В самое сердце

      Вечернее собрание после гонки не сулило ничего хорошего. Интарс Беркулис был недоволен. Как и всегда, латвийская команда продемонстрировала в индивидуальной гонке не тот результат, к которому они стремились. Тренер собрал всех у себя в номере для разбора полётов. Беркулис уже покончил с подробным анализом ошибок в стрельбе. Теперь он будет просто ругаться. Биатлеты даже удивились, что он не с этого начал. Настроение у тренера было паршивым, и дело было не только в гонке. Причиной его недовольства стала бурная деятельность латвийской биатлонной федерации.       Перед чемпионатом Европы биатлонное руководство соизволило вспомнить о команде и решило проявить неслыханную заботу, взяв на себя часть организационных вопросов. Поведясь на парочку хороших отзывов в интернете, сотрудники забронировали латвийским спортсменам номера в самом дешёвом отеле. Нет, в целом всё было неплохо. Картинки номеров совпадали с интернетовскими, вай-фай худо-бедно ловил, да и тараканы по полу не бегали. Было одно большое «но»: в гостинице не топили. Тот факт, что аналогично облажались с гостиницей сборные США и Монголии, которым на чемпионате Европы было самое место, Интарса не утешал. Теперь Беркулис вовсю злился на федерацию за устроенную заморозку, на себя за то, что понадеялся на благонадёжность чиновников, а после гонки стал злиться ещё и на подопечных. Биатлонисты чувствовали свою вину и молчали, словно воды в рот набрав. Точнее, чая, который предусмотрительно вскипятил перед собранием Расторгуев. Все держались за кружки как за спасательные круги, готовясь тут же сделать глоток, если тренер призовёт их к ответу.       — Позорники, — констатировал кутающийся в пуховик тренер, оглядывая всех присутствующих. Те тоже кутались, кто во что мог. Роберт даже притащил с собой плед. — У меня нет слов. Байба…       Укутанная в пуховик и одеяло Расторгуева Бендика опустила глаза в пол. Байба промахнулась один раз и стала седьмой. Самое печальное, что даже при стрельбе на ноль она могла бы занять лишь четвёртое место. Старых, Слепцова и Меркушина сегодня были слишком хороши.       — Ты сегодня молодец. Могла бы и не промахиваться, но что уж, — махнул рукой Интарс. Изо рта у него шёл пар. Можно было бы подумать, что от злости, если бы в номере не было так холодно. Байба облегчённо вздохнула. Её ругать не будут. — Ты сегодня лучшая из команды. А о вас, — тренер обвёл взглядом мужскую сборную, рассредоточившуюся по всей комнате. Лишь Луса и Слотиньш по привычке держались вместе. — Даже говорить нечего. Расторгуев, ты что устроил на последней стойке?       Вопрос был риторическим. Сегодня Андрей допустил четыре промаха, три из которых пришлись на несчастную заключительную стрельбу.       — И ведь ход сегодня хороший! — покачал головой Беркулис. — С промахом был бы в призах. Но ты, я вижу, со всей ответственностью взялся за сокращение популяции местных воробьёв.       — Жалко, тут Юлианны нет, — встрял стучащий зубами Слотиньш. Сидевший рядом Даумантс недоумённо покосился на него.       — Почему? — удивилась Бендика.       — А они с Андреем бы вместе на охоту пошли, — улыбнулся во весь рот Роберт. — Воробьёв бы вообще не осталось.       — Ой, ты-то молчи, — поморщился Интарс. — Снайпер.       — Да, я такой, — приосанился Слотиньш, не поняв сарказма. Сегодня он допустил на один промах меньше Андрея и очень собой гордился. Правда, это привело его лишь к шестьдесят седьмому месту, но это уже детали. Лучший стрелок сборной Даумантс Луса сегодня промазал пять раз, что откинуло его на семьдесят восьмую строчку. Роберт знал, что не был сегодня худшим, поэтому чувствовал себя уверенно. Все шишки наверняка упадут на блондинистую голову Лусы.       — Единственный, кого я сегодня могу похвалить — это Александр Патрюкс, — Интарс улыбнулся кивнув головой на сидящего в стороне ото всех биатлониста. — Он сегодня промахнулся только один раз и занял тридцатое место.       Александр, весь сезон бегавший на Кубке IBU, молчал, переваривая похвалу. Приятно было, приехав сюда, обойти конкурентов в борьбе за место в сборной. Учитывая, что впереди был чемпионат мира, это было очень важно. Перед Патрюксом замаячила перспектива попасть туда, и он прекрасно это понимал.       — А вы, Биба и Боба, в своём репертуаре, — тренер недовольно покосился на Лусу со Слотиньшем, сидевших на комоде у входа, свесив ноги. — Ни хода, ни стрельбы. Луса — шестьдесят пятый ход, Слотиньш — шестьдесят девятый. Шестьдесят восьмой у Патрюкса, он опередил тебя, Роберт, почти на две секунды.       Роберт понял, что дела плохи. Даумантс, самый медленный из них, сегодня показал второй ход, а Патрюкс и вовсе обошёл его по всем статьям. Лусу тоже, но тот хотя бы опередил Алекса ходом. Даумантс и Роберт невольно переглянулись. Если Патрюкс обойдёт их и в спринте, то Интарс точно возьмёт его на чемпионат мира. В обход кого-то из них двоих.       — Кстати, если бы Алекс сегодня отстрелял на ноль, был бы девятнадцатым и подвинул бы Андрея на двадцать первое место. Слышишь, Расторгуев? — обратился к нему Интарс.       — Слышу, — ответил тот.       — Это я к тому, что стрелять надо лучше, — недовольно проворчал Беркулис. — Ты только подумай! Если бы не один промах, то Алекс стал бы сегодня лучшим в нашей сборной.       Если бы Расторгуев в самом деле умудрился проиграть Патрюксу, это, конечно, был бы фейл. Но Роберту не понравилось, куда идёт разговор. Такими темпами Александр точно заскочит на чемпионат, невзирая на то, что они с Даумантсом весь сезон пахали в основе на благо загибающегося латвийского биатлона.       — А если бы Андрей отстрелял на ноль, он вообще был бы первым, — заметил Роберт. — Не надо сравнивать.       Интарс подозрительно хмыкнул. Слотиньш вступается за Расторгуева? Даже Андрей покосился на соотечественника с некоторым удивлением. Быстро глянул в сторону Патрюкса и вновь перевёл взор на Роберта. Слотиньш догадался, что Расторгуев почувствовал накаляющуюся обстановку в команде и возможное возникновение разного рода подковёрных игр за место в составе.       — В общем, слушайте. На чемпионат точно едут Расторгуев и Брицис. Два вакантных места разыграете между собой. На сегодня всё, все свободны.       Латвийская сборная в полном составе отчалила мёрзнуть по номерам. Остался только Расторгуев, который на время чемпионата жил в комнате с Интарсом.       — У нас появилась конкуренция за попадание в состав, — констатировал тренер и усмехнулся. — Я уж думал, не доживу. Как думаешь, они его не побьют?       Речь, конечно, шла о Патрюксе. Андрей пожал плечами, полагая, что до рукоприкладства дело вряд ли дойдёт. Впереди спринт, где и решится вопрос с путёвкой на чемпионат мира.       Послегоночные собрания отнимали силы не только у спортсменов. Интарс поймал себя на мысли, что безумно устал за день. Не хотелось уже думать ни о бесконечных промахах Расторгуева, ни о страшном отставании ходом всех остальных. Единственное, чего хотелось Беркулису — поскорее рухнуть в постель. От холода глаза закрывались только сильнее. Хорошо, что завтра гонок нет. Спринт только в пятницу.       Уставший Интарс мысленно порадовался решению поселиться с Расторгуевым. Он за свою жизнь уже успел пожить со всеми латвийскими биатлонистами и знал, что если нужна тишина и покой, лучше Андрея соседа не найти. Слотиньш постоянно болтает, оттягивая время отбоя. Байба, наоборот, всё время с опаской смотрит на тренера, будто тот её ночью съест. Луса вечно ворочается на кровати, страдая бессонницей от вынужденной ночёвки в номере с тренером. Ещё бы, Интарс ведь не даёт ему рубиться с Робертом в PlayStation до самого утра. То ли дело Расторгуев. Он всегда ложился вовремя, вёл себя тихо и спал как сурок. Всем бы так спортивный режим соблюдать.       Вот и сегодня Расторгуев лёг ровно во время отбоя, а Беркулис тут же последовал его примеру. Ночью теплее не стало, но спать хотелось неимоверно. Пришлось лечь прямо в одежде, да ещё, к тому же, в пуховике. Одеяло не грело нисколько просто потому, что было жутко холодное. Тем не менее, Беркулис быстро задремал, очень надеясь, что никто не заболеет после ночёвки в «холодильнике». Краем уха тренер улавливал стук секундной стрелки часов на стене, но это действовало убаюкивающее.       Резкий звук рингтона мобильного телефона никак не вписывался в ночную тишину. Беркулис сначала даже не понял, откуда он доносится, но быстро сообразил, что звонят Андрею. «В такой час», — недовольно подумал латыш. Он не знал, сколько успел поспать. Бросил взгляд на фосфоресцирующий циферблат. Пятый час. Оказывается, уже почти утро.       — Расторгуев, я тебя убью, — пробормотал Интарс, отворачиваясь к стене и накрывая ухо одеялом. Будто это могло помочь опять погрузиться в сон. — Кто там?       — Андрей, — донёсся до него немного удивлённый голос сонного Расторгуева, который увидел на экране знакомый номер. — Сын Ивана.       Иван Ильиневич мог только гадать, какие проклятия сыпала сестра на его несчастную крашеную головушку. Вслух она уже высказала всё, что о нём думает, причём в цензурной форме. Правда, Юлианна слишком старательно подбирала слова, и это наводило на мысли, что про себя она поливает его почище самого искушённого в матерном искусстве портового грузчика. Ваня искренне не понимал, отчего сестрица так взъерепенилась. Подумаешь, привёз её домой. Чего тут такого?       — Нам даже ночевать негде! — возмущалась она.       — Спокойно, — Ванька невозмутимо вытянул вперёд ладонь, будто это могло успокоить разъярённую Аньку, которую в таком состоянии не усмирит даже танк тётушки Долорес. — Я всё продумал. Мы едем в отель.       — В Пыталово? Ты в своём уме? — воскликнула Ильиневич. — Какой отель?       — На соседней улице, — гордо сообщил Ваня, заранее изучив маршрут. Благо много времени на это не потребовалось, поскольку город был маленький. — Это небольшая гостиница. Мы здесь переночуем, а завтра сходим в гости к твоим родственникам. Должен же я знать родню моей сестрёнки.       Юлианна простонала, откинув голову на спинку сидения. Очень не вовремя у Ивана взыграли братские чувства. Знакомить она его ни с кем не собиралась. Но одну ночь здесь вполне можно пережить. Желательно при этом, чтобы её никто не узнал.       — Вези, — буркнула она, поняв, что иного выхода нет.       — Куда?       — В Магадан, блин! — всплеснула руками Юлианна. — В гостиницу.       Ванька стал заводить машину. Копейка затарахтела, но с места не сдвинулась. Ваня повторил попытку, вновь ничего не добившись.       — Упс, — упавшим голосом произнёс Ильиневич. Кажется, машина сломалась.       Юлианна в расстроенных чувствах стукнула по бедру кулаком. Ваня порадовался, что она не занималась боксом. А то у него была бы сломана не только машина, но и нос.       — Да ладно, пешком дойдём, — быстро сказал Ванька. — Тут недалеко.       — Неужели? — ядовито осведомилась Ильиневич, старательно сдерживая гнев. — Веди, Иван Сусанин.       — Вот сейчас обидно было, — пробормотал медик, но сестра его не слышала, потому как вышла из машины, громко хлопнув дверью.       Идти до нужного дома оказалось ровно пять минут. Но лучше было вообще не приходить. Табличка «ЗАКРЫТО» давала понять, что путников никто не ждёт. Гостиница была на ремонте. Юлианна не сдержалась и отвесила Ване смачный подзатыльник.       — Систер, не дерись. Так даже лучше, — бодро изрёк он, потирая затылок. Медик буквально излучал оптимизм, в то время как Юлианна взглядом грозила обратить его в прах. — Не придётся платить за номер.       — Зато придётся ночевать на улице в мороз, — фыркнула Ильиневич. — Ты гений, Иванелло.       — Не придётся. У тебя же здесь родственники? Вот мы и пойдём к ним. Да, на ночь глядя как-то не очень, но они поймут…       — Нет, Ванечка, — нехорошо ухмыльнулась Юлианна. — Мы никуда не пойдём. Будем спать в машине.       — Ты хочешь, чтобы я окоченел от холода? — возмутился Ванька. — Давай, веди меня к родственникам!       — Ты слишком живуч. Поспишь в машине, — отмахнулась Ильиневич и зашагала обратно к автомобилю. Иван вздохнул и побежал за ней.       — Систер, неужели ты сама не хочешь провести эту ночь в комфорте? — недоумевал он.       — Мне и здесь неплохо, — ядовито улыбнулась Юлианна, залезая на заднее сидение «Копейки». Ваня горестно вздохнул, искренне не понимая, почему сестра не хочет идти ночевать домой. Ему ничего не оставалось, кроме как залезть на водительское место.       — Ты что делаешь? — поинтересовался он. Юлианна тщетно пыталась включить телефон, но у неё не вышло. Мобильник заглючил. Только этого не хватало для полного счастья.       — Зашибись, — констатировала Ильиневич. Обстоятельства будто ополчились против неё. Ванька завёз её в Пыталово, тренера нет, жить негде, денег мало, теперь ещё и смартфон приказал долго жить. А самое главное, что она ни время не сэкономила, ни деньги, потому как уезжать из Пыталово придётся на поезде или автобусе. — Наверняка меня уже ищут в СБР.       — Хорошо хоть не в ФБР, — пошутил Ванька, но Юлианна даже не улыбнулась.       Ильиневич думала, что завтра-послезавтра точно до Питера доберётся. Могла бы уже быть там, если бы не стала экономить на билетах и не повелась на речи братца-искусителя, обещавшего быструю и бесплатную дорогу. Что ж, зато она окончательно убедилась, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вопрос с СБР она, конечно, решит. Сейчас думать об этом нет смысла, поскольку связаться с биатлонным руководством она не может. Куда больше хотелось бы позвонить Андрею. Узнать, как дела у него, да хотя бы просто голос услышать. Но сейчас уже поздно, он бы не оценил её порыв, даже если бы телефон включился, ведь спортивный режим ради ночных разговоров Расторгуев нарушать не будет. Тем более, у него чемпионат Европы. Вот после чемпионата…       — Систер, а ты чего улыбаешься? — спросил Иван. Это было роковой ошибкой. Желание позвонить Андрею трансформировалось в желание прибить Ваню. И если первое было неосуществимо, то второе — вполне себе.       — Если хочешь пережить сегодняшнюю ночь, заткнись, — попросила его Юлианна, даже не надеясь на понимание. — Хотя… у тебя есть шанс спастись. Одолжи мне с утра мобильник.       — Когда просят, говорят пожалуйста, — улыбнулся Ильиневич, за что его захотелось прибить ещё больше.       — Пожалуйста, — максимально ядовито процедила девушка, не настроенная на вежливое обращение с братом. Иван принялся рыться в карманах куртки, хотя сейчас ещё было не утро. Поиск затянулся.       — Упс, — уже второй раз за последнее время выдал Ванька. — Нету телефончика-то.       — Куда же он делся? — с напускной задумчивостью протянула Ильиневич, полагая, что братец ломает комедию.       — Систер, я болван! — хлопнул себя по лбу Иван. — Я его в отеле на зарядку поставил и забыл! Тьфу…       — Не оставалось в номере никакого телефона, — отрезала Ильиневич. — Я проверяла.       — Да не в номере! Я его в столовке у розетки оставил, — с досадой признался Ванька. Юлианна скрипнула зубами.       — Как же ты маршрут до Пыталово составлял? — язвительно уточнила она, всё ещё надеясь, что брат врёт.       — Так я это… — смутился Иван. — Пока ты в автобусе спала, я с твоего телефона в инете сидел. Заодно и маршрут запомнил.       Юлианне было трудно подобрать литературное слово, чтобы вложить в него всё отношение к любимому родственничку в данную конкретную секунду, и, всё же, ей это удалось.       — Собака ты, братец, — устало вздохнула она, подразумевая несколько иное слово, коим именуют собак женского пола. Вспомнив советскую комедию, она добавила: — Редиска.       — Попрошу не выражаться, — с видом оскорблённой невинности вздёрнул подбородок Ванька. — Я не собака, а кобель.       Юлианна ткнулась лбом к стеклу и вымученно рассмеялась. Братец неисправим.       — Холодно? — вдруг с сочувствием спросил Иван. Ильиневич закатила глаза. Разумеется, холодно. Ванька, сжалившись над сестрой, стянул с себя любимую золотую куртку и протянул её девушке. — Грейся.       — Спасибо, — проговорила Юлианна. Иван вышел из машины и достал из багажного отделения ещё одну куртку, теперь уже оранжевую, и надел её сам. Ночь предстояла холодная.       — Дядя Андрей! — донёсся из трубки всхлип мальчугана.       — Что, что случилось? — Расторгуев сразу понял, что это не пустяки. Сон как рукой сняло.       — Дядя Андрей, — повторил он и заговорил, сбиваясь: — Мне холодно и страшно… где я… мама забыла… папа не отвечает…       — Так, теперь по порядку, — прервал его Андрей, включая ночник и вставая с кровати. — Что мама забыла? Ты где?       — Не знаю! — в отчаянии воскликнул мальчик. — Мы летели на самолёте. Потом мама уехала с дядей Славой, а я остался… я на улице!       — Куда уехала? — удивился Расторгуев. Кажется, во время их прошлого разговора «дядю» звали как-то по-другому, но сейчас было не время вдаваться в детали.       — В Испанию. Она меня забыла!       Андрюша вновь всхлипнул. Расторгуев впал в ступор. Каким образом можно забыть ребёнка, уезжая в другую страну, он понять не мог. Андрей чуть не стукнул себя ладонью по лбу. Спросонья мозг соображал непростительно медленно. Мальчик сказал, что они летели на самолёте. Значит, он сейчас не дома.       — А куда вы прилетели на самолёте? В какую страну? — Андрей надеялся, что хотя бы это ребёнок знает.       — В Латвию. Какой город, я не знаю, — тоскливо вздохнул ребёнок. Всхлипывать он перестал.       — Рига, — сказал Расторгуев. Здесь сложно было ошибиться, учитывая, что там находится единственный в стране толковый аэропорт. План действий уже созрел в голове Андрея, надо было только его осуществить. Но у него ещё были вопросы. — Ты сказал, папа тебе не ответил?       — Нет. И тётя Аня тоже. Телефон выключен.       А вот это уже странно.       — Ты можешь поточнее сказать, где находишься? Что ты видишь рядом?       — Не знаю…       — Можешь выслать мне фотографию?       — Могу. З-зачем? — спросил мальчик, заикаясь от холода.       — Тебя встретит моя сестра. Так она сможет понять, где тебя найти. Её зовут Алёна. Если на улице есть какое-нибудь кафе, сфотографируй вывеску, чтобы можно было тебя найти, и зайди туда. Не надо на морозе стоять, простудишься.       — Хорошо. Спасибо, дядя Андрей!       Немедленно Расторгуев позвонил Алёне, которая жила в Риге. Сестра поначалу очень хотела придушить Андрея, которому взбрело в голову поговорить по душам в пятом часу утра, но, узнав суть дела, Алёна тут же согласилась помчаться на выручку рыжему мальчугану. Переслав высланную Андрюшей фотографию сестре, Расторгуев быстро набрал номер Ивана.       — Что случилось? — встревожено поинтересовался Интарс. Спросонья он плохо понимал, что происходит, но дела, по-видимому, плохи, если Андрей так засуетился.       — Ванин сын в Риге один на улице. Мать на курорте, отец не пойми где, — вкратце обрисовал ситуацию Расторгуев, сбрасывая вызов. Аппарат абонента выключен.       — Как он оказался в Риге? — удивился Беркулис, которому уже перехотелось спать. Расторгуев не ответил, вновь набирая номер. — И что делать?       — Я его к Алёне пока отправил, — ответил Андрей, сбрасывая вызов. Ванькин аппарат предсказуемо не включился. — Папаша найдётся — заберёт.       — А чего его искать? — нахмурился Интарс, окончательно просыпаясь. — Ванька в Санкт-Петербург Юлианну везёт.       — В смысле везёт? — напрягся Расторгуев.       — На машине, — ответил Беркулис. — Они поехали в Алуксне, а оттуда Ваня собирался везти её на машине. Он же при тебе вчера об этом говорил, ты что, не слышал?       Расторгуев действительно не слышал. Для многих было загадкой, как ему удаётся не реагировать на раздражающие Ванькины речи. Но Андрей обычно Ивана просто не слушал. На голос медика у Расторгуева за время их общения выработался иммунитет, который позволял ему пропускать мимо ушей добрую половину Ваниных перлов.       — Я прослушал, — буркнул Андрей. — Не на зелёной ли машине?       — Другой у него нет.       Ситуация нравилась Расторгуеву всё меньше. Он звонил Юлианне перед собранием у Интарса, думая, что она уже дома, но телефон был выключен. Андрей подумал, что у неё просто села батарея, но сейчас он стал в этом сомневаться.       — А что такого? — проговорил Интарс. — Он же нормально водит.       — Нормально? — возмутился Андрей, утратив на миг присущее ему спокойствие.       — Не считая того случая с Рёшем, — поспешил сказать Беркулис. — Парковка — не его конёк. Но водит Ваня хорошо.       — Ну да, конечно.       Кому как не Расторгуеву было знать, как водит Ванька. Нельзя сказать, что водить Ильиневич не умел. Проблема была в том, что делал он это без мозгов. Интарс, видимо, был не в курсе, что свою первую машину, подержанную иномарку, Иван угробил, гоняя ночами по улицам Риги. Ему неоднократно прилетали штрафы за превышение скорости. В конце концов, несчастный «Вольксваген» оказался на дне реки Даугавы. Ванька даже объяснить не смог, как ему удалось его потопить.       Безвременно почивший «Вольксваген» Ивану достался от Радислава на двадцатилетие. В тот же день Ванька приехал в Алуксне к семейству Расторгуевых похвастаться собственным железным конём. Ильиневич без проблем проехал по городу, но умудрился врезаться в забор дома, где в то время жил Андрей. Как Ваня умудрился разогнаться на просёлочной дороге, Расторгуев до сих пор понять не мог. Но факт остаётся фактом, забор потом пришлось чинить именно ему.       Были и другие случаи, но даже этого хватило бы, чтобы Расторгуев навсегда уверился в Ванькином неумении контролировать ситуацию за рулём.       — Думаю, как водителю Ваньке вполне можно доверять, — предположил Беркулис, на что Андрей ответил ему красноречивым взглядом, дающим понять, что он не доверил бы Ивану даже мыть машину.       — Нет, нельзя, — отрезал Расторгуев, нервно расхаживая по комнате. Он подозревал, что Ванина «Копейка» до Питера попросту не доедет.       — Ты слишком категоричен, — возразил Интарс, не понимая, отчего подопечный так нервничает.       — Да я бы манекен не доверил бы ему везти, не то что человека! — заявил Андрей, тщетно пытаясь дозвониться до Юлианны. Телефон всё ещё был выключен.       — Кому ты там всё звонишь? Горе-папаше?       — И ему, и Юлианне. И знаешь, они не отвечают!       — Спят, наверное. Расторгуев, успокойся, — вздохнул Интарс. — Не повезёт же он её в ночное время. Если бы телефоны были выключены, можно было бы волноваться, а так они просто не слышат звонка.       — У них выключены телефоны. В этом проблема.       Беркулис хмыкнул. Это действительно странно. Ванька вроде заряжал телефон, да и Юлианна вряд ли просто так его выключит в то время, пока ей надо искать нового тренера. Всё время надо быть на связи.       — Всё будет нормально, — осторожно заявил Интарс, видя, что Андрей беспокоился всерьёз, что было на него непохоже. — Ты в любом случае им сейчас ничем не поможешь…       Расторгуев метнул на него испепеляющий взгляд, чего раньше никогда не делал. Беркулис понял, что зря ляпнул последнюю фразу. Вышло как-то не слишком обнадёживающе. Интарс тоже забеспокоился, почему Ильиневичи пропали с радаров. Но сейчас всё равно ничего нельзя сделать. Не исключено, что они просто спят, и Андрей зря переживает.       — Спи давай, — махнул на него рукой Беркулис. — Подъём по графику.       Проснувшись, Юлианна поняла, что у неё затекла шея. К этому добавились неприятные ощущения в спине от сна в неудобной позе. Ванька ещё спал. Девушка скинула с себя Ванину куртку и быстро вышла из машины и вдохнула холодный зимний воздух. Людей на центральной улице города не было вообще. Юлианна не знала, сколько времени, но, поскольку было уже светло, догадалась, что проспала долго.       Ванька спал. Можно было бы его разбудить, но девушка решила этого не делать. Пока он спит, Юлианна решила пройтись по городу. Она не знала, как назвать возникшее в глубине души чувство. Ностальгия? Желание пройтись по местам своего детства? Так или иначе, Юлианна пошла вперёд, зная, что много времени прогулка точно не займёт, и Ванька не успеет её потерять. Несмотря на то, что город Ильиневич помнила плохо, ориентироваться здесь было совсем не сложно. Петляя дворами, за несколько минут Ильиневич дошла до речки, почти никого не встречая по пути. Девушка огляделась по сторонам. Она хорошо помнила, что жила в пятиэтажке у реки. Улица и номер дома в памяти не сохранились. Место, на котором Юлианна стояла сейчас, было ей незнакомо.       «Аня, беги!», — в голове стоял крик мамы. Будто вчера Толик напился и кинулся на неё с кулаками. Будто вчера мама чуть ли не вытолкала маленькую Аню в окно, чтобы только убежала подальше. И она бежала, куда глаза глядят. Вперёд, через тонкий лёд замёрзшей речки. Будто вчера... А сейчас Ильиневич даже не помнит адреса дома, где они тогда жили.       — Красиво, — раздался около уха голос Ваньки. Юлианна вздрогнула.       — Следил за мной?       — Ага, — не стал отпираться Иван и встал у самой реки. Он не спал, а притворялся спящим. — Ты всё равно меня с семьёй не знакомишь.       — Ты тоже семья, разве нет? — буркнула Ильиневич, ещё не отошедшая от воспоминаний, которые следовало бы засунуть куда подальше.       — Ты здесь жила? — спросил он вместо ответа и огляделся. — В каком доме?       — Не помню, — легко сказала Юлианна и улыбнулась опешившему братцу. — Можешь меня пытать, но я правда не помню. Давно было, — девушка умолкла и добавила через несколько секунд: — Надо билеты купить, чтобы уехать.       — Систер! Ты что, предлагаешь мне бросить Любушку? — возмутился Иван.       — А что ты собрался с ней делать? Чинить? — подняла брови Ильиневич. — Каким образом?       — Найду автомастерскую…       — Удачи, — похлопала его по плечу Юлианна и направилась обратно в сторону дворов. Ванька поспешил следом.       — Систер, ну познакомь меня с родителями! — канючил он.       — С моим отцом ты уже знаком, — заметила Ильиневич. — Точнее, с нашим общим отцом.       — С мамой познакомь! Я ведь никогда её не видел!       — Вот и хорошо, — пожала плечами Юлианна. Ваня недовольно засопел, поражаясь упрямству сестры. Вдруг девушка улыбнулась. Ей в голову пришла какая-то мысль. — Скажи, Вань. С чего ты взял, что моя мать живёт в этом городе?       — Э-э... — протянул Иван, впав в ступор. — Ты же здесь родилась.       — С тех пор уже много лет прошло, знаешь ли. Ты не думал, что она могла переехать в другой город, а, братец?       Ваня хмурился. Подобное не приходило ему в голову. А ведь это объясняло тот факт, что они сегодня провели ночь в машине. Сестра не вела его к матери не потому, что не хотела, а потому, что некуда.       — Почему ты мне сразу не сказала?       — Что? — прикинулась чайником Юлианна.       — Зря я познакомил тебя с айсбергом, — сокрушённо выдохнул морозный воздух Ванька. — Ты становишься такой же непробиваемой.       — Во-первых, он не айсберг, — отмахнулась Ильиневич. — И познакомились мы сами...       — ...потому, что я пошёл спаивать Виткову, а в итоге напился сам, — закончил Иван. — Так что познакомились вы благодаря мне. Но это всё напрасно. Эту льдину не растопит даже вулкан. Чего ты улыбаешься? — возмутился Ванька, пока Юлианна пыталась подавить улыбку. — Вот вернёмся на Кубок мира, буду тебе жениха искать. Присмотрись к Малышко, а?       — Сам присмотрись, — фыркнула Ильиневич. Они вышли на дорогу. Путь лежал на вокзал.       Проснувшись от трели будильника, Интарс обнаружил, что Расторгуев уже не спит. Он активно строчил что-то в телефоне, попутно делая глоток из кружки с чаем. Его деловой вид внушал подозрения.       — Что ты делаешь? — поинтересовался Беркулис с некоторым подозрением. Андрей поднял взгляд на тренера.       — Да так, — лаконично отозвался Расторгуев, максимально сохраняя интригу.       — Исчерпывающе, — заметил Интарс, но Андрей не обратил на это внимание, поскольку ему кто-то позвонил. Расторгуев вышел из комнаты на балкон.       «Что ещё за секреты?», — недовольно подумал тренер. До этого Андрей никогда не уходил в другую комнату, если ему надо было с кем-то поговорить. Правда, Интарс не помнил, звонил ли Расторгуеву кто-то в его присутствии. Беркулис быстро поднялся с кровати и подошёл ближе к балкону. Не подслушивать, нет. Просто поставить кипятиться чайник, а то в номере холод собачий.       Впрочем, ничего Интарсу услышать не удалось. Расторгуев через окно заметил его манёвр и говорил так, что тренер не уловил ни одной буквы. Беркулис стал сосредоточенно осматривать собственную кружку, будто это было делом государственной важности. Андрей не проговорил и пяти минут. Он вернулся в комнату и иронично взглянул на тренера.       — Что? — спросил Интарс, который сам себе не мог объяснить внезапный приступ любопытства. Он поспешно нажал кнопку включения на чайнике. — Я чайник поставил кипятиться.       — Выключи, я его уже вскипятил, — бросил Расторгуев, усаживаясь на кровать. Беркулис заметил стоявшую на его тумбе недопитую кружку и мысленно обругал себя за ненаблюдательность. Выключив чайник, тренер выжидательно посмотрел на Андрея, надеясь, что он посвятит его в тайны мадридского двора. Но Расторгуев и бровью не повёл.       — Расторгуев, ты плетёшь всемирный заговор? — осведомился Беркулис. — Хочешь захватить мир? Похитить Глобус у Фуркада? Что за таинственность?       — Успокойся, я просто кое-что проверил, — уклончиво ответил Андрей. Понимая, что Интарс всё равно не отстанет, он решил всё-таки пояснить, чем именно занимался всё утро. В конце концов, это не государственная тайна.       Услышав «отчёт» Расторгуева, Беркулис чуть не присвистнул от удивления. После того, как не удалось установить связь с Ильиневичами, Андрей развернул бурную деятельность. Он проверил вчерашнее расписание автобусов и вычислил примерное время приезда Юлианны и Ивана в Алуксне. Каким-то непостижимым образом узнал, что они уже въехали в Россию, но неясно где находятся.       — Если бы Иван ехал и ночью, они были бы уже в Санкт-Петербурге, но я надеюсь, что он додумался остановиться на ночь, — заметил Андрей. — Телефоны по-прежнему выключены.       — Как ты это всё узнал? И зачем, — нахмурился Интарс. — Переживаешь?       — Этого горе-водителя к машинам и близко подпускать нельзя, — пробурчал Расторгуев.       — А за кого ты больше переживаешь? — хитро сощурившись, спросил тренер. — За Юлианну или за Ивана?       — А ты почему спрашиваешь? — скопировав его взгляд, спросил Андрей.       — Да так, — пожал плечами Беркулис, повторив первую фразу Расторгуева за сегодняшнее утро. Из того, что Андрей ругал Ваньку, можно было сделать вывод о том, что он переживает за Юлианну. Но Интарс знал, что его подопечный как никто умеет маскировать истинные чувства. Расторгуев запросто может заявить, что чёрное — это белое, причём с таким уверенным видом, что люди немедленно побегут проверяться на дальтонизм. Как назло в голове всплыл недавний разговор с Ванькой, в котором медик говорил о себе и Андрее. Конечно, без приукрашивания Ильиневич не мог обойтись, но, как знать, вдруг в целом он сказал правду?..       Беркулис с подозрением смотрел на Расторгуева. Расторгуев с ещё большим подозрением уставился на него в ответ. «Это бы многое объяснило», — подумал вдруг Интарс, всё больше веря Ивану.       Ванька недовольно дулся. Желание сестры поскорее отсюда убраться не находило в его душе отклика. Вместо того чтобы привести его на пироги к мамочке, Юлианна потащила его на вокзал. Оказалось, что банковские карточки здесь не принимают, и им пришлось идти искать банк, чтобы снять наличные. Но и тут их ждало разочарование. На Ванькиной карточке баланс был отрицательным.       — Систер, ты же за меня заплатишь? — хлопая глазами, спросил Иван.       — Угу, — вздохнула Ильиневич, вставляя карту в терминал. Но и у неё не получилось снять деньги. Девушка быстро проверила баланс. На экране горел гордый ноль. — Какого хрена?!       — Систер, тише, — попросил Ваня, видя, что бабули-клиенты косились на неё с явным осуждением. Но Юлианне в данную секунду не было до них дела. Где её деньги? Они совершенно точно были! Львиная доля её накоплений…       — Александров, — процедила она, борясь с желанием стукнуть несчастный терминал ногой. Конечно, нулевой баланс — дело загребущих рук до тошноты доброго папочки Борисыча. Больше пароля от этой карты не знал никто. Надо было сразу наличные снимать после их ссоры, но Юлианна даже не подумала об этом.       — Пиздец, да? — виновато посмотрел на неё Ванька, когда они вышли из банка.       — Он, родимый, — мрачно согласилась Ильиневич и вперила взор в брата. У Вани нервно дёрнулся глаз. Сестра нашла виновника всех злоключений. Сейчас будет скандал, если он срочно что-нибудь не придумает.       — Сестрёнка, а ты попробуй ещё раз включить свой телефон, — осторожно предложил он.       — Толку-то, — безнадёжно вздохнула Юлианна, но достала мобильник из кармана и попыталась его включить. С третьей попытки телефон ожил.       — Бинго! — возрадовался Ванька и отнял его у сестры. — Я знаю, что делать! У тебя есть, кому позвонить?       — Нет, — ответила Ильиневич. Сотрудники биатлонной федерации не будут доставать её из задницы, у них своих дел по горло. Не Александрову же звонить, в самом деле.       — А у меня есть, — улыбнулся Ваня и набрал номер. Ему ответили быстро. — Доброе утро, Андрюшенька! Как спалось? — поняв, кому он звонит, Юлианна попыталась отобрать у Ильиневича телефон, но тот проворно отскочил и побежал вперёд по улице. — Не ругайся, всё в порядке. Аньку не угробил. Скорее, она меня угробит, хе-хе… — девушка схватила Ваньку за куртку, а тот поспешно переложил телефон к другому уху. — Короче, тачка заглохла, мы в Пыталово, Анька в бешенстве, а я в шоке. Деньги закончились… как-как… вот так! Мы на мели, Расторгуев! Если ты не приедешь, мы помрём нахрен от голода и холода! Приезжай, пожалуйста! Срочно!       — Андрей, не слушай его! — попыталась прокричать Юлианна, чтобы Расторгуев её услышал. — У нас всё в порядке! Не отвлекайся от чемпионата!       — Айсберг, не слушай эту женщину, она одурела от холода и голода! Приезжай срочно! У нас машина сломана, нам не уехать и звонить некому! Некому, слышишь?! Телефон вот-вот вырубится! И бабла на карте нет! Только ты можешь нас спасти! — Ильиневич перехватила его запястье, чтобы отобрать телефон, и Ваньке пришлось спешно заканчивать разговор. — Целую, люблю, пока-пока!       — Болван! — прошипела Юлианна, отобрав, наконец, у Ивана телефон. Тот уже с чистой совестью завершил разговор.       — У тебя есть идея получше? — невинно улыбнулся он.       — Поджарить тебя на вертеле, — процедила Ильиневич. Телефон жалобно пискнул и отключился. Ванька не сомневался, что сестра не шутит. Они остались без связи.       — Клинический идиот, — отчеканил Расторгуев, безрезультатно пытаясь вновь набрать Юлианнин номер. Интарс чуть чаем не подавился. Такие перлы из уст Андрея нечасто услышишь.       — Ванька? — откашлявшись, спросил он. Андрей поднял взгляд на него. Будто только сейчас вспомнил, что тренер находится в одном помещении с ним.       — Да, — подтвердил биатлонист, вновь принимая невозмутимый вид. Притворно невозмутимый. Беркулис понимал, что подопечный очень-очень зол.       — Что он натворил?       — Его машина сломалась, и теперь они сидят в Пыталово без возможности уехать.       — Хочешь ехать спасать своего доктора Ватсона? — подмигнул Интарс, но тут же посерьёзнел. — У тебя завтра гонка, так, на секундочку.       Расторгуев неопределённо пожал плечами. В голову не приходило никакого нормального плана, за исключением того, что надо было ехать в Россию и спасать Юлианну. «Доктора Ватсона», в принципе, можно было бы оставить в Пыталово. В воспитательных целях.       Проблема была в том, что завтра действительно гонка. Спринт. Он никак не успеет съездить туда и вернуться обратно. Попытаться можно, но это практически нереально. Отказаться бежать — значит отказаться от чемпионата Европы. Пропуск спринта автоматически означает пропуск гонки преследования, куда с огромной вероятностью не попадёт никто из сборной Латвии.       — Федерация тебе это припомнит, — словно читая его мысли, заметил Интарс. Присутствие Андрея на гонке не значит, что медаль для Латвии будет выиграна, но так хотя бы есть шансы. Если Расторгуев не побежит, то и медали никакой не будет. Учитывая то, что федерация в этом году расщедрилась разместить их в гостинице (пусть и в неотапливаемой), а в следующем сезоне обещала увеличить Андрею финансирование, подобные выкрутасы могли дорого ему стоить. — Лично я бы тебя отпустил. Не нужна тебе эта Европа, когда чемпионат мира на носу. Но чиновникам нужна хоть какая-то медаль. Вот если бы ты взял хоть бронзу на Кубке мира — тогда другое дело. Но я не думаю, что с твоей стрельбой это возможно.       Беркулис прикусил язык, поняв, что ляпнул совершенно не те слова, которыми нужно мотивировать учеников.       — В этом сезоне, — добавил Интарс, надеясь хоть как-то смягчить эффект от дурацкой фразы, сорвавшейся с языка. Что-то он стал слишком много говорить. Не его это. Надо эту прерогативу Ваньке оставить. К счастью, Андрей задумался и его не услышал, или же просто не подал виду. Беркулис быстро спросил: — Что планируешь делать? Неужели всё-таки поедешь?       — Возможно, если ничего лучше не придумаю.       — Ты мог бы переслать Юлианне деньги на карту, — заметил Беркулис.       — Гениальный план. Ты знаешь номер её карты? — поднял брови Андрей.       — М-да, — поджал губы Интарс, понимая, что план и впрямь так себе. — А они не могут родственникам русским позвонить?       — Могли бы — позвонили бы, — здраво заметил Расторгуев.       Беркулис знал, что заговаривать о возможности звонить отцу Ивана бесполезно, так как Радиславу и компании Андрей доверял ещё меньше, чем Ваньке. Да и не помог бы он ничем.       — Чисто теоретически, можно было бы позвонить в СБР, — проговорил Андрей. — Но я не уверен, что они будут решать подобного рода проблемы.       — Так позвони! — ободряюще улыбнулся Интарс.       — И что я им скажу?       — Добрый день, меня зовут Андрей Расторгуев, я из Латвии, но знаю, что биатлонистка вашей сборной Юлианна Ильиневич никак не может выбраться из Пыталово, — разом выпалил Беркулис. Расторгуев скептически покачал головой. — Да уж, звучит глупо.       — Не то слово. А ты, кстати, мог бы позвонить.       — Я? И что, по-твоему, я им скажу? — удивился Интарс, адресовав Андрею тот же вопрос, что он только что задавал ему. — С чего меня вдруг обеспокоила судьба их спортсменки? Ещё слухи пойдут…       — Какие слухи, — отмахнулся Андрей. — У тебя свой интерес. Ты, как тренер сборной Латвии, обеспокоен отсутствием на чемпионате Европы врача Ивана Ильиневича, который по несчастливому стечению обстоятельств застрял в Псковской области вместе с сестрой Юлианной. Сестра Юлианна в данный момент успешно бегает за сборную России, и ей необходимо срочно помочь выбраться из неприятностей. А нам надо вернуть в команду Ивана, ведь без врача на чемпионате Европы никак нельзя.       Последнее предложение было жутким сарказмом, поскольку на чемпионатах Европы врача у них не было никогда. Но в целом это могло сработать. Интарс не горел желанием общаться с русскими чиновниками, но ради Ильиневичей можно было и потерпеть один недолгий разговор.       — Тётя Алёна, а вы знаете, откуда берутся дети? — внезапно спросил Андрюша Ильиневич. Или не Ильиневич. Возможно, у него была фамилия матери. Этого Алёна не знала.       — Аист приносит? — предположила Расторгуева, жуя полезную, но ненавистную с детства овсянку. Андрей Иванович (так она прозвала его про себя, поскольку просто имя Андрей прочно ассоциировалось у неё с братом) тоже не рвался есть кашу, пытаясь задать девушке какие-то вопросы.       — Нет, — улыбнулся рыжий мальчуган точь-в-точь как папаша. Рассчитывает увидеть её смущение, засранец. Но Алёну Расторгуеву таким не смутить.       — В капусте находят?       — Тётя Алёна, я зимой родился, — захихикал Андрюша, отложив ложку. — Зимой капуста не растёт и аисты не летают!       — А я летом. Меня аист принёс, — зловеще прошептала Алёна, чем ещё больше развеселила мальчугана.       — А дядю Андрея?       — В капусте нашли. Ешь кашу! — напомнила ему Расторгуева, выразительно посмотрев на почти нетронутую тарелку.       — Нет, — помотал рыжей головой Андрей Иванович. — Детей не в капусте находят. Мне папа рассказывал!       «Хорошо, что не показывал», — подумала Алёна.       — И показывал.       — А-а, — кивнула Расторгуева, пытаясь сделать вид, что ничего особенного в этом нет. Было трудно сохранить невозмутимость, но она попыталась скопировать фирменный покерфейс брата. Вышло в какой-то мере неплохо. — Это он может.       Андрюша удивлённо заморгал. Видимо, те взрослые, с которыми он говорил на эту тему раньше, реагировали более бурно, чем веселили мальчишку. Тётя Алёна же была спокойна и не начинала забавно ёрзать и краснеть.       — Кушай кашу, — сурово насупилась Алёна, надеясь использовать произведённый на мальчика эффект в своих целях.       — Вы сами её не кушаете, — заметил рыжий. Расторгуева вздохнула. Мелкий раскусил её нелюбовь к каше.       — Ладно. Давай есть её вместе. За маму…       — Не хочу за маму! — нахмурился малыш.       — А за папу? — поспешно сказала Алёна. Андрюша поднял глаза. За папу можно и съесть. — За него надо целых три ложки съесть!       К счастью, родственники не успели закончиться до того, как они доели овсянку. Накормив дитя, Алёна с облегчением вздохнула. Дети — это хорошо, но с ними не всегда просто. Она в очередной раз убедилась, что своего заводить пока рано, что бы там окружающие не говорили про тикающие часы. Ведь это большая ответственность.       — Тётя Алёна, а почему вы не замужем?       — Андрюша! — покачала головой она. — Ты слишком любопытен.       Отец совершенно не привил ему чувство такта. Впрочем, о чём говорить, если у самого Ваньки это чувство напрочь атрофировалось.       — Если у вас несчастная любовь, то расскажите, — глядя добрыми глазами, проговорил Андрей. — Станет легче. Мне так папа сказал.       — Папа?       — Я тоже влюблён, — вздохнув, поведал рыжий. — Её Надя зовут. Но сейчас я поел вашей каши и боюсь, что могу влюбиться в вас. Если вы не хотите знать, что где-то от любви к вам страдает мальчик, накормите меня печеньками. Я, так уж и быть, в вас не влюблюсь. Мы останемся друзьями.       Андрей Иванович обворожительно улыбнулся. Алёна молчала, не понимая, как столь складная речь может литься из уст восьмилетнего ребёнка. Наверное, Ванькины гены дают о себе знать. Тот тоже с детства по ушам умел ездить.       — А если я не накормлю тебя печеньем?       — Тогда я буду вас преследовать.       «До тех пор, пока тебя в Россию обратно не заберут и не отведут в школу», — мысленно фыркнула Алёна.       — Ладно, уговорил, — улыбнулась она. Андрюша ухмыльнулся, радуясь маленькой победе во имя праздника живота.       — Если коротко, то им плевать, — пересказал суть разговора с чиновником СБР Интарс Беркулис.       — Я понял, — кивнул Расторгуев. Звонок в российскую федерацию биатлона он воспринимал как попытку выручить Ильиневичей, не выезжая из Польши. Но он не был удивлён, что СБР не поедет в Пыталово за Юлианной. Латышская федерация тоже не поехала бы за ним, случись что.       — Едешь?       — Да, — ответил Андрей. Другого способа он не видел. — Я успею к гонке.       — Надежды юношей питают, — фыркнул Беркулис. — Успеет он. Ладно, давай, спасай свою рыжую принцессу, — Расторгуев не понял, кого Интарс подразумевал под рыжей принцессой, но перебивать тренера не стал, решив, что это не самый важный насущный вопрос. — А федерации я скажу, что у тебя… ну, например, насморк. И горло разболелось в этом заледенелом клоповнике. В следующий раз в отапливаемую гостиницу поселят.       — Не надо ничего им говорить, я успею, — сказал Андрей. Интарс покачал головой и вышел из комнаты.       Чаепитие прошло куда более удачно, чем первая часть завтрака. Алёна и Андрюша разговорились. Оказывается, сын Ивана смотрел не только фильмы для взрослых, но и детские мультики. Расторгуева предпочла обсуждать с ребёнком именно их. Неудобных вопросов рыжий мальчуган больше не задавал.       Когда чай в кружке уже почти закончился, у Алёны зазвонил телефон. Она предположила, что по работе, но номер, высветившийся на экране, казался ей незнакомым. Звонили из-за границы. Расторгуева ответила на звонок, оставляя Андрюшу наедине с печеньками и направляясь в единственную комнату.       — Добрый день, Алёна, — раздался в трубке мужской голос. — Я вас не разбудил?       — Нет, — нахмурилась она. — А…       — Это Александр вас беспокоит.       — Александр? — удивилась Расторгуева, подойдя к окну. Тот самый Александр, в номере которого они на днях ночевали с Ванькой? — Не припоминаю, чтобы я давала вам свой номер телефона.       — А я его сам узнал, — в трубке раздался смешок.       — Как? Вы что, детектив?       — Что вы. Я просто позвонил с вашего телефона на свой.       — То есть, без разрешения взяли мой телефон, пока я спала, и влезли туда. Лихо работаете, — язвительно заметила Алёна.       — Простите меня, дурака, — раскаяние в голосе Александра было неубедительным. Но Расторгуева на него почему-то не злилась. Точнее, злилась, но только самую малость. Меньше, чем он того заслуживал. — Ведь иначе я бы не смог узнать ваш номер и вновь с вами поговорить.       — Вы могли бы просто у меня его спросить, — заметила Алёна.       — Вы ведь не дали бы его мне, — по голосу она поняла, что Александр улыбается.       — Нет, — усмехнулась она, сама того не замечая, начав водить ногтем по стеклу.       — Вот видите, — сказал он и умолк. Алёна тоже молчала, не зная, что сказать. — А вы случайно Санкт-Петербург не собираетесь посетить ближайшее время?       — Не собираюсь, — улыбнулась Расторгуева. Она давно мечтала побывать в городе на Неве, но всё как-то не получалось. Александр, очевидно, там живёт.       — Жаль. Очень хотел бы вновь с вами пообщаться, — проговорил мужчина. — Будете в Санкт-Петербурге — звоните. Покажу вам город.       — Обязательно.       Они распрощались. Алёна задумчиво глядела в окно. Даже если она окажется в Питере, вряд ли станет звонить Александру. Они хорошо пообщались один раз, но есть ли смысл видеться во второй?       Расторгуева вздохнула и направилась обратно на кухню. Говорить о мультиках с Андрюшей перехотелось.       — Тётя Алёна, я скушал все печеньки, — признался мальчик, изображая раскаяние.       Она улыбнулась и рассеянно кивнула. Даже ребёнок понял, что мыслями тётя Алёна была далеко-далеко. Андрюша пожалел, что не подслушал, кто ей звонил. Но он был настолько занят печеньем, что позабыл один из главных заветов папочки — подслушивать всё и всегда. Ну, хоть печеньки вкусные были. В Москве таких он ещё не пробовал.       — Илька-а, вставай, — Иван пытался вытащить сестру из машины. Ему было скучно сидеть на одном месте. Изредка мимо проходили прохожие, некоторые даже поглядывали в сторону его Любушки. Но больше ничего не происходило. Ванька скучал, а Юлианна гулять не хотела.       — Отстань, братец. Ты нас сюда завёз, вот теперь мучайся, — ехидно ухмыльнулась она. Попытки вновь включить мобильный ни к чему не привели, и настроение биатлонистки испортилось совершенно.       Несколько минут Ильиневич пытался уговорить Юлианну прогуляться, но та упёрлась рогом в стену. Пришлось медику поднимать пятую точку с нагретого места и топать на поиски автомастерской. В одиночку. По незнакомому городу. Но не сидеть же без дела? Благо город маленький. Вряд ли автосервис размещён на окраине, где стоят деревенские дома.       Пораскинув мозгами, Ванька решил спросить дорогу у прохожих. Кандидатов на роль навигатора было до неприличия мало. Две бабки, недобро глазеющие в его сторону, да валяющийся на тротуаре алкаш, вяло размахивающий руками и сквозь дремоту требующий ещё бухла. Заметив идущего по дороге высокого худого мужчину лет шестидесяти в телогрейке и шапке-ушанке, Ваня пришёл к выводу, что он на роль навигатора подойдёт. Судя по походке, он даже был трезв.       Оказалось, что этот мужик не просто знает дорогу. Он работает в автомастерской буквально за углом! Ванька от радости такой удаче чуть не захлопал в ладоши. Поскольку было по пути, они вместе дошли до машины. Иван уже успел поведать ему историю несчастной Любушки. Мужик, которого, как оказалось, звали Николаем Ивановичем, сочувственно покачал головой и обещал сделать всё, что в его силах.       Ваня заметил, что сестра вышла из машины и дышала свежим воздухом, смотря куда-то под ноги.       — Ань, это Николай Иваныч. Он починит нашу Любушку.       Ильиневич хотела язвительно поинтересоваться, на какие деньги Ванька собрался её ремонтировать, но подняла глаза и не смогла произнести ни слова.       — Юлианна? — опешил Николай Иванович. Ваня непонимающе заморгал, глядя то на молчавшую сестру, то на мужчину. Чутьё подсказывало ему, что сестра не очень-то рада этой встрече. — Залётнова?       «Приехали», — подумала Ильиневич. Она не искала встречи с прошлым. Прошлое само её нашло.