В самое сердце

      Во время запоя Ванька Ильиневич решил начать жизнь с чистого листа. Воспользовавшись положительной характеристикой главы латвийской биатлонной федерации и рекомендательным письмом от Интарса (собственноручно подделанным), Ильиневич устроился врачом в корейскую сборную, коварно воспользовавшись тем, что биатлон в данной стране стали развивать недавно из-за приближающейся домашней олимпиады и, чтобы не оказаться там совсем уж на дне, вовсю переманивали российских тренеров и спортсменов. А Ваня хоть и не русский, но всё ж таки иностранец. Из биатлонистов в корейцев уже переквалифицировались Тимофей Лапшин, раза три в карьере заезжавший в призы на Кубке мира, Анна Фролина, ставшая когда-то чемпионкой мира в эстафете ещё под фамилией Булыгина, призёр последнего чемпионата России Екатерина Аввакумова и Александр Стародубец, фамилия которого Ваньке ни о чём не говорила. И это не удивительно, поскольку первые его результаты Александра за корейскую команду дали понять Ильиневичу, что Луса и Слотиньш на его фоне орлы.       На самом деле это было не совсем так. Ванька, ностальгировавший по латвийской команде, увидев в статистике Стародубца девяносто третье и девяносто седьмое место, подумал, что Даумантс и Роберт точно были выше в таблице. В реальности в индивидуальной гонке Эстерсунда Луса занял девяносто четвёртое место, допустив, к тому же, на один промах меньше, чем новоиспечённый кореец. А в спринте в Нове-Место Стародубец нанёс поражение Слотиньшу, который не вошёл даже в сотню. Роберт занял последнее сто первое место. Но таких мелочей Иван Ильиневич не помнил. После увольнения черепашка Бобби и ленивец Люська вызывали у него лишь умиление и ностальгию по былым временам, а потому перестали казаться такими уж медленными. Ванька откровенно скучал по ним.       Но надо было привыкать к новому месту работы и вливаться в коллектив. Корейцев он пока не различал между собой, отличая из команды только корейцев натурализованных. Лапшина в Хохфильцене не было, он вроде всё ещё разбирался с гражданством. Зато Фролина с Аввакумовой были здесь. Причём для Катерины это будет дебют на таком уровне, в отличие от опытной Анны. Сашка Стародубец жил с Иваном в одном номере и, как казалось Ильиневичу, немного его побаивался. Медик, почувствовав себя опытным и авторитетным, даже приосанился от чувства собственной важности. Зарплатой своей Ванька пока не интересовался, но деньги не главное. Главное, что можно покрасоваться перед бывшей командой и утереть нос непробиваемому айсбергу.       Для этой великой цели Ваньке надо было выглядеть на все сто. Вчера по приезде сюда пришлось основательно затариться и немного поработать над имиджем. Одежду Ваньке помогла подобрать Катя Аввакумова, не поленившаяся вчера съездить с ним в магазин. Он бы обратился к Вирер, да она всё ещё сердится на него. Иван уже не помнил за что, но факт оставался фактом.       Тем не менее, благодаря стараниям Екатерины Ванька чувствовал себя неотразимым. Те, кто хорошо его знал, вряд ли бы узнали его с первой секунды. Идеально сшитый костюм, выглаженная рубашка, кашемировое пальто и лакированные ботинки оставляли в прошлом образ вечного студента. Зеркала в номере не было, поэтому Ильиневич себя видеть не мог, но зато чувствовал исходящее изнутри сияние.       С причёской Ильиневичу очень помогли норвежцы, за что он был им сердечно благодарен. Братья Бё отвели его к местному парикмахеру, пообещав, что будет бомба. Ваня пока и сам результата не видел, поскольку зеркала перед ним не стояло, и это должен быть сюрприз. Тарьей пообещал, что ему вернут природный цвет волос, а Йоханнес после окончания окраски волос заявил, что стало даже лучше, чем было раньше. Эмиль, увидев результат, поднял оба больших пальца вверх, а Тириль даже сфоткала Ильиневича на телефон, правда, почему-то не показав Ваньке снимок. Иван на радостях снова набухался. Судя по журналу звонков он даже набирал Интарсу, Юлианне и Расторгуеву, только сегодня он совершенно не помнил, что он им говорил. Перезванивать Ванька не стал. Из проверенных источников (то есть, главы латвийской биатлонной федерации) ему стало известно, что Интарс и компания заселяются сегодня. По счастливому совпадению корейская команда остановилась в том же отеле, так что Ваньке оставалось только ждать.       Он и ждал. Стародубец оказался скучным соседом. Если Расторгуев во время их совместного проживания был неразговорчив из принципа, то кореец Сашка просто пугался Ванькиного энтузиазма и старался первым разговор не начинать. Ильиневич пытался его расшевелить, но потом махнул рукой, принявшись ждать у окошка приезда сборной Латвии. Ждать пришлось долго. У Ильиневича даже голова успела пройти с похмелья, а латвийской команды не было на горизонте.       Через какое-то время Ванька издали заметил приближающиеся к отелю человеческие фигуры. Возможно, это те, кого ждёт Иван. Местность просматривалась хорошо, и Ильиневич видел, что вверх к отелю шли человек шесть. Вроде столько и должно быть. Байба и Жанна, Интарс, Илмарс, Расторгуев и ещё два парня. Правда, так получается семь человек. Кого-то потеряли по дороге?..       Дорога к этой гостинице, расположенной на горе в странном местечке Зальфельден-ам-Штайнернен-Мер, достойна отдельного рассказа. Ванька в своей жизни жил в разных отелях, но такое видел в первый раз. Гостиница располагалась на горе почти полторы тысячи метров высотой. Автомобиль можно было припарковать после серпантина на половине пути вверх. А далее — километра три по снегу. Можно было добираться пешком, но тогда идти пришлось бы очень долго, учитывая количество снега под ногами и то, что путь лежал наверх. Проще было заказать снегоход от гостиницы, который приезжал за пять-десять минут. Спуск к парковке был столь же необычен. Либо на санях, либо опять на снегоходе. Единственный, но существенный минус снегохода заключался в необходимости за него заплатить.       Очевидно, в статью расходов федерации снегоход не вписывался, поэтому вся честная латвийская компания пёрла в гору пешком. Теперь Ванька ясно видел каждого прибывшего. С кучей вещей все они выглядели как туристы, отправившиеся в поход. Интарс возглавлял могучую кучку спортсменов, следом тащились блондинчик Луса и тихоня Патрюкс, далее медленно продвигались Илмарс Брицис и Байба, а замыкала шествие Жанна Юшкане, внешне всегда напоминавшая Ваньке Ольгу Бузову в её блондинистые времена. У Жанночки с собой было самое большое число чемоданов, хотя она вряд ли останется до конца чемпионата. Теперь девушке приходилось тащить своё добро в гору, поскольку мужчины не могли разделить между собой все её вещи. У них и своих хватало.       Ваньку вдруг осенило, что среди них нет Расторгуева. Странно. Неужели Андрюшаса отцепили от сборной? Да не, бред. Не было и черепашки Бобби. Вот его точно отцепили. Жаль, Слотиньш обычно поставлял Ильиневичу больше поводов для шуток, чем улиточка Патрик.       На часах было ровно два часа. Иван быстро надел костюм и завязал галстук-бабочку. Волосы ему вчера в парикмахерской залили гелем настолько, что причёска до сих пор была гладкой на ощупь. Жаль, зеркальца нет. Не увидеть красоту такую. Кореец Сашка вчера чуть не упал, когда его увидел. Немудрено, от такой-то красоты. Может, он такой молчаливый от того, что потерял дар речи?.. Впрочем, причины молчания Стародубца Ильиневича особо не беспокоили. Команда Латвии всё ещё поднималась в гору, и Ванька уже был готов к их встрече. Для эффектного появления перед ними он планировал спуститься по лестнице с пятого этажа на четвёртый, где по информации должны были остановиться латыши.       Ванька нацепил шикарное пальто и взобрался в пролёт между четвёртым и пятым этажом, чтобы в нужный момент эффектно спуститься. Глаза его азартно блестели. Иван предвкушал встречу. Каково же было его удивление, когда в коридоре он заметил Расторгуева, пытавшегося открыть дверь в номер. Ванька поспешно отступил на шаг, чтобы Андрей не заметил его на лестнице, и одним глазом выглянул из укрытия.       Когда успел приехать Расторгуев, Ванька так и не понял. С утра его не было, это точно. Когда приехал? Недавно? Сколько он уже ждёт? Ведь заселиться можно только сейчас. Где он сидел? В холле, что ли? И почему он оторвался от коллектива? Вопросов было больше, чем ответов. Расторгуев никак не мог открыть дверь, не понимая, почему она не поддаётся. На всякий случай он ещё раз сверил число над дверью с номером на ключе.       Тем временем, латвийская дрим-тим всё-таки добралась до гостиницы и теперь из последних сил поднималась по лестнице с чемоданами на четвёртый этаж, поскольку лифт здесь отсутствовал. Команда взбиралась в тишине. То ли потому, что мужчины не решались материться при барышнях, то ли потому, что не было сил, то ли из-за отсутствия Ванечки, вселявшего во всех бодрость духа. Когда чемоданы были дотянуты до нужного этажа, Ильиневич задержал дыхание, готовясь эффектно появиться перед компанией.       — Всё! — с облегчением выдохнул Интарс и, видимо, заметил Расторгуева. — Андрей?! Ты что здесь делаешь?       — Пытаюсь заселиться, — ответил Расторгуев, глядя на дверь.       — Ты как нас опередил?       — Так я с утра приехал.       — Как тебе дорога? — с усмешкой спросил Брицис.       — Я когда по серпантину дошел сюда, узнал, что здесь, оказывается, снегоход есть. Нужно хозяину звонить, и через несколько минут снегоход будет у парковки.       Из уст латышей вырвался дружный стон. Они зря пешкодрапом добирались?!       — Андре-ей, — послышался голос Жанны. — Поможешь мне с чемоданами?       Поскольку Жанна тоже жила в Алуксне, на правах землячки она всегда обращалась именно к Расторгуеву, если ей нужна была какая-то помощь. Андрей обычно ей не отказывал. Не отказал он и на этот раз, передав ключ Беркулису.       — Байба, тебе нужно чем-нибудь помочь?       — Нет, у Байбы все чемоданы уже здесь, — ответил за неё Брицис, который и помог спортсменке багажом.       — Да, — подтвердила Бендика немного растерянным голоском. — Всё равно спасибо за предложение.       — Да не за что, — отмахнулся Расторгуев, которому предстояло тащить переносной бутик Жанны на четвёртый этаж. Ванька мог ему только посочувствовать. Все вещи Байбы вместе взятые были легче, чем один чемоданчик Юшкане. А у неё был не один и не два…       Интарс чертыхнулся, поняв, что номер не открывается. Каждый, кто сейчас был в коридоре, пытался повернуть ключ в замке, но безрезультатно. Дверь и пихали, и толкали, и пытались действовать деликатно. Ничего не работало. Последней пыталась Байба, но и у неё не вышло. Дверь не желала впускать постояльцев, уставших с дороги. Остальные могли запросто взять ключи от своих номеров и оставить Интарса с замком один на один, но теперь отворить эту дверь хотели все.       — У нас два номера? — уточнил Даумантс.       — Нет. Федерация расщедрилась на чемпионат мира и сняла четыре номера на два человека, — заметил Интарс. — Нас как раз восемь. По двое и получится.       — А восьмой кто? — нахмурился Брицис.       — Наш новый коллега. Ты забыл? — удивился тренер. — Хорошо, что Ванька уволился. Есть хоть, куда его поселить.       Его — это, видимо, нового тренера. Но Ивану было не до этого. Хорошо, значит, что он уволился?!       — Просто замечательно, — отозвался Илмарс. — Наконец-то будем готовиться к гонкам в тишине и покое.       Это называется «благодарность». Ванька едва не задохнулся от возмущения, но от столь незавидной смерти его спасло возвращение Андрея с чемоданами и Жанной. Иван решил, что момент для эффектного появления настал. Медик гордо сошёл с лестницы и направился прямо по коридору. Пальто развевалось от ходьбы. Синий костюм поблёскивал в свете ламп, как и лакированные ботинки. Волосы его сияли словно море на солнце. Ваня пытался делать вид, будто не смотрит на свою бывшую команду и продолжал шагать прямо, ожидая восхищённых взглядов. Но долго шагать не вышло, так как Ильиневич упёрся в тупик коридора. Ванька хмыкнул, но не растерялся и с готовностью проделал несколько шагов в обратном направлении. Наконец, он остановился, ожидая бурных аплодисментов.       Стояла гробовая тишина. Байба и Жанна быстро переглянулись. Наверное, от восхищения. Александр Патрюкс выглядел немного испуганным Ванькиным величием, а лицо Даумантса Лусы выражало неверие в увиденное. Ванька провёл рукой по залитым гелем волосам в стиле Драко Малфоя из фильмов про Гарри Поттера. Илмарс Брицис кашлянул, пристально глядя на бывшего врача сборной. Ноздри Интарса Беркулиса подрагивали, будто он вот-вот чихнёт. Вирус харизмы Ильиневича обладал поражающим воздействием. Иван улыбался во весь рот. Он великолепен! Лишь только Расторгуев почему-то игнорировал этот неоспоримый факт. На появление Ильиневича он отреагировал как подобает непробиваемому айсбергу. То есть, никак.       — Интарс, дай ключ, — попросил он.       — На, — с дрожью в голосе проговорил Беркулис, протянув Расторгуеву нужный предмет. Он даже не посмотрел на Андрея и едва не уронил ключ на пол. У Брициса при взгляде на Ивана задёргался глаз. Ванька подумал, что от его ослепительного обаяния.       — Доброе утро, страна, — пафосно изрёк Иван. Дрим-тим хранила гробовое молчание. Расторгуев хмыкнул и вновь принялся возиться с замком. — Здравствуй, Андрей.       — Привет, — равнодушно отозвался он, тщетно пытаясь повернуть ключ. Дверь упорно не желала открываться. Расторгуев мог бы забить и взять себе ключ от другого номера, но он, видимо, твёрдо вознамерился довести дело до конца.       — Как вам мой стиль? — осведомился у аудитории Ванька. Народ безмолвствовал. — А как вам мои волосы?       — Очень необычно, — осторожно сказала Жанна Юшкане.       — Да брось, Жанночка, — отмахнулся польщённый Ваня. — Это мой натуральный цвет.       Интарс и Илмарс, не сговариваясь, закашлялись. Более того, закашлялся и Даумантс, а Александр Патрюкс делал вид, что смотрит в угол, повернувшись к Ивану затылком. Его потряхивало, будто он вот-вот чихнёт. Ванька мысленно покачал головой. Стоило ему уволиться, как команду Латвии накрыла эпидемия.       — Нет, ну, а что? — выдавил Интарс, весело кивнув на Ваньку. — Форма соответствует содержанию.       Кашель и чихание возобновились. Байбу потряхивало. Озноб? У Брициса плечи подрагивают. У Интарса чуть ли не слёзы на глазах выступают. Патрюкс не выдержал и отошёл в другой конец коридора. Скрывает симптомы? Луса чесал нос, чтобы не чихать. Жанна с озабоченным видом принялась рыться в сумочке, скрывая лицо, которое, как показалось, Ильиневичу, было красным. У неё температура?       Расторгуев резко навалился на дверь плечом и с силой повернул ключ, после чего замок ему всё-таки покорился. Едва дверь отворилась, все присутствующие не сговариваясь стали проталкиваться в комнату, стремясь скрыться от Ильиневича, слепившего всех своей сногсшибательностью. Андрей невозмутимо пожал плечами и тоже скрылся за дверью.       Юлианне Ильиневич крупно повезло. Сразу после долгой дороги сначала на самолёте, а потом и на поезде, под утро ей удалось заселиться в отель, где остановилась сборная России. Располагался он не в самом Хохфильцене, а в небольшой деревушке Леоганг неподалёку. Чиновникам на ночь глядя рано утром Ильиневич звонить не решилась, зато написала Слепцовой, предположив, что их вновь поселят вместе. Несмотря на ранний час Светка была в сети и ответила почти сразу, назвав адрес и комнату, куда их определили. Светлана уже заселилась, но Юлианна её в номере не обнаружила. Андрей помог Ильиневич с чемоданами, после чего попрощался и поехал на поиски своей гостиницы.       Местоположение отеля, где остановились русские, сложно было назвать неудачным. От Хохфильцена в восьми километрах, что нормально. В самом городке отелей раз-два и обчёлся. Недалеко от стадиона поселили сервисменов, чтобы им не тратить время на дорогу. Бригада могла начинать обкатывать лыжи, пока спортсмены добирались до трассы. На стоянке стояли также машины сборных Норвегии, Италии и Чехии. Неплохое соседство.       Номер был не слишком большим, но уютным и светлым. Одна кровать для двух человек была шириной с половину комнаты. Большие стеклянные двери вели на большой балкон, откуда открывался прекрасный вид на местность. Лучше гор, как говорится, могут быть только горы, и такому виду из окна можно было только радоваться.       Юлианна решила не отдыхать и, переодевшись в спортивный костюм, решила выйти на стандартную пробежку. После этого необходимо будет решить вопрос с тренером. Возьмут ли её в команду? Разрешат ли тренироваться по планам Александрова? Или пошлют в пешее эротическое, и ей придётся искать личного тренера?       — Ну наконец-то! Вот ты где, панночка Юлианночка, — послышался за спиной голос Малышко. Ильиневич резко обернулась.       — Не пугай так! — выдохнула она. — Привет. Ты чего мне так поздно вчера звонил?       — Отвлёк, да? — усмехнулся Дмитрий. — Извини. Просто мысль в голову пришла. Хотел спросить, когда ты на чемпионат поедешь.       — Как видишь, я здесь. Что за мысль?       — Ты же теперь без тренера, — сказал Малышко. Юлианна на всякий случай кивнула. — Понимаешь, панночка Юлианночка, мы… как бы тебе объяснить… мы с тобой в одной лодке. Ты готовишься вне сборной — и я тоже. Ты в курсе, у кого я тренируюсь?       — Хованцев? — заинтересованно сощурилась Ильиневич. Малышко кивнул. А это вариант. У Хованцева тренировалась также Катя Юрлова. Плюс он работал в Контиолахти и помогал в подготовке Кайсе Макарайнен.       — Молодец. Быстро соображаешь после больнички, — похвалил Дмитрий. — Он завтра-послезавтра подъедет. Поговори с ним. Я не думаю, что он откажет.       Малышко убежал дальше, а Юлианна осталась стоять на месте. В сложившейся ситуации Анатолий Хованцев действительно мог ей помочь. Но согласится ли СБР финансировать его работу? У неё самой вряд ли хватит финансов, чтобы платить за тренера. Но стоило ещё попытаться поработать вместе с командой. Вдруг и к Хованцеву обращаться не придётся? Сомнительно, учитывая, что и с главным тренером сборной Касперовичем, и с тренером женской команды Коноваловым у неё были натянутые отношения. Но попытаться стоило. Не убьют же её, в конце концов!       — Здравствуй, Андрюша, — приветливо улыбнулся Александр Борисович Александров, восседая на нижнем ярусе кровати со сканвордом в руках.       — Добрый вечер, Александр Борисович. Какими судьбами? — спокойно поинтересовался Расторгуев.       Александров был последним человеком, которого Андрей ожидал увидеть у себя в номере после того, как вернулся с пробежки. Но именно он как-то проник сюда и теперь с преспокойным видом разгадывал сканворд. Что удивило Расторгуева ещё больше, так это то, что Борисыч сидел в полосатом халате и тапочках. Странный вид для похода в гости. Совершенно очевидно, что Александров не шёл в таком виде пешком вверх по горе. Значит, он поселился в этом же отеле.       — Да вот… — развёл руками Александров. — Тренировать приехал.       — Юлианна ведь ушла от вас? — проговорил Андрей, всё ещё пытавшийся догадаться, по какому такому странному стечению обстоятельств они с Александром Борисовичем оказались в одной гостинице.       — Да. Ученики часто оказываются неблагодарными, — печально вздохнул Борисыч.       — Или учителя слишком много на себя берут, — заметил Расторгуев и перешёл к делу. — Что вы делаете в моём номере?       — Ты же умный мальчик. Подумай, — хитро прищурился Александров.       — Как-то нет желания, — проговорил Андрей. — Или говорите, что вам нужно, или…       — Я нашёл себе работу.       — Надеюсь, не на тренерском поприще?       — Надейся.       — Всё-таки на тренерском? — после небольшой паузы отозвался Расторгуев. — Какая жалость.       — Даже не хочешь узнать, где я теперь работаю? Какой-то ты, Андрюша, не любопытный. И напрасно. Биатлонист должен знать тренеров в лицо.       — Если это шутка, — до Андрея стало доходить, к чему клонит Александров. Это бы объяснило его нахождение в этом номере в таком виде. Но это бред! — То неудачная.       — Вижу, ты догадался. Да-да, Андрюша. Я теперь в тренерском штабе сборной Латвии по биатлону. Надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным, — широко улыбнулся Александров. Лицо Расторгуева выражало лишь каменное спокойствие. — Я буду помогать тебе со стрельбой. Ах, да. Ты, как лидер команды, поможешь мне адаптироваться в коллективе. Расскажешь, что да как. Как ты уже понял, мы будем жить в одном номере.       — Как вас взяли на работу? — ровно осведомился Андрей.       — Вашей федерации позарез нужна дешёвая рабочая сила. Поскольку в России мне работу не найти, пришлось искать другие варианты. Интарс порекомендовал меня…       — Интарс?       — Да. Твой тренер знает, что такой специалист как я на вес золота. А я готов поработать на Латвию. Даже если вдруг у федерации возникнут какие-то вопросы к моему прошлому, увольнять меня не станут.       — Вы так в этом уверены? — принял скептический вид Расторгуев, хотя прекрасно понимал, что так и будет. Поводом для увольнения Александрова может послужить разве что допинговый скандал, но Александр Борисович вряд ли будет пилить сук, на котором сидит. А всё, что было в его прошлом, так там и останется. Федерации всё равно. Главное — результат.       — Андрюша, ты не хуже меня это знаешь, — снисходительно улыбнулся Борисыч. — Если уж они до сих пор терпят Ваню Ильиневича на должности врача, то меня тем более не уволят. Кстати, где Иван?       — Он у нас больше не работает.       — А что так? — принял удивлённо-сочувствующий вид Александров.       — Уволили за профнепригодность, — с самой серьёзной миной ответил Андрей.       — Врёшь.       — Выдаю желаемое за действительное.       Александров рассмеялся.       — Знаешь, Расторгуев, а ты мне нравишься. Мы сработаемся. Если не будем вспоминать некоторые недоразумения…       — Мы не успеем сработаться. Вас уволят раньше, — спокойно проговорил Андрей.       — Напрасно ты так думаешь, — заметил Александров. — Я пришёл всерьёз и надолго.       — Посмотрим, — пожал плечами Расторгуев.       — I want to break free… — бодро запел Йоханнес Бё, приветствуя уволившегося с должности врача Ильиневича.       — Почему все при моём появлении поют? — задал ему вопрос Ванька, не понимая, что за напасть одолела каждого встречного.       Пели сегодня абсолютно все, кроме разве что застенчивого Стародубца и заселявшейся сборной Латвии. Начиная с Ани Фролиной, затянувшей «Ах, эти тучи в голубом…», заканчивая Губерниевым, почему-то вспомнившим мультик про Чебурашку. Комментатор фальшиво напел «Голубой вагон бежит-качается», после чего поинтересовался, не хочет ли Ванька принять участие в новогоднем «Голубом огоньке». Ильиневич выразил удивление, что данная программа ещё не почила в бозе, и голос биатлона от него отвязался. Но это был далеко не конец. Трифанов и Занин в две глотки начали петь «Голубую луну», Светка Слепцова — «Голубые глазки», а больше всех отличился Тарьей Бё, возопивший «Take me to church!» прямо посреди улицы. Учитывая, что Ванька в общих чертах был знаком с содержанием клипа на данную песню, вся ситуация в совокупности наводила на определённые мысли. Голубая тематика стояла на повестке дня, и это настораживало. Даже Мартен Фуркад, который с Ванькой почти не пересекался, а если и пересекался, то особого внимания не обращал, проходя мимо, мягко улыбнулся и пропел: «It's so easy to fall in love». Это было уж слишком. Француз потроллил его и пошёл дальше, а Иван задумался. Он же ничего такого не учудил, чтобы все дружно его стебали. Но именно это и происходило.       — День хороший, — улыбался рыжий Бё. — Разве не видишь? Солнце, небо голубое.       От одного этого слова Ваньку передёрнуло. Хотя ещё недавно он сам заливал латвийской команде про хорошую погоду.       — I wonder how, I wonder why, — раздался сбоку приятный голос Эмиля Хегле Свендсена. — Yesterday you told me 'bout the blue blue sky…       — Стоп! — в отчаянии крикнул Ильиневич. — Хватит! Почему вы все поёте? У нас тут чемпионат мира или шоу «Голос»?!       — Нет, «Топ-модель по-американски», — заржал рыжий.       — Надо мной ржёт вся биатлонная семья! — прошипел Ванька. — А я даже не знаю, почему.       — Успокойся. Все просто веселятся. Снимают напряжение перед чемпионатом мира, — заметил Свендсен, загадочно перемигнувшись с соотечественником. — Сам понимаешь, все сосредоточенные и напряжённые. Нужно расслабиться.       — Но чтобы ржать надо мной, нужен повод, — возразил Ильиневич. — А я вроде пока его не давал.       — Ты сам по себе повод ходячий, — снисходительно посмотрел на него Бё. — Пошли, Эмиль. Нам на стадион надо, а мы ещё Тарьея не нашли.       Норвежцы, посмеиваясь, удалились, оставив недоумённого Ваньку стоять посреди дороги. Ильиневич физически ощущал на себе взгляды прохожих. Ему казалось, будто все в душе смеются, глядя на него. И про себя поют какую-нибудь двусмысленную песенку. Но почему?! Ванька же действительно пока не успел ничего сделать!       — Голубые паруса, вы хозяева морей, — услышал Иван голос Юлианны. — Голубые паруса, вы надежда кораблей…       — Систер! — воскликнул Ванька.       — И зовут в дорогу вас чаек звонких голоса, — продолжала напевать Ильиневич, весело глядя на брата. — Так летите ж по волнам, голубые паруса!       — Что за песня? — обречённо спросил Иван.       — Не знаю. Мы в первом классе пели, — ответила девушка. — Привет.       — Привет-привет, — Ванька стиснул сестру в объятиях так сильно, что не до конца прошедшие синяки тотчас напомнили о себе.       — Ваня, отпусти, — поморщилась Ильиневич. — Ты как?       Иван охотно поведал ей, что уволился из сборной Латвии, причём не по собственной глупости, а якобы ради возможности карьерного роста в корейской команде. Что теперь судьба столкнула его с бывшей командой в одном отеле, и что все почему-то при его появлении поют. Юлианна очень удивилась Ванькиному увольнению, но на все её вопросы медик отвечал уклончиво, вертясь как уж на сковородке, чтобы случайно не ляпнуть правду.       — А ты как? — спросил Ванька. — Как себя чувствуешь?       — Я от Александрова ушла, — проговорила Юлианна. — Чувствую себя прекрасно.       — Понятно теперь, почему у тебя душа поёт, — заметил Ильиневич. — Я только никак не могу понять, почему она поёт у всех! Осталось только Расторгуеву спеть «Голубые береты» для полного комплекта.       — Ну, нет, — засмеялась Ильиневич. — Не дождёшься. Кстати, а ты в каком отеле остановился?       — Я остановился не здесь. Местечко называется З… кхм… Зауэр… Захенбахер… Зальцбургер…       — Понятно, — проговорила Юлианна. — Не помнишь.       — Не помню, — покаялся Ванька. — Там надо на гору взбираться фиг знает сколько. Лучше я тебе сам приходить буду.       Ильиневичи распрощались, после чего Юлианна быстро настрочила Андрею сообщение, где спрашивала название деревушки, где они остановились. Ответ пришёл через пару минут. Место называлось Зальфельден-ам-Штайнернен-Мер.       — Зальцбургер, — усмехнулась Юлианна и, послав Расторгуеву смайликом воздушный поцелуй, направилась на стадион.       — Уже познакомился с новым соседом? — с улыбкой спросил Интарс, завидев на пороге номера своего подопечного. Жанна пошла по магазинам, и никто не будет мешать разговору.       — Мы знакомы, — напомнил Андрей. — Интарс, почему ты помог ему устроиться в нашу команду?       — Александр — отличный специалист, — заметил Беркулис. Недовольство Расторгуева было объяснимым, но тренер был уверен, что сможет его убедить. — У нашей мужской сборной налицо проблемы со скоростью, и он будет помогать с этим аспектом. У тебя же проблемы со стрельбой, а Александров в своё время сам стрелял более чем с девяностопроцентной точностью…       — Но быть хорошим стрелком не значит быть хорошим тренером по стрельбе, — возразил Расторгуев. — Тебе напомнить, как под его чутким руководством стреляла Юлианна?       — Я помню. Но это не показатель. Юлианна лыжница, её трудно научить с нуля. А ты хоть косо, но стрелять можешь.       — Интарс…       — Что Интарс? Я не понимаю, ты хочешь прогрессировать или нет? — решив, что лучшая защита — это нападение, Беркулис пошёл в атаку, решив перестраховаться от подобных манёвров со стороны Андрея. — Если нет, так и скажи. А если всё-таки хочешь, так работай, а не спорь со мной!       — Я с тобой и не спорил. Я просто спросил, почему ты помог Александрову устроиться к нам. Неужели ты забыл, как он вёл себя с Юлианной?       — Андрей, не кипятись, — проговорил Интарс, хотя Расторгуев и так держался максимально спокойно. — Мы с Александром поговорили. Он мне всё объяснил.       — Что там вообще можно объяснить?       — Александр связался со мной и сказал, что хочет у нас работать, — начал Беркулис. — Я сначала ответил, что не выйдет, но потом мы поговорили более откровенно. Александров мне признался, что очень виноват перед Юлианной. Сам! Я его к этому не принуждал. Сказал, что наговорил ей много лишнего. Что слепо мечтал вернуть её в лыжные гонки. Что он даже пугал её допингом! Александров сам мне в этом признался!       — И тебя это впечатлило, — съязвил Расторгуев.       — Да, впечатлило! — парировал Интарс. — Не каждый человек готов признавать свои ошибки, тем более такие. Повторяю, Александр мне сам всё рассказал! Он не знал, что ты включал мне запись вашего разговора.       — Александров мог об этом догадаться, — возразил Андрей, считая, что так и вышло. Александров решил действовать на опережение и «покаяться», пока Интарс не начал его отчитывать. И это сработало!       — Не выдумывай. Ты предвзят к нему, — спокойно сказал Беркулис. — Юлианна — сестра Ивана. Естественно, ты за неё переживаешь.       — Да при чём тут Иван? — процедил Расторгуев. Уж кто-кто, а Ванька Ильиневич здесь не был совершенно не при делах. — Тебя поступки Александрова совсем не настораживают?       — Нет, потому что он дал волю эмоциям, — терпеливо проговорил Интарс. — Ты что, никогда не делал того, о чём жалел, на эмоциях? Хотя, ты может и не делал… Но не все в этом мире льдины латвийские и айсберги непробиваемые! Александров — живой человек. Любой живой человек имеет право косячить.       — Интарс, ты себя слышишь? Давай теперь всех уголовников из тюрем выпустим. Ведь каждый человек имеет право косячить, — Андрей скрестил руки на груди. — По твоей логике.       — Вот и ты начинаешь давать волю эмоциям, — улыбнулся Интарс. — Не горячись. Горячность — плохой советчик. Не надо мои слова до абсурда доводить. Александров поступил отвратительно, сказав тебе то, что сказал. Он не лучшим образом повёл себя с Юлианной. Но он признал ошибку! Признал ошибку и успокоился. Успокоился — и готов жить дальше. С чистого листа.       — Ну конечно, — буркнул Расторгуев.       — Разговор бесполезен, Андрей. Александров будет работать у нас, нравится тебе это или нет.       — То есть, даже то, что он пытался Юлианну ударить тебя на мысли не наводит?       — Александров и об этом мне рассказал, — вздохнул Интарс. — Мне жаль Юлианну. Правда. Александр напился и был сам не свой…       — Не особо он тогда и напился, — заметил Андрей, давая понять, что контролировать себя Борисыч был вполне в состоянии.       — Дело не в этом. Он прослезился, когда об этом говорил мне, понимаешь? Он раскаивается! Это его не оправдывает, — поспешно сказал Беркулис, увидев, что Расторгуев хочет возразить. — И я не хочу оправдывать этот его поступок. Это отвратительно. Но какое отношение это имеет к его профессиональным качествам? Эти его заскоки не помешали подготовить Юлианну к сезону на высоком уровне. И потом, на тебя он руку поднимать не будет.       — У нас в команде есть Байба, — напомнил Андрей, понимая, что Интарса он не убедит. — И Жанна ещё.       — С Байбой он будет работать под присмотром Брициса, — ответил Интарс. — Никаких инцидентов не произойдёт. За Жанной присмотрю я, тем более, что она после чемпионата снова уедет на Кубок IBU. Нет смысла паниковать. Повторяю, тебя он бить не будет.       Расторгуев промолчал. Конечно, не будет, он ведь не девушка, которая физически слабее «добряка» Борисыча. На те аргументы, что у него были, Интарс не отреагировал. Других не было. Конфликт Александрова и Юлианны к сборной Латвии отношения не имел, и ничто не мешает Александру Борисовичу здесь работать. При назначении Борисыча на тренерскую должность федерация не теряла ничего. Хуже не будет. И всё-таки, это назначение не давало Расторгуеву покоя. Что-то подсказывало Андрею, что шантажа добрый папочка Борисыч ему не простит. Но жаловаться на это Интарсу? Нет. Расторгуев этого не сделает. Не станет же Александров, в самом деле, подсыпать ему допинг. Или?..       Нет, Александр Борисович так действовать не будет. Вряд ли он спит и видит, как бы отомстить Андрею. Скорее всего, Александров просто пытается жить дальше. В России ему работать негде, так пришлось податься за границу. Латвия — идеальный вариант, потому что здесь есть Интарс, который явно симпатизирует Александрову как тренеру и готов не замечать лапши на ушах. То, что здесь есть ещё и Расторгуев — не более чем досадное совпадение. Андрей понимал, что человеческие качества не влияют на профессиональные. В аспекте физической подготовки Александров явно был хорошим специалистом. По большому счёту, с Александровым была только одна проблема. Расторгуев ему не доверяет. А это, увы, не аргумент.       — Хотя бы рассели нас, — попросил Андрей. Каждое утро лицезреть физиономию Александрова выше его сил, как бы он ни старался казаться сдержанным. Если у него уже сейчас чешутся руки, то что будет к концу недели?       — Придётся, — вздохнул тренер, понимая, что Расторгуев и Александров не уживутся в одном номере. — В пятницу Жанна уедет, а ты переедешь ко мне.       — А до пятницы совсем никак?       — Расторгуев, что за детский сад! — отмахнулся Интарс. — Не придушит же он тебя ночью.       — Надеюсь, — сказал Андрей, сохраняя полную внешнюю невозмутимость.       — Крутится-вертится шар голубой…       — Да хватит петь! — в отчаянии заткнул уши Ванька Ильиневич, перебивая Александрова, случайно встреченного в холле гостиницы в Зигфрид… Заубер… короче, в том местечке, где поселилась корейская сборная. И только тут до Ивана дошло, кто именно встретился ему на пути. — Александров?!       — Для вас, молодой человек, Александр Борисович, — недовольно заметил мужчина, сдав на вахту ключ, после чего вновь принял добродушный вид. Александров явно был в духе.       — Что вы здесь делаете?       — А ты? Ты же уволился из сборной Латвии? — с подозрением сощурился Александров.       — Мало ли ещё на Кубке мира сборных, — фыркнул Ванька и упёр руки в боки. — А вы? Вы что здесь забыли? Вас ведь моя сестра уволила!       — Мало ли ещё на Кубке мира сборных! — парировал Борисыч. Иван уважительно промолчал. Александров — сильный оппонент в словесных баталиях. — А ты чего в таком виде? Решил явить миру свою истинную сущность?       — Вернулся к истокам, — гордо сказал Ильиневич, по кивку Борисыча определивший, что тот говорит о его возвращении к натуральному цвету волос.       — Ну-ну, — хохотнул Александров. — Ты, кстати, чего уволился?       — В Латвии нет перспектив для карьерного роста, — выпалил зазубренную по пьяни фразу Ванька. — И платят мало. Надоело за гроши работать. Кстати… пора работать! Заболтался я с вами.       Иван Ильиневич гордо пошёл к лестнице. Долгие годы знакомства с Расторгуевым не прошли для него даром. Уж как Ваньке хотелось отвесить Борисычу смачный пинок, но он сумел сдержаться и не опускаться до осуществления столь дурацкого и бесполезного порыва. «Я тоже могу быть айсбергом непробиваемым и образцом холодной невозмутимости», — довольно подумал Иван.       Первая тренировка под руководством Александрова прошла для сборной Латвии весьма неплохо. Интарс Беркулис, наблюдавший за процессом отметил, что Борисыч внимательно следил за стрельбой всех биатлонистов. Он похвалил Байбу. Отругал Жанну. Камня на камне не оставил от Патрюкса и Лусы. Но, как ни странно, похвалил Расторгуева, который для себя был относительно точен.       — Байба и Андрей хотя бы стараются, — отметил Александров. — Чего не скажешь о моём тёзке и Даумантсе. Жанна вообще как будто не по мишеням попасть хочет, а между ними. Так-то, Интарс, они у тебя все стрелки неважнецкие. Но будем работать.       Беркулис кивал. Безусловно, он ставил коллегу выше себя в профессиональном плане. Александров и сам в своё время неплохо бегал, в отличие от Интарса, ничего в спорте не добившегося. Александров, как он сам рассказывал, в одиночку вывел на международный уровень подающих надежды лыжников Ковальчука и Вершинину. Когда они закончили со спортом, фактически сделал звездой Юлианну Ильиневич, не блещущую особыми талантами. С этим Интарс готов был поспорить, поскольку без таланта на такой скорости гонять невозможно. Но, возможно, Александров имел в виду, что у него были и более талантливые спортсмены, чем Ильиневич? Это возможно.       Интарсу было любопытно, сможет ли Александр добиться прогресса с их сборной? С Байбой в основном работал Брицис. Он же и продолжит, поскольку их обоих всё устраивает. С Жанной всё давно уже было ясно. Не исключено, что она вообще скоро завершит карьеру. За это Беркулис её осуждать не мог. Он, как её тренер, знал, сколько она намучилась с чиновниками, пока была лидером сборной. Не один пуд соли съела. А что касается мужчин… Интарс понимал, что он сам из них большего не выжмет. Они как занимали места в конце таблицы до его прихода в сборную, так и продолжают их занимать. Федерация назначила Беркулиса на пост исключительно из-за результатов Расторгуева. Но Расторгуев — это Расторгуев. Исключение из общего ряда. Интарс и сам до конца не мог постичь, как ему удалось вывести его на такие скорости и результаты. Соответственно, остальных научить нормально бегать Беркулис не мог. Он составлял им индивидуальные планы, учитывал самочувствие спортсменов. Но это не те нагрузки, которые позволят им мало-мальски прилично бегать. А большие они не тянули.       Конечно, сверхзадач перед Интарсом никто не ставил. Мужчинам надо было бороться за топ-90, в идеале — за топ-80. В эстафете стараться не отстать на круг. В смешанной эстафете просто стараться, поскольку отставание неизбежно. В Кубке наций постараться зацепиться за эстафетную квоту на олимпиаду. И всё. Конечно, федерации очень бы хотелось, чтобы Андрей или Байба зацепились за пьедестал, но…       — Луса и Патрюкс никогда не будут бегать как братья Бё, — словно прочитал его мысли Александров, глядя на биатлонистов, собирающих вещи, чтобы покинуть стадион. — Характер не тот, дисциплина не та, да и способности… м-да.       — Ты же говорил про Юлианну, что… — нахмурился Интарс.       — Не отличаться выдающимися способностями и быть совсем без способностей — разные понятия. Просто способности Юлианны проявились не в детстве, а чуть позже, — заметил Александр и горько усмехнулся. — Я никогда не стал бы держаться за бездарность любыми средствами. Твои орлы под моим руководством, думаю, будут бороться за попадание в пасьют. Большего обещать не могу.       «Орлы» о чём-то между собой тихо переговаривались, поглядывая в сторону разговаривающих тренеров. Байба что-то тихо говорила Расторгуеву, по лицу которого привычно было ничего не прочесть.       — Знаешь, в чём его проблема? — задумчиво проговорил Александров, глядя на лидера сборной Латвии.       — В стрельбе?       — В тебе.       Беркулис молчал, ожидая продолжения мысли.       — Ты не уверен в себе как в тренере, — негромко заговорил Александр. — Андрей ведь единственный, кого ты смог вывести на такой уровень. Поскольку твоя система ни на ком больше не работает, можно сделать определённый вывод. Тебе повезло с учеником. С высокой долей вероятности, Расторгуев забегал бы у любого другого тренера. В любой другой стране, где есть доступ к лыжам. А в некоторых странах, где ему не пришлось бы сталкиваться с финансовыми и техническими проблемами, он забегал бы раньше. Понимаешь суть проблемы?       — Сервис? — нахмурился Интарс. — Но сейчас вроде стало получше, чем пару лет назад…       — Получше, — фыркнул Александров. — Не в сервисе дело. Дело в тебе. Поскольку у тебя перед глазами только один спортсмен, на котором твои планы работают, ты не можешь быть уверен, что всё делаешь правильно. Одна ошибка в расчётах — и целый сезон у Андрея отправится в тартарары. Потому что некому корректировать подготовку. Некому проверить. В конце концов, тебе даже не на ком эксперименты провести! Часто у вас случались просчёты в подготовке?       — Часто, — не стал отрицать Интарс.       — Вот! Расторгуев сам у тебя как подопытный кролик. А спортсмен, который должен бороться за медали, подопытным кроликом быть не может. Тем более в предолимпийском сезоне, — заявил Александров. — Я, когда Ильиневич к Сочи готовил, действовал по методике, которая давно опробована мной на других и давала результат. Естественно, я составлял план с учётом её индивидуальных особенностей. Но не об Ильиневич речь. Твоя методика хоть на ком-то, кроме Расторгуева, результат дала?       — Нет.       — Вот! — воскликнул Александров. — Теперь понимаешь масштаб проблемы? Вера в успех — основа любого пути к вершинам. Откуда она может взяться, если ты не уверен в себе, а Расторгуев — в тебе? И в себе, соответственно, тоже…       — Почему же, — проговорил Интарс, но не очень уверенно. — Я верю, что когда-нибудь…       — Когда-нибудь! — повторил Александр, всплеснув руками. — Ты и ему так говоришь? Что когда-нибудь, может быть, нельзя исключать такой вероятности, один шанс из тысячи есть, что он не промажет? Тогда поздравляю! Расторгуев в психологической яме, и сам о том не подозревает. Нельзя так говорить! Он же может стрелять чисто? Пусть и редко, но может! Вот и повторяй ему как попугай, что он может! Лучше так, чем «когда-нибудь, возможно». Но это примитивные меры. Проблема глубже. Андрей не уверен не столько в себе, сколько в тебе и твоих методиках. Он ведь видит то же, что и я. Знает, что ни с кем, кроме него, ты не добился успеха. Знает, что тренер по стрельбе из тебя… ну, извини, не очень. А в ситуации, когда вы оба друг в друга не верите, трудно показать результат.       — Я верю в Андрея, — сказал Беркулис, но с какой-то безнадёгой.       — Да нихрена ты в него не веришь, — беззлобно посмотрел на него Александров, констатируя очевидное. — Тебя ведь часто после его провалов на стрельбе посещали мысли, что всё зря? Вот! А Расторгуев это чувствует. И мажет. И продолжит мазать, потому что иного вы себе не можете представить в первую очередь на подсознательном уровне. Ни ты, ни Андрей. Да и как он может быть уверенным на рубеже, если он и на тренировках попадает через раз? Ты вообще помнишь, когда он в последний раз на ноль стрелял в последний раз на соревнованиях?       — Помню, — ответил Беркулис и невесело усмехнулся. Количество гонок на ноль в карьере Расторгуева можно было пересчитать по пальцам одной руки. — На чемпионате Латвии в прошлом году в спринте.       — Сколько минут второму месту привёз?       — Три минуты. У того парня, который вторым стал, тоже не было промахов, — сказал Интарс. И это если учесть, что Расторгуев не особо тогда напрягался, ведь ему предстояло снова возвращаться на Кубок мира.       — Тогда это не в счёт. Это для Андрея не более чем тренировка. Три минуты, — фыркнул Александров. — Это даже не трамвайная остановка. Это пропасть. Его уровень — не чемпионат водокачки. Расторгуев понимает, что он может брать медали и на Кубке мира. Он не может не думать, что, возможно, с другим тренером в другой стране добился бы большего. Я не к тому говорю, чтобы обесценить твои достижения. В конце концов, ты действительно давно тренируешь Андрея. Твоя система ему неплохо подходит. Вы хорошо сошлись характерами, что немаловажно. Как бы там ни было, история с Юлианной многому меня научила, — печально усмехнулся Борисыч. — Она в какой-то момент тоже стала думать, возможно, справедливо, что добилась бы успеха с любым другим тренером. А я из-за своего тёплого к ней отношения не сумел подавить столь вредящие тренировочному процессу настроения.       Интарс молчал и не перебивал, слушая Александрова как гуру.       — Просто признайся самому себе, что ты тянешь Андрея вниз, а он, как человек благодарный, этому не сопротивляется. Он до последнего будет терпеть и молчать. Но ты не думай, что раз он такой замкнутый, то будет держать всё в себе вечно. Рано или поздно после очередного провала Расторгуев выскажет всё, что думает и о тебе, и о твоих методиках, на пробу которых тратились важнейшие сезоны в его карьере. При всей его благодарности к тебе, конфликт неизбежен. Андрей может решить, что он и без тебя будет знать, как ему лучше. Перестанет безоговорочно следовать указаниям. А потом и от тебя решит уйти…       — Ты намекаешь, что мне придётся его отпустить?       — Нет, — замотал головой Александров, чем немного успокоил встревоженного Беркулиса. — Думаю, что уже поздно. Момент кардинально поменять жизнь Расторгуев проспал. Если ему и стоило от тебя уходить, то сразу, как только ему удалось выйти на хорошую скорость и закрепиться среди спортсменов бегущих. Но он этого не сделал, и теперь не имеет смысла что-то кардинально менять. Проблема в том, что вложить эту мысль в голову Расторгуева я не могу.       — Но ведь он и не собирается…       — Откуда ты знаешь, что у него на уме? — хмыкнул Александров. — Может, он уже одной ногой у какого-нибудь иностранного спеца. Думаешь, ты для него такой непререкаемый авторитет, что он слушает каждое твоё слово? Неужели после моего прихода в команду Андрей не пытался тебя убедить, что это плохая идея?       — Пытался, — признал Интарс, который хоть и заметил, что Александр увёл разговор несколько в иное русло, но не придал этому большого значения.       — Пытался, — повторил Борисыч. — А не должен был. Не ему решать вопросы назначения тренеров сборной. Ты ведь доверяешь мне как специалисту? Значит, Расторгуев, как твой ученик, должен поверить мне тоже. Но я этого не наблюдаю. Значит, твоё мнение для Андрея не истина в последней инстанции. Он доверяет только себе. Так нельзя. Без доверия к тренеру не будет результата. А тебе Расторгуев не доверяет.       — И что мне с этим делать? — проговорил Беркулис, очевидно, задумавшийся над словами Александрова.       — Не знаю. Сложный случай. Но я подумаю, как это можно исправить, — Александр похлопал Интарса по плечу.       — Андрей! — они виделись с утра, но Юлианна так соскучилась, что бросилась к нему на шею. Хорошо, на улице было темно, да и никому до них дела не было. Они встретились в небольшом парке у какого-то отеля и собирались немного погулять.       День оказался довольно насыщенным. Юлианне удалось потренироваться с командой, но не без трений с Сергеем Коноваловым и Александром Касперовичем. Авторитарный Коновалов требовал слепого следования его методам, а это устроить Юлианну не могло, учитывая, что весь этот год, как и все предыдущие, строился у неё по совершенно другой системе. Касперович же всецело Коновалова поддерживал, заявив, что-либо Ильиневич тренируется как все, либо тренируется где-нибудь в другом месте. На конфликт с тренерами в присутствии девочек из сборной Юлианна идти не стала, но про себя решила, что ей стоит дождаться Хованцева.       Интервью Григорьева в целом уже успело позабыться, и Ильиневич не ощущала на себе странных взглядов членов команды. Света Слепцова предупредила Юлианну, что вечером у неё в номере будет Трифанов, и что ей лучше где-нибудь задержаться. Если, конечно, Ильиневич не хочет снова давать Илье интервью. Юлианна была в целом не против, вот только каким образом ей задерживаться, она пока не придумала. Пока соревнования не начались, тренеры сборной сквозь пальцы смотрят на некоторые послабления в спортивном режиме, но она же Ильиневич. Если её не будет в номере в одиннадцать, Касперович точно прознает и по голове не погладит.       — Почему без шапки? — строго спросил Расторгуев, надевая капюшон на голову Юлианны.       — Ой, забыла, — отмахнулась Ильиневич, улыбаясь в душе заботе со стороны Андрея.       — Пойдем, посидим где-нибудь. Замёрзнешь ведь.       Правда, по близости никаких кафешек не обнаружилось, но зато в ближайшей гостинице была тёплая и уютная столовая. Ильиневич присела за дальний столик и неуверенно посмотрела на Расторгуева. Она не решалась задать вопрос, хотя и нужно было это сделать.       — Это правда, что Александров теперь работает у вас?       — Да.       Юлианна медленно покивала, чувствуя, что волнуется. Если раньше, когда она услышала эту новость от Трифанова, была надежда, что это просто слух, то теперь факт назначения Александрова сомнений не вызывал.       — Он… ничего тебе не сделает?       — Что он может мне сделать? — ответил вопросом на вопрос Расторгуев. — А главное, зачем?       — Ну, всё-таки я… мы… теперь вместе. Вроде как, — неловко заметила Юлианна.       — Александрова же беспокоило то, что ты в лыжи не хочешь вернуться, а не то, что мы вместе, — заметил Андрей, тем более, что об их отношениях Борисыч пока не знал. — Или я чего-то не знаю?       — Да, его в первую очередь не устраивало моё нежелание возвращаться к лыжам, — кивнула Ильиневич. — Но у тебя же с ним тоже не всё гладко было. Ведь именно ты догадался про лыжу. Потом та история на «Тур де Ски», когда он… в общем, мне это не нравится. Я за тебя беспокоюсь.       — К счастью, тебя этот тип больше не тренирует, — улыбнулся Андрей. — Что касается нашей сборной, то Александров не будет главным тренером. То есть, если что, он под присмотром Интарса и Илмарса. Всё будет в порядке.       Расторгуев улыбался так светло и искренне, но именно из-за этого Юлианну не покидало ощущение, что он чего-то не договаривает.       — Я помню, что кроме истории с записью и инцидентом в Валь-ди-Фьемме ты больше никак с ним не конфликтовал, — заметила Ильиневич, не знавшая, что на самом деле стычки между Расторгуевым и Александровым случались куда чаще. — Но думаешь Александрову мало этих двух поводов, чтобы мстить?       — Мало или нет, но мстить сейчас ему невыгодно, — сказал Андрей. — Наоборот, Александров будет сидеть тише воды ниже травы, чтобы его не выгнали с работы. Его и так в России никуда не берут, а так ещё и за границей брать перестанут. Ему это надо?       Юлианна задумалась. Вряд ли Александров утратил способность видеть свою выгоду. Но… разве думал он о возможных последствиях для себя, когда избивал её на даче? Вспомнив о событиях того дня, Ильиневич побледнела.       — Ты чего? — проговорил Андрей, заметивший перемену в Юлианне.       — Да нет, ничего, — нервно улыбнулась девушка. — Всё в порядке.       — Я и сам не в восторге от этого назначения, — заметил Расторгуев, внимательно глядя на Ильиневич. — Интарс большой фанат Александрова как тренера, и я с этим ничего не сделаю. Стену головой ещё никто не прошибал.       Юлианна промолчала. Подробные рассуждения, столь нехарактерные для Андрея, о том, что Борисычу ни к чему ему мстить, настораживали девушку. Её нехорошие предчувствия только усилились. Рассуждай Александров рационально, Андрею вряд ли бы грозило что-то серьёзное, поскольку Борисыч пёкся бы о собственной шкуре. Но Юлианна знала больше, чем Андрей. Знала, что в ярости Александров совершенно себя не контролирует и уж точно не проводит мысленный анализ последствий. Борисыч больной человек. Псих. Учитывая его отношение к Расторгуеву, ничего хорошего ждать не приходится.       — Со мной в основном будет работать Интарс, — сказал Андрей, чтобы успокоить Ильиневич. — Александрова брали по большей части для остальных, так что мы с ним вряд ли будем часто пересекаться.       — Было бы лучше, если бы вы не пересекались вообще, — буркнула Юлианна. Расторгуеву трудно было не согласиться с этим. — Андрей, будь осторожен. Прошу тебя! Это страшный человек.       — Главное, чтобы он случайно не пересёкся с тобой, — заметил латвиец. — Я уж как-нибудь переживу.       — Андрей, я…       Расторгуев, сидевший лицом ко входу, заметил, как в кафе появился Александров. Его ещё здесь не хватало. Юлианна положила ладонь на руку Андрея и легонько сжала её.       — Я боюсь за тебя, — выдохнула Ильиневич, серьёзно глядя на него.       — Это ни к чему, — проговорил Расторгуев, глядя, как Борисыч вальяжно направляется в их сторону. — Пойдём-ка мы отсюда.       Юлианна не успела ответить. Её бывший тренер подошёл раньше.       — Какая встреча! — наигранно удивился Александров, глядя на молодых людей.       Реакция Ильиневич на его появление была довольно неожиданной. Резко вскочив, девушка едва не опрокинула стол, после чего, испугавшись своего порыва, невольно приложила ладонь к сердцу. В сторону их столика мгновенно обратились взгляды окружающих. Расторгуев быстро посмотрел на Александрова и Юлианну. Борисыч добродушно улыбался. Глаза Юлианны горели ненавистью.       — Какая неожиданная встреча, — с сарказмом добавил Андрей. — К счастью, недолгая. Мы как раз собирались уходить.        Увидев, что больше ничего интересного не происходит, посетители кафе вернулись к своим разговорам. Раньше, чем Расторгуев успел подняться со своего места, у Юлианны зазвонил телефон. Причём от этого звука девушка вздрогнула, будто это была не учебная пожарная тревога.       — Это… по делу, я поговорю, — быстро сказала она и выскочила в гостиничный холл.       Расторгуев остался сидеть на месте.       — Следили за мной? — задал он риторический вопрос, глядя на Александрова.       — Что ты, Андрюша! Это не входит в мои обязанности, — отмахнулся Александр Борисович. — Случайно, понимаешь, в кафе зашёл, а тут ты. Да ещё и с Анечкой. Неожиданно, учитывая, что вы пытались убедить меня, что просто друзья. Обманули доброго папочку. Как не стыдно!       — Совершенно не стыдно, — подтвердил Расторгуев, всё-таки поднимаясь из-за стола. Самодовольная физиономия Александрова не вызывала у него желания с ним любезничать. — Счастливо оставаться.       — Постой, Андрюша, — Александров поднялся следом за ним. Андрей посмотрел на него взглядом, ничего не выражавшим. С лёгкой обаятельной полуулыбкой Борисыч негромко заметил: — Знаешь, помимо варианта с допингом есть масса других, чтобы сломать человеку карьеру.       — Неужели?       — Запрещённые препараты — слишком топорная мера, поэтому с тобой я буду действовать по-другому. У меня есть много других методов.       — Угрожаете?       — Предупреждаю. Секретов раскрывать не буду. Сам понимаешь. Тонкая психологическая работа, — улыбнулся Борисыч и похлопал Андрея по плечу. — Но небольшие перемены в отношениях с командой я тебе гарантирую уже в ближайшую неделю. И перемены эти будут не к лучшему.       — Собираетесь проработать у нас до конца недели? — удивился Расторгуев. — Да вы оптимист, Александр Борисович.       — Реалист, Андрюшенька, реалист, — ухмыльнулся Александров. — И я тебе не завидую.       Александр Борисович, всё ещё улыбаясь, направился к выходу, насвистывая музыку из фильма «Убить Билла».       Юлианна ответила на звонок Светы Слепцовой уже в холле. Ильиневич слушала её вполуха, но суть уловила. Светлана собиралась провести ночь с молодым человеком и просила Аньку в номере не появляться. Меньше всего Юлианне хотелось сейчас спорить со Слепцовой, поэтому пришлось согласиться, бросив в трубку короткое «да», чтобы Светка не просекла, что у неё дрожит голос. О том, где она сама будет ночевать, Ильиневич даже не думала.       Быстро завершив разговор, Юлианна попыталась по привычке сунуть телефон в карман куртки, но поскольку девушка была без неё, мобильник чудом избежал падения в сугроб. Только сейчас Ильиневич осознала, что вышла на улицу. Мороз прошёлся по коже, вызывая дрожь по телу. Юлианна стояла на крыльце, обхватив пальцами плечи, но обратно в гостиницу не спешила. Прежде, чем вернуться, нужно успокоиться. Ильиневич и сама не думала, что одно только появление Александрова в границах личного пространства вызовет такую реакцию. Она физически не могла его выносить. В голове больше не возникало картинок из их благополучного прошлого, когда Юлианна доверяла ему как себе. Перед глазами сразу вставала картина недавнего случая в Токсово, когда он привязал её к стулу и бил. Юлианне было физически больно об этом вспоминать. То, что не вызывало особых эмоций в больнице, то, о чём Ильиневич почти не думала в гостях у Михаэля Рёша, сейчас будто разом рухнуло на её плечи. Хотелось рыдать и выть в голос. Руки дрожали совсем не от холода, а в горле встал предательский ком, отчего стало трудно дышать.       Александров ненормальный. Псих. И теперь он будет тренером в сборной Латвии. Тренером Андрея. Это абсурд. Этого не могло быть. Но это факт. И кто его знает, к чему это всё может привести.       — Простудишься, — прозвучал за спиной насмешливый голос, который Ильиневич предпочла бы никогда больше не слышать. Александров. Опять он. Юлианна до боли вцепилась пальцами в плечи, лишь бы не оборачиваться. Она не могла его видеть. Не желала, чтобы он видел, как покраснели от напряжения её глаза. — Или думаешь, что от холода синяки быстрее пройдут?       Какая же он всё-таки мразь. Даже после того, как Ильиневич ушла от него, он продолжает бить в болевые точки с завидным хладнокровием. К счастью для девушки, Александр Борисович не стал задерживаться на крыльце и, быстро спустившись, направился куда-то по улице. Юлианне до жути захотелось курить. Она никогда не курила, но именно сейчас вдруг захотелось. Нервы сдают. А впереди чемпионат мира…       Юлианна почувствовала, что на её плечи опустилась тёплая куртка, после чего Андрей молча обнял девушку со спины, целуя в макушку. Ильиневич вдруг почувствовала, что эти романтические недели счастья долго не продлятся. Теперь, когда Александров устроился в сборную Латвии, она не могла рассказать Андрею об интервью Григорьева. Теперь, когда Расторгуев и Александров оказались в одной команде, это чревато большими неприятностями. Разборки во время соревнований никому на пользу не пойдут. Но не сегодня-завтра Андрей сам узнает об этом интервью. Что будет тогда, Юлианна думать не хотела. Хотелось хотя бы на день забыть об Александрове, Григорьеве и прочей нечисти. Задвинуть проблемы в сторону не получится, но в данную минуту Ильиневич больше всего на свете хотелось забыться. Как тогда в Антхольце. Чтобы в омут с головой — и гори оно всё огнём.       Юлианна аккуратно высвободилась из объятий Расторгуева и, надев куртку, застегнула её подрагивающими пальцами.       — Поехали к тебе, — сказала она, не глядя Андрею в глаза. Пришло в голову, что Расторгуев тоже живёт не один, и Ильиневич добавила: — Куда-нибудь. Поехали.       — Идём, — негромко сказал Андрей, спускаясь с лестницы. — У меня машина на стоянке.       Знакомый минивэн действительно был припаркован неподалёку. Юлианна забралась на переднее сидение и прикрыла глаза. Хлопнула дверь. Расторгуев стал заводить машину. Никакого Александрова и монологов про спортивный режим. Гори оно всё огнём.