В самое сердце

      Стаса Карпова, двоюродного брата покойной жены, Александров в своё время знал неплохо. Они вместе учились в медицинском вузе, да и на чай он иногда заглядывал, когда Александр и Антонина поженились. Но со времени её смерти они не общались, а прошло уже немало лет. Когда Карпов вдруг позвонил ему и попросил о встрече, Александр Борисович согласился, хоть и не представлял, что мужчине могло от него понадобиться. Он мог бы отказаться от встречи, но всё равно делать пока было совершенно нечего. Александров уже представлял себе, куда именно устроится работать, но поскольку пока никаких действий не предпринял, мог себе позволить встретиться со старым знакомым. Никаких планов у Борисыча не было ещё и потому, что Алёна улетела в Ригу. Сегодня с утра полиция нашла её деньги и документы. Александров сразу отвёз девушку в аэропорт, поскольку в Санкт-Петербурге ей было больше нечего делать.       Теперь Александров сидел в доме Зингера на Невском, куда его позвал Стас, и глядел в окно на Казанский собор. Можно было выбрать и менее пафосное место, но это же Стас. Алёну сюда можно было бы пригласить, но она уже наверное в Риге. Как знать, приедет ли она когда-нибудь в Петербург ещё раз?       — Ну, здравствуй, Сашок, — с опозданием на десять минут появился знакомый мужчина, насмешливо глядя на Александрова. — Давно не виделись.       — Что же тебе от меня понадобилось? — спросил Борисыч любезным тоном, за которым пряталась неприязнь. — Только давай быстрее, я тороплюсь.       — Куда? — изобразил заинтересованность Станислав, усаживаясь напротив.       — На работу, — ровно ответил Александров, демонстративно глядя на наручные часы.       — На какую такую работу? — удивился Карпов. — Тебя же как уволили из спортивной школы, так и не брали больше никуда. И не возьмут, по крайней мере, в нашей стране. Или ты про Юлианну Ильиневич?       — Видишь, ты и сам знаешь.       — Знаю что? Что твоя любимая ученица пнула тебя под зад и ты теперь безработный? — ухмыльнулся Стас и, не дав собеседнику времени возмутиться, продолжил: — Да-да, Сашок, я осведомлён лучше, чем ты думаешь. Но это всё лирика. Мне нужны деньги. Много денег.       — У меня их нет. Я ведь теперь безработный, — едко ответил Александров. Неужели Карпов думал, что он даст ему в долг?       — Не только деньги, но и дом в Токсово, который достался тебе после смерти моей сестры, — продолжал Станислав, устремив холодный взгляд на собеседника. — И ты мне его подаришь.       — С какой радости? — подивился такой наглости Александров.       — Ты думаешь, я все эти годы сложа руки сидел? — усмехнулся Станислав. — Нет, Сашок. Я следил за тобой. Не сам, разумеется, мне помогли. Я копил на тебя компромат. Я прекрасно знаю о всех твоих грязных делишках и тренировочных опытах над неблагополучными детишками. Прекрасно знаю, как именно ты в этом году принуждал Юлианну Ильиневич тебе подчиниться. Девочка выросла, у девочки свои интересы, в которые совсем не вписываются лыжные гонки, на которых ты помешался. У меня, представляешь, даже есть видео из раздевалки Антхольца.       — Подглядываешь за девушками? — процедил Борисыч, поняв, что его в очередной раз шантажируют. Сколько можно уже?!       — За тобой, Сашок. Мой… скажем так, агент, умудрился снять в маленькое окошко интересное видео, как тренер Александров пристаёт к ученице. Как тебе такое?       — Кому какая разница? — резко рявкнул Александр Борисович. Он припомнил ту раздевалку. Там действительно было небольшое окно с видом на белую стену какого-то служебного помещения. Между стеной и окном был зазор, в котором запросто мог стоять человек. У Александрова возникло неприятное ощущение, что его загоняют в ловушку. Сначала Расторгуев со своим аудио, теперь этот тип, причём с более серьёзным компроматом. — Это наши дела.       — А то, что она на днях попала в больницу с побоями, это тоже только ваши дела? Или это уже компетенция полиции? — нехорошо прищурился Станислав. У Борисыча вытянулось лицо. Тренер не понимал, откуда Стас мог узнать это. В прессе появились только сообщения о ДТП.       — Юлианна попала в аварию, — процедил Борисыч. Но Карпов был непреклонен.       — Не отпирайся, я всё знаю. Я ведь врач, если ты не забыл. В клинике работаю, — заметил мужчина. — Привезли к нам эту твою Юлианну. Кравцов со мной беседовал. Я сказал, что никаких серьёзных травм у Ильиневич нет. Скажи спасибо, что я не сказал ему правду.       — Что с ней? — ничего не выражающим голосом спросил Александров. Но Стас почуял добычу.       — Сотрясение мозга. У меня есть соответствующее заключение. Статья за побои плачет по тебе, Сашок, — гаденько ухмыльнулся Стас, прекрасно зная, что его слова Александр никак не проверит. — В лучшем случае. При желании можно дойти до статьи за умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести, к тому же с применением оружия, то есть, ножа. А это, Сашок, отягчающее обстоятельство. Я ведь могу продержать её в больнице месяц, чтобы попасть под нужные критерии. Чтоб ты понимал, это уже срок до пяти лет. Юлианна собирается писать заявление в полицию, так что твоя песенка спета. Если я по доброте душевной тебе не помогу.       — Интересно, как именно ты можешь мне помочь? — язвительно осведомился Александров, пытаясь понять, блефует Стас или нет. Он слишком плохо знал уголовное законодательство, чтобы спорить с доводами Карпова. Но тренеру и без того было понятно, что призвать его к ответу Ильиневич может.       — Я могу выписать её из больницы и написать другое заключение, согласно которому с Юлианной всё в порядке, и её травмы можно будет списать на ДТП, — пояснил Станислав. — Я смогу отговорить её писать заявление, учитывая, что твоя ученица не горит желанием предавать дело огласке. Это всех устроит. Биатлонной федерации Ильиневич нужна на чемпионате мира. Ильиневич стремится туда же. Ты спасёшь репутацию и избежишь судимости, а я получу вознаграждение за старания. Как тебе план?       — То есть, Анька поедет готовиться к чемпионату мира с сотрясением мозга? — мрачно посмотрел на медика Александр Борисович.       — Получается, что так.       — Ну, знаешь! — передёрнуло Александрова. Какими бы ни были отношения между ним и Юлианной, такого она не заслуживает. — В конце концов, это опасно.       — Не делай вид, что у тебя есть совесть, — фыркнул Станислав. — Жизнь вообще опасная штука. Нужно чем-то жертвовать. На кону твоя шкура и здоровье Юлианны. Выбирай.       Александров хотел было высказать этому наглецу всё, что о нём думает, но не стал. Стасу чужда жалость, на это надавить не получится. Он любит только деньги. И потом, даже если Аньку сейчас выпишут, перед чемпионатом ей наверняка придётся проходить медосмотр. До старта её уж точно не допустят.       — Сколько ты хочешь? — сдался Александр Борисович.       — Какая ты всё-таки конченная мразь, Александров, — слова Стаса совершенно не вязались с его широченной улыбкой и добродушным выражением лица. — Впрочем, я ничего лишнего с тебя брать не собираюсь. Просто требую, чтобы ты вернул то, что по праву принадлежит мне. Дачу в Токсово и все деньги, которые тебе достались после смерти моей сестрёнки.       — Тоня завещала это всё мне, — процедил Борисыч.       — А потом случайно умерла.       — Я её не убивал!       — Мне всё равно, — фыркнул Станислав. — В конце концов, Тонечка была исчадием ада похлеще тебя. Я просто хочу получить назад свои деньги! Столько лет ждал, когда мне представится такая возможность. Представь мою радость, когда ко мне в руки попала твоя Юлианночка. Эх, а я ведь её ещё девочкой помню… даже жаль, что ты хочешь её угробить.       — Ты сам предложил мне пойти на это, — процедил Александров.       — А ты согласился. Или нет? Или в тебе взыграла совесть, и ты хочешь, чтобы я подержал Юлианночку на лечении три недели, чтобы ты попал под вред здоровью средней тяжести? Я ведь могу её и не выписывать…       — Выписывай, — резко выдохнул Александров. В голове мелькали воспоминания. Маленькая рыжая девочка с прозрачными доверчивыми глазами. Девчушка-подросток, мечтающая стать чемпионкой. Молодая девушка, к которой он привязался как к родной. Которая считала его вторым отцом...       На душе было скверно.       Юлианна поразилась тому гостеприимству, с которым встречал их с Андреем Михаэль Рёш. Если поначалу она немного стеснялась ехать в Германию и не знала, что из этого выйдет, то теперь ей казалось, что лучшего и придумать было нельзя.       Накануне Андрей позвонил ей и, сказав, что знает об аварии, заявил, что уже в пути. Пришлось экстренно готовиться. Когда Расторгуев приехал к ней в больницу, Ильиневич уже была во всеоружии. Замазала тональником синяки под глазами и даже на всякий случай на предплечьях, натянула водолазку, любезно купленную Малышко в магазине неподалёку на Анькины деньги, чтобы Андрей ни в коем случае не догадался, что в больнице Юлианна оказалась совсем не из-за ДТП. Потом Лёша Волков привёз из Токсово её чемодан, который Александров отдал без вопросов. Видимо, решил не создавать себе лишних проблем. В итоге к приезду Расторгуева Ильиневич выглядела вполне сносно и была готова с честной миной говорить, что у неё уже всё хорошо.       Дела действительно шли на лад. Врачи выписали её, сказав, что тренироваться уже можно, пусть и до конца недели лучше делать это не в полную силу. А главное — не забывать пить обезболивающие и использовать мази для скорейшего заживления синяков. Но голова никак не желала болеть меньше, к огромному раздражению Ильиневич.       Кравцов, видимо, из вредности, заявил журналистам, что Юлианна перебегала дорогу на красный свет. Удивительно, но Андрей даже не стал читать ей лекцию о правилах дорожного движения, решив не промывать мозг человеку, которому и так несладко пришлось. Ильиневич заранее попросила доктора Карпова подтвердить, что с ней всё хорошо. Медик без лишних вопросов убедительно соврал Расторгуеву, что ничего серьёзного с Юлианной не произошло, и она всего лишь поцарапала лоб и немного руку. А в больнице они её держали по просьбе федерации — чиновники перестраховывались перед чемпионатом мира. Физические нагрузки разрешены, да и вообще Юлианна родилась в рубашке авария прошла без последствий. А царапины — это не страшно.       Расторгуев, кажется, поверил. Юлианну выписали, и они с Андреем прилетели в Германию. Ильиневич знала, что они едут к Рёшу, но совершенно не представляла, как пройдут ближайшие две недели. Нужно тренироваться, но пока мешает сонливость и головная боль, усилившаяся после перелёта. Сегодня Юлианна точно не в силах идти на стадион… или где здесь проходят тренировки.       Михи Рёш при виде Расторгуева почему-то просиял как начищенный самовар, а увидев Юлианну, улыбнулся ещё шире. На радостях он выделил новоприбывшим целый гостевой домик, на вид напоминавший компактную баню. Все удобства были в наличии, а комната была всего одна.       — Проходите, не стесняйтесь. Шкаф большой. Стол даже есть. Пароль от вай-фая ты знаешь, — усмехнулся Михаэль, глянув на Расторгуева. — Если не забыл ещё.       — Помню, — кивнул Андрей, оглядывая помещение.       — Кровать всего одна, но вам больше и не нужно, — ухмыльнулся Рёш. Юлианна почему-то смутилась. — Двуспальная, надёжная. Идеальные условия для тренировок!       Михаэль подмигнул окончательно засмущавшейся Ильиневич. Укоризненный взгляд Расторгуева он проигнорировал.       — Так, а когда на стадион можно будет… — решил спросить Андрей, но бородач шумно вздохнул, закатив глаза.       — Я ему про кровать — он мне про стадион. Типичный Расторгуев, — констатировал Михаэль и посмотрел на Юлианну. — Надо бы заняться его перевоспитанием. Ну какие тренировки поздним вечером?       — Стрелковые, например, — сказал Андрей. — Холостой тренаж.       — Вот именно, что холостой. Угомонись, — отмахнулся Рёш от латвийца. — Лучше скажи, где этот твой Интр… Иртр…       — У Интарса дела, — серьёзно сказал Расторгуев. — Он сможет приехать только в Хохфильцен.       Михаэль не поверил ему ни на секунду, и Андрей это понял. Но переубеждать Рёша он не собирался, хотя и сказал чистую правду. У Беркулиса действительно возникли дела в Риге, касающиеся его бизнеса, плюс в конце недели состоится какое-то собрание в биатлонной федерации.       Рёш, хитро ухмыляясь, заявил, что настало время оставить уставших с дороги биатлонистов наедине, после чего удалился. Юлианна присела на край кровати, глядя на Андрея, разбирающего чемодан. Всю дорогу они почти не говорили, поскольку Ильиневич в основном спала. В редкие минуты её бодрствования они перебросились несколькими фразами о погоде и о месте, где им предстояло тренироваться. Теперь возможность поговорить у них была, но Расторгуев молча разбирал дорожную сумку и озирался по сторонам, думая, куда бы поставить винтовку. Из-за головной боли Юлианне не очень хотелось говорить. Но молчание почему-то угнетало её.       — Как там Ванька? — промолвила Ильиневич, которая кроме сообщения «Систер, ПОПРАВЛЯЙСЯ!!!», присланного накануне, не получала от брата никаких вестей. Вчера ей удалось отделаться от Ивана смайликом с поднятым вверх большим пальцем и воздушным поцелуем. Сегодня она вполне могла набрать его номер, но не хотела. Немного опасалась за барабанные перепонки, потому что братец обязательно будет вопить. А у неё и так голова ещё не прошла.       — Нормально, — ответил Андрей ничего не выражающим голосом. Таким же тоном он мог бы сказать, что Ваня выиграл в лотерею миллиард. Или что Ваня раскурочил его машину.       — Ясно, — сказала Ильиневич, чтобы что-то сказать.       — Твой отец женился, — заметил Расторгуев, вспомнив о свадьбе Радислава. Он думал, говорить об этом или нет, поскольку врач сказал, что волноваться ей не желательно. Но вряд ли это известие взволнует Юлианну, учитывая её натянутые отношения с отцом. Но она имеет право знать такие вещи.       — Что? — нахмурилась девушка и улыбнулась сразу же. — Ты шутишь? Радислав говорил, что никогда не женится!       Андрей пожал плечами, тоже слегка улыбаясь.       — Если честно, я не знаю, была ли сама свадьба. Из речи Ивана я мало что понял, — заметил Расторгуев. — Но праздник определённо состоялся.       — Могу себе представить, — Ильиневич передёрнуло. Хорошо, что папочка забыл позвать на банкет её. — Ты там был?       — На свадьбе не был. Я приехал Ивана забрать.       — Дом хотя бы цел?       — Да. Насчёт гостей не уверен, — хмыкнул Расторгуев, прозрачно намекая на свадебную драку, которая, судя по погрому в комнате, имела место быть. — С Иваном всё в порядке.       — Это не может не радовать, — вздохнула Юлианна и хитро глянула на Андрея. — С его умением находить к себе приключения… кстати, ты говорил ему, где ты сейчас?       — Нет, — ответил Расторгуев, укладывая последние вещи в шкаф.       — Да, знай он это, уже был бы здесь, — кисло заметила Ильиневич.       — Не факт.       Юлианна подняла брови. Андрей сел рядом с ней и приобнял девушку за плечи. Ильиневич склонила голову ему на плечо, прикрыв глаза. Она поняла, насколько устала за последние дни.       — Я скучала, — вырвалось у неё.       — Я тоже, — негромко сказал Расторгуев.       — Алёна, я дурак! — решительно сказал Ванька, вваливаясь в квартиру Расторгуевой.       — Оно и видно, — прошипела уставшая с дороги девушка. Вернувшись в Ригу из Санкт-Петербурга, она никак не ожидала, что Ильиневич будет поджидать её у порога. Алёна рассчитывала сразу же свалиться спать, несмотря на то, что был ещё вечер. Но Иван был не намерен дать ей отдохнуть.       — Почти двенадцать ночи. Но это срочно! — воздел руки к небу Иван. — Ты даже не представляешь, что я натворил.       — Только не говори, что оставил где-то сына, — Алёна заметила, что ребёнка с Ванькой нет.       — Й-ё… — протянул Ильиневич, видимо, действительно оставивший где-то ребёнка. — Но это ничего, твои родители о нём позаботятся. Я…       — Ты оставил его у моих родителей? Им больше делать нечего, да? — возмутилась Алёна. — Хватит уже нас эксплуатировать! Это твой ребёнок или наш, в конце-то концов?       — Да успокойся! Это не самое ужасное, что я натворил.       — Действительно, ты же ещё мне машину разбил…       — Чуть-чуть! — воскликнул Ваня. — Но я и не об этом. Я тут провёл один эксперимент… психологический, в некотором роде… м-да…       Расторгуева выжидающе смотрела на него, предчувствуя недоброе. Ванька вкратце поведал об исследовании степени непробиваемости её брата-айсберга и о выводах, к которым пришёл. Айсберг таки непробиваемый, а родители теперь уверены, что ещё и голубой.       — Какой же ты дурак! — схватилась за голову Алёна.       — Вот и я о том же! — непонятно чему обрадовался Ванька.       — Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Куда ты лезешь? Тебе делать нечего? Чего ты до него докопался? Надо же было додуматься сказать маме, что… да и папа уже должен быть в курсе…       — Да, сплетни в Алуксне распространяются быстро.       Алёна бросила на него уничтожающий взгляд.       — Не кипятись, — примирительно поднял руки Иван. — Что сделано, то сделано. Нужно думать, как дальше быть.       — А тебе раньше не могла придти в голову мысль, что нужно думать?       — Умная мысля приходит опосля, — развёл руками Ванька, что выбесило Расторгуеву ещё больше. — Я к тебе вот чего пришёл. Ты не могла бы… разведать обстановку?       — Чего?       — Разведать. Позвонить в Алуксне. Как там всё…       — У тебя ещё хватает наглости просить меня об этом? — возмутилась Алёна, понимая, что позвонить в любом случае придётся. Надо же как-то спасать репутацию братца, которому судьба в друзья определила этого дурня Ваньку. Девушка пыталась понять возможную реакцию родителей на такие новости. Мама, наверное, из-за внуков расстроится. Но в целом её реакции можно было не опасаться. Чего нельзя сказать об отце, достаточно консервативном в своих убеждениях. Но не убьёт же он Андрея, в самом деле, хоть европейская толерантность в вопросах однополых отношений до Алуксне пока не дошла.       — Алёнушка, позвони, пожалуйста! — сложил руки в замок как знак мольбы Ванька.       Расторгуева в очередной раз уничтожила неубиваемого Ильиневича взглядом и набрала домашний номер. Благо повод для звонка был — она вернулась из командировки, заключив выгодный контракт.       Трубку взял отец. Ванька жалобно хлопал глазами, будто это хоть как-то могло помочь делу. Алёна вкратце поведала по телефону о командировке в Санкт-Петербург, умолчав об ограблении и ночёвке у малознакомого мужчины. Сказав, что только-только вернулась домой, спросила о делах в Алуксне и как бы невзначай поинтересовалась, заезжал ли Андрей.       — Заезжал? Здорово! А Ваня Ильиневич? — Алёна покосилась на медика. Она специально повторяла вслух ответы папы, чтобы Иван улавливал суть разговора. — Не хочешь его знать? А что такое? Нет, ты скажи. Ванька хороший парень. С Андреем близко дружит…       Это была откровенная провокация, и она удалась. Ильиневич чувствовал, как его сердце колотится от волнения, пока Алёна молча слушала длинную и наверняка суровую проповедь дяди Коли. Через какое-то время Расторгуева даже с какой-то жалостью посмотрела на Ваньку, продолжая выслушивать отцовский монолог. Ивану было не по себе.       — Пап, но… — нерешительно попыталась вклиниться Алёна, но у неё не получилось. Девушка поджала губы, резко развернулась к стоящему в прихожей зеркалу и решительно заглянула самой себе в глаза. Она всегда так делала перед встречами с начальством или важными для агентства клиентами. После этого Расторгуева развернулась обратно и вновь заговорила: — Пап, подожди. С чего ты взял, что… Да ладно тебе! Ты же знаешь, что Ванька любит присочинить!.. Илона врёт!.. Да не выгораживаю я его! Андрей у нас образец для подражания, чего его выгораживать… И девушек он очень-очень любит. Правда! У него в Риге было много девушек, я знаю!.. Нет-нет, не разгульный образ жизни… Папа!       Алёна спорила с отцом минут пятнадцать и ни в чём его не убедила. Результаты переговоров были неутешительными.       — Поздравляю. Ты теперь персона нон-грата, — едко отчеканила Алёна после завершения разговора. — Тот, кого нельзя называть.       — Дядь Коля сильно злится? — виновато спросил Иван, на всякий случай отступая на пару шагов.       — Он в бешенстве, — мрачно кивнула Расторгуева, скрестив руки на груди. — Более того, теперь он сомневается и в моей ориентации тоже, раз я так выгораживаю Андрея. А ещё из моих жалких попыток восстановить его репутацию папа заключил, что Андрей ведёт беспорядочный образ жизни.       Ванька усмехнулся, но заметив взгляд Алёны, заставил принять себя вид скорбного раскаяния и сострадания.       — Вдобавок папа желает видеть моего молодого человека, — хмуро заметила Расторгуева.       — А у тебя его нет, — с пониманием вякнул Ваня.       — Как ты догадался? — изобразила преувеличенное удивление Алёна. — Разумеется, нет. Но родители-то думают, что есть. И желают его видеть.       — Я могу сыграть эту роль, — подмигнул Ильиневич.       — Ты не забывай, что у тебя якобы любофф с моим братцем, — скривилась девушка, думая, как бы выйти из сложившейся ситуации.       — А, да, — поник Ваня.       — Ты, похоже, никогда не научишься думать над последствиями своих поступков, — констатировала Расторгуева. Ильиневич со вздохом кивнул. Хорошо ещё он не рассказал Алёне, что уволился с должности врача сборной. А то она его прибила бы прямо на месте.       Юлианна Ильиневич вяло перебирала ногами по трассе. Попытки ускориться и поработать на максимуме ни к чему не приводили — начинала немного кружиться голова. Такими темпами к началу чемпионата мира у неё будет не пик формы, а пшик. И ведь до того, как Александров изволил распустить руки, с формой у Ильиневич всё было в порядке!       Чувствуя злость на бывшего тренера, Юлианна с двойной энергией принялась взбираться в подъём. Напряжно, но не смертельно. Подумаешь, голова кружится! От головокружения ещё никто не умирал. Осталось только дотащиться до стрельбища и худо-бедно попасть по мишеням. Лёжа ей как-то удалось закрыть все пять кружков (стреляя со скоростью черепахи), а вот стойка не предвещала ничего хорошего.       Винтовка казалась тяжёлой как никогда, а чёрная мишень, казалось, плясала перед глазами, когда Ильиневич попыталась прицелиться. Первый выстрел мимо. Ну кто бы мог подумать! Попытка закрыть вторую мишень тоже успехом не увенчалась. Третий выстрел — и снова промах. Четвёртый. Пятый. В лучших традициях.       — Ёлки-палки, — процедила Юлианна, закидывая винтовку за плечи.       — Похоже на финский, — заценил притаившийся неподалёку Рёш. Ильиневич решила, что штрафные круги бежать уже не в силах и вздохнула, глядя на ухмыляющегося в бороду бельгийца. — Кто такой Йуоллки Палкки?       — Один из биатлонных богов. Покровитель стрелков-неудачников, — буркнула девушка, понимая, что шансы её на приличные результаты на чемпионате мира стремительно растворяются под немецким солнцем.       — Ты обращаешься к нему, чтобы он помог со стрельбой?       — Вроде того, — проговорила Юлианна, пытаясь понять, понял ли Михаэль, что она это не всерьёз.       — Надеюсь, обойдёшься без жертвоприношений? — опасливо посмотрел на неё Рёш. Ильиневич тоскливо посмотрела на пять кружков, оставшихся тёмными.       — Как пойдёт, — вздохнула она, понимая, что с такой стрельбой уже ничто не поможет.       К рубежу подъехал Андрей, который уже несколько раз стрелял сегодня. Удача была явно не на его стороне. Впрочем, ветер на стрельбище был неслабый. Три дежурных промаха на стойке Расторгуев допустил.       — Не доберётся он до медалей с такой стрельбой, — вполголоса заметил Рёш, после чего помахал Андрею рукой. Расторгуев, тренировавшийся уже довольно долго, подъехал к Михаэлю и Юлианне.       Ильиневич на реплику бельгийца отвечать не стала, хотя ей очень не хотелось в это верить. У неё же есть медали с едва ли не худшей на Кубке мира стрелковой статистикой! Правда, в мужских соревнованиях конкуренция выше, поскольку бегунков больше. Причём бегунков, которые умеют стрелять. Это в женском биатлоне можно время от времени палить мимо кассы и на что-то претендовать.       — Вы сегодня на пару лажаете, — усмехнулся Рёш, который ухитрился допустить всего один промах. — Не выспались?       — Начинается… — протянул Расторгуев, а Михаэль расхохотался.       — Ладно, я пошутил. Не лезть в чужую личную жизнь — вот мой первый принцип!       — А второй принцип гласит, что первый может быть нарушен? — поднял брови Андрей, по-видимому, пребывающий в хорошем расположении духа, несмотря на стрельбу.       — Второй принцип, — важно поднял палец кверху Рёш. — Гласит, что первый принцип не распространяется на биатлонистов сборной Латвии. Особенно на тех, которые свалили подальше от тренера не для того, чтобы наслаждаться жизнью в уединённом домике с красивой девушкой, а чтобы, чёрт возьми… тренироваться! Вот скажите, молодёжь, вы реально припёрлись сюда только тренить и больше ничего?       — Вообще-то да, — заметил Андрей, глядя на Михаэля с некоторой долей иронии. — Чемпионат мира на следующей неделе, если ты не забыл.       — Ещё скажи, что секс незадолго до старта пагубно сказывается на результатах, — фыркнул Рёш.       — А как же.       — Ты отвратительно зануден, — закатил глаза Рёш и обратил взор на Юлианну. — Как ты живёшь с этим латвийским педантом? Он тебя случайно не заставляет вставать в шесть утра, обливаться ледяной водой и делать сто отжиманий после пятикилометрового кросса?       — Конечно же нет! — живо замахала руками Ильиневич. — Какой ещё пятикилометровый кросс? Только марафон, только хардкор!       — И не в шесть утра, — заметил Расторгуев, поддерживая её. — А в пять часов тридцать две минуты пятнадцать секунд по Гринвичу.       — Мазохисты, — фыркнул Рёш. — Нашли друг друга.       Андрей и Юлианна умильно посмотрели друг на друга, после чего не выдержали и расхохотались.       Неделя подходила к концу. Интарс Беркулис заканчивал грузить в минивэн вещи, когда телефонный звонок отвлёк его от столь важного занятия самым вопиющим образом. Это не могло быть связано с семейными делами. Бизнес-партнёры тоже не стали бы ему звонить, учитывая, что все вопросы они на этой неделе решили. Вряд ли это связано с биатлоном, поскольку они с командой уже давно обо всём договорились, а с чиновниками все вопросы были решены на собрании. Отбросив все возможные варианты, Беркулис заключил, что ему звонил Ванька Ильиневич. Поглядев на экран, Интарс уверился в своей правоте. Вот только что ему понадобилось? Самолёт через два часа. Неужели Ванька опять угодил в переделку?       — Что, спишь, льдина латвийская? — сходу припечатал его явно нетрезвый Иван. Вот так приплыли. Им в Австрию улетать, а Ванечка в хлам. — Ты у меня теперь в телефоне навечно записан так! Не Андрюша, не любимый Андрюша, а льдина латвийская! Что молчишь?       Интарс не знал, что говорить, учитывая, что словосочетание «любимый Андрюша» не относилось к нему никоим образом. Очевидно, Ванька звонил Расторгуеву. Чисто по логике, можно было догадаться, что после официального разжалования Андрея в «льдину латвийскую», контактный номер Интарса оказался неподалёку, в результате чего Ваня фатально промахнулся и набрал не туда.       — Ну и молчи, айсберг небр… оп… тьфу! — похоже, Ильиневич надрался серьёзно, раз язык стал его подводить. — Можно подумать, ты для меня хоть что-то значишь! Думаешь, ты у нас один такой ледяной? Знаешь, у Ванечки тоже есть гордость! Я сыт по горло твоим равнодушием! Живи теперь один в своей раковине! Ты мне безразличен, понял? Без-раз-ли-чен! Катайся теперь по этапам без меня!       «Три дня я гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны», — почему-то вспомнилось Интарсу.       — Ваня, ты где? — осторожно перебил его Беркулис. Однако Иван даже не понял, что разговаривает не с Андреем.       — Что Ваня? Что Ваня, Расторгуев? Я уже почти тридцать лет Ваня! И ты, самый близкий человек, меня не любишь! — всхлипнул Ильиневич под влиянием бухлишка. — И мне на тебя пофиг! Уясни это раз и на всегда! Я уволился! Прощай, моя любофф… май харт уилл гоу о-ооон…       — Вань, это Интарс, — заметил Беркулис, несколько ошарашенный такими речами и фальшивым воем напоследок. После небольшой паузы Ильиневич буркнул невнятное «пардон», после чего через три секунды бросил трубку. А ещё через три секунды до тренера дошло. — Уволился?!       Юлианна Ильиневич закрыла только что собранный чемодан и с облегчением вздохнула. Процесс сбора вещей никогда не вызывал у неё воодушевления. К концу недели Юлианна чувствовала себя намного лучше, чем в начале тренировочного процесса после больницы. Голова до конца так и не проходила, но это стало настолько привычным, что можно было не обращать внимания. На теле синяков было не так уж много, что внушало оптимизм. Обычно синяки у Ильиневич заживали быстро. В этот раз тоже, но пока они ещё они не прошли до конца, несмотря на чудодейственные мази доктора Карпова. Поначалу Юлианне вообще казалось, что у неё болит всё, но теперь было намного легче. То ли дело в таблетках, то ли она действительно привыкла к неприятным ощущениям. Тренировки шли лучше, чем поначалу. Андрей и Михаэль пытались ей помочь как могли, но отсутствие тренера было для Ильиневич непривычным.       Однако, улучшение самочувствия хоть и вселяло оптимизм относительно соревновательных перспектив, но не лишало Ильиневич беспокойства по другому поводу. Пока она восстанавливалась после якобы ДТП, от Расторгуева удавалось скрывать слишком уж подозрительную царапину на запястье под рукавами. Вот только их отношения с Андреем явно не предусматривают хождение в водолазке по двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Ночью темно, но при свете дня без водолазки никак не обойтись. Синяки можно объяснить попаданием под машину, но след от ножа на запястье под эту версию подогнать не выйдет. А значит, нужно будет снова юлить и изворачиваться, подобно ужу на сковородке. Или носить водолазку до седых волос. Сомнительная перспектива. Юлианна нашла альтернативу, по утрам конфисковывая у Андрея его рубашку. Но её тоже нельзя было забрать в вечное пользование.       Была ещё одна альтернатива. Банальная и простая. Просто рассказать Андрею правду. От начала и до конца. Про Александрова, про интервью Юры Григорьева, про больницу. Реакцию Расторгуева предугадать сложно, но так, по крайней мере, будет честно. Её нелепое враньё рано или поздно раскроется, и что будет потом — неизвестно. Ведь доверие — основа отношений.       Пока Юлианна размышляла, вернулся Андрей. Он поцеловал девушку в висок и сообщил:       — Самолёт завтра в два часа дня. Михаэль распечатает билеты.       — Андрей, нам нужно поговорить.       Ильиневич прикусила язык, понимая, что морально она к разговору не готова. Да и время для разговора неудачное. Но слово не воробей. Осталась надежда, что Расторгуев уйдёт от разговора, сославшись на спортивный режим и необходимость срочно лечь спать.       — Да? Давай поговорим, — отозвался Расторгуев невозмутимо, впрочем, догадываясь, что ничего хорошего такая фраза не сулит. К большому сожалению, сливаться с разговора он не собирался.       Ильиневич смотрела в пол, будто это могло навести на нужную мысль. Не так-то просто решиться выложить всё как на духу человеку, которого знаешь всего ничего. Но ещё большая проблема — Александров. Меньше всего хотелось впутывать Андрея во всю эту грязь. В конце концов, это её проблемы. Ей их и решать.       — Говори. Что случилось?       — Я… в общем… — говорить Юлианне не хотелось совершенно. Тем более, перед сном. Ну кто говорит о проблемах на ночь глядя? — Ты где будешь жить в Хохфильцене?       — Нам федерация бронировала гостиницу. Где, пока не знаю, — ответил Расторгуев.       — И я пока не знаю! Вот и поговорили, — обворожительно улыбнулась Юлианна. Озадаченный вид Андрея вынудил её рассмеяться. Трудно себе представить более глупый способ слиться с важного разговора, и Ильиневич от самой себя стало смешно. Даже тревоги как-то рассеялись.       — Это всё? — уточнил Расторгуев.       — Да. Хватит на сегодня разговоров! — решительно заявила Юлианна.       — Тогда спать. Спортивный реж…       Юлианна поцеловала Андрея, решив, что пора бы уже заканчивать с монашеским образом жизни. С тех пор, как они сюда приехали, Расторгуев всячески заботился об Ильиневич, следя, чтобы она не перенапрягалась на тренировках и ложилась спать вовремя. Но... блин, сколько можно?!       — Я смотрю, пациентка Ильиневич идёт на поправку, — с улыбкой заметил Андрей.       — Пациентка Ильиневич здорова как бык! — заявила Юлианна.       — Да что ты говоришь, — покачал головой Расторгуев. — Голова не болит?       — И не надейся! — фыркнула Ильиневич, вновь целуя Андрея.       У Расторгуева зазвонил телефон, будто нарочно мешая ему изменять спортивному режиму с Юлианной.       — Если это мой братец, — процедила девушка, сомневаясь, что есть ещё кто-то, способный беспокоить Андрея в такой час. — Я его прибью.       — Он не будет звонить, — сказал Расторгуев, доставая телефон из кармана. Ильиневич присела на высокий комод и удивлённо подняла брови. Андрей сомневается в способности Ваньки достать его даже на краю света?       Но звонил действительно не Ваня. Звонила Алёна. Суть разговора уловить было трудно, учитывая непроницаемый вид Расторгуева. Из его односложных ответов и одной фразы «Молодец, что я могу сказать», сложно было понять что-либо определённое. Кроме того, что эта фраза одобрения не выражала.       — Что-то случилось? — проговорила Юлианна, глядя на Расторгуева.       — Так, ерунда, — отмахнулся Андрей, не став посвящать девушку в выходки её брата. Алёна умудрилась подлить масла в огонь, поговорив с родителями. Теперь Расторгуеву лучше в Алуксне не появляться, во всяком случае, без девушки. А впутывать во внутрисемейные разборки Юлианну не хотелось совершенно.       Андрей сделал шаг к сидевшей на комоде Юлианне, и они вновь поцеловались. Звонок был списан на досадную случайность. Но напрасно. Не прошло и минуты, как мобильник зазвонил у Ильиневич.       — Да кто там?! — возмутилась она, хватая телефон, лежавший на краю комода. Юлианна увидела фамилию звонившего. Илья Трифанов. — Что ему надо-то?       — Алё, Илька, привет! Спишь? — бодро воскликнул в трубку журналист.       — Сплю, — процедила Юлианна, другой рукой пытаясь расстегнуть пуговицу на рубашке Андрея. — Ты время видел?       — Ой, ладно, знаю я, как ты спишь, — фыркнул Трифанов. — Не боись, надолго не отвлеку. Дашь мне интервью перед началом чемпионата мира?       — Нет.       — По поводу Борисыча, Юрки Григорьева и так далее…       — Нет!       — Ну Илька!       — Никаких интервью. Ни тебе, ни корреспондентам после гонки, — отрезала Ильиневич, раздражённая тем, что пуговица никак не желала ей поддаваться. Расторгуева это забавляло, как и сама ситуация в целом.       — Юлианна Радиславовна, родненькая, пощади! Меня Губерниев убьёт!       — Не мои проблемы, — усмехнулась Юлианна, весело глядя на Андрея. Пуговицу она всё-таки расстегнула. Осталось расстегнуть остальные. — Я уже дала тебе одно интервью, потом все думали, что у меня роман с Расторгуевым.       — Ой, всё… типа у вас совсем-совсем ничего не было.       — Разумеется, у меня с ним ничего не было. Извини, не могу говорить, у меня спортивный режим. Чао!       Юлианна сбросила вызов и отложила телефон в сторону.       — Неужели у тебя с этим Расторгуевым и правда ничего не было? — подозрительно осведомился Андрей, вновь размещая руки на её талии.       — Никогда, — подтвердила Юлианна и невинно похлопала глазами, обвив руками его шею. — Нас с Андреем связывает тёплая и нежная дружба.       — В таком случае, он, как настоящий друг, должен пожелать тебе спокойной ночи.       — Расторгуев! — возмутилась Ильиневич, не отпуская попытавшегося отстраниться Андрея. Расторгуев рассмеялся.       — Я пошутил.       Поцелуй. И опять телефонный звонок.       — Да что такое? — проворчал Расторгуев, шаря по карману. На этот раз звонил Интарс. Здесь не ответить нельзя. Беркулис ночью по пустякам звонить не стал бы. — Интарс, — вздохнул он, заправляя прядь волос Юлианне за ухо. — Надо ответить.       — Даже знать не хочу, что там у вас с Иваном произошло, — сказал, как отрезал Беркулис. — Это не дело. Не дело оставлять команду без врача перед главным стартом сезона!       — Но… — начал было Андрей, однако тренер его перебил.       — Мне плевать на ваши личные отношения. Можете хоть придушить друг друга в Хохфильцене, но чтобы Иван там был!       — Мне насильно его туда тащить? — едко осведомился Расторгуев, решив не говорить тренеру, что если они с Иваном друг друга придушат, то сборная Латвии останется не только без врача, но и без лидера.       — Мне всё равно, как, но ты должен вернуть Ильиневича в команду. Проси, умоляй, угрожай, шантажируй. Хоть наручниками к рулю пристёгивай!       — Ты как себе это представляешь?       — Иван должен вернуться в команду. Конец связи, — отчеканил Беркулис и бросил трубку. Расторгуев даже не успел убрать телефон, как Интарс позвонил снова. — Я вылетаю в Австрию. Адрес отеля скину по вайберу. Конец связи.       Интарс снова бросил трубку. Расторгуев снова убрал телефон и посмотрел на Юлианну.       — Что-то серьёзное? — встревоженно проговорила она. — Интарс позвонил так поздно…       — Пустяки, — проворчал Андрей. — Интарс забыл, что у меня спортивный режим.       Ильиневич хитро улыбнулась.       — Ты ещё не забыл, чем мы тут собирались нагло его нарушить?       — К счастью, Интарс об этом не знает, — усмехнулся Расторгуев.       — И это говорит мне непробиваемый айсберг! — покачала головой Юлианна. — А как же воздержание перед стартами? Не стыдно?       — Нет. Честно, мне никогда не нравилась эта теория, — заметил Андрей, целуя довольно улыбающуюся Ильиневич в шею. И всё было бы просто прекрасно, если бы у неё опять не зазвонил телефон!       — Кто на этот раз? — взвыла Юлианна, хватая мобильник. Дмитрий Малышко. — Да какого… ему-то что надо?! Впрочем, плевать.       Ильиневич сбросила вызов и поцеловала Расторгуева, дабы не терять времени даром. Телефон зазвонил вновь. И снова у Юлианны. Это уже было даже не смешно.       — Да! — резко ответила она, даже не посмотрев, кто звонит.       — Систер! — раздался в трубке вопль пьяного Ваньки. Ну не мог он не позвонить! — Ты как?       — Замечательно! — рявкнула она. — Пока не позвонил ты. К твоему сведению, у меня спортивный режим! Спокойной ночи!       — Иван? — с пониманием сказал Андрей, когда Юлианна сбросила вызов.       — Да. Пьян как матрос. Надоел!       Телефон зазвонил вновь. От желающих поговорить с ней ночью не было отбоя. Пора брать за разговоры деньги. Не всё же интернет-провайдерам и телефонным операторам наживаться.       — Ваня! — возмущённо ответила Юлианна. Андрей осторожно взял из её руки телефон. Девушка не протестовала, с интересом ожидая, что же будет. Расторгуев отчётливо проговорил:       — Дай людям поспать.       — Андрей?! — Ванька удивлённо икнул. Расторгуев сбросил вызов.       — Похоже, братец теперь в курсе, что мы встречаемся, — усмехнулась Юлианна.       — Он наутро и не вспомнит об этом, — возразил Андрей. Зато теперь Ильиневич им точно не позвонит.       — Странно, что он тебе ещё не позвонил.       — Иван у меня в чёрном списке, — сказал Расторгуев, лишивший Ваньку возможности ему названивать после увольнения.       — Оу, — удивилась Ильиневич, но не слишком, так как Андрею давно было пора это сделать. — Раз так, то есть шанс, что нас больше не отвлекут…       Звук звонка напомнил Юлианне, что поговорить сегодня хотят не только с ней. Интересно, Расторгуеву когда-нибудь названивали столько же, сколько сегодня? На экране у него высветился незнакомый номер.       — Андрюшас! — раздался в трубке голос Ваньки. — Ты где? Ты почему ответил с телефона Аньки?       — Я ответил с телефона Юлианны? — невозмутимо переспросил Андрей. — Вань. Закусывать надо.       Игнорируя возмущённые вопли по ту сторону динамика, Расторгуев сбросил вызов и выключил звук. Юлианна сделала то же самое, подумав, что давно пора было это сделать.       — Теперь нам никто не помешает! — выдохнула Ильиневич.       С улицы раздался громкий стук в дверь.       — Что за день, — процедил Андрей, направляясь к двери. Кого принесла нелёгкая, было ясно. Стучать мог только Рёш, поскольку его дом находился с гостевым на одной территории, огороженной забором.       Юлианна Ильиневич метнулась в спальню, решив в крайнем случае притвориться спящей. Спортивный режим, ага.       — Послушай! — в голосе Михаэля слышались ноты паники, что было для него совсем не характерно. — Я перепутал! Наш самолёт не в два часа дня, а в два часа ночи! Собирайтесь быстрее! Мы опаздываем!       — Будем менять билет?       — Ближайший рейс в четверг! У нас уже гонки начнутся! А на машине ехать дофига. И до другого аэропорта ехать не менее дофига. А нам ещё там потренироваться надо.       — Тогда без паники, — невозмутимо ответил Расторгуев, прекрасно понимая, что они почти безнадёжно опаздывают. — Успеем.       Романтическая атмосфера испарилась без следа. Пришлось впопыхах переодеваться и запихивать чемоданы в машину Михаэля, чтобы на всех парах мчаться в аэропорт.       — Гони! Гони! — Рёш посадил за руль Расторгуева и теперь всячески его торопил, пока латвиец осторожно выруливал на дорогу.       — Пристегнись, — проговорил Андрей и глянул в зеркало заднего вида. — Юлианна, пристегнись тоже.       Ильиневич никогда не пристёгивалась, если сидела на заднем сидении, поскольку не видела в этом особого смысла. Но вдруг в Германии полицейские суровые? Девушка всё-таки пристегнулась.       — Топи со всей дури! — воскликнул Рёш. — Жми на газ! Давай двести!       — Мы успеем, — заметил Андрей, который хоть и разогнался до приличной скорости, но всё же не до той, что просил Михаэль. — Двести не поедем.       — Но мы опоздаем!       — Нет, успеем. Гнать двести километров в час — опасно.       — Опасно?! Мы опаздываем на самолёт на чемпионат мира!       — Мы успеем.       — Мы успеем увидеть задницу самолёта, если продолжим плестись как черепахи!       — Мы успеем сесть в самолёт и спокойно полетим, куда надо, — Расторгуев был прямо-таки образцово невозмутим, особенно на фоне нервного Рёша. — Для этого не надо ехать двести километров в час.       — Не надо, а пиздец как надо! Ты хоть понимаешь, что будет, если мы опоздаем?       — Скинемся на бензин и поедем на машине. Но мы успеем.       — Если поедем быстрее, — грозно прошипел Рёш. Но с Расторгуевым это, увы, не работало. — Тебе напомнить, с какой скоростью ты ехал летом на сборе, когда…       — Это была форс-мажорная ситуация, — уклончиво заметил Андрей. — И двести километров в час я не гнал.       — О чём речь? — полюбопытствовала Юлианна.       — Как, Андрей не рассказывал тебе про тот случай?       — Эм… нет, — ответила Ильиневич, до этого дня и не знавшая, что Рёш и Расторгуев когда-то тренировались вместе в межсезонье.       — О-о… — протянул Рёш. — Это прелестная история, которая доказывает, что даже латвийские роботы-зануды умеют косячить. Хотя, это видно и по его стрельбе… ладно, не будем о грустном. Лучше я зачитаю, так сказать, инструкцию по применению. Юлианна! Если этот тип вдруг покажется тебе чёрствым, холодным, как айсберг, и непробиваемым, как Великая китайская стена, знай, что это всё правда. То, что у него в жизни везде всё посчитано и пересчитано, тоже правда. Записочек на сердечках в День святого Валентина можешь не ждать — это не в его духе. В жизни он лажает редко, видимо, лимит косяков исчерпывается на стрельбе, но иногда бывает, как в том году…       — Приехали, — сказал Андрей, снижая скорость. Михаэль умолк, понимая, что перебили его именно с этой целью.        Михаэль Рёш задумчиво смотрел на Юлианну и Андрея. Как он помогает ей с чемоданами. Как сказал что-то, после чего девушка улыбнулась. На самолёт они успели, к тому же, сев в салон не самыми последними. Юлианна и Андрей сидели вместе, Михаэль через проход.        Несколько дней он наблюдал за ними и не мог не сделать определённых выводов. То, что они встречаются, Рёш понял, едва увидел их вместе по приезде в Германию. Поначалу он отнёсся к этому равнодушно. Интрижки во время сезона — обычное дело. Даже таким роботам как Андрей нужно расслабляться. Сколько бы его не подкалывали по поводу монашества, это не более чем просто подколы, основанные на скрытности Расторгуева в интимных вопросах. Рёш и сам был не против его подколоть, при этом понимая, что реальность от шуток далека. Наблюдая за Расторгуевым и Ильиневич неделю, Михаэль в глубине души улыбался. Когда люди понимают, что влюблены — прекрасное время. Если бы Расторгуев стал всё отрицать, Михаэль бы не поверил. Забота, с которой Расторгуев относился к Юлианне, её иногда смущённые взгляды в его сторону не могли не укрыться от глаза опытного в таких делах Рёша, хоть они и не стремились демонстрировать чувства напоказ. Михаэль с Андреем хоть и не были близкими друзьями, но уж точно были хорошими приятелями. Совместные тренировки, приносящие пользу обоим, объединяли. Они могли немного поговорить, подколоть друг друга, когда это требовалось, обходясь без особой откровенности в личных вопросах. Рёш, правда, мог сказать что-нибудь о классных ножках какой-нибудь девчонки или что-то подобное, но Расторгуев не делал даже этого.       А сейчас Андрей привёз к нему Юлианну Ильиневич. Милую барышню, сестру медика-фрика. Расторгуев даже не стал отрицать, что они больше, чем просто друзья и что появление Ильиневич здесь — больше, чем забота о ней как о выписавшейся из больницы знакомой. Он не мог не знать, что Рёш догадается обо всём. Раз он всё-таки её привёз, значит, дело куда серьёзнее, чем банальная интрижка во время сезона. Уж это-то Расторгуев точно бы скрыл.       — Рад за вас, — негромко сказал он Юлианне, когда они прилетели в Австрию. Бельгиец улучил момент, когда Расторгуев был чуть в стороне. Девушка непонимающе посмотрела на Михаэля, и до него дошло, что фраза была произнесена на немецком. Спохватившись, он перешёл на английский. — Я рад за тебя и Андрея.       — Если я начну делать вид, что не понимаю, о чём речь, это будет очень глупо? — с улыбкой уточнила Юлианна.       — Очень, — кивнул Рёш. — Я же не дурак. Всё вижу.       — То, что мы с Андреем… это так заметно?       — Мне — да. Знаешь… — задумчиво проговорил он и лукаво посмотрел на девушку. — Если Расторгуев вдруг покажется тебе чёрствым, холодным, как айсберг, и непробиваемым, как Великая китайская стена, знай, что это всё чушь. Сердечки в день влюблённых Андрей, конечно, дарить не будет, но ты сильно на это не сердись. Есть вещи, которые… — Рёш подбирал слова и хмурился, пытаясь яснее выразить мысль. — Которые для него более существенны. Например, Андрей не очень любит много говорить. Любит уходить от ответа, что частенько может подбешивать. Но тут уж ничего не сделаешь. Готов поспорить, он тебе даже не признавался в чувствах.       Юлианна промолчала, что Михаэль правильно расценил как согласие.       — Вот льдина латвийская, — хохотнул Рёш, впрочем, без возмущения. — Типичный Расторгуев. Разве можно так с влюблёнными девушками? Но ты не беспокойся о его к тебе отношении. Андрей бы никогда не привёз сюда девушку, которая ничего для него не значит.       Юлианна молчала. Михаэль тряхнул головой. Что-то он расчувствовался. Стареет, становится сентиментальным. Пора заканчивать с этим!       — Чего вы такие задумчивые? — подошёл к ним Расторгуев.       — Да вот, — хмыкнул Рёш. — О тебе говорим. Какой ты у нас сухарь и робот.       — А-а, понятно, — ровно отозвался Андрей. — Там такси подъехало.       — Я же говорю, что он непробиваем как китайская стена, — хохотнул Рёш, замечая неподалёку женскую сборную Беларуси практически в полном составе. Михаэль лихо подхватил чемоданы и рюкзаки, приосанился, сделав вид, что может поднять запросто ещё с десяток чемоданов.       — Ты идёшь или нет? — внезапно напомнил о себе Расторгуев, помогая с чемоданами Юлианне, так как свои уже отнёс в такси.       — Лечу! — фыркнул Михаэль и, послав улыбку в сторону женской белорусской команды, стремительно помчался к выходу, делая вид, что объёмные чемоданы для него — сущий пустяк. Расторгуев глянул в ту же сторону, куда ранее смотрел Рёш. Надю Скардино он заметил сразу. Надежда помахала ему рукой. Латвиец ответил ей кивком головы, поскольку руки были заняты.       — Чего это он? — подняла брови Юлианна, глядя вслёд порхающему аки бабочка Михаэлю.       — Да так, — улыбнулся Андрей, который прекрасно всё понимал.