В самое сердце

      До бронзовой медали Юлианне Ильиневич не хватило двух секунд. Долгое время спортсменка даже лидировала, но потом её опередили Габриэла Коукалова и чисто отстрелявшая итальянка Алексия Рунггальдье. Лаура Дальмайер выиграла гонку, стартовав в последней группе. Ильиневич до медали не дотянула совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы расстроиться. Стоило промахнуться на один раз меньше, и у неё была бы бронза. Три промаха для индивидуальной гонки — перебор, но только не для Юлианны. Хованцев сказал, что это большой успех. Она стреляла очень медленно, зато для себя довольно точно.       В целом, результаты гонки для российских спортсменок были совсем невысокими. Лучше всех отстреляла Ольга Подчуфарова — с двумя промахами она заняла лишь двадцать шестое место. Татьяна Акимова бежала неплохо, но промахнулась пять раз. Итог — пятьдесят первая строчка. Светлана Слепцова тоже допустила пять промахов, показав лишь шестидесятый ход и семьдесят первое итоговое место. Это была катастрофа. Касперович ругал её в чём свет стоит.       — Ильиневич у нас теперь в числе лучших стрелков. Дожили, — безжалостно припечатал Александр Владимирович Таню и Свету, давая понять, что они не имеют права быть хуже Юлианны по этому показателю.       Одна гонка ситуацию с Юлианниной стрелковой статистикой не исправила, зато подняла девушке настроение. Она даже с улыбкой отвечала на дурацкие вопросы Занина после гонки и сдуру согласилась принять участие в биатлонной программе Губерниева.       Касперович был сегодня к Юлианне как никогда добр, но зато отыгрался на Слепцовой. Ей досталось и за «черепаший» ход, и за стрельбу в молоко, и даже за любовь-морковь во время чемпионата мира. Откуда тренер узнал о её проживании с Трифановым, Ильиневич не понимала. Может, Малышко не так уж и врал, и Касперович действительно за всеми следит?       — Пиздец, — мрачно изрекла Слепцова, когда закончилось собрание с Касперовичем.       Юлианна хмыкнула. Этим же словом можно было озаглавить совместное проживание в одном номере с голосом всея биатлона. Даже сегодня утром ей не довелось проснуться под звуки родного будильника.       — Чуваки попадают на Дольчи Габбана, Дольчи Габбана, на Дольчи Габбана. Поиграл — отпустил, а «капусты» не стало, «капусты» не стало, «капусты» не стало! — то ли читал рэп, то ли напевал Губерниев, отчаянно протягивая «у» в слове «капусты».        Когда Дмитрий Викторович повторил эти строки пять раз кряду, Ильиневич поняла, что пора валить. Если в песне о шарманке Дмитрий даже мог местами попадать в ноты, то в этом «шедевре» нот как таковых не было в принципе. Но Губерниева это не спасло, он даже здесь умудрялся фальшивить. Пришлось Юлианне коротать гоночный день в холле.       — Я уже хуже тебя стрелять начала, — продолжала хмурая Светлана, отвлекая Ильиневич от утренних воспоминаний. — Что дальше? Снова ссылка на Кубок IBU?       Ильиневич промолчала. Её саму туда сослали после медали на Кубке мира. Что уж говорить про Свету. Правда, Юлианна вместо этого самовольно свинтила на лыжные старты, но об этом вспоминать не хотелось. Ведь именно с того момента начался их конфликт с Александровым.       — Откуда он только узнал, — процедила Светка. Понятно, что она говорила о Касперовиче и его осведомлённости о характере её отношений с Ильёй. Ильиневич пожала плечами, но подумала, что сегодняшний результат Слепцовой вполне может быть связан с Трифановым. Светка сама с утра сказала, что не выспалась, при этом томно потягиваясь. — Стоп! — резко затормозила Слепцова и схватила Юлианну за локоть. — Ты ведь знала!       — Что? — вздохнула девушка, устало глядя на Свету. У неё не было ни малейшего желания с ней пререкаться.       — Что мы с Илюхой вместе живём. Может, это ты рассказала? То-то Каспер сегодня к тебе такой добренький!       — Свет… — начала было Юлианна, но Слепцова, решив, что напала на след, продолжила гнуть свою линию.       — Спасибо, подруга, — холодно отчеканила Светлана, сверля бывшую соседку по номеру взглядом. — Заложила при первой возможности. Ну, класс. Молодец! Так держать! Сама с Расторгуевым развлекаешься, а мне нельзя?       — Светочка, — елейно улыбаясь, протянула Ильиневич, скрестив руки на груди. — Когда ты сваливала на свидания со своим Илюшей во время чемпионата, я ни разу не сказала об этом Касперовичу. Когда ты, не предупредив, сплавила мне в соседи Губерниева, я снова ни слова не сказала Касперовичу. Когда Губерниев в край меня достал, я продолжала молчать как рыба, хотя уже давно могла бы избавиться от круглосуточного шума, рассказав всё тренеру сборной. Я молчу и сейчас, хотя твоё совместное проживание с Ильёй, очевидно, плохо влияет на результаты, что ставит под угрозу нашу послезавтрашнюю эстафету.       — Думаешь, тебя туда поставят? — фыркнула Слепцова. — Эстафету под угрозу ставит, в первую очередь, твоё в ней участие.       — Думаю, поставят, — ещё более мило улыбнулась Юлианна, хотя совсем не была в этом уверена. Но уж очень ей сейчас хотелось позлить Светку. Можно было бы добавить, что даже со штрафными кругами Ильиневич бежит этап быстрее, но это был бы уже перебор. — Тебя не должны волновать мои развлечения с Расторгуевым, поскольку бегать они мне не мешают.       — А мне, по-твоему, мешают, да?       Ильиневич пожала плечами. Света бежала сегодня плохо — это факт. А уж Трифанов ли тому виной, сказать невозможно. Но то, что роман отвлекает Слепцову от биатлона, было очевидно.       — Если ты ничего не говорила, тогда откуда Каспер узнал? — хмыкнула Светка, не желая признавать свою неправоту.       — Иди и спроси. Как думаешь, насколько далеко он тебя пошлёт?       — Анька, ну прости, — вздохнула Светлана, принимая несчастный вид. Юлианна всё ещё хмурилась, скрестив руки на груди. — Прости-прости. Не знаю, что на меня нашло. Гонку паршиво пробежала, сама виновата. Но это не из-за Илюхи! Мы сегодня спали ночью.       Сегодня возможно, а до этого вряд ли. Но Юлианне было как-то всё равно. Если бы Светка до неё не докопалась, у неё и мысли бы не возникло предъявлять ей претензии.       — Кстати, — хитро улыбнулась Слепцова. — Я правильно поняла, ты всё-таки встречаешься с Андрюхой?       Ильиневич вздохнула, но отпираться не стала. Спалилась, так чего уж теперь.       — Никому ни слова, ладно? — попросила Юлианна, без особой надежды взглянув на развеселившуюся Светку.       — Конспираторы, — хихикнула девушка. — Всё равно ведь все узнают.       — Не узнают, если кое-кто будет молчать, — заметила Ильиневич.       — Всё. Я — рыба! — провозгласила Слепцова, делая жест, изображающий зашивание рта. Лишь бы нитки прочные оказались.       — С тобой скучно играть в карты, — заметил Михаэль Рёш. — Ты поддаёшься.       Андрей Расторгуев промолчал. Если он не будет поддаваться, Рёш не будет с ним играть.       — Давай лучше в правду или действие сыграем.       — Нет, ни за что, — отозвался Расторгуев. Он же себе не враг в такое с Рёшем играть. — В карты на желание можно.       — Ни за что! — отрезал Рёш. Воспоминание о том, как Иван Ильиневич в качестве желание попросил сбрить бороду, холодили кровь до сих пор. Расторгуев пожал плечами.       Стук в дверь застал спортсменов врасплох.       — Ты ждёшь кого-то?       — Это к тебе. Никто не знает, что я здесь, — заметил Андрей.       Михаэль нехотя поднялся с кровати и угрожающим голосом спросил, кто там, ухом прислонившись к двери. Ответ поверг его в шок. Рёш округлил в ужасе глаза, после чего принялся оперативно прибирать свою половину комнаты, пытаясь разом собрать раскиданные носки. На половине Расторгуева порядок был идеальный, что впервые в жизни вызвало у Михаэля зависть.       — Кто там?       — Скардино! — шёпотом ответил Рёш, кое-как сплавив вещички под кровать. — Надя, я бегу к тебе!       Расторгуев даже представить не мог, что Михаэль способен говорить таким мягким и тонким голоском. Рёш придирчиво оглядел комнату в поисках компрометирующих его в глазах Надежды вещей и зацепился взглядом за Андрея. Латвиец выжидательно поднял бровь, не понимая, чем привлекла Михаэля его скромная персона. Рёш молчал, словно надеясь, что Расторгуев сам допрёт, о чём он думает.       — Миш, если ты так медленно будешь бежать в завтрашней гонке, то дела плохи, — с этими словами и очаровательной улыбкой появилась в дверях Надежда. — Ой, Андрей! А что ты здесь делаешь?       — Андрей зашёл в гости, — быстро сказал Рёш. — Но он уже уходит, правда ведь?       Намёк был прозрачнее, чем вода в стакане. Михаэль умел преподносить сюрпризы вовремя. «Пойдём, поговорим», — одними губами произнёс Рёш. Или что-то вроде этих слов. Сквозь бороду трудно разобрать.       — Надя, привет, — из соображений вежливости поздоровался Расторгуев, прежде чем Рёш выпихнул его за дверь.       — Андрей, я тебя прошу, свали сегодня на ночь, а? — тихо, но твёрдо попросил Михаэль. — Я деньги тебе верну, только переночуй в другом месте!       — А ты ещё позже не мог об этом сказать? — осведомился Андрей. — Вечер уже.       — Я не знал! — воскликнул Рёш. — Андрей, как мужик мужика прошу! Я уже устал гулять под луной и улыбаться как смазливый голливудский актёришка! Сегодня Надя сама ко мне пришла, понимаешь?       — Понимаю. Наверное, хочет поговорить о садоводстве.       — Ты ничего не понимаешь в женской психологии! — рявкнул Рёш, но быстро смягчил тон, подумав, что Андрей из вредности может передумать уходить. — Оставь нас, и сегодня ночью в мире станет на два счастливых человека больше!       Возможно, как и то, что этой ночью может появиться и на два трупа больше. Есть вероятность, что оказавшись в одном помещении Расторгуев и Александров всё-таки друг друга придушат. Но Михаэль уже воодушевился, хотя Андрею его перспективы на эту ночь не казались столь радужными, какими он себе их рисовал.       — У тебя гонка завтра, — напомнил Расторгуев ради галочки.       — Похер, — безапелляционно обрубил Рёш. Он не возлагал на себя никаких надежд.       Уже когда Андрей ушёл, попрощавшись с Надей и Михаэлем, девушка спросила:       — Так всё-таки что Андрей здесь делал? Ты же говорил, что один живёшь.       — Он зашёл в гости, — ответил Рёш, усадив Скардино за стол у стенки. — Он даже не в этом отеле живёт.       — А тапки ты специально для него здесь держишь? — подняла бровь Надя. Михаэль нахмурился. Ах, да. Расторгуев был в тапках. А Надя — Шерлок Холмс. — Зря ты его выгнал. Посидели бы, втроём в картишки поиграли…       — Нет, не надо втроём! — поспешно проговорил Рёш. — Давай я лучше тебе чаю налью. У меня есть прекрасный чай.       У Михаэля был не только чай, но и план. Надя точно не устоит.       После санкций со стороны Касперовича Слепцовой пришлось вернуться в родные пенаты. Для Юлианны это означало счастливое избавление от Губерниева. Тот даже уйти тихо не мог. Запел «Не уходи, побудь со мною» своему отражению в зеркале и только после этого соизволил покинуть помещение, прихватив чемодан.       Именно по этой причине ночь прошла спокойно. Слепцова окончательно вернула себе хорошее расположение духа. После тренировки с утра она снова куда-то умчалась и предупредила Юлианну, что будет поздно. Они с Трифановым собирались снимать какой-то репортаж, но не факт, что это правда. Но возможно это репортаж восемнадцать плюс, кто знает. Ильиневич хотела посмотреть мужскую гонку, но как назло у неё разрядился телефон, а в холле индивидуалку смотрел Малышко, с которым видеться не хотелось от слова совсем. Но скучать Юлианне не пришлось. К ней явился Ванька, жаждущий поговорить и поздравить её с неслыханным успехом.       — Три промаха в индивидуалке! — восклицал он, тряся руками. — Три, Карл! Ты бомба, Илька! Снайпер! Долой биатлон! Олимпиада по стрельбе ждёт тебя!       — Если только олимпиада по стрельбе в молоко, — фыркнула Ильиневич. — Ты чего пришёл-то, Ванечка? Работать лень?       — Я пашу как конина! — возмутился Ильиневич. — Кстати, Катя Аввакумова у нас пятой стала. Мы в шоке все. Не верим до сих пор. Она всю вашу хвалёную сборную опередила, кроме тебя! Кто бы мог подумать о таком?       — Здорово, — откликнулась Юлианна. Похоже, Екатерине уход из российской команды пошёл на пользу. В России она и на Кубок мира не пробивалась никогда. А тут — пятое место на чемпионате мира в первой же гонке! Правда, это больше случайность. С ходом у Кати большие проблемы, да и точностью стрельбы она не отличалась. Но сегодня смогла, молодец.       — Меня все достали, систер! — вздохнул Ванька, сев на Светкину кровать. — Кореец Сашка, который шарахается от меня. Начальство, которое заставляет делать кучу бесполезной работы. Бывшее начальство, так и не осознавшее, что я на них больше не работаю. Я уста-а-ал…       — Бывшее начальство? — уточнила Юлианна, прекрасно помнившая, на какую сборную раньше работал братец.       — Интарс, — фыркнул Иван. — Втирает мне какую-то дичь, что Расторгуев, этот монах алуксненский, нарушает спортивный режим и прочее. Представляешь?!       — Нарушает режим?       — Ага. Вот бред! И вообще, почему он сам поговорить с ним не может? Они ведь в одном отеле живут…       — Погоди, но ведь Интарс в Латвии сейчас, — нахмурилась Ильиневич.       — Как это в Латвии? — опешил Ванька, вдруг сообразивший, что давно уже не видел Беркулиса в гостинице. — А кто тогда Андрюшаса тренирует? Брицис?       — Брицис, — кивнула девушка и скрепя сердце добавила: — И Александров.       Иван заржал аки лошадь Пржевальского, хотя Ильиневич ничего смешного в этом факте не находила.       — Хорошая шутка, — рыжий поднял вверх большой палец. — Ещё скажи, что Касперович устроился помощником Интарса на полставки.       — Я серьёзно, Вань. Борисыч устроился в сборную Латвии и теперь тренирует Андрея.       Смех Ильиневича застыл в горле. Он удивлённо поморгал глазами, улыбаясь на автопилоте, после чего вдруг вскочил, хватая ртом воздух, пытаясь подобрать цензурные выражения.       — Охренеть, — ошарашенно выдохнул Ванька, опустившись обратно на кровать. Оказывается, Борисыч примкнул к латышам. Вот его-то в отеле он видел постоянно! Улыбки на лице Ивана уже не было, он пребывал в ужасе.       — Сама в шоке, — буркнула Юлианна.       — Ты хоть понимаешь, что это значит?! Это треш! Капец! Жопа тотальная! — схватился за голову Ваня. — А ещё Интарс уехал… Интарс уехал! Это… это просто… ты понимаешь, что Александров его угробит?!       — Я сама переживаю, — сказала Ильиневич, которой от слов брата было ещё больше не по себе. — Андрей говорит, что всё нормально, но…       — Он всегда так говорит, — отмахнулся Иван, шаря по карманам в поисках телефона. — Что, я эту льдину не знаю? Назначение Александрова — худшее, что могло случиться с Расторгуевым.       — Я понимаю, — поёжилась Юлианна. Ванька принялся судроржно набирать Расторгуеву, чтобы узнать все подробности.       — Блин! Он не отвечает!       — У Андрея гонка сегодня, он, наверное, на стадионе уже, — заметила Ильиневич. Ваня сбросил вызов.       — И, конечно же, с Александровым, — констатировал Иван. — Блеск! Интарс жопой думал, когда уезжал? Он что, не понимает, с кем имеет дело? Теперь я начинаю понимать, почему он мне названивает. Это всё интриги Александрова, чтоб его! Ну, этого следовало ожидать, шантажа Борисыч Андрею не простит…       — Шантажа? — переспросила Ильиневич. Её взгляд был настолько красноречив, что Ванька понял: отделаться общими фразами и свалить ему не удастся.       — А ты думала, зачем он Борисыча в Нове-Место на диктофон записал? — буркнул Иван. — Ты же слышала наш разговор с Александровым.       Юлианна промолчала. Да, в Антхольце она подслушала разговор Ваньки и Борисыча, из которого и узнала о записи. Она догадалась, что Андрей втайне пытался как-то повлиять на Александрова, но отчего-то слово шантаж Ильиневич с этим не ассоциировала. Она смутно припомнила, что потом Александров что-то говорил об этом, когда заявился в раздевалку, но девушка едва ли была в состоянии адекватно воспринимать его слова.       — Да, но…       — Это сначала Расторгуев говорил, что покажет запись вашей федерации. Потом он пугал твоего Борисыча международным скандалом, грозя через свою федерацию добраться с этой записью до IBU. Понимаешь, какой хаос он мог бы устроить? И понимаешь, как Александров теперь его «любит»?       Юлианна понимала это слишком хорошо. В самом разгаре были допинговые расследования из-за скандального доклада Макларена. А тут Александров угрожает подсыпать спортсменке допинг. Попади подобная запись к европейскому биатлонному руководству, федерация сделала бы из подставившегося Борисыча котлету.       — И… зачем? Зачем Андрей всё это делал? — пробормотала заметно побледневшая Ильиневич, понимая, что такого Александров ему точно не простит.       — Пытался спасти твою бедовую голову, жертва Стокгольмского синдрома, — проворчал Ванька. — Надо было сразу валить от Борисыча, а не ждать у моря погоды. А то «добрый папочка Борисыч», «добрый папочка Борисыч»…       — А когда это было? — проговорила Юлианна, вновь вспомнив разговор Вани и бывшего тренера. Тогда о международных скандалах речи не шло.       — В Антхольце. После твоей провальной индивидуалки Борисыч зачем-то к Андрею заявился. Я не всё подслушал, так что не знаю. Но теперь всё это уже не важно, ведь Александров работает на Латвию. А если так, то федерации вообще пофиг, кому он там до этого угрожал. Они уверены, что Борисыч научит летать рождённых ползать, и поэтому будут его защищать, даже если что-то всплывёт. Но проблема в том, что Андрея Александров не простит никогда, и я готов поставить, что Борисыч ему жизни не даст. Принципиально.       Юлианна промолчала, понимая теперь всю серьёзность ситуации.       — Я боюсь, — призналась девушка. За Андрея. Она не произнесла вслух то, что и так было понятно. Ванька присел рядом и приобнял её за плечо.       — Я буду защищать Расторгуева до последней капли крови! — торжественно заявил он.       — Нужно сделать так, чтобы Александрова уволили, — отчеканила Ильиневич. — Он не должен тренировать Андрея.       С этим Ванька Ильиневич был полностью согласен.       — Плохо всё, — кисло заметил Михаэль Рёш, когда после окончания гонки брёл к выходу со стадиона. Андрей Расторгуев, который шёл с ним, лишь кивнул в знак согласия. Михаэль, промахнувшись четыре раза, занял пятьдесят пятое место в индивидуальной гонке. Андрей проиграл ему секунду и стал пятьдесят шестым с шестью промахами. — А у тебя ещё хуже, раз ты мне проиграл.       — С чего ты взял? У меня всё прекрасно, — возразил Расторгуев, всем своим видом изобразив радость.       — Угу. Шесть раз промазал, занял пятьдесят шестое место, и всё прекрасно.       — Ну да. Промазал бы раз пятнадцать — вылетел бы за сотню. Видишь, как мне повезло?       — Пятнадцать? Не факт, — фыркнул Рёш. — Вот если бы семнадцать, как твоя муза в Антхольце, тогда точно вылетел бы. Кстати, вчера Юлианна отстреляла лучше тебя.       Андрей кивнул и слегка нахмурился, вспоминая ту гонку, где Юлианна настреляла на семнадцать штрафных минут. Рёш с подозрением уставился на него.       — Ты что-то мутный какой-то, — проворчал он. — Поссорились, что ли?       — Нет.       — Какие мы разговорчивые, — буркнул Михаэль, решив, наконец, перейти ближе к делу. — Ты мог бы сегодня снова переночевать у себя? В общем-то, это даже не просьба…       — Да я понял, — усмехнулся Андрей.       — Я бы не стал тебя гнать, мы ведь договаривались, и всё такое… — почесал макушку Михаэль. — Просто Надя… вчера мы просто поговорили, но сегодня всё точно пойдёт по плану!       — Ну-ну.       — Ты можешь не ехидничать? — прошипел Рёш, глядя на Расторгуева, слишком уж бодрого для человека, завалившего гонку в хлам. — Мне и так паршиво! Надя вчера реально приходила поговорить о садоводстве!       — Сочувствую.       — Это заметно, — вздохнул бельгийский биатлонист. — Ты в отель или как?       — Да. Но нам всё равно не по пути, — заметил Расторгуев. — К тому же, мои скоро придут.       — Ну, бывай.       Рёш похлопал его по плечу, после чего направился к своему минивэну. Андрей отыскал свой, сложил инвентарь в багажник и залез внутрь на самое дальнее сиденье. Больше всего на свете ему хотелось сесть за руль и уехать. Гнать по шоссе, чтобы выветрить из головы все мысли. Напряжение последних дней давало о себе знать в самый неподходящий момент. Провал в индивидуальной гонке ставил крест на шансах отобраться в масс-старт. Осталась лишь эстафета, в которой латвийскую команду, с высокой долей вероятности, снова ждёт отставание на круг. Но главное — это то, что остаток сезона придётся бегать под руководством Александрова.       Вчерашняя ночь прошла относительно спокойно. По крайней мере, Александр Борисович не предпринимал попыток придушить его подушкой. Правда, от этого было не легче, поскольку спалось Расторгуеву плохо. Он смог уснуть лишь под утро, что совершенно не вписывалось в чётко отлаженный спортивный режим.       С утра, когда Андрей совершенно разбитый поднялся на пробежку, позвонил Интарс и вновь отчитал его за все несуществующие прегрешения, приказал слушать каждое слово Александрова и беспрекословно исполнять все его указания.       — Или ты выполняешь, что тебя просят, или последуют штрафные санкции, — заявил Беркулис.       Всё это было бы смешно, если бы не было так бредово. Спорить было бесполезно. Интарс со своим бизнесом настолько оторвался от биатлонной реальности, что Андрей перестал удивляться чему-либо. Даже тем фактом, что ему, главному режимщику сборной, грозят штрафными санкциями за неисполнение тренерских указаний.       Расторгуев устал. Устал бороться с ветряными мельницами. Устал от того, что тренер, который знал его с детства, совершенно не желает его слышать. Подспудно Андрей понимал, что не следует на всё это так эмоционально реагировать, что нужно просто стиснуть зубы и работать дальше, но что толку от этого понимания? Да, Андрей, стиснув зубы, работал. Да, внешнее спокойствие всё ещё было при нём, но внутри-то спокойствия не было. В этом корень проблем. Всё, чего Расторгуев сейчас хотел, это уехать подальше, чтобы побыть в одиночестве. Хотя бы день. Одиночество всегда помогало ему восстанавливать внутренние ресурсы. Сейчас они были очень нужны. Но времени на передышку никто не предоставит. Нужно работать. Пахать. Молча делать своё дело.       Но отчего-то от этой мантры легче не становилось. Более того, Андрей устал делать вид, что всё в порядке, и это его беспокоило. Изображать воплощение спокойствия и невозмутимости приходилось перед всеми. Перед соотечественниками, перед неожиданно приехавшей сестрой, перед Юлианной. Последнее ему давалось особенно трудно, учитывая, что девушка определённо что-то от него скрывает, и это что-то точно связано с Александровым.       Света Слепцова выглядела взволнованной. Она то и дело расхаживала из угла в угол по комнате, отвлекая Юлианну от холостого тренажа, которым ей поручил заняться Хованцев. Ильиневич старательно выцеливала нарисованные на тетрадном листе мишеньки под топот и невнятное бормотание Слепцовой. Кроме того, Юлианну отвлекали и мысли об Андрее, который не позвонил ей сегодня. Даже сообщение не написал. Девушка написала ему в вотсаппе, но сообщение осталось непрочитанным, а в сети Расторгуев был только с утра. Гонка для него не задалась, и Ильиневич беспокоилась, но звонить не решилась. Вдруг он спит?       Поняв, что тренироваться дальше бессмысленно, Юлианна убрала винтовку в чехол и пристально уставилась на Светку.       — Свет, ты чего? — проговорила она, посмотрев на часы. Скоро отбой.       — А? Да так, ничего, — быстро сказала Слепцова, продолжая нарезать круги. — Эстафета завтра.       — Эм… ну, да, — пожала плечами Ильиневич. Светлану поставили на второй этап, а Юлианну на третий. — Ты поэтому нервничаешь?       — Да нет, — отмахнулась Света. — Меня Тарьей на свидание позвал!       — У-у, — протянула Ильиневич.       — Вот тебе и «у». Блин, что делать? — вновь заметалась биатлонистка.       — Прям на свидание? — уточнила Юлианна.       — Представь себе! — всплеснула руками Слепцова. — Решил вспомнить бурную юность и снова надо мной поприкалываться. Я-то конечно не пойду, у меня есть Илюха, но… блин, зачем он вообще меня на свидание позвал?! Ещё и сформулировал как-то по-дурацки. Говорит, давай в снежки поиграем! Два на два.       — С чего ты взяла, что это свидание? Может, он реально хочет в снежки поиграть? — улыбнулась Ильиневич. — Ты Трифанова с собой захвати. А Тарьей с Эмилькой против вас будут.       — Ну, нет, я не хочу проигрывать! — взвилась Светлана. Очевидно, она не была в восторге от метательных способностей своего молодого человека. — Да и ну нафиг их всех. Ты лучше расскажи, как у тебя там с Расторгуевым.       — Счастье любит тишину, — загадочно улыбнулась Юлианна.       Вопреки ожиданиям Расторгуева, Александров не стал устраивать ему разнос за сегодняшнюю гонку. Борисыч пребывал в странно-приподнятом настроении. Всю дорогу до отеля он травил анекдоты, а в номере быстро переоделся в костюм и пальто, после чего куда-то ушёл, загадочно улыбаясь. Андрею досуг Александра Борисовича был абсолютно до лампочки, и он даже не стал об этом думать, порадовавшись, что сможет провести время в одиночестве.       — Андрей, ты как? — в дверном проёме показалась блондинистая голова Жанны. — К тебе можно?       Вопрос ответа не требовал, поскольку Юшкане уже прошла в комнату.       — Не знаешь, когда Интарс вернётся?       — Хорошо бы к эстафете, — проговорил Расторгуев. Впрочем, даже возвращение тренера его особо не радовало. Александров неплохо промыл Беркулису мозги.       — Алёна что-то сегодня радостная, — заметила Жанна, вспоминая сияющее выражение лица сестры Андрея. — Убежала куда-то, сказала, что придёт к вечеру. Может, у неё роман с каким-нибудь австрийцем?       Расторгуев пожал плечами. Он никогда не выпытывал у сестры подробности её личной жизни и никогда на неё не давил, хотя Алёна ему многое доверяла. И если сейчас она не сочла нужным что-то сообщать, то возможно два варианта: либо Алёна решила сохранить свои планы в секрете, либо сообщать пока нечего.       — Тебе неинтересно, что ли? — подняла брови Жанна.       — Алёна уже взрослая и, думаю, может обойтись без моих советов, — заметил Расторгуев. Конечно, он беспокоился за сестру, но надеялся, что ей хватит благоразумия не ввязаться в какую-нибудь неприятную историю.       Почему-то вдруг вспомнилось, как у Алёны украли в Санкт-Петербурге сумку, и она поехала ночевать с каким-то незнакомым человеком. Здесь благоразумие явно дало сбой.       — Ты идеальный брат, — усмехнулась Юшкане. — Ну да ладно. А где Алекс?       — Алекс? — переспросил Расторгуев, почему-то подумав на Патрюкса. Но он живёт с Даумантсом, а значит, Жанна имеет в виду Александрова. — Ты его так называешь?       — Мы все его так называем, — закатила глаза блондинка. — Он обещал сегодня со мной стрельбой позаниматься после вашей гонки.       — Он ушёл. Забыл, наверное.       — Ушёл? Потрясающе. Я из-за него отменила салон красоты вчера. И сегодня, — прошипела Юшкане. — Вчера он попросил меня сгонять с ним в магазин, прикинь? Костюмчики выбирал. Я таскалась с ним как дурочка, он пообещал поучить меня стрельбе лишний час. А что в итоге? Свалил. Готова поспорить, что на свидание. Попадись он только мне на глаза! Андрей, а ты не знаешь, когда он придёт?       — Без понятия.       Жанна повозмущалась ещё немного и ушла, и Расторгуев остался один. Он обнаружил сообщение от Юлианны в вотсаппе, ответил ей и пожелал удачи в завтрашней гонке. Лучше было бы позвонить, но сил на разговоры сейчас не было. Завтра они обязательно увидятся.       Странное дело, перед эстафетой Юлианна не ощущала ни малейшего волнения. Стрелковая тренировка с утра прошла не лучшим образом, но даже это девушку не взволновало. Отсутствие мандража было необъяснимым, как и приподнятое настроение, для которого не было никаких предпосылок. Особенно если учесть, что погода совершенно не располагала к эстафете. В Хохфильцене с самого утра было пасмурно, дул сильный ветер и шёл мокрый снег.       Анатолий Николаевич пребывал в хорошем расположении духа, подробно разобрал каждый её косяк, сказал, что на идеальную стрельбу в её случае в ближайший год можно даже не рассчитывать. Но при этом приободрил девушку, заметив, что ей вполне по силам сократить постоянное число промахов в гонке хотя бы до двух.       — Сегодня можешь не переживать, — заметил Хованцев. — Побежишь в рабочем темпе, отстреляешь, как сможешь. У тебя третий этап. Скорее всего, мы уже до этого откатимся вниз, и ты никого формально не подведёшь.       Юлианна промолчала, но думать подобным образом ей не хотелось. Получится, что она невольно будет желать спортсменкам, которые побегут перед ней, пробежать этапы неважно — тогда она на их фоне будет смотреться не так уж плохо. Но это совсем уж бред.       До стадиона сегодняшние эстафетчицы добирались все вместе. Оля Подчуфарова была явно не в настроении и молчала почти всю дорогу. Она была абсолютно не в форме, и ставить её на первый этап было рискованным решением. С другой стороны, именно Ольгу из всей команды можно было назвать надёжной эстафетчицей. Таня Акимова была в хорошей форме, но сегодня она тоже не выглядела уверенной. Ветер, снег и туман были не лучшими спутниками на трассе, но что поделаешь? Все в равных условиях. Пристрелка на стадионе не задалась, и девушка то и дело хмурилась, лишь изредка улыбаясь на шутки неумолкающей Слепцовой. Кто был полон оптимизма, так это Светка. Она прямо-таки сияла, радуясь возможности вновь бежать за команду. Что касается Ильиневич, то её странное спокойствие никуда не ушло. Она не нервничала. Вообще.       Ольга Подчуфарова сделала на первом этапе всё, что смогла. Ход у неё был не самый лучший, зато на стрельбе она использовала всего два доппатрона. После второго рубежа Оля уходила четвёртой после фавориток: француженки Шевалье, итальянки Виттоцци и немки Хинц. Ильиневич видела, как тяжело Ольге, и понимала, что четвёртое место она не удержит. Так и вышло. К моменту передачи этапа Подчуфарова пришла шестой с отставанием в тридцать секунд, тринадцать из которых она проиграла на последнем круге. Её опередили Магдалена Гвиздонь из Польши, которая дебютировала на Кубке Мира, когда Юлианне исполнился годик, и Надя Скардино, которая была не в лучшей форме. На финише к Ольге вплотную приблизилась и не самая быстрая украинка Ирина Варвинец, отыграв у неё восемь секунд из десяти.       Второй этап бежала Света Слепцова. Она решительно отправилась в гонку, словно была намерена всех победить. Ольга еле отдышалась. Занин хотел было подойти к ней с микрофоном, но Юлианна, заметив это, схватила его за рукав куртки и отрицательно покачала головой. Удивительно, но корреспондент проявил понимание.       После лёжки Света, отстреляв чисто, вернула российской команде четвёртое место. Франция, Италия и Германия по-прежнему лидировали, а Польша, Украина и Беларусь наступали на пятки. К отсечке после рубежа белоруска Ирина Кривко чуть подотстала, а Света вполне уверенно держалась в компании украинки Юлии Джимы и польки Моники Хойниш.       На стойке Светлане пришлось взять два дополнительных патрона. Отработав из семи, она ушла с рубежа лишь одиннадцатой, отставая на сорок пять секунд от лидера, коим стала итальянка Санфилиппо. Селия Аймонье из Франции уступила место в тройке, взяв три доппатрона. Третьей теперь шла Юлия Джима. Удивительно, что при такой плохой погоде ещё никто не зашёл на штрафные круги.       Юлианна уже застёгивала лыжи, чтобы идти на старт к своему этапу, как заметила, что Занин всё-таки притащил Подчуфарову на интервью. Ладно хоть отдышаться дал, на том спасибо.       Мимо пробегали лидеры гонки, передавая эстафету соотечественницам. Пятой передала эстафету чешка Пускарчикова, шестой — Хойниш. Дальше были американка Сьюзан Данкли, Ирина Кривко, молоденькая шведка Ханна Эберг, Анастасия Кузьмина, бежавшая за Словакию…       Слепцова не появлялась, хотя Ильиневич точно помнила, что Данкли после рубежа была сразу за ней. Страшно было представить, сколько Света проиграла ходом на последнем круге. Наконец, Света показалась из-за поворота, и отталкивания давались ей тяжело. Казалось, она из последних сил добежала до Юлианны и легонько хлопнула её по руке, передавая эстафету. Отставание было больше минуты.       Одиннадцатое место. Ильиневич понимала, что при таких раскладах терять ей уже нечего. Нужно гнать на все деньги. Хованцев советовал ей не нестись вперёд сломя голову, но если она не побежит в своём темпе, команда окажется ещё дальше. До ближайшей соперницы было двадцать секунд, и до рубежа нужно было это отставание нивелировать.       Догнать Ивону Фиалкову у Юлианны получилось. Обходить словачку девушка не стала, решив всё-таки сбавить темп перед лёжкой. Подъезжая к установке, девушка заметила, что со второго и третьего коврика биатлонистки ещё не ушли. Значит, успела отстрелять только немка Хильдебранд. Это был реальный шанс подобраться к лидирующей группе. Вот только для этого самой Ильиневич нужно было стрелять чисто, а не как обычно.       Получилось как обычно. Промазав первым и вторым выстрелом, Юлианна долго выцеливала оставшиеся мишени. Их удалось закрыть, после чего пришлось использовать доппатроны. Первая мишень закрылась сразу. На второй не прошёл габарит. Последним оставшимся патроном Ильиневич всё-таки закрыла мишень и, избежав штрафного круга, отправилась в гонку. Отставание было составляло минуту и четыре десятых. Всё, что удалось отыграть ходом, было слито подчистую на огневом рубеже. Единственное, что место теперь было не одиннадцатое, а восьмое.       Юлианна быстро догнала американку, которая шла перед ней, и вышла на седьмую позицию. До шестого места было более десяти секунд, а там и пятое близко. Ильиневич безумно хотела рвануть вперёд, чтобы отыграться, но слова Хованцева, звучавшие в её голове, удерживали спортсменку. Перед стойкой идти на максимуме было нельзя.       На стойку Ильиневич пришла на седьмом месте, всё-таки обогнав американскую биатлонистку. Очевидно, с лыжным ходом у неё были проблемы, и Юлианна готова была поставить, что до следующего этапа эту незнакомую американскую девушку перегонит кто-нибудь ещё. Шедшую шестой шведку Ильиневич перегонять не пыталась, поскольку нужно было доехать до стойки в спокойном темпе, как и говорил ей Хованцев.       Ветер дул жуткий. При одном только взгляде на флажок Юлианне становилось не по себе. Стараясь делать всё так, как говорил ей Хованцев, девушка прицелилась и спустила курок. Попала! Первым же выстрелом. Вторым. Прицелилась третьим — попала! Четвёртым. Пятым… промах! Не прошёл габарит. Мысленно выругавшись, Ильиневич полезла за доппатроном. На перезарядку и прицеливание у неё уходило слишком много времени. Думать о соперницах, уже убегающих в гонку, было нельзя. Нужно стрелять. Промах первым патроном. Юлианна полезла за вторым, понимая, что пора уже бежать, но она всё ещё стоит здесь. Вторым выстрелом промах. «Круг», — обречённо подумала Ильиневич. Да, у неё есть третий дополнительный патрон, но это пустая трата времени. Она бездарна в стрельбе. Девушка прицелилась, подумав, что надо было сразу гнать быстро. Может, сейчас она бы уже пробежала свои круги и неслась бы вперёд, а так — стоит на стрельбище, пытаясь попасть в одну мишень уже третьим дополнительным патроном.       Юлианна спустила курок. Звук габарита она не спутала бы ни с чем. Мишень закрылась. Она попала! Ни секунды не раздумывая, как ей это удалось, Ильиневич помчалась вперёд.       Минута двадцать и шесть десятых секунд. Одиннадцатое место. Теперь только вперёд. Да, это много, но теперь Юлианна была уверена в себе. Она снова на лыжне, в своей стихии. Она видит спину соперниц. Она их опередит. На третьем этапе из быстрых биатлонисток бежали разве что Тириль Экхофф и Жюстин Бреза. Но для норвежек гонка не задалась ещё с первого этапа, и Тириль сейчас борется за топ-15. Француженка сейчас была на пятом месте, и наверняка потом доберётся до тройки. Её Юлианна не догонит точно. Остальных биатлонисток в зоне досягаемости Ильиневич обязана была нагнать и перегнать. «Первая цель — шестое место», — сказала самой себе Юлианна. И стала догонять.       Ольгу Полторанину, биатлонистку из Казахстана, Юлианна обошла за пару отталкиваний. Разрыв в две десятых секунды ей это позволил. Надя Писарева из Беларуси была совсем не в форме, и десяти секунд как ни бывало. Полька Кинга Миторай, только в этом сезоне переставшая бегать по юниорам, тоже была обыграна довольно быстро, как и заметно уставшая шведка Эмма Нильссон. Шестое место было добыто. До финиша ещё оставалось время. Впереди — Италия, Чехия и уже забравшаяся в тройку Франция. Ильиневич лихо бежала вперёд, незадолго до финиша этапа оставив за спиной сначала чешку Веронику Виткову, а потом и Алексию Рунггальдье из Италии. Жюстин Бреза догнать уже было нереально. Слишком большой был отрыв, да и бежала француженка хорошо. Юлианна передала эстафету четвёртой после Германии, Украины и Франции с отставанием в двадцать семь секунд.       — Юлианна, ты только что вернула нашу команду в гонку за медали. Скажи, как ощущения? — Занин подошёл почти сразу, Ильиневич едва успела снять лыжи и убрать винтовку в чехол. Отдышаться она не успела. — Как стрельба по такой погоде? Как работали лыжи?       — Неплохо, — улыбнулась в камеру Юлианна, которой впервые удалось не зайти на штрафные круги в эстафете. Прямо-таки праздник какой-то. Даже не было желания язвить в интервью, несмотря на то, что ей даже не дали отдышаться. — Лыжи работали прекрасно.       — Ты отыграла у Хильдебранд больше пятидесяти секунд на последнем круге и переместилась с одиннадцатого места на четвёртое! — воскликнул Димон. — Это здорово, пусть немецкая спортсменка не отличалась никогда хорошим ходом, а состав на третьем этапе не самый звёздный…       — И что ты хочешь этим сказать? — всё ещё мило улыбаясь, поинтересовалась Ильиневич, но её взгляд уже давал понять корреспонденту: режим язвы вот-вот будет запущен. Занин одним предложением мог убить всё желание разговаривать с ним по-человечески. Вряд ли он это специально, но тем не менее предложение прозвучало, будто Юлианна отыграла эти пятьдесят секунд у каких-то стоящих на месте манекенов. Да, на третьем этапе реальных конкурентов именно в лыжном аспекте у Ильиневич почти не было, на другом этапе столько ходом отыграть бы не удалось. Но даже здесь ей много пришлось отыгрывать из-за стрельбы, и далось это отнюдь не так легко, как представлял это себе Занин. Возможно, реакция Юлианны была слишком эмоциональной, но когда тебе после гонки, в которой ты оставил все силы, после которой ты даже не отдышался, начинают говорить, что эти усилия тебе, в общем-то, ничего не стоили, не следует в ответ ожидать скромного кивка головой с взглядом в пол.       — Что ты молодец, что вытащила команду к четвёртому месту и отыграла у немки пятьдесят секунд. Но для тебя это не так трудно, все мы знаем…       — То есть, ты имеешь в виду, что я просто сейчас вышла на утреннюю пробежку, и отыграть пятьдесят секунд у Хильдебранд проще простого. Понятно, — изрекла Ильиневич максимально саркастичным тоном.       — Ну, в принципе, так и есть. Франциска Хильдебранд никогда не бежала быстро, поэтому, в сравнении с, например, Габриэлой Коукаловой, она как бы сказать… — замялся Дима. — Черепашка.       — Франциска Хильдебранд в прошлом году выиграла спринтерскую гонку, опередив в том числе Габриэлу Коукалову. Обе стреляли на ноль, — состроив кривую ухмылку, поведала Ильиневич. Она хорошо помнила ту гонку, потому что смотрела её в прямом эфире, находясь на Кубке IBU. В беседе с кем-нибудь другим Юлианна вряд ли стала бы акцентировать на этом внимание, ведь каждый может ошибиться. Но Занин — не каждый. Он журналист, работает на главном спортивном канале страны. Называть в прямом эфире кого бы то ни было черепашкой он не имеет права, даже если объект столь нелестного сравнения в данный момент не в лучшей форме.       — Э-э… — не нашёлся с ответом Димон и, подумав, решил перевести беседу в иное русло. — Недавно ты сменила тренера, но улучшений в стрельбе как не было, так и нет. С чем это связано?       «Ты тупой, что ли?» — на лице проходившей мимо Оли Подчуфаровой застыло именно такое выражение. Будучи отличным стрелком, она прекрасно понимала, как долго нужно учиться правильно стрелять. А переучиваться — тем более. Даже жаль, что она прошла у Занина за спиной, и он не смог оценить её красноречивый взгляд.       — Назови мне биатлониста, который за неделю научился стрелять как Волков, — попросила Юлианна, выжидающе глядя на Дмитрия.       — Херрманн, она тоже бывшая лыжница, — брякнул он, чувствуя себя героем фильма «Тупой и ещё тупее». Он прекрасно понимал, что пример не подходит, поскольку немка сейчас стреляет по воробьям где-то на Кубке IBU, но под напором Ильиневич попросту растерялся. Дмитрий решил соскочить с темы, пока Юлианна не принялась рассказывать ему про далеко не волковскую процентовку Херрманн, которая стрельбе училась куда больше недели. — Я ведь не просто так спрашиваю тебя о стрельбе. Ты сегодня не зашла на штрафные круги, но использовала все шесть дополнительных патронов. Если бы не потеря времени на перезарядку оружия, российская команда могла бы идти сейчас на первом месте…       — Я сделала всё, что могла, — отчеканила Ильиневич довольно жёстко. Анализировать ошибки она будет с тренером. Спортсменка оставила на последнем круге все силы, и отвечать на вопросы Занина, который будто вынуждал её оправдываться, не было ни малейшего желания. — Ещё вопросы будут?       — Вопросов нет, — быстро протараторил Занин, поняв, что пора закругляться. — Спасибо за интервью, удачи в масс-старте, ну, а мы ждём медали от Татьяны Акимовой. Дмитрий, вам слово.       Последнее предназначалось уже Губерниеву, и после этого оператор, снимавший интервью, отключил камеру.       — Ань, — задержал девушку Занин, когда та развернулась, чтобы уйти в раздевалку. — Ты чего так из-за Хильдебранд взъелась? Ну, реально же она небыстро бежит.       — В сегодняшней гонке — возможно, но ты сказал, что она никогда быстро не бегала. Это разные вещи, — ответила Юлианна. — Зачем называть в эфире кого-то черепашкой? Ты же не у себя на кухне её обсуждаешь, а транслируешь своё мнение на всю страну.       — Ну, один раз кто угодно выиграть может, вспомни победителя индивидуальной гонки!       — А ты посмотри статистику, узнай, что Хильдебранд выиграла спринт не один, а два раза, плюс у неё несколько подиумов, — вздохнула девушка, чувствуя невыносимую усталость, разлившуюся по телу. — Всем бы так «черепашить». Спринт — не индивидуальная гонка. Не бегущий спортсмен никогда его не выиграет, даже выбив десять из десяти.       — Блин, ладно, я переборщил, — сдался Занин. — Но ты тоже как-то… жестишь.       — Даже не начинала, — усмехнулась Юлианна и побрела к раздевалке. По пути ей попался Касперович и, вместо того, чтобы как обычно отругать её за что-нибудь, радостно сжал её в объятиях и похлопал по плечу, говоря, какая она молодец, что столько отыграла, не зашла на круги, что он всегда в неё верил и тому подобное. Подобная радость, будто они выиграли медаль, настораживала, поскольку Касперович никогда к ней подобных эмоций не проявлял.       — Это тебя Занин так долго пытал? — спросила Оля Подчуфарова, устало прислонившаяся к шкафчику в раздевалке. Они сейчас претендовали на медаль, но у неё не было сил даже смотреть на стадионе за гонкой. — Таня зашла на круг на лёжке.       — Хреново, — вздохнула Ильиневич. — Страшно представить, как её Занин пытать будет.       — Ты не сердишься? — осторожно уточнила Ольга. — Ты ведь сегодня нас почти на медали вывела.       — Мне ли с моими вечными кругами из-за чужих сердиться, — иронично улыбнулась Юлианна. — Всякое бывает. Да и потом, у меня не было каких-то завышенных ожиданий от сегодняшней гонки. Я после своего этапа о медали не задумалась даже.       — Так-то да. До медалей мы бы в любом случае не дошли, — протянула Оля. — Тройка была далеко впереди, там и Дальмайер, и Пидгрушная, и Коукалова. Шанс был бы только в случае их ошибок. Но Лаура обошлась без кругов, а Лена с Габриэлой так и вообще десять из десяти выбили. Что тут сделаешь?       Юлианна промолчала. Занину бы ещё это объяснить. Включив телефон, она обнаружила сообщение от Андрея и невольно улыбнулась.       — А где Света? — спросила Ильиневич, чтобы её вдруг ставшее прекрасным настроение так явно не бросалась в глаза. Юлианна попыталась состроить серьёзное выражение лица, будто читала новости из мира политики, а не сообщение, в котором интересовались, когда она будет свободна.       — Не знаю. Убежала куда-то бодрячком, да так и не вернулась.       — Странно, — хмыкнула Юлианна. Наверное, Светка с Трифановым.       Приняв душ и переодевшись, Ильиневич обнаружила, что Таня Акимова уже вернулась в раздевалку. На лице девушки застыло виноватое выражение «Я всех подвела». Утешать в такой ситуации бесполезно в принципе, но Юлианна всё-таки приобняла её и кое-как подбодрила на пару с Олей.       — Тебя Касперович с послегоночного собрания отпустил, — сказала Таня, немного успокоившись. — Просил тебе передать. Сказал, чтобы ты отдыхала и готовилась к масс-старту.       Юлианна поблагодарила её, про себя гадая, какая муха укусила главного тренера сборной. Казалось, что за такой добротой кроется какой-то подвох, но возможно у неё просто паранойя?       Написав Андрею, что свободна, Ильиневич собиралась положить мобильник в сумку, но ей почти сразу пришёл ответ: «Я у стадиона. Могу подвезти ;)».       Попрощавшись с девушками, Ильиневич поспешила к выходу, чтобы наконец-то увидеться с Андреем. За то время, что они не виделись, она уже успела соскучиться.       — Привет, — выдохнула Юлианна, издали завидев его на автостоянке.       — Умница, — сходу похвалил её Расторгуев, помогая уложить сумку и винтовку в багажник. Это был обычный легковой автомобиль, видимо, арендованный. Андрей раскрыл перед Юлианной дверцу на пассажирское сидение, а сам сел за руль. — Как ты?       — Я устала как собака, — Юлианна вздохнула, откинув чуть в бок голову на кресле, глядя на профиль Расторгуева. В интервью Занину она этого сказать не могла, хотя и очень хотелось. — По тебе соскучилась. На круги не зашла. Опять повздорила с Заниным в эфире. Потом меня похвалил Касперович, и теперь я жду апокалипсиса. А ещё я вчера узнала, что ты живёшь в одном номере с Александровым, и теперь мне страшно за тебя, потому что он мстительный и злопамятный.       — Александрову, похоже, сейчас не до меня, поэтому можешь не переживать, — усмехнулся Андрей. — Что касается усталости, то тут ничего удивительного. Ты последний круг пробежала на максималках. Да ещё и стресс со сменой тренера, плюс ты перед чемпионатом из-за ДТП в больницу попала. Конечно, тебе сейчас трудно.       «Из-за какого ДТП?» — чуть было не ляпнула Ильиневич, но вовремя прикусила язык. Легенду нужно соблюдать. От собственных недомолвок девушка тоже устала, но рассказать всю правду Андрею сейчас было невозможно. Юлианна устало прислонилась головой к плечу Расторгуева и проговорила:       — Куда поедем?       — Могу тебя до отеля подвезти, можем по городу проехаться.       — А давай за город, — предложила Ильиневич. — Побудем одни. Похоже, это единственная возможность.       — Пожалуй.       Юлианна отстранилась от Андрея, чтобы тот мог завести машину, и пристегнула ремень безопасности.       — Ты сказал, что Александрову сейчас не до тебя, — вспомнила Ильиневич, когда Расторгуев принялся выезжать со стоянки. — По-моему, чем бы он ни занимался, время напакостить у него найдётся.       Андрей считал также, но со вчерашнего дня Александров не делал попыток как-то ему навредить. Всё это напоминало затишье перед бурей, но к чему беспокоить этим Юлианну? У неё хватает своих проблем, к чему добавлять ещё? Им давно пора было поговорить откровенно, но подобные беседы лучше отложить хотя бы до конца чемпионата мира.       — Мне кажется, он сейчас временно подобрел, — заметил Расторгуев, прекрасно отдавая себе отчёт, что миролюбивое настроение Борисыча долго не продлится.       — С чего бы вдруг?       — Я могу ошибаться, — проговорил он. — Но мне кажется, он кем-то увлёкся.       Юлианна удивлённо подняла брови. Прожив с Александровым довольно долго, она не была в курсе его личной жизни. То есть, она была знакома с его женой, но женщина потом умерла. Александр Борисович никогда не приводил в дом женщин, по крайней мере, при Юлианне.       — Почему ты так думаешь?       — Он обновил гардероб. Ходил с Жанной по магазинам. Вчера ушёл куда-то в костюме и пальто. Вернулся поздно вечером. Пел даже что-то на радостях.       Юлианна удивлённо хмыкнула. Так странно. Неужели Александров и правда влюбился? Теперь, после всего, через что он заставил её пройти, девушке казалось, что на светлые чувства он банально не способен.       — Да, думаю, ты прав. Но всё равно я за тебя волнуюсь, — проговорила Ильиневич.       — Давай лучше не будем о нём, — заметил Расторгуев, который тоже устал как собака, и не столько физически, сколько морально. — Как тебе с Хованцевым работается? Я заметил, что ты чуть медленнее сегодня подходила к рубежу. Это он тебе посоветовал?       — Да. Зато на последнем круге сил было хоть отбавляй.       — Последний круг у тебя сегодня вообще огненный, — улыбнулся Андрей. — С одиннадцатого места на четвёртое.       — Угу. Занин сказал, что отыграть пятьдесят секунд у Хильдебранд мне было нетрудно. Говорил, что она черепашка по сравнению с Коукаловой. Болван, — прошипела Юлианна, дав волю раздражению на корреспондента «МатчТВ». — Посмотрела бы я на него, как он бы у неё хоть секунду отыграл. И знаешь, что он сказал про мою стрельбу? Что если бы не мои доппатроны, то Россия шла бы на первом месте! Я вообще не эстафетный боец, сегодня я впервые в жизни реально не запорола гонку и пришла четвёртой к концу этапа, а ко мне снова претензии. Я очень хочу стрелять на ноль, но я не умею! Я каждый день занимаюсь, но у меня пока не получается переучиться! Блин, да куча талантливых биатлонистов, сколько бы ни работали, так и не научились стрелять!       — Ты сегодня не зашла на круг, это главное, — заметил Андрей. — Для тебя это прогресс. А претензии всегда будут, от этого не уйти.       — Такое ощущение, что если бы я передала этап первой, мне пеняли бы на слишком маленькое преимущество, — проворчала Ильиневич.       — Разумеется, — весело сказал Расторгуев. — Мне Роберт пару лет назад заявил, что я выиграл первый этап эстафеты со слишком маленьким отрывом. Мы тогда на круг отстали в итоге.       — Бобби вообще берегов не видит, — Юлианну передёрнуло, едва она вспомнила тренировочную гонку в Рупольдинге, где Интарс поставил её в пару со Слотиньшем. — Он меня на тренировке в Рупольдинге попросил минуту отрыва привезти. Я ему привезла больше двух минут, а в итоге четвёртое место из четырёх. Отрыва ему мало, понимаешь ли.       — Фраза «если бы» в моей голове часто возникает после гонок, — заметил Андрей. Ильиневич слушала его внимательно, поскольку о себе Расторгуев вообще говорил не особо много. — Но я стараюсь задвинуть её куда подальше. Сослагательное наклонение в спорте мешает прогрессу. Возьмём, к примеру, мою индивидуальную гонку вчерашнюю. Можно сколько угодно думать про себя, что «вот если бы не те шесть промахов, то победа была бы в кармане». Но это так не работает. Допущенные шесть промахов не превратятся в ноль, а пятьдесят шестое место в первое. Нужно анализировать ошибки и устранять их, а не думать, что было бы если бы. Жаль только, что эти мысли время от времени всё равно мелькают в голове. Делу это совершенно не помогает. К сожалению, контролировать собственные мысли можно только отчасти.       — А ты бы хотел, — утвердительно проговорила Юлианна, поймав себя на мысли, что ей нравится слушать, как Андрей размышляет вслух. Жаль, он редко это делает.       — Я отдаю себе отчёт в том, что это невозможно. Но я стараюсь.       — А я бы не хотела, — заметила девушка, лукаво взглянув на молодого человека. — Хватит того, что тебя в глаза и за глаза айсбергом называют. Мало тебе внешнего самоконтроля?       — Мало. Я недостаточно хорошо контролирую себя.       — А ты хочешь быть как робот? Вот был бы ты не Андрей, а андроид, тогда точно не поддался бы моим женским чарам, — засмеялась Юлианна, глянув в окно. Вокруг был снег, горы и дымка тумана. Какая же красота! — И был бы воплощением Спортивного Режима из плоти и крови. «Я не Андрей, я — андроид. Меня вообще ничего не волнует, не беспокоит…».       — Опять эта песня, — проворчал Расторгуев, как бы прося Ильиневич не продолжать. Он затормозил на небольшой площадке недалеко от какой-то одинокой кафешки. — Меня твой брат ею пытал.       — Я знаю, — мило улыбнулась Юлианна, отстёгивая ремень безопасности. — Но Ванька уволился, а музыка вечна.       Расторгуев мрачно взглянул на девушку, но вышло у него неубедительно. Уголки губ дрогнули от сдерживаемой улыбки. Юлианна засмеялась первая, а Андрей вслед за ней. Было как-то легко на душе, словно не было этих трудных недель. Словно все проблемы сняло как рукой. Скоро придётся вернуться в суровую реальность, но сейчас они могли хоть немного побыть вдвоём, не думая каждую секунду о недомолвках, кознях Александрова и трудностях со стрельбой. Сегодня они будут счастливы, а завтра…        Завтра будет завтра.