В самое сердце

      Юлианна сидела у окна и не знала, как дышать. В голове всё смешалось в кашу, и мозг не желал нормально работать, грозя сдать хозяйку с потрохами не только Ваньке, но и остальным присутствующим в машине. Как на грех, братец сидел напротив неё, устроившись на жёлтом чемодане. Рядом с Юлианной сидела задумчивая Байба. И это хорошо. В сложившейся ситуации лучше сидеть с ней, чем с Расторгуевым.       Как смотреть в глаза Андрею, Ильиневич не имела ни малейшего понятия. Она весьма смутно помнила события этой ночи, однако те фрагменты, что сохранились в её памяти, давали понять, что другом Расторгуева теперь никак не назвать.       После пробуждения, сопровождавшегося головной болью и похмельной амнезией, Юлианна сбежала из номера со стремительностью ямайского бегуна-спринтера. Сделала она это воспользовавшись тем, что Андрей, проснувшийся раньше, разговаривал по телефону на балконе. Ильиневич быстро натянула на себя одежду и свинтила из номера.       — Едем, едем в соседнее село на дискотеку… — запел Ванька. Юлианна поморщилась. Голова уже почти не болела благодаря таблетке, но слушать пение братца совершенно не хотелось.       Поскольку в мыслях был хаос, Ильиневич и думать забыла, что договорилась ехать с латышами. Сейчас это было совсем некстати. Она пыталась отвертеться, да разве против Вани попрёшь? Была надежда, что на всех не хватит мест, но братишка заявил, что всё в порядке. Он продумал, как всех рассадить. Задачу ему облегчила Алёна, взявшая билет на самолёт, и Брицис, как всегда присоединившийся к литовцам. В итоге Интарс сел за руль, Андрей рядом с ним, Роберта Ванька усадил с Даумантсом, а себя самого с Юлианной. Его б энергию да в мирное русло…       К счастью, всё шло своим чередом. Ванька пел и болтал, а остальные временами вставляли свои пять копеек. Юлианна воткнула наушники в уши и притворялась спящей. Но пришло время остановиться на обед. Сердце Ильиневич ушло в пятки. Находиться с Андреем рядом и делать вид, будто ничего не случилось — невыполнимая миссия. Они могли столкнуться при выходе из машины, но Юлианну, сам того не ведая, спас Ванька. Брат хлопнул её по плечу и азартно выпалил:       — Спорим, я первый до кафе?       В другое время Ванечка был бы послан куда подальше, но сегодня Ильиневич с энтузиазмом поддержала спор, пулей полетев вперёд. Только бы не пересечься с Андреем. Всё это глупости, конечно. Всё равно им сейчас вместе в очереди стоять, сидеть за одним столом.       Спор у Ваньки она выиграла, но морального удовлетворения это не принесло. Девушка заняла очередь, но братец тут же бесцеремонно отпихнул её в сторону, принявшись изучать местные ценники и гневно их комментировать. Ильиневич залезла в карман в поисках банковской карты, но её там не оказалось. Что за?.. Девушка помнила, что в машине переложила карточку из сумки в карман. Может, она выпала, пока они с Ванькой в догонялки играли? Юлианна резко развернулась и оказалась лицом к лицу с Расторгуевым. Точнее она уткнулась взглядом в его куртку, после чего подняла на него беспомощный взгляд.       Лучше бы она этого не делала. Если бы Ильиневич судила объективно, она сказала бы, что в глазах Андрея ничегошеньки не читается, но вместо этого за пару мгновений в её голове уже промелькнула мысль, что он смотрит на неё неодобрительно. Ещё бы, после её побега с утра. После её поведения этой ночью. После того, что между ними произошло.       Ильиневич вдруг заметила, что Ванька отошёл от витрины и смотрит на них с огромным интересом. Долгое молчание выглядит подозрительным. Надо хоть что-то сказать. Хоть что-то! В голову ничего не приходило.       — Как спалось? — ляпнула Юлианна.       «???», — мозг в шоке. Расторгуев моргнул. Тоже в шоке. Ильиневич готова провалиться сквозь землю.       — Нормально, — абсолютно невозмутимо отозвался Андрей. Будто в самом деле ничего не произошло. Будто ей всё приснилось.       — После физических нагрузок вообще хорошо спится, — хохотнул Беркулис, имея в виду гонки. Юлианна и Андрей промолчали.       — Андрюшас, ты в своём репертуаре, — фыркнул Ванька. — Что за фигня? Какой сон? Сколько это ещё будет продолжаться? Найди уже себе девушку! Жизнь сразу новыми красками заиграет. И ночью спать не придётся. Ты хоть знаешь, чем ночью надо с девушками заниматься?       — Играть в города, — в своей невозмутимой манере сказал Расторгуев.       — Ты издеваешься?! — всплеснул руками Ильиневич. — О, систер, а ты чего красная, как помидор?       — Я? — воскликнула Юлианна, проклиная про себя бледную кожу. Покраснеешь тут, с такими диалогами. Конечно, Расторгуев знает, чем надо заниматься с девушками. У неё была возможность убедиться. И занимались они этой ночью отнюдь не извлечением из памяти названий населённых пунктов.       — Держи, — Ванька всучил ей в руку банковскую карточку, списав румянец на то, что сестре в куртке стало душно. — Ты такая рассеянная, что даже не заметила, как я у тебя её из кармана достал. Ради прикола. И ради мести за поражение…       — Козёл ты, — обиделась Ильиневич. Сейчас она была в таком состоянии, что даже подобные мелочи жутко задевали её.       — Неправда, — надулся медик. — То, что тебе когда-то мужики-козлы попадались, ещё не значит, что я тоже козёл. И вообще, тебе уже давно пора мужика найти!       — Ваня!       — Вань, очередь твоя подошла, — заметил Андрей.       — Хотя бы для здоровья, — проигнорировал реплики Ильиневич. — Ну, и для удовольствия. В этом ничего такого нет, мы в двадцать первом веке живём.       — Очередь, — настойчиво повторил Расторгуев. Ванька закатил глаза.       — Ты льдина латвийская, тебе не понять, — цокнул языком Иван, разворачиваясь к кассе.       — Куда уж мне.       Ильиневич уже поняла, что обед будет «весёлым». Выдержать бы.       — Чё вы такие кислые? Будто рыбьего жира хряпнули, — ворчал Ванька, когда все приступили к еде. — Или бухали всю ночь. Я, например, бухал, но сейчас мой ум свеж и ясен! А рецепт прост. Алкоголь и здоровый крепкий сон. Я сегодня всю ночь проспал, словно младенец!       — Младенцам алкоголь не продают, — съехидничал Интарс.       — Ой, ладно, — отмахнулся Ильиневич. — Слушайте, а вы как сегодняшнюю ночь провели? Я всё проспал, ничего не видел. Колитесь!       Юлианна скрипнула зубами. Почему братец задал этот вопрос именно сегодня, когда ей есть, что скрывать?       — Интарс, расскажи ты, — улыбнулся Ванька, глядя на тренера, который сидел прямо напротив него. — Подай пример молодёжи.       — Я спал, — сказал Беркулис.       — Ужасно предсказуемо. Никакой интриги! — закатил глаза Ильиневич. — Блонди, хоть ты порадуй.       — Да я тоже спать пошёл, — пожал плечами Даумантс. Ванька скривился.       — Бобби, а ты?       — А я что? Я тоже спал, — быстро сказал Слотиньш. Алёны, отдавшей ему в руки ключи от номера для его свидания с Ивоной, здесь не было, а Расторгуев его не сдал, поэтому Ваня ему поверил.       — Бейба, я бы тебя спросил, но я подозреваю, что ты тоже спала, — вздохнул Ванька. Бендика охотно кивнула. — Какая скука! Ань, а ты?       — Что? — хмуро спросила Ильиневич. Беседовать с братцем не хотелось совершенно, да и ложь он сразу раскусит, что приведёт к подколам, допросу и всему прочему. А для неё ситуация была слишком серьёзной, чтобы выслушивать шуточки Вани.       — Как ноченьку провела? Бурно?       — Ага. Рыдала, бухала и трахалась, — огрызнулась Юлианна. Ванька заржал, даже не подозревая, до какой степени честным был ответ сестры.       — Ну, сестрёнка, не злись, — состроил жалобные глазки он.       — А ты не доставай идиотскими вопросами!       — Вижу, ты не в духе, — кисло улыбнулся Ваня. — Расторгуев, тебя я даже спрашивать не буду. Ты настолько скучен и предсказуем, что я даже не сомневаюсь в том, что ты спал, причём совершенно точно в одиночестве.       — Браво, доктор Ватсон, — проговорил Андрей. Только Юлианна почувствовала, что это была такая скрытая форма сарказма. Настолько скрытая, что она сама едва ли догадалась бы об этом, не принимай она деятельного участия в ночных событиях. Вдруг девушка увидела взгляд Интарса. Тренер взглянул на Расторгуева так, будто что-то знал или догадывался. Потом как бы невзначай перевёл взор на Ильиневич. Юлианна тут же сделала лицо кирпичом и принялась усердно пережёвывать рис. Беркулис ничего не может знать. Если только Андрей… да нет, Расторгуев точно ничего не стал бы ему рассказывать.       Аппетит пропал совершенно. Ильиневич через силу поглотила свою порцию, не вслушиваясь в разговоры за столом. Утешало только то, что в ближайшее время у них с Расторгуевым точно не получится поговорить. Главное не оставаться с ним один на один, а при всех Андрей затевать разборки не будет. Рано или поздно поговорить им придётся, только для начала бы надо свои мысли в порядок привести. Пока что в голове всё смешалось.       Как только с обедом было покончено, Юлианна устремилась к машине, не глядя в сторону Расторгуева. К её удивлению, Роберт Слотиньш нагнал её и остановил у двери авто.       — А я знаю, что ты сегодня ночью была с Расторгуевым, — ухмылялся он. «Блеск», — подумала Ильиневич, глядя прямо на Бобби. — Вы ведь вместе ночью к номеру подходили.       — И что? — хмыкнула девушка, смутно припоминая, как они вчера застукали в номере Андрея Слотиньша и Ивону Фиалкову.       — Это неспроста, — загадочно улыбнулся Роберт. — Неужели у нашего монаха Расторгуева есть личная жизнь?       — Не знаю, спроси у него, — невинно улыбнулась Юлианна, борясь с желанием хорошенько потрясти за горло бесячего Бобби. Она собралась залезть в минивэн, но Слотиньш её остановил:        — Так вы спали или нет?       — Конечно, спали! — всплеснула руками Ильиневич, поражаясь такому интересу к личной жизни Андрея. — Ночью люди спят, представляешь?       — Да ладно?! — расширились глаза Слотиньша, который услышал только первую часть.       — Я не знаю, что ты там себе нафантазировал, Бобби, — процедила она. — Мы с Андреем просто…       — Нет. Никакой ты не айсберг. Ты живой человек.       — А ты догадливая.       — Просто… — повторила Юлианна, пытаясь поймать ускользающую мысль.       — Просто. Поцелуй. Меня.       Ильиневич помнила и это. Стереть все воспоминания о сегодняшней ночи алкоголю оказалось не под силу.       — Просто что? — переспросил Слотиньш, заметив, что девушка немного зависла.       Просто переспали?       — Просто… друзья! — отчеканила Юлианна, зло посмотрев на Роберта. Биатлонист разочарованно пожал плечами и влез в машину. Следом туда проскочил Даумантс Луса, а за ним полезла и она. Сев на своё место, Ильиневич прислонилась лбом к окну и прикрыла глаза. На фоне стекла лоб казался горячим. Наверное, она опять покраснела, как свёкла. «Просто друзья». Проще не придумаешь.       Юлианна заметила, что на переднем сидении расположилась Бендика.       — Байба, — латышка обернулась. — А ты почему там сидишь?       — Вы с Робертом спорили у двери, я решила вас не отвлекать, — улыбнулась она, не уловив, видимо, сути спора.       — Андрей поведёт? — осторожно поинтересовалась Юлианна.       — Думаю, нет.       А это значит, что Расторгуев, вероятнее всего, сядет к ней. Интарс занял место за рулём, лишив Юлианну надежды на спасение. Ванька впрыгнул в салон и плюхнулся на чемодан, после чего в машину влез Андрей. Ильиневич во все глаза пялилась в окно на автозаправку, будто это было самое увлекательное на свете зрелище. Расторгуев предсказуемо занял кресло рядом, поскольку больше мест не было. Юлианна ещё сильнее развернула голову в сторону окна, будто это чем-то могло помочь.        Машина тронулась с места. Ильиневич надеялась, что молчание продлится как можно дольше, но у братика были другие планы.       — Систер, ты чего такая нервная сегодня? — Ваня как назло решил к ней прикопаться. — Плохо ночью спалось?       — Замечательно, — процедила Юлианна, испепеляя родственничка взглядом. Все, абсолютно все сговорились против неё!       — Или ты из-за Александрова переживаешь? — допытывался братец и понимающе закивал. — Анька, да забудь! Мы тебе такого коуча найдём! Ух! Моуринью и Гвардиола будут нервно курить в сторонке!       — Это футбольные тренеры, братец, — фыркнула Ильиневич. Ванька пытался её приободрить, не понимая, что дело совсем не в Борисыче. За напоминание ему отдельное «спасибо». — Если ты хочешь меня утешить, то можешь не стараться. Я бодра, весела и энергична. Обсуждать эту тему далее я не намерена. И вообще, мне хотелось бы посидеть молча.       — Ни за что! Ты вечно копаешься в себе! — воскликнул Ванька. — А чрезмерное самокопание вредит здоровью! Тебе категорически противопоказано оставаться наедине с собственными мыслями! Я тебе как врач это запрещаю, ясно?       — Я к тебе в пациенты не набивалась, — огрызнулась Юлианна.       — А я тебя и не спрашивал, — обезоруживающе улыбнулся Ильиневич. — И не вздумай игнорировать мои советы, как это делает льдина латвийская, айсберг непробиваемый, стена алуксненская, скала непрошибаемая, плюс ещё стопиццот прозвищ, Андрей-воробей Расторгуев!       Юлианне было жизненно необходимо разложить в голове всё по полочкам, но братец не давал ни малейшего шанса. Этот активатор с утра пораньше каким-то образом успел разузнать все новости с вечеринки, и ему нетерпелось поделиться пикантными подробностями.       — Вы скучные прибалтийские зануды! — категорично заявил он. — Вы вообще в курсе последних новостей? Нет? То-то и оно! Ничего, ваш корреспондент-любитель, основатель устного издания «Биатлонная правда»…       — Скорее, «Околобиатлонная кривда», — фыркнула Юлианна.       — Систер! — с искренним возмущением взвопил Иван.       — Ладно, — вмешался Интарс. Он здраво рассудил, что историй от Ильиневича избежать не получится, поэтому решил его поторопить. Чем быстрее начало, тем быстрее конец. — Что ты поведаешь нам, «Комсомольская Ванька»?       — Больше вариантов нет? — уточнил уязвлённый медик.       — «Зелёный комсомолец», — предложила Юлианна, глядя на макушку брата.       — Учитывая правдивость новостей, жёлто-зелёный, — хохотнул Интарс.       — Очень смешно, — проворчал Ванька, поняв, что Беркулис с Анькой уже готовы объединиться, чтобы совместно его подкалывать. Дабы не допустить этого альянса, медик продолжил как ни в чём не бывало: — Короче, брейкинг ньюс. Губерниева вчера закидали… нет, не помидорами. Снежками! А знаете, кто? Норвежцы и австрийцы! А ещё там был наш Бабиков! Русский след, понимаете? А потом там ещё немцы присоединились… Короче, глас всея биатлона дружными усилиями суровых и, что немаловажно, нетрезвых спортсменов оказался посажен в большой антерсельвский сугроб. Итальянцы вообще разошлись дома! Решили, что без них веселухи быть не может, притащили откуда-то гирлянды и мишуру и повесили это всё на нашего комментатора…       — Неужели Дмитрий так спокойно это всё сносил? — улыбнулся Беркулис, представив, как Хофер и компания увешивали вопящего Губерниева по подобию новогодней ёлки.       — Да где там! Орать стал как резаный! Трифанов куда-то слинял. Там Вирер в веселухе участвовала, он, видимо, не хотел, чтобы на него пала тень подозрения в сочувствии бунтовщикам... эм, то есть, бухальщикам. Занин сначала пытался Губеру помочь, но его Эмиль с Йоханнесом на люстру повесили. Когда начался обстрел снежками, Губерниев звал на помощь Занина, гения земли русской Антона-свет Шипулина, остальных… но, видимо, кричал недостаточно громко. Русские его не услышали, зато шведы притащили Пихлера поглядеть на диво дивное. Вольфганг сфоткал достопримечательность и свалил… Что было дальше, я не знаю. Мой источник информации после этого сбежал, чтобы не попадать под горячую руку и отборный телекомментаторский мат.       — Мило, — хмыкнула Ильиневич, но тут же подумала, что лучше было молчать. Ванька обратил свой взор на неё.       — А давайте поговорим о сексе! — вдруг предложил он с крайне оптимистичным выражением лица, которое не сулило ничего хорошего.       — А давайте не будем? — не менее бодро выдала Юлианна, пародируя братца.       — А давай я буду предлагать темы для разговора? Вы слишком скучные! А секс — это тема!       — Секс — это пол по-английски, — съязвила девушка. — Учи термины.       — Ну всё, брейк! — вмешался Слотиньш с заднего сидения. Ильиневичи своими разборками мешали им с Даумантсом играть в морской бой. — Вы чего ссоритесь?       — Вот видишь, Бобби на моей стороне! — мгновенно среагировал Ванька. — Давайте голосование проведём? Я за, Медлиньш тоже. Люсь?       — Говорите о чём хотите, — донёсся вздох Лусы, которому Слотиньш только что потопил корабль.       — Я против, — сказала Байба, понимая, что её голос ничего не решит.       — А я нет, — внезапно сказал Интарс. — Ребят, лучше плывите по течению. Ванька с вас не слезет по-любому.       — Ты в меньшинстве, сестрёнка, — весело подмигнул Ваня. — Начинаем нашу лекцию по сексологии…       — Меня спросить не хочешь? — подал голос Расторгуев.       — Я всегда хочу тебя, Андрюша... ой, ты сказал «спросить»? Прости, я не услышал это слово, — невинно похлопал глазами Ильиневич. — Андрюшенька, к чему этот вопрос, когда я и так знаю, что ты «за»?       — Интуиция тебя обманула, — возразил латвиец, как всегда пропуская Ванькины двусмысленности мимо ушей.       — Тебе будет очень интересно, поверь. Раз уж ты отказался от плотских удовольствий во имя спасения содрогающегося от предсмертных конвульсий латвийского биатлона, то хоть послушаешь, чего ты сам себя лишил.       — Я уже говорил, что у тебя странное представление о моей личной жизни? — спросил Андрей. — И, кстати, я «против».       — У меня не представление, у меня уверенность и абсолютное знание! — вдохновенно изрёк Иван, проигнорировав голос не в свою пользу. — Ты айсберг непробиваемый! Льдина! Ты сегодня как всегда скучно проспал всю ночь, вместо того, чтобы, наконец, замутить с какой-нибудь классной девчонкой, как это делают после соревнований все нормальные люди!       — Вань, — невозмутимо начал Расторгуев. «Сегодня ночью я переспал с твоей сестрой», — мысленно закончила за него Юлианна в такой же невозмутимой манере. Девушка попыталась представить лицо Ивана после такого, но у неё ничего не вышло. — Сегодня ночью, — продолжил Андрей точь-в-точь таким тоном, как она представляла. Ильиневич на миг даже испугалась, что он именно так и скажет. — Ты тоже спал, насколько мне известно.       Юлианна тихо выдохнула. Ну, конечно Расторгуев так говорить не будет!       — И что? — фыркнул медик. — Я — это я. А ты — льдина латвийская.       — Аргумент, — усмехнулся Интарс.       — Так о чём я хотел поговорить? — вернулся на свои рельсы Ванька. — Ах, да, о смысле жизни. Смысл жизни, Андрюшенька, в сексе. Благодаря ему существует жизнь! Благодаря ему эта жизнь наполняется яркими красками! Слушай! А давай я тебя с кем-нибудь познакомлю?       — Не надо, — вежливо отказался Расторгуев.       — Надо! — возразил Ильиневич. — Сколько можно уже?       — Ваня, — обратился к нему Андрей, желая покончить с этой темой. — Я польщён, что ты так обо мне беспокоишься. Но не надо. Я сам в состоянии разобраться со своей личной жизнью. Ты лучше свои проблемы решай.       — Так, не надо тут перекладывать с больной головы на зелёную… тьфу, здоровую! Всё! Решено! Я официально провозглашаю себя свахой мирового биатлона!       — Хана мировому биатлону, — вздохнул Роберт Слотиньш.       — Сотому месту слова не давали! — насупился Ванька. — Всех осчастливлю! Донт уорри, би хэппи! Слушайте, а давайте споём?       — Только не пение! — взмолился Слотиньш, мгновенно среагировав на внезапный перевод темы.       — А давайте! — вдруг согласилась Юлианна. Пока братец поёт, можно хотя бы на время забыть о разговорах про личное.       — Ты серьёзно? — фыркнул Роберт. Остальные тоже не выражали особого одобрения. В сторону Расторгуева девушка не смотрела, но Андрей наверняка притворяется, что ему пофиг.       — Только в оригинале спой что-нибудь, — попросила Ильиневич. — Не надо этих твоих биатлонных частушек.       — Какие частушки, систер! У меня песни! — воскликнул Ванька. — Слушайте!       Иван похлопал глазами Расторгуеву и начал петь.

Вот кто-то с горочки спустился, Наверно милый мой идёт, На нём железная винтовка, Она с ума меня сведёт. На нём две лыжи марки «Фишер» И номер старта на груди… Зачем, зачем стрельба встречает Его на жизненном пути? И вот, когда стрельба приходит, Держусь за сердце я рукой; Зачем ты к стрельбищу приехал, Нарушил воробьёв покой? Его увижу — сердце сразу В моей волнуется груди… Как отстреляет он на лёжке, Как стрельбу стоя проведёт? Вот кто-то с горочки спустился, Наверно к финишу пошёл, Это Андрейка Расторгуев, Он вновь на пять штраф-кругов зашёл!

      — Да, Вань, ты как всегда, — усмехнулся Беркулис, не отвлекаясь, впрочем, от дороги.       — Расторгуев, а ты чего молчишь? — Ванька жаждал похвалы или хотя бы какой-то реакции на своё творчество.       — Мне надо что-то говорить? — поднял брови Андрей.       — Бесчувственная латвийская льдина — это диагноз! — обиженно воскликнул Ваня. Какое-то время назад Юлианна могла бы с ним согласиться, но события последней ночи не могли не убедить её в том, что диагноз в корне неверен. — Неужели я для тебя совсем ничего не значу? Вот скажи, что я значу для тебя? И не увиливай, Расторгуев! Или я для тебя пустое место? Чего молчишь? Чего ты молчишь?!       — Так ты мне слова вставить не даёшь, — заметил латвиец.       — То есть, я ещё и виноват?! — завёлся Ванька. — Знаешь что…       — Братец, не кипятись. Лучше спой, — попросила Ильиневич, но тут же об этом пожалела. Он же и правда споёт. — А ещё лучше помолчи.       — Песня! — объявил Иван, мгновенно забыв о бушевавшей минуту назад истерике. — Посвящается твоей стрельбе, систер.

Слышу голос из прекрасного далёка, Голос Губера в эфире «МатчТВ», Слышу голос, и любимая сестрёнка Изготовилась стрелять на рубеже. Прекрасная винтовка, Не будь ты к ней жестока, Не будь ты к ней жестока, Жестока не будь! Подлянка от винтовки, Пять штрафов после лёжки, Пять штрафов после лёжки, Эх, Юлианна, в путь! Слышу голос из прекрасного далёка, Шлёт сестрёнку он не в райские края, Слышу голос, Губер слово молвит строго: «Пять кругов — Ижевка или IBU»? Прекрасная винтовка, Не будь ты к ней жестока, Не будь ты к ней жестока, Жестока не будь! Подлянка от винтовки, Пять штрафов после стойки, Пять штрафов после стойки, Эх, Юлианна, в путь! «Я клянусь, что стану к воробьям добрее, И не буду убивать их никогда, А сейчас спешу на штраф-круги скорее, Хоть и уплыл шанс на награду без следа… Прекрасная винтовка, Не будь ко мне жестока, Не будь ко мне жестока, Жестока не будь! От чистого истока В прекрасное далёко, В прекрасное далёко Начну стрелковый путь!»

      — М-м, я польщена, — поджала губы Ильиневич. В кои-то веки братец посвятил ей больше, чем четверостишие. Но это скорее минус, чем плюс.       — Навеяно твоей индивидуалкой в Антхольце, — гордо похвастался Ванька, будто никто не догадался.       — Я так и подумала, — буркнула девушка, вспомнив события, предшествующие этой гонке. Этап вообще выдался очень насыщенным на самые разнообразные впечатления. Победа в кулинарном поединке с Эмилем с помощью Ванькиного коварного плана, после которой Ильиневич проиграла брату желание. Девушка очень надеялась, что Иван об этом не вспомнит. Мало ли что у него на уме? Сейчас воспоминания о том дне вызывали только улыбку и желание сморщить нос от воспоминаний о запахе взорванных яиц. Потом инцидент с Александровым, выбивший её из колеи. «Не думай, не думай, не думай!», — твердила себе Ильиневич, сжав руки в кулаки. До сих пор в голове не укладывалось, что все эти годы она считала Борисыча другим. Потом ещё это интервью Юры Григорьева, которое будто нарочно вышло в это время, чтобы добить её окончательно.       Даже мысли о победе в масс-старте не могли перекрыть негативные впечатления от этих событий. Да, она выиграла. Но какой ценой? И что будет дальше? Об этом Юлианна старалась не думать хотя бы сейчас. «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра», — так, кажется, было в книге. Вот и она не будет. А потом «не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра». Отличный план бегства от собственных мыслей!       Столь сильные переживания можно было временно отложить только с помощью других сильных переживаний. И они у Юлианны были. Сейчас самое время, чтобы разложить в голове всё по полочкам. Итак, тема сегодняшнего самокопания — «Секс с Андреем Расторгуевым. Предпосылки, причины, анализ последствий».       — Чёт вы все призадумались, — сказал Ванька. — Давайте я про эстафету спою!       — Нет, — в один голос послышалось сзади от Даумантса и Роберта.       — Когда черепашки говорят «нет», это на самом деле значит «да», — ухмыльнулся Ильиневич. — Наслаждайтесь.

Медленно минуты уплывают вдаль, Две стрельбы остались позади, И мне Латвию сейчас совсем не жаль — Расторгуев мчится впереди! Скатертью, скатертью дальний путь стелется И упирается во второй этап, Каждому, каждому в лучшее верится, Ведь наш Андрюшенька первым прибежал. Может, мы обидели кого-то зря, Когда Бобби ставили в старт-лист, К новым приключениям спешим, друзья, Ну-ка, побыстрей, биатлонист! Скатертью, скатертью дальний путь стелется И упирается в третий аж этап! Каждому, каждому в лучшее верится, Хоть Роберт Слотиньш наш последним прибежал. Брицис-ветеран бежит, качается, Кое-как он набирает ход, Ну, а что же, Илмарс хоть старается, Чудом лишь на круг не отстаёт. Скатертью, скатертью дальний путь стелется И упирается в последний уж этап! Каждому, каждому в лучшее верится, Может, до финиша сможем добежать? Медленно блондинчик уползает вдаль, Встречи можно с ним уже не ждать; И опять Андрея мне немного жаль, Вновь как круговых пришлось нас снять! Скатертью, скатертью дальний путь стелется И упирается в черепаший ход, Каждому, каждому в лучшее верится, Может, победа ждёт нас в какой-то год!

      — Жизненно, — вздохнул Беркулис.       — Ты драматизируешь, — некстати заметил Слотиньш.       — Я?! Да я приукрасил даже! — возмутился Иван. — Только из уважения к Брицису! А вы, улитки, даже до четвёртого этапа допетрить не в силах! Тьфу! Улитки! Черепашки Тортиллы!       Роберт и Даумантс решили промолчать, дабы не гневить медика ещё больше.       — Голова, моя голова… — ныл рыжий Бё, мучаясь от похмелья. Как, впрочем и все норвежцы. Эмиль Хегле Свендсен не знал, что действует на нервы сильнее — головная боль или Йоханнес? Наверное, всё-таки Бё. — Почему у меня так болит голова?       — Пить надо меньше, — сам от себя не ожидая, сказал Свендсен. Рыжий и Тириль, сидевшие по бокам, воззрились на него с огромным непониманием.       — Кто бы говорил, — ехидно улыбнулся мини-Бё. — Сам вчера бухал, как в лучшие годы.       — У меня зато голова не болит, — нагло соврал СуперСвендсен. Голова у него действительно не болит. Она грозит расколоться.       — Он врёт, — безжалостно припечатала Экхофф. Тириль можно было понять. Она и так намучалась вчера, напару с трезвым Биркеландом доставляя по номерам пьяных соотечественников, а сегодня ей пришлось ещё всех будить.       — Обманщик, — фыркнул Йоханнес и вновь поморщился от головной боли. Тириль вновь промолчала, хотя ей было, что сказать. Голова у рыжего болела не столько от пойла, сколько от того обстоятельства, что Занин случайно двинул ему локтем по голове, когда они с Эмилем тащили его к люстре. Впрочем, на Бё была шапка-ушанка. Может, ему и не сильно досталось, учитывая её толщину. Словно прочитав мысли Тириль, Йоханнес стянул с головы тёплую шапку, в которой стало слишком жарко в салоне самолёта. — Откуда у меня это?       Экхофф пожала плечами. Момент появления на рыжей голове русской шапки она упустила.       — Бар «Голубая ….…», — зачитал вопрос из сканворда Андрей. — Семь букв.       — Устрица, — радостно воскликнул Ванька, вспоминая один из любимых моментов из фильма «Полицейская академия». Расторгуев тотчас вписал в графу нужное слово. Юлианна искоса поглядывала на сканворд. Они уже почти весь разгадали.       — Групповой …., четыре буквы.       — Секс! — уверенно заявил Ильиневич.       — Нет, — возразил Расторгуев, здраво полагая, что подобный вопрос в сканворд включать не станут.       — Отвергаешь — предлагай! — с вызовом ухмыльнулся Иван. Андрей молча глядел на страницу, пытаясь что-нибудь придумать. Идей не было. — Что, ничего в голову не приходит? Так это потому, что я прав!       — Островное государство в Океании, пять букв, — перешёл к следующему вопросу Расторгуев, не питая, впрочем, иллюзий, что Ванька от него так просто отстанет. Андрей не считал себя блестящим знатоком географии, но кое-что в его голове было. Он помнил, к примеру, острова Самоа. Но тогда как раз получится, что «групповой» из четырёх букв закончится на «с», и Иван решит, что это подтверждает его версию. Оставалось надеяться, что в Океании есть какое-то другое государство из пяти букв. Не на букву «С».       — Науру, — внезапно пришёл на помощь отличник-Ванька. — Или Тонга. А может Фиджи… тьфу, они что, только до пяти букв считать умеют?       — Потом выберем. Следующий вопрос. Солист группы «ЛЮБЭ» Николай…       — Расторгуев! — хором отозвались Ванька и Интарс.       — От Волги до Енисея… — бодро запел Ильиневич. — Ты всё написал?       — Да.       — Секс есть?       — Вань, откуда у тебя такой интерес к личной жизни Андрея? — даже Даумантс удивился Ванькиному вопросу. — Ревнуешь его к винтовке?       — Да я не про то! Айсберг, ты слово записал или нет? — Ванька ткнул пальцем в сканворд.       — Нет здесь этого слова, — заметил Андрей.       — Почему? Ты не знаешь, как пишется слово «секс»? — ехидно осведомился Иван. — Ещё немного, и я начну сомневаться, что…       — Здесь другое слово. Третья буква «т», — сказал он.       — Где? — удивился Ванька. — Её же не было! Откуда взялась «т»? Почему «т»?       — Потому что Расторгуев.       — Это как «потому что гладиолус», да? — фыркнул Иван. — Ну, да, правда. Где ты, а где…       — В слове третья буква «т» от фамилии Расторгуев, — раздражённо заметила Юлианна. — Вопрос о солисте группы «ЛЮБЭ».       — А-а, — разочарованно протянул Ванька. — Эх, секс и Расторгуев понятия несовместимые. Даже в сканворде не пересекаются.       «Более чем совместимые», — подумал мозг, хотя мог этого и не делать. Юлианна едва не покраснела. Такими темпами ещё до конца поездки она превратится в помидор.       — Давайте уже ответы проверять, — предложила Ильиневич. — Что там за «групповой»?       — Островное государство — Палау, — прочитал Расторгуев. — А групповой, оказывается, этап.       — Дай сюда! — Ванька выхватил журнал у Андрея из рук. — Какой ещё групповой этап? Там должен быть секс… Ха! Ты где слово этап нашёл? Тут же чёрным по белому написано: секс!       Иван гордо ткнул пальцем в строку, где в ответе было напечатано «этап». Расторгуев сохранял абсолютное спокойствие, чем выводил Ваньку из себя.       — Читать научись, отличник с альтернативным видением реальности, — фыркнула Юлианна.       — Да я получше тебя читаю! — вспыхнул Ильиневич. — Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу ещё сказать?..       — Всё, что угодно, милый Ваня! Но лучше просто помолчать, — вдохновенно продолжила Юлианна.       Все засмеялись, а Ванька обиженно надулся.       — У вас семейное, что ли, стишки сочинять? — поинтересовался Роберт.       — Что? Да как ты посмел равнять мои поэмы с этим карикатурным антилитературным и феерически возмутительным экспромтом? — оскорбился Ванька. — Кстати, у меня есть басня про черепашку Бобби и ленивца Люську. Могу рассказать.       — Лучше молчи, — вздохнул Интарс Беркулис.       В гостиницу заселились вечером. Их было семеро, поэтому одному человеку должен был достаться одноместный номер. Юлианна с Байбой тянули жребий, и право спать одной выпало латышке. Интарс, как ни странно, поселился с Даумантсом, а к Андрею отправил Слотиньша. Ильиневич же не повезло оказаться в номере с братцем.       Ванька сегодня был слишком разговорчив, поэтому, приняв душ с дороги, Юлианна предпочла из комнаты смотаться, чтобы не слушать разболтавшегося родственничка. Благо никто больше разговаривать с ней не собирался.       — Систер, вот ты где! — Ванька достал её даже в холле. Юлианна закатила глаза, не оборачиваясь к нему. — Мы все вместе в магаз съездить собрались, давай с нами?       — Правда? — оживилась Ильиневич. Все уезжают. Неужели можно будет побыть в тишине? — Нет, Вань, я не поеду.       — Почему? — заныл Иван.       — Голова болит, — ухмыльнулась она.       — Ох, не завидую я твоему будущему муженьку, — проворчал Ванька. — Андре тоже сидит в четырёх стенах. Бросил меня одного, представляешь? Теперь и ты кинула.       — Угу, — буркнула Юлианна. Расторгуев тоже здесь остался. К счастью, они вряд ли пересекутся. Оба будут сидеть у себя и носа наружу не покажут.       Ванька убежал с латышами, а Ильиневич, вздохнув с облегчением, решила было направиться к себе, но, обернувшись, наткнулась взглядом на Андрея. В эту секунду она совершенно не была готова его увидеть. Сердце пропустило удар. Юлианна нервно оглянулась, будто ища спасения. Может, поехать со всеми? Ваньку она как-нибудь вытерпит. Но машина как раз тронулась в путь. Ильиневич повернула голову обратно. Расторгуев подошёл к ней, а она стояла как столб.       — Почему ты не уехал со всеми? — глупый вопрос, но даже это лучше, чем ничего.       — Нам нужно поговорить, — серьёзно ответил Андрей.       «Зачем? С чего бы? С какой стати? Нет, не нужно. Не надо. Не о чем», — мозг подбросил несколько вариантов ответа навскидку, но Юлианна только отвела взгляд, понимая, что поговорить всё-таки придётся. Нельзя же вечно убегать от разговора.       Поднимаясь по лестнице, Ильиневич быстро перебирала возможные варианты линии поведения. Что сделает Расторгуев? Скажет, что эта ночь была ошибкой? Скажет, что она сама его спровоцировала? Но ведь так и есть, Юлианна это прекрасно понимает. Жалеет ли она?.. Ильиневич было стыдно за вчерашнее поведение. Стыдно за то, что так напилась. Но она вдруг осознала, что не жалеет. Сколько они бы ещё ходили вокруг да около? Она ведь хотела этого, это надо было признать. А Расторгуев… Расторгуев, наверное, жалеет. Поэтому и позвал её поговорить. Отчитать, прочитать лекцию о недопустимости пьянства, или что-то в таком духе. Он выпил лишнего и переспал с ней, что идёт вразрез со столь тщательно выстраиваемом годами образом ледяного человека. Ей он этого не простит.       — Проходи, — сказал Андрей, открывая дверь своего номера. Юлианна и не заметила, что они уже дошли.       Номер тесный, как и все в этой придорожной гостинице, с двумя кроватями вдоль стен, высокой тумбой у зеркала и столиком, где стояли яблоки. На одну ночь более чем сгодится.       «На одну ночь», — мысленно повторила Юлианна, вспоминая вчерашнее.       — Ты жалеть будешь.       — Я ни о чём не жалею.       — Ты хотел поговорить о вчерашнем? — уверенным тоном осведомилась Ильиневич, скрестив руки на груди. Уверенности у неё не было никакой. Но за последнее время, в ходе противостояния с Александровым, ей пришлось худо-бедно научиться держать лицо.       — Да, — кивнул Расторгуев.       — О чём тут говорить? — уверенный тон. — Это был просто секс, — уверенности немного поубавилось. — Так бывает, — ещё меньше уверенности. — Мы взрослые люди, — не очень уверенно. — Это нормально… вот.       «Что ты несёшь?» — негодовал мозг, а щёки, кажется, заалели. Превращение в помидор неизбежно. Нифига она не держит лицо, а попытки делать хорошую мину при плохой игре выглядят жалкими.       — Жалеешь, — сказал он. Просто констатировал факт без малейшей вопросительной интонации. — Я ведь понимаю. Я не должен был пить. Должен был сохранять здравый рассудок. Я себя не оправдываю.       — Но? — тихо спросила Юлианна, догадываясь, что будет продолжение. Но Расторгуев договаривать передумал. Тогда она решила сказать сама: — Тебе не о чем жалеть, Андрей. И я ни о чём не жалею. Это просто секс… по дружбе.       По дружбе. Это сочетание букв Ильиневич уже терпеть не могла. Но так правильно. Так будет лучше. Лучше сделать вид, что та ночь ничего для неё не значит.       — По дружбе? — повторил Расторгуев, судя по тону, ни на миг ей не поверив.       — Да, по дружбе, — отрезала Юлианна. Так будет лучше. Так однозначно будет лучше. Хоть это и самообман. — Мы выпили, вот и… Это всё физиология, естественный процесс.       «Дура», — констатировал мозг. Это ж кем надо быть, чтобы собственноручно отталкивать от себя человека, который очень сильно нравится! Наверное, надо быть Юлианной Ильиневич.       — Себя не обманывай, — только и сказал Андрей. Ильиневич поджала губы. Они оба упрямо глядели друг на друга, не желая уступать. Конечно, это всё самообман. Юлианна понимала, что не сможет сопротивляться, если Андрей её поцелует. Вот прямо сейчас. Не станет бороться со своими настоящими чувствами, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти.       — Будет лучше, если мы останемся друзьями, — с упорством, достойным лучшего применения проговорила она, глядя в пол.       — Кому, Юлианна?       Девушка не ответила. Она самой себе не могла объяснить, чего так боится. Отношений? Того, что для Андрея это всё несерьёзно? Или наоборот? Она запуталась, и никто не мог помочь ей хотя бы советом.       — Нам, — сказала она, не глядя на Расторгуева. — Нам обоим. Мы ведь оба спортсмены, скоро чемпионат мира, и вообще…       «Скоро — это через три недели. Очень убедительный аргумент. Аплодирую стоя. Жаль, у меня ног и рук нет, только две с половиной извилины», — саркастично подумал мозг. Других аргументов на ум не приходило. На самом деле она, будучи неопытной в делах амурных, совершенно не знала, как себя вести, вот и несла всякую чушь.       — Ты прекрасно понимаешь, что мы не останемся друзьями. Ты сама этого не хочешь.       Юлианна не ответила, потому что это правда. Которую вслух она никак не желала признать.       — Не хочу.       Сказала и прикусила язык. Слово — не воробей, вылетит — не пристрелишь. Особенно с её процентовкой.       Когда Расторгуев её поцеловал, сопротивляться Юлианна, конечно же, не стала.       — Смотрите, смотрите, пони! — Ванька захлопал в ладоши и схватил игрушку с полки.       — Было опрометчиво проходить около отдела игрушек, — тихо пробурчал Интарс Беркулис себе под нос. С другой стороны, наблюдать за тем, как взрослый двадцатидевятилетний мужик приходит в восторг от розовых единорожек, было весьма забавно.       — Вань, мы здесь уже час торчим, — уныло заметил Даумантс. Они с Робертом успели смотаться в кафе напротив магазина игрушек, но даже это не спасло их от скуки.       — Блонди, потерпи. Мне сыну подарок выбрать надо!        — Ты на полном серьёзе считаешь, что твой сын будет в восторге от розовых поняшек? — фыркнул Слотиньш, полагая, что мальчишкам больше по душе машинки или конструктор.       — Ну да, — пожал плечами Ванька, прижимая игрушечное животное к себе. — Дети любят лошадок.       Роберт страдальчески возвёл глаза к потолку.       — Может, мы поедем уже?       — Ага, и оставим сыночка без подарка! — ощерился Ванька.       — Вань, правда, поторопись, — попросил Беркулис. — Завтра рано выезжаем.       Ильиневич схватил с полки первую попавшуюся лошадь и обиженно зашагал к кассе.       «Что теперь будет?» — этот вопрос, казалось, застыл в воздухе, но никто не решался его задать. Юлианна лежала сбоку от Расторгуева, положив голову ему на плечо. Андрей задумчиво перебирал её волосы пальцами. Ильиневич пребывала в умиротворённо-расслабленном состоянии. Мозг не варил совершенно. Думать о чём бы то ни было не хотелось совсем. Ей было хорошо здесь и сейчас. Остальное было совершенно неважно.       — Мы теперь не друзья, да?       Даже мозг понял, что вопрос был на редкость тупой. Но ничего более умного в эту минуту в голову не пришло.       — Очевидно, нет, — ответил Расторгуев.       Юлианна перевернулась на живот и невинно захлопала глазками. Настроение из расслабленного переходило в игривое.       — Ну… не так уж очевидно, — хитро улыбнулась она. — Допустим, вчера была случайность. А сегодня — просто совпадение…       — Случайности не случайны, а совпадения закономерны, — изрёк Расторгуев, заправляя прядь волос ей за ухо. — Так что…       — Дружба дружбой, а секс по расписанию, — подмигнула Юлианна.       — Предлагаешь составить график?       — Андрей! — рассмеялась Ильиневич. — Скажешь тоже.       — Интересно, как там мой айсберг? Не соскучился без меня? — задумчиво проговорил Ванька, поглаживая купленную игрушку.       — Нет, — «обнадёжил» его Интарс. — Думаю, он даже немного расстроится, что мы так рано вернулись.       — Почему? — удивился Иван, пока тренер парковал автомобиль на стоянке.       — Ему придётся опять выслушивать болтовню Ваньки-встаньки, — съехидничала Байба.       — Так я к нему Роберта подселил, хотя... — заметил Беркулис и сморщил лоб, пытаясь вспомнить одну русскую поговорку. — Хрен редьки не слаще.       Слотиньш временами мог навязать борьбу Ивану в плане болтливости.       — А чё это я редька?! — возмутился Ваня.       — Вылезай из машины, а? — закатила глаза Байба.       Юлианне так хорошо лежалось в объятиях Андрея, что принимать вертикальное положение и одеваться совершенно не хотелось. Но пришлось, поскольку они не знали, когда именно их товарищи вернутся из магазина.       — Я надеюсь, больше ты от меня бегать не будешь? — улыбнулся он, когда Ильиневич застегнула блузку, оставив расстёгнутыми две пуговицы. Девушка приняла деланно задумчивый вид.       — Посмотрим, — загадочно проговорила она и повернулась к зеркалу. Надо было что-то делать с распушившимися волосами.       — Всё равно я тебя догоню, — сказал Андрей, положив руки ей на талию. Юлианна обернулась, решив забить на причёску. И так сойдёт.       — А дальше? — заинтригованно сощурилась она, присев на тумбу.       — Посмотрим.       Андрей поцеловал её, а Юлианна крепче обняла его. На душе было так хорошо, что Ильиневич уже и забыла, как с утра не могла найти себе места. Кажется, она поторопилась застегнуть блузку.       — Наши должны из магазина вернуться, — напомнил Расторгуев, даже не думая убирать руки с её талии.       — Зная Ваньку, час у нас ещё есть, — улыбнулась Юлианна. Андрей спорить не стал, решив не тратить время попусту.       От поцелуя их отвлёк скрип двери. На пороге стоял Роберт Слотиньш. Глаза его были готовы вывалиться из орбит, а челюсть упала так низко, что латыш запросто мог впихнуть себе в рот двойной гамбургер. Картина Репина «Не ждали».       «Бежим», — изрёк Юлианнин мозг, даже не пытаясь придумать приличное объяснение для Бобби. Прислушиваясь к испуганному гласу разума, Ильиневич быстро слезла с тумбочки.       — Я, пожалуй, пойду, — спешно бросила на прощание она и стремительно смотала удочки, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы. Роберт продолжал ошарашенно хлопать глазами.       — Челюсть с пола подбери, — посоветовал Расторгуев, как ни в чём ни бывало. Слотиньш клацнул зубами, только сейчас сообразив, что так и стоял с открытым ртом.       — Э-э... — начал было Роберт.       — Чайник у Интарса, — сказал Андрей, чем сильно озадачил латыша.       — Зачем мне чайник?       — Вдруг ты чай хочешь, — пожал плечами Расторгуев. Он был безмятежен, будто это не его только что поймали фактически на месте преступления. Биатлонист взял из большой тарелки на столе яблоко и задумчиво повертел его в руке.       — Какой чай? — нахмурился Слотиньш, тупо глядя на яблоко.       — Чёрный или зелёный.       — Но я не хочу чай! — возразил Роберт. Он вообще-то хотел про Юлианну спросить, а Андрей втирает ему какую-то дичь.       — Напрасно. Чай полезен, — невозмутимо изрёк Расторгуев, направляясь мыть яблоко.       Роберт Слотиньш впал в ступор.