Стивеном Брэдбери, который завоевал золото на Олимпиаде в 2002 году. Он чудом вышел в финал, где все его соперники столкнулись на последнем круге, открыв австралийцу дорогу к золоту. У него никогда не было крупных титулов в одиночном разряде, но именно ему, ни на что особо не претендовавшему, было суждено выиграть в тот день. Кто-то может сказать, что ему воздалось за старания и упорную работу. А остальные, что, не работали? В спорте пашут все. Кто-то больше, кто-то меньше, но все. Просто кому-то суждено стать чемпионом, а кому-то нет. В последнее время Беркулису всё больше казалось, что Расторгуеву не суждено. Хоть убейся. Не дано, и всё тут. Хотя уж он-то медаль давно заслужил. И не одну. А толку, если не везёт?       Некоторые говорят, что каждому человеку воздаётся по заслугам. Интарс полагал, что, по крайней мере, в спорте, это не совсем так. У титулованной Кайсы Мякяряйнен нет ни одной олимпийской медали. Пусть кто-то попробует сказать, что она мало работала или не заслужила. Но медали нет. И у Расторгуева нет хотя бы одной медали. Золото чемпионата Европы не в счёт. Там другой уровень. Да и разве к этому Андрей стремился? Но... неужели, не суждено?       Правда, все подобные суждения Беркулис не высказывал Андрею. Нужно было сохранять оптимистичный настрой. И ни в коем случае не давать понять подопечному, что временами он теряет веру в успех. Не для того они столько лет боролись, чтобы просто так сдаться.       Доротея Вирер решительно вошла в небольшую гостиницу, где по её сведениям жил Андрей Расторгуев. Если Надя не обманула, конечно. На ресепшен ей ничего не скажут. Но как тогда узнать, в каком номере его искать? Во все подряд стучать? Вот ещё!       Спасение пришло неожиданно. В столовой Доротея заприметила парня, который проник на кулинарный поединок под видом итальянца. Илья говорил, что он из латвийской сборной. Отлично! Вирер поправила волосы и модельной походкой направилась к столику, за которым сидел биатлонист. Он был в компании блондина и какого-то зеленоволосого субъекта, лица которого видно не было, но это Доро не смутило.       — Добрый вечер, — ослепительно улыбнулась она.       — Добрый! — радостно откликнулся зеленоволосый, оказавшийся Иваном Ильиневичем. Вирер нахмурилась. Ведь это он съел её пиццу! Но итальянка приказала себе остыть. С ним можно разобраться потом.       — А почему вы такие грустные? — захлопала глазами Вирер и посмотрела на Слотиньша. — Особенно ты. Я не понимаю, как может быть грустным человек, который похож на Брэда Питта!       Роберт ухмыльнулся. Его не насторожило то обстоятельство, что он похож на Питта не больше, чем Ванька на Анджелину Джоли. Если уж сама Доротея Вирер говорит, что похож, значит, так оно и есть.       — А я? — возмутился Ваня. — Я на кого похож?       — На Спанч Боба, — театрально скривилась Доро и вновь обратилась к Роберту. — Могу ли я узнать ваше имя, о, прекрасный юноша?       — Роберт, — приосанился латыш.       — Ах, Роберт, — кокетливо закатила глаза Вирер. — Я бы хотела тебе кое-что сказать. Может, отойдём в сторону?       — Конечно! — Слотиньш быстро вскочил со стула.       — Что это было? — заговорщицки прошептал Даумантс.       — Хрень какая-то, ничего не понимаю, — нахмурился Ванька, наблюдая за тем, как Доро и черепашка Бобби отходят подальше.       — Я слушаю, — Роберт всем своим видом изображал участие.       — Я многого не попрошу, — быстро затараторила Доротея. — Ты скажи только, в каком номере остановился Андрей.       — Расторгуев? — тупо переспросил Слотиньш. Улыбка с его лица не сошла. Вирер вежливо кивнула, хотя готова была стукнуть латыша за непонятливость. И так ясно, что ей нужен Расторгуев! — А зачем он тебе?       — На свидание позвать хочу! — с сарказмом выпалила Доро. — Так скажешь, где он?       — Я скажу, а ты мне что? — без энтузиазма откликнулся Роберт, поначалу воодушевившийся комплиментами итальянки. Он успел мысленно пригласить Вирер на свидание, сводить в ресторан (ну, ладно, кафе, денег-то нет), расплатиться (только за себя, ведь денег нет, но ничего, Доро самостоятельная европейская девушка), станцевать с ней медленный танец (Слотиньшу было безразлично, что он никогда ранее не танцевал), привести в роскошный номер-люкс. Его номер ведь сойдёт за люкс, да? Правда, он дешёвый и интерьер там так себе, но если сдвинуть две кровати всё будет замечательно! Так вот, Слотиньш уже привёл Доротею туда, медленно принялся расстёгивать молнию на её платье…       И именно в этот момент она спросила, где живёт Расторгуев.       — Как это — что? — воскликнула итальянка, не подозревавшая, какие страсти бушевали в душе Роберта. — Я прощу тебе участие в гнусном обмане во время кулинарного поединка!       — Ну… — протянул он. — Не знаю. Если бы ты согласилась пообедать со мной… ладно-ладно! – поспешно сказал Слотиньш под гневным взором биатлонистки. — Третий этаж, первая комната справа.       — Спасибо, — Доротея сверкнула белоснежной улыбкой и помчалась по лестнице наверх. Роберт вернулся к столу. Почему это Андрея Вирер на свидания зовёт, а его нет? Несправедливо! Юлианны ему мало, что ли?       — Чего Дорочка хотела? — поинтересовался Ванька.       — Меня на свидание позвала, — солгал Слотиньш. — Говорит, понравился я ей, когда итальянца изображал.       — Ой, врунишка! — рассмеялся Иван и обратился к Даумантсу. — Блонди, ты так никогда не делай. Дядю Ваню не проведёшь!       — Я правду говорю! Мы с ней завтра обедать идём.       — Держу пари, этого не случится!       — Спорим! — не подумав, протянул ладонь Роберт. Ванька тут же за неё ухватился.       — Спорим! На желание!       Луса разбил их руки ребром ладони. Пари было заключено.       Доротея Вирер пристально смотрела на Андрея, скрестив руки на груди. Зайдя к нему в номер, девушка сказала, что им необходимо серьёзно поговорить, но пока не произнесла ни слова.       — Что случилось? — решил всё-таки спросить Расторгуев.       — Ничего, абсолютно ничего! — эмоционально всплеснула руками итальянка. — Ты знаешь, где сейчас Юлианна?       Латвиец отрицательно качнул головой. Вчера он пытался дозвониться до Ильиневич, но телефон у неё был выключен, а ночевать в отель она не вернулась, старательно избегая Александрова. Андрей не стал её разыскивать, понимая, что Юлианне необходимо побыть одной. Но сегодня это пора было сделать. Перед гонкой сделать это было невозможно, а сейчас латвиец как раз собирался этим заняться. Судя по всему, Доротея могла ему помочь.       — А я знаю! — заявила Доро. — Твоя девушка изменяет тебе с моим… другом!       Расторгуев удивлённо поднял брови. То, что «его девушка» начала ему изменять до того, как вообще у него появилась, было очень странно. Интересно, что Вирер приняла Юлианну за его девушку. Они вроде не давали повода для подобных предположений.       — Да-да! — кивнула она. — С Ильёй Трифановым! Они вместе с ним в его номер пошли, — Доротея нервно прошлась по комнате. — Между ними что-то было, я точно знаю! Сердцем чувствую!       — А ты чего так распереживалась? — внимательно посмотрел на неё Андрей. Ему нужно было поговорить с Ильиневич, а Вирер знала, где она сейчас. Значит, нужно это выяснить. В голове латвийца быстро сформировался план, как узнать местоположение Юлианны и не вызвать подозрений у итальянки. Если спросить в лоб, Доротея точно утвердится в мысли, что у них роман. Через пару часов эту весть будет знать половина биатлонного мира. Сплетен Расторгуев не хотел.       — Ну, как же, — пробормотала Доро, не зная, как объяснить свой порыв. — Трифанов мой… друг. И Ильиневич моя подруга. Они же вообще не пара! А может, я вообще за тебя переживаю! Юлианна ведь твоя девушка…       — Мы с ней просто друзья, — абсолютно невозмутимо заявил Расторгуев.       — Что? — округлила глаза Доро. — Но я думала…       — Да нет, — улыбнулся Андрей. — Вы с Трифановым просто друзья, и мы тоже просто друзья. Юлианна и Илья свободные люди, поэтому могут встречаться. Разве не так?       Разумеется, он знал, что спецкор «Матч ТВ» встречается со Слепцовой, но пока что подобные познания было вовсе не обязательно афишировать. Андрей говорил настолько невозмутимо и убедительно, что Доротея не могла не поверить в то, что они с Ильиневич не более чем приятели.       — Понятно, — пробормотала она. Если у Юлианны никого нет, то её никто не остановит от отношений с Трифановым. Вдруг Доротею осенило. — Между прочим, у Ильи есть девушка! Светлана Слепцова! Тоже, между прочим, моя подруга!       — Неужели? — удивился Андрей. План пока что срабатывал. На самом деле он прекрасно знал про Свету, и именно этот факт фактически гарантировал, что между Юлианной и Трифановым ничего быть не могло. Ильиневич не стала бы отбивать мужчину у подруги по сборной. А вот с Вирер Слепцова не дружила. Болтливый Ваня утверждал, что девушки за Трифанова глотку друг другу перегрызть готовы. Расторгуеву было неинтересно слушать Ванькины сплетни, но сейчас эти сведения могли пригодиться.       — Да! — закивала Доротея. — Теперь ты понимаешь, что если они начнут встречаться, то это будет нечестно по отношению к Свете?       — Разумеется, — уверил её Андрей. Теперь можно было узнавать, где Ильиневич. — Я как друг постараюсь Юлианну отговорить.       — Уж постарайся! Поговори с ней!       — Поговорю, ты только скажи, в какой отель идти надо.       Вирер без тени сомнения выложила ему и название отеля, и номер комнаты, где жил Трифанов. План сработал.       Внезапно раздался стук в дверь. Расторгуев отворил её и обнаружил на пороге Александрова. Уж кого латвиец не ожидал увидеть, так это его. Тем более, с царапинами во всё лицо.       — Надо поговорить, — сказал Борисыч, пристально глядя на Андрея.       — Ой, здравствуйте! — с наигранной радостью воскликнула Доротея Вирер, выглядывая из-за спины Андрея. Тренер невольно нахмурился. Она-то что здесь забыла? Кажется, итальянцы в другом отеле живут. Какие у Вирер могут быть дела с Расторгуевым? Да ещё и в его номере. — А я уже ухожу. Чао, Андрей!       Доротея игриво улыбнулась и протиснулась мимо Александрова. Он хмыкнул и вошёл в номер, пока Расторгуев закрывал дверь.       — Я смотрю, ты времени даром не теряешь, — ухмыльнулся Борисыч. — Итальяночек после гонки к себе водишь.       — Что вам надо? — осведомился биатлонист, скрестив руки на груди. Оправдываться перед Александровым он не собирался.       — Ты не очень-то гостеприимен, — проворчал тренер, самовольно усаживаясь на стул.       — Так я вас и не звал.       — Действительно, — хмыкнул Борисыч. — Но я пришёл. Сам.       — Я заметил, — терпеливо сказал Андрей. — Какова цель вашего визита?       — Я пришёл поговорить о Юлианне, — улыбнулся Александров.       Эмиль Хегле Свендсен по полной программе пользовался предоставленным ему выходным. Норвежец позволил себе встать чуть позже обычного, но всё равно потренировался. Ведь завтра эстафета, а послезавтра масс-старт. По идее, можно было бежать и сегодня, но тренеры, приняв во внимание его недавнюю простуду и практически полное отсутствие шансов бороться за БХГ, решили дать пробежать вернувшемуся в сборную Вегарду Гьермундхаугу. С ним, к слову, Эмиль почти не пересекался и о споре на Ильиневич не говорил. Видимо, Тарьей, как и обещал, дал ему по шапке.       Заметив в столовой Юлианну, в одиночестве сидевшую за одним из столиков, Свендсен направился к ней. Он знал и о её вчерашнем провале, и о том, что она потеряла сознание. Об этом сообщил ему всезнающий Йоханнес, видевший всё собственными глазами.       — Привет. Как себя чувствуешь? — спросил он.       — После вчерашнего-то? — хмыкнула Ильиневич, перестав с задумчивым видом смотреть в чай. — Ну, так.       — Паршиво, значит. Я сяду?       Юлианна кивнула. Пусть посидит. Она только что вернулась, перенеся вещи из своего отеля сюда. К её огромному облегчению, Александрова в номере не было, и не пришлось опять с ним встречаться.       — Ты почему не на гонке?       — Стар стал, — притворно вздохнул Эмиль. — Молодёжь из состава вытесняет.       Ильиневич не сдержала улыбку. Принц Чарминг всегда на позитиве.       — А почему я тебя раньше здесь не видел? — поинтересовался он. — Ваша команда в одном отеле с нами живёт. Я всех видел, а тебя нет.       — Я в другом отеле жила. Теперь только сюда перебралась.       — Решила быть поближе ко мне? — Свендсен шутливо ухмыльнулся.       — С тренером поругалась, — Юлианна не стала придумывать ничего ехидного в ответ. Норвежец выглядел удивлённым.       — А что так? Он не вынес твоего кроткого нрава?       — Сейчас как стукну! — угрожающе глянула на него биатлонистка. Впрочем, пусть так и думает. Обсуждать эту ситуацию с Эмилем Ильиневич не собиралась.       — Только не по голове, — предупредил СуперСвендсен. — Мне в неё ещё есть надо.       — Скорее, пить, — фыркнула девушка. Скандинав просиял.       — Давай напьёмся? — выдал он. Юлианна посмотрела на него как на чокнутого. — А что? Ты разругалась с коучем, я старый пенсионер. Чем не повод… тряхнуть стариной? — Ильиневич непонимающе нахмурилась. Эмиль ей подмигнул. — Сочи помнишь?       — О, нет-нет-нет! — затрясла головой Юлианна. — Больше такого не будет.       — Какого — такого? — хитро спросил Свендсен.       — Ты помнишь, — ощерилась Ильиневич, явно не желая вспоминать ту историю.       — Как раз я помню плохо, — возразил Эмиль.       —Я тоже. То, что тогда произошло…       — А что тогда произошло? — невинно вопросил норвежец. Судя по взгляду, Юлианна была готова его придушить.       — Сам знаешь, — огрызнулась она.       — Знаю, — ухмыльнулся СуперСвендсен, вспоминая разговор с Тарьеем. — Хочу твою версию услышать.       — Мы с тобой… — решительно выпалила Ильиневич, но сбилась. — Ну, сам понимаешь…       — Не понимаю, — прикинулся чайником Эмиль. Он издевается, он просто издевается! Юлианне не хотелось поднимать эту тему, особенно сейчас. — Да ладно? — догадался Свендсен. — Не знал, что наша стервочка смущается слова «переспали»!       — Нахрена ты заговорил об этом? — схватилась за голову Ильиневич. В кои-то веки нормально общались, так нет же! Надо что-нибудь ляпнуть.       — Потому и заговорил, что у тебя немного неверная информация, — заметил норвежец. Юлианна нахмурилась.       — В каком смысле?       — В прямом. Я сам бы в жизни не вспомнил, но Тарьей решил освежить мне память.       — Говори! — решительно потребовала Ильиневич, поставив чашку на стол.       — Какая же ты нетерпеливая, — закатил глаза Эмиль. — Ладно, слушай…       — Скажи-ка мне, Андрюша, — доброжелательный тон Александрова вряд ли мог ввести кого-то в заблуждение. — Это ведь ты подбил Аньку уйти от меня?       — Если Юлианна от вас ушла, то я искренне за неё рад, — сдержанно отозвался Расторгуев, пытаясь сообразить, что к чему. Ильиневич всё-таки решила от Борисыча уйти? Весьма неожиданно, даже несмотря на то, что она теперь знает об их разговоре. Ещё больше Андрей удивлялся царапинам на лице Александрова. Неужели это сделала Юлианна? Не сам же он себя царапал. — Ваша бывшая ученица самостоятельна в своих решениях, и я не могу её, как вы выразились, на что-то подбить.       — Да брось, — снисходительно посмотрел на него Александр Борисович. — Ты сам понимаешь, что она поступила глупо. Куда ей теперь? В сборную посреди сезона? На другую систему перестраиваться? Кого-то со стороны нанимать? — тренер усмехнулся. — Только деньжат у Анютки нет. Тренироваться она может только у меня, но по дурости решила сбежать в никуда.       — От меня вам что надо? — у Андрея не было желания выслушивать этого типа. Однако поступок Юлианны немного его удивил. Ещё недавно она говорила, что при любых обстоятельствах останется у Александрова, ссылаясь на те же доводы. Но раз она от него ушла... тем лучше для неё. Латвиец сомневался, что Ильиневич на это решится.       — От тебя? Ничего, — пожал плечами Борисыч. Взгляд Расторгуева выражал максимальное недоверие. — Хочу просто предупредить тебя. Из мужской солидарности. Не той ты девушкой увлёкся, Андрюша. Не стоит она твоего заступничества. Юлианна — волчица в овечьей шкуре. Притворяется слабой и беззащитной, а на деле хищница. Акула, понимаешь? Она готова идти по головам ради достижения цели.       — Очень странно слышать это именно от вас, Александр Борисович.       — Язвишь, — вздохнул тренер. — Я ведь не из вредности тебя предостерегаю. Сам знаю, что перед её обаянием трудно устоять, — грустно промолвил он и умолк, но, заметив, что Андрей не торопится задавать наводящие вопросы, решил продолжить сам: — Мой тебе совет. Держись от неё подальше. Ради своего же блага.       — Очень мило с вашей стороны давать мне советы, которых я не просил, — заметил Расторгуев. — Если это всё, то…       — От меня не так-то легко избавиться, — продолжил Александров. — Хоть Юлианна и ушла от меня, это ничего не значит. Я всегда буду присутствовать в её жизни, пусть даже незримо. Я слишком многое сделал, чтобы она могла это забыть. Я слишком много для неё значу.       — Вам не надоело ещё речи высокопарные толкать? — осведомился Андрей. — Вы только и говорите о том, какой вы добрый и хороший. А что на деле? Вы лишили Юлианну золота в гонке, угрожали сломать карьеру, давили психологически, чуть не ударили. Хороша отцовская любовь!       — Дело не только в наших профессиональных взаимоотношениях, — загадочно улыбнулся Борисыч. — Я сейчас больше о личном. Ты думаешь, Анька любит меня как отца. До некоторых пор так и было.       — Не переживайте, теперь уже не будет, — обнадёжил его латвиец. Александров горько усмехнулся. Он на миг нахмурил брови, будто над чем-то раздумывая. Наконец, он поднялся со стула и медленно подошёл к Расторгуеву.       — Скажи-ка мне, Андрюша, — вкрадчиво начал он. — Ты ведь терпеть меня не можешь, — протянул тренер глядя в глаза латвийцу. — Каково тебе будет спать с девушкой, которая спала когда-то со мной?       Не понять, на кого Александров намекает, было невозможно.       — Какая наглая провокация, — проговорил Расторгуев. Борисыч ухмыльнулся. Ещё бы. Если Андрей сейчас двинет ему в челюсть, это будет просто замечательно. Значит, он поверит в его ложь и вряд ли будет доверять Ильиневич. Вопреки ожиданиям тренера, латвиец только усмехнулся. — Не стоит так стараться, Александр Борисович. Я вам всё равно не поверю.       — Напрасно, Андрюша. Я ведь не зря говорил, что слишком много для неё значу. Юлианна может переспать с кем угодно, но своего первого мужчину она никогда не забудет, — с напускным сожалением вымолвил Александров. — Неужели Анечка тебе не рассказывала о нас? Как смотрела на меня доверчивыми влюблёнными глазами. Как говорила, что никогда ни на кого меня не променяет. Как мы провели с ней ночь...       — У вас богатое воображение, — заметил Расторгуев.       — Ты напрасно думаешь, что я вру, — покачал головой Борисыч. — Посуди сам. Если бы Юлианна пришла к тебе ночью, готовая на всё, ты бы смог устоять? Я не смог. Я никогда не был влюблён в Юлианну, если тебе это интересно. Но мог ли я оттолкнуть её? Такую нежную, невинную, влюблённую. С мягкими волосами, нежной кожей... Она так похожа на свою мать. У неё даже родинка такая же есть. На лопатке, — ухмыльнулся тренер.       — Хватит врать, Александр Борисович. Я на это не поведусь, — отрезал Андрей. Разумеется, Александрову он не поверил. К тому же, Расторгуев видел спину Ильиневич, когда она пыталась приготовить яичницу в Алуксне. И никакой родинки на лопатке у неё нет. Мысли плавно свернули не в ту степь, и латвиец поспешил вернуться к разговору: — Такое ощущение, будто вы сочиняли эти истории вместо того, чтобы учить Юлианну стрелять.       — Какой недоверчивый молодой человек! — покачал головой тренер, не сильно расстроившись тому, что Андрей ему не поверил. — И всё же, я советую тебе...       — Раз уж вы решили давать мне советы, то я вам тоже кое-что порекомендую, — перебил его Расторгуев. — Оставьте Юлианну в покое.       — Как можно! — притворно возмутился Борисыч. — Она же мне как дочь родная!       — Меньше пафоса, Александр Борисович. Если вы хоть пальцем её тронете…       — То что? — фыркнул Александров. — Сдашь запись нашей федерации? Ох, как страшно! И что они мне сделают? Дело заведут? И что? Неужели ты думаешь, что меня кто-нибудь накажет? Да кому это надо! Ну, посижу я некоторое время в тени, потом ещё какого-нибудь ребёночка найду, выращу чемпиона. Мне всего пятьдесят лет, так что успею. Знаешь, — с фальшивым сожалением цокнул языком Борисыч. — Я ведь теперь безнаказанно могу сломать Ане карьеру. И меня ничто не остановит. Так что смысла хранить дальше ту запись дальше не вижу. Как ты понял, мне на федерацию плевать, они и так не лучшего обо мне мнения.       — Складно вещаете, хоть я вам и не верю, — проговорил Расторгуев, внимательно посмотрев в лицо тренеру. Александров выглядел спокойным. На самом деле он совершенно не был уверен в своей безнаказанности, но латвийцу об этом знать не нужно. — Для вас всё было бы куда проще, не будь у меня плана «Б».       —Какой ещё план?       — План «Б», — повторил Андрей. — Мне очень не хочется пускать его в ход, но если выхода не будет…       — Блеф, да? — усмехнулся Борисыч. — И что же ты собрался делать, если не нести запись в федерацию?       — Я понесу запись в федерацию. Только не в российскую, а в свою.       — Бред, — захохотал Александров. — Кому в Латвии нужна твоя запись?       — А из Латвии запись попадёт прямиком в Международный союз биатлонистов. Понимаете, куда ветер дует?       Борисыч понимал. Сейчас в самом разгаре были допинговые расследования и шум вокруг доклада Макларена. Если подобная запись попадёт к враждебно настроенным иностранцам, будет плохо. Союзу биатлонистов России сильно достанется за подобные фортели, а чиновники, в свою очередь, запросто могут запретить Александрову вести тренерскую деятельность или даже упечь за что-нибудь за решётку. В качестве козла отпущения. А то ещё и сделают виноватым за допинг во всём российском спорте. Скандал в любом случае будет большой.       — Тогда нашу федерацию биатлона могут вообще отстранить, и Анька пострадает в первую очередь.       — Не думаю, что до этого дойдёт. Хотя, признаю, план сомнительный. Но ведь у меня есть ещё один.       — Поведай уж, — снисходительно посмотрел на него Александров. — Куда на этот раз с записью пойдёшь? В федерацию биатлона Мадагаскара?       — Нет, всего лишь к своему начальству. И я сейчас не о биатлоне, а о работе в военной полиции.       — Мне Ванька что-то об этом говорил, — припомнил Борисыч. — И?       — И обвиню вас в угрозах, — мило улыбнулся Расторгуев. — Как вам такая перспектива?       — Каким образом их будет волновать судьба Юлианны? Она, насколько я помню, не числится ни в каких латышских ведомствах, — язвительно заметил тренер.       — Зато числюсь я. Юлианну в это дело впутывать вообще не придётся. Я обвиню вас в угрозах в свой адрес, — пугающе спокойно проговорил Андрей.       — Они поверят тебе на слово? — скептически спросил Борисыч.       — Не совсем на слово. Помните, вы в ответ на какую-то мою фразу сказали, что раньше за такое в морду били? — Александров хмуро кивнул, и Расторгуев продолжил: — Так вот. Поскольку в нашем ведомстве не все знают русский язык, то могут возникнуть некоторые трудности перевода, а ваши слова могут расценить как угрозу в адрес сотрудника военной полиции. Я же охотно буду это подтверждать, а если понадобится, даже предоставлю свидетелей.       — И что же они скажут?       — Всё что угодно, Александр Борисович, — пожал плечами Андрей. — Могут даже сказать, что вы целились в меня из автомата Калашникова. Кстати, у вас ведь были проблемы с законом из-за незаконного хранения оружия?       — Откуда ты знаешь? — процедил Александров.       — Это не имеет значения. Я говорю это всё к тому, что если вы хоть что-нибудь сделаете Юлианне, то я гарантирую вам небольшой международный скандал.       — Ты не станешь этого делать, — нервно рассмеялся Борисыч, глядя на серьёзного Расторгуева.       — Почему бы нет? Из-за решётки вы точно ничего Юлианне не сделаете.       — И ты сможешь засадить невинного человека ради какой-то девчонки?       — Невинного человека нет, а вот вас — вполне. Но я надеюсь, что вы не станете делать глупости и будете как ни в чём не бывало гулять по своей даче и выращивать помидоры, — невозмутимо проговорил Андрей. Борисыч выдохнул от возмущения. Ещё никто не отправлял его, гениального тренера, выращивать помидоры! — Только Юлианну не трогайте.       — Опасный ты тип, Расторгуев, — вздохнул Александров, медленно шагая к выходу. — Вы с Анькой друг друга стоите. Все из себя добренькие, но при случае в могилу сведёте.       — Вы сами себе её роете, — парировал латвиец. Борисыч не успел величественно покинуть его номер, ибо дверь распахнулась, безжалостно ударяя тренера по носу. Виновником происшествия стал Ванька, внезапно ворвавшийся в комнату. Александров схватился за лицо, отчаянно вспоминая вслух самые экспрессивные обороты великого и могучего. Он быстро выскочил, решив оказаться на как можно более дальнем расстоянии от Юлианниного братца.       — Ну, ты даёшь! — восхищённо воскликнул Ильиневич, не став бросаться вслед пострадавшему Борисычу. — Лихо ты прижал этого гада!       — Подслушивал? — констатировал Расторгуев без каких бы то ни было эмоций.       — Чуть-чуть. Ты видел, как он хвост поджал, а? Удрал, сверкая пятками! А ты? Ты-то что молчишь, льдина латвийская?! — тараторил Иван, игнорируя тот факт, что латвиец переобулся в уличные ботинки. — Ты вообще понимаешь, что творишь? Как ты держался! Как ты говорил с этим козлом! Уж если бы ты меня в качестве свидетеля позвал, я бы что угодно подтвердил! Мог бы даже сказать, что Александров решил звездануть по окнам твоего номера зенитно-ракетным комплексом! А как ты его в конце приложил?! Это же гениально! Я там чуть не кончил, когда ты отправил Борисыча помидоры жарить!       — Выращивать, — невозмутимо поправил Андрей, быстро застёгивая куртку. Даже сейчас Ванька на радостях не заметил, что он куда-то навострил лыжи. Зато возмутился тому, что латвиец пропустил мимо ушей самую пикантную часть его монолога.       — Расторгуев, ты вообще меня слушаешь?! Я тут тобой восхищаюсь, как бы! Я тебя даже к Юлианне заревновал! Повезло ей с тобой. Меня бы кто так защищал, эх… Шапка! — заверещал Иван, завидев, что Андрей чуть не выскочил из номера без головного убора. На него это было не похоже. Расторгуев быстро шагнул обратно и, натянув шапку, вышел из номера. Ванька последовал за ним.       Биатлонист удивлённо остановился. У его дверей топтались Слотиньш, Луса и Бендика. Что за несанкционированный митинг? Даже Ильиневич от неожиданности открыл рот. Видимо, их ещё не было, когда он подслушивал.       — Андрей, вот десять евро, — протянул ему бумажку Даумантс. — Я тебе должен.       — Я не давал тебе в долг, — удивился Расторгуев. Луса глянул на Ваньку, с интересом осматривающегося по сторонам.       — Мне Ваня дал, а потом сказал, что взял у тебя.       — Я её в твоём кармане нашёл, — стал оправдываться Ильиневич, пока латвиец забирал у Даумантса купюру. — Думал, деньга бесхозная.       Андрей думал саркастично заявить, что это самая «гениальная» Ванькина отмазка, но его перебил Роберт:       — Андрей, у тебя не будет случайно свиданий с кем-то из итальянской сборной?       Расторгуев не успел как следует осмыслить этот бред, а в игру уже вступила Байба:       — Андрей, нам надо поговорить, — нерешительно переминаясь с ноги на ногу, вымолвила она. Но и ей ответить возможности не представилось. В коридоре появились Беркулис и Брицис. Интарс держал в руке какой-то лист. Завидев толпу соотечественников, он радостно обратился к лидеру сборной, будто и не ругался на него какое-то время назад:       — Андрей! Раз уж ты здесь, то я сразу скажу по поводу завтра. Ты бежишь четвёртый этап…       — Ладно, — мгновенно откликнулся Расторгуев, желая побыстрее уйти. Он собирался поговорить с Юлианной, и лучше бы допоздна этот визит не затягивать. Но почему-то именно сейчас всем от него что-то понадобилось.       — Ладно? — удивился Илмарс Брицис. Он думал, что Андрея, привыкшего бежать первый этап, придётся уговаривать.       Далее Интарс принялся пояснять расстановку по этапам. Стартёром назначили надёжного Даумантса Лусу. Его результат должен был закрепить Илмарс Брицис. Каким-то образом всё это не запороть надо было Роберту Слотиньшу. Ну, а Расторгуев финишёр.       — Ползущий блондинчик, старина Брицис, черепашка Бобби и Расторгуев. Всех порвём, чё, — кисло проговорил Ванька. Хорошо, что Илмарс о чём-то переговаривался с Байбой и его не услышал. Вдруг Иван встрепенулся. — А где Андрюшас?       — Сбежал, — констатировал Интарс. — Куда, интересно, он так спешил?       — На свидание, — хмуро заметил Слотиньш. — С Вирер.       — Чего? — хором спросили Байба и Ваня. Роберт тут же замотал головой и прикрыл рот ладонью.       — Признавайся! — решительно воскликнул Иван. — Говори правду! Доро ведь тебя на свидание звала, ты с ней завтра обедать идёшь! Или нет?       — Нет, — опустил глаза Слотиньш. — Я соврал. Доротея спрашивала, в каком номере Андрей живёт. Сказала, что хочет его на свидание позвать.       — Вот это поворот! — удивился Интарс.       — Ты проиграл мне желание, — ухмыльнулся Ванька и изменился в лице. — Ну, айсберг! Это что за дела?! Вирер?! Ух, я ему устрою горячую ночку!       Ильиневич быстро помчался к лестнице, всерьёз вознамерившись выцепить друга из жарких объятий прелестной итальянки.