Deathbeds

Now I Can Be The Real Me

Сидим в нашей комнате на полу и играем в монополию, наверное, уже пятый час. Мы начали в два, сразу, после того, как мы с Реем пришли с невъебической отработки, где Корнер заставил нас наматывать круги вокруг главного поля, завалились в комнату, чуть ли не подыхая и подумали, кхм, а чем еще заняться днем воскресенья? Давайте-ка вытащим всех друзей в нашу комнату, чтобы посидеть на холодном полу и поиграть в магическую монополию, в которую играл, наверное, еще Мерлин. На том и порешили. Магическая версия игры не сильно отличается от маггловской, просто перед тобой наглядно строится город. Разных цветов, в зависимости от игрока, в данном случае — команды. Если честно, это уже заебало всех, потому что было начала восьмого, а в игре было одинаковое количество упертых баранов. Я был в одной команде с Аланом (Рей шутил, что променял друга на член), Роберт приволок Вегу, которую я пару раз видел в Хогвартсе (и мы охуенно шутили на всю гостиную), вписавшуюся в нашу отбитую компанию так, будто она в ней родилась, а Рей оказался с Леей, которую привел развеяться Алан. Ладно, на самом деле мы вытащили их из Портового Городка, отвлекая от очень важной покупки тетрадок, были они вместе, а одного Алана вытаскивать не красиво, так что мы загребли еще и даму, обычно Лея с нами почти не тусит. К нам заглянула переведенная Дебора, но, увидев расстановку сил, очень громко фыркнула, закатила глаза и сказала, что в этом месяце ей хватит мяса на ориентировании. Почему она так сказала я понял только через несколько часов. Соль была в том, что команда ебланов номер один, Синие (Роберт и Вега), были слишком уверены в себе для того, чтобы сказать, что играть они не умеют, так что их романтический вечер накрылся медным тазом, когда они поняли, но невъебически проебывают и у Веги включилась в голове та самая херня, которая, как я заметил, включается у всех слизеринцев, когда дело доходит до «чести», на самом деле «оказывается я не самый крутой на этом районе» и началось мясо. Потому что команда ебланов номер два (читать: Зеленые), то есть мы с Аланом тоже немного отвлеклись от процесса, но не по причине того, что мы не знали правил. Но все это нельзя было провернуть без Красных, команды ебланов номер три, потому что мясо началось как раз из-за того, что Рей и Лея таки нашли общий язык. Я вам сразу в лицо скажу, ладно. То, что Рей и Дени расстались меня не касается вообще никак. Даже учитывая то, что Виндзор мой лучший друг. Вы можете мне сколько угодно доказывать с пеной у рта, что я должен его поддержать, потому что он так сделал, а я такое хуйло, но в ответ получите только средний палец. Потому что уясните себе на носу, я знаю Рея лучше, чем себя. И если ему правда понадобиться поддержка, то первым его большую зеленую соплю подберете не вы, а я. И мы, вроде как, поговорили на эту тему. Но я все равно не сую свой нос в это слишком далеко. Как и он не сует в мою. И вам мы советуем поступать также. Так вот, о чем я рассказывал? А. Красные. Соль была в том, что если команда Синих и Зеленых строилась ясно на чем, то Рей и Лея были друг другу практически чужими людьми. Окей, не практически. Так что для них «давайте сыграем в монополию» было не предлогом под «давайте просто будем сидеть по кругу по парочкам, обниматься и курить», а «давайте сыграем в монополию и устроим турнир». И так как Рей был безбашенным байкером, а Лея учительницей младших классов, ненадолго Синие и Зеленые смогли заняться тем, за чем пришли. Ровно до того момента, когда байкер не понял, зачем нужна таблица умножения, а учительница не осознала все прелести косухи. Рей не слишком любил байки, а Лея, насколько я знаю, не особенно любила детей, но вы поняли мою аналогию. И когда Рей научился вкладываться в риск, а Лея останавливать его, когда знала, что они проебутся, они начали нехило тянуть, а мы с Синими поняли, что пиздец. Надо вытаскивать их, иначе еще посчитают себя всемогущими. И тогда пошла жара. Мы с Аланом оказались королями элитной части Лондона, Роберт с Вегой тянули все достопримечательности и места для среднячков, а у Лея и Роберт свою лапу запихнули везде. И, суки, именно на тех местах, куда постоянно попадала ебучая фишка. Когда состояние Роберта и Веги пошло под откос на очередной позиции Красных, и мы решили перекурить (все эти пидоры запустили руку именно в мою пачку с сижками), и прилетел он. — Слышьте, мужики, к вам почта, — Вега затягивается, кидая взгляд на окно, а я, увидев его, замираю. Сова, что нетипично для местных, чаще используют ворон, постучалась своим клювом в наше окно. Черная как ночь, только на лбу пятно в виде сердца из шерсти. Рей матерится и встает, чтобы открыть окно, но, как только он хочет взять письмо, сова начинает махать крыльями и даже цапает Виндзора за палец. Тот матерится, на этот раз громче, засовывая пострадавший палец в рот. — Что за хуйня? — переводит взгляд на охуевшего и стоявшему столбом меня, — это к тебе? После последнего предложения срываюсь с места и, снеся половину «города», добираюсь до комода, чтобы трясущимися руками открыть нижний ящик, где хранится всякая хуйня типа слизеринского галстука и еще двух гриффиндорских, мелкой лабуды, которая никогда не приходится, но валяется «на всякий случай». Там же валяется блок, который берег на день Х. Не распакованный. По-моему, даже покупал его с закрытыми глазами, лишь бы не видеть этикетки. Ну да похеру сейчас. Быстро снимаю упаковку, достаю одну пачку и, открыв ее с десятой попытки, достаю сигарету. Рей смотрит на меня широко открытыми глазами. Кажется, до него только сейчас дошло. — Только не говори, что… Свищу двумя пальцами, привлекая внимание совы и верчу сигаретой. — Иди сюда, мой хороший. — Он будет приходить только к людям, у которых будет только хороший табак! — Ты же не сможешь его приучить. — Эй, ты не веришь в меня? Хочешь поспорить? Сова, взмахнув крыльями, подлетает ко мне и усаживается на предплечье. И, только получив желанную никотиновую палочку, к которой приучил ебнутый хозяин, дает снять письмо. Глажу птицу по голове. — Знаешь на кого он похож? — На кого? — На тебя, такой же маленький и неоперившийся. — Мне пятнадцать, а этому грязному совенку от силы недели две. Отнеси его в совятню и хватит нести белеберду. Довольно скалится и вообще не слушает, только держит свое чудо в двух руках, лишь бы не уронить. — Я назову его в честь тебя. — Хороший Пьер. Рей смотрит на птицу так, словно ему сказали, что у него автомат по Рунам, а Роберт хмурится и сжимает плечо Веги сильнее. Остальные не особо понимают, что происходит. Чешу птицу под клювом и, отвязяв от него веревочку, на которой крепилось послание, он вылетает в открытое окно, будто его и не было. Понять только по вязкой атмосфере, которая поселилась в комнате. Закусываю губу и открываю письмо, быстро пробегаясь по строчкам. Все, что угодно, лишь бы быстрее с этим расправится. Алан не выдерживает первый. — От кого это письмо? Рей кидает на меня выразительный взгляд, я же делаю вид, что усиленно пытаюсь вникнуть в текст. Взмахивает руками, принимая для себя какое-то решение. — От… — Это письмо от Нильсонов, — перебиваю его. Виндзор вскидывает бровь, но молчит, — приглашают на ужин. Что-то вроде… пямятного. Кэри оживает. — Так Нильсоны — это… — Да. Тут же сдувается и пытается занять как можно меньше места, обнимает свои коленки. — Когда? — В третью годовщину. — Ты пойдешь? На этот раз Рей. Поднимаю на него взгляд. Смотрит очень долго, будто пытается понять собираюсь ли прямо сейчас сорваться и повесится на колготках Каллисто. Но я переступил через это. Вроде как. Пожимаю плечами и откидываю письмо на кровать, поднимаю с пола свои сигареты и закуриваю. — Ты же не собираешься идти туда один? — А что, взять с собой твою маму? — фыркаю, выпуская дым в потолок, — этот ужин не только для меня. Для кучи людей. Даже если сорвусь, вряд ли мне дадут что-то сделать. Все еще буравит меня взглядом. Закатываю глаза. — Брось, Рей. Пойду пройдусь, подумаю, — беру с кровати пальто и киваю на игру, — сойдемся на ничьей? Не отвечают. Будто я и правда сейчас прямо начну истерить. Нет. Я все же переступил через это. В каюте Рей травил какие-то очередные "смешные" шутки, а Каллисто рычала на него, как дворовая собака. Такая атмосфера была уже несколько часов, я был бы и рад сыграть в шашки с Вульфом, но у того завязался летний роман, так что вытащить его задницу из телефона было просто нереально. И если сначала я думал, что вытерплю (все лучше, чем терпеть Кристоффа все лето), то через два часа от их препираний начала болеть голова, а руки сами тянулись к тяжелому предмету, чтобы погрузиться в блаженную тишину. Убийство грозило вылетом из школы, так что пришлось выбираться из насиженного место и идти гулять по кораблю. Взлохмачиваю голову и думаю, как бы закурить, чтобы не спалили. Слишком отвлекаюсь на свои мысли, что не сразу замечаю, как по рубашке начинает расползаться огромное кофейное пятно. Обжигающее кофейное пятно. Тут же с шипением одергиваю рубашку и смотрю на неуклюжего студента. Снизу вверх. Выше, наверное, на голову. Вытянутое лицо, слишком вьющиеся волосы, если выпрямить, наверное, достанут до лопаток, но из-за шухера на голове болтаются чуть выше плеч, и карие глаза. Не слишком темные. Как расплавленный шоколад. В данной ситуации широко распахнутые. — Ох, блять, прости, я не думал, что кто-то спускается, засмотрелся на мачту, — он виновато улыбнулся, а я на грани сознания подметил идеальный британский английский и совершенное неумение плавать на кораблях. — Ты переведенный, да? — фыркаю. Точно не наш, иначе бы заметил. Таких людей вообще сложно не замечать. Он очень виновато жует свою губу. — Слушай, может, дать тебе какую-то футболку или... — У меня вещи в каюте... — машу рукой в обратную сторону, но потом вспоминаю, — в той, которую закрыли. Блять. А твои разве не там? Отрицательно мотает головой и улыбается: — Я же тупой переведенный парень, забыл? Пошли. Спускаюсь обратно, пропуская его вперед, после чего бодрым (в его случае - немного пьяным) шагом добираемся до нужного места, где он дает мне одну из своих толстовок. Которая мне, конечно же, велика, потому что слишком щуплый. Класс. — А ты здесь с первого курса? — Да. Как и большинство. Переведенных тут не особо чтут, так что будь на чеку. Улыбается абсолютно милой улыбкой, показывая ряд идеальных белых зубов. — Хорошо, спасибо за совет, а меня поперли из Хогвартса, — поднимаю бровь и уже хочу сказать, что вообще-то меня это как-то не особо ебет, но, кажется, его не ебет, что меня не ебет, а его фонтан уже было не заткнуть, — короче, как-то раз мы с моим другом Грегом с Хаффа решили пранкануть на Пивзом, это наш местный полтергейст... В курилке пусто и темно, самое то, чтобы сесть прямо на грязный оплеванный асфальт и забить на все. Только успеваю щелкнуть зажилагкой, спертой у Алана, как на горизонте появляется еще одна тень. Подходя ближе, я вижу, как она зябко ежится в не по размеру большое пальто и ведет плечами, пытаясь отогнать апрельский мороз. Точно также, как и я, обводит место на наличие жизни и, заметив меня, щурится. — Есть закурить? Прощупывает, но с каким-то похуистичным настроем, как всегда. Киваю и тянусь в карман, чтобы достать пачку. Странная традиция. Вроде как, если даешь кому-то свои сигареты, значит, что вы не находитесь в каких-то пиздетских отношениях и можно спокойно хотя бы передохнуть между парами пару минут. А так как глава студсовета классный парень, который не слишком любит конфликты, сижки разлетаются слишком быстро. Приходится стрелять. Последнее время, как ни странно, у Кеннета. В душе не ебу, как так получилось, просто постоянно оказываемся в курилке в одно и то же время. И тест на сижки мы совершенно точно не проходим. Форелл наклоняется, всовывая сигарету в зубы, и я щелкаю кремнем перед самым ее носом. Еще миллиметр и опалил бы. Кивает своим мыслям и выдыхает дым вверх, подозрительно щурясь, глядя на меня. — Линдберг, ты сегодня даже не трещишь без умолку. Не слишком резкие перемены для твоего эго? — Сука ты, Алиса, — цокаю, смотря на нее снизу вверх. Не обижается, просто фыркает и, кажется, забивает и, сделав пару затяжек, выкинула бы окурок и свалила в пустоту, да останавливаю её, — эй. Вскидывает бровь, будто она какая-то дива, а я, бомж, мешаю ей жизнь и, вообще, через минуту улетает ее самолет, а она тратит на меня свое драгоценное время. Ее историю знают все в этой гребанной школе. Как и мою. В этом мы с ней похожи. — Если бы… — сглатываю. Сам не верю, что прошу совета у почти незнакомого человека, но что-то подсказывает, что поймет меня только человек с таким же дерьмом в жизни, — у тебя был шанс вернуться в родной дом и провести там сутки. Без родителей, но в той же атмосфере, зная, что там произошло и что вы там жили… Ты бы им воспользовалась? — Я не вижу в этом смысла, — стряхивает пепел, смотрит на меня. Внимательно, но не так ебнуто, как Рей, — это все в прошлом, нахера ворошить воспоминания? Еще грузить себя лишний раз? — закатывает глаза, да делает это с таким видом, будто говорим о погоде. Наверное, ее уже заебали этой темой вот уже как несколько лет, и она просто отмахивается от меня, как от назойливой мухи. Киваю. Все также смотрит на меня. Кажется, до нее доходит, что я спрашиваю это не из-за того, чтобы задеть, а потому что мне нужен совет. Смотрит на меня долго, тяжело, что хочется стряхнуть с себя этот взгляд. Выкидывает окурок. — Это мазохизм, Линдберг. Киваю, чтобы показать ей, что, мол, понял, спасибо. Она отпустила эту тему раз и навсегда. Или защитилась какой-то непробиваемой броней, не знаю. Может об этом говорить. Размышлять. Наверное, и мне надо отпустить. — Где тебя носило? — Рей, который только что засунул в рот сигарету, опять открывает пачку, чтобы протянуть мне такую же никотиновую палочку. Закатываю глаза и принимаю его великий дар. Мы уже стояли у причала, дорога отсюда до школы нам предстояла пешком, хорошо хоть, чемоданы тащить не надо, хотя, судя по настроению преподов, они бы и не против их на нас взгромоздить. — Долгая история. Если коротко — к нам перевелся парень из Хогвартса, МагнусНильсон, и он очень сильно любит поговорить. А еще тараторить на английском с такой скоростью, что я нихера не понимаю. Рей удивленно вскидывает брови и обводит меня взглядом. — Это его кофта? — Ой, бля, только не начинай... — Ой, да у кого-то на примете парень! — Бля, я так и знал, что так будет, нахера я вообще тебе рассказал... Виндзор хохочет и обнимает меня за плечи. Дни тянутся медленно, серо, словно жвачка. Один сменяется другом, особо ничем не отличаясь. В прочем, возможно, только для меня. Рей еще пару раз пытался узнать, что как, поеду ли я, но лишь отмахиваюсь. «Скорее всего, нет.» И он и я знаем, что я безбожно вру. И что мне нужно туда поехать. — JÄVLA SKIT!* — Блять, блять, блять, чувак, прости, я правда сожалею, просто эти готические фрески у вас на окнах — это что-то! Поднимаю глаза и понимаю, что это все тот же Магнус я-пролью-на-тебя-горячий-напиток Нильсон. Прожигаю его взглядом, а он тут же передает свой термос чуваку, который стоит рядом. — А, это ты! Прости, что мы опять так сталкиваемся. Пойдем, я застираю твою рубашку? — Мозг свой застирай. — Эй, а что так грубо? На корабле ты не был так категоричен! Рей, с которым мы МИРНО шли на пару дуэльной магии, фыркает настолько звонко и саркастично, что на другом конце коридора оборачивается девушка. — На корабле у меня не было выбора. — Мм, хочешь, я искуплю свой грех? — И как же? — Как насчет… Бухалова? Сопровождающий Магнуса тыкает его в руку, но он отмахивается. — Ну так что, готов? — усмехается, засовывает руки в карманы и наклоняется. Так, чтобы между лицами было меньше десяти сантиметров, — или зассал? Сжимаю лямку сумку сильнее. — Где и когда? Не сразу замечаю, как Рей зашел в комнату. Задумчиво кручу в руках книгу, но все же оставляю ее на кровати. Вообще не понимаю, какого черта я вожусь с этим дерьмом и пытаюсь собрать с собой вещи, ведь я еду даже без ночевки. Просто на чертов ужин, но волнуюсь так, будто первый раз остаюсь у своего парня на ночь. Останавливаюсь, тяжело вздыхаю и лохмачу волосы. Может, все же ну в жопу это все дерьмо, а? — Все же решился? Оборачиваюсь слишком резко. Рей с задумчивым видом подпирает дверной косяк, залипнув на выгруженным на кровать содержанием рюкзака. — Вроде того… Я… Взмахивает рукой. Закрываю рот, не закончив фразу. Точно. Не нужно объяснять. Закидываю рюкзак на плечо, прямо так, полу-собранный и иду к выходу. Ловит меня за локоть. — Мужик, только пообещай, что вернешься. Хмыкаю и стучу ему по плечу. — Вернусь, как же. У нас в понедельник зачет по физ. подготовке, как же я пропущу такое веселье? Невесело хмыкает и отпускает. И на какую-то долю секунды я думаю, что зря. Но потом встряхиваю головой и все же выхожу. — Как это — ты учишься в Дурмстранге, но не умеешь пить? Широкоплечий восьмикурсник из компании, куда притащил меня Магнус, стремно улыбается, пока я пытаюсь всосать носом лимон, чтобы мир вокруг перестал так кружиться. — На каком ты там? Шестом? — Седьмом, — поправляю по автомату и морщусь, а второй парень закидывает мне руку на плечо и грязно улюлюкает, хочется уйти. Закрыть глаза и открыть уже в нашей с Реем комнате. Хотя тот наверняка свалил к своей новой команде по квиддичу. Черт. — Седьмом! —Грег, кажется, вскидывает палец и все смеются, Магнус стоит в стороне с шотом. Не смеется, но очень широко улыбается, — вы посмотрите, он зеленый еще. Не удивлюсь, если он еще из этих, мажоров, для которых мы как кусок говна, кто там у нас есть… — он щелкает пальцами и его долговязый друг задумывается. — Линдбергов! — Во-во-во, да, отличное сравнение. Парнишка, ты случайно в их стремную семейку не затисался? За семь лет обучение единственное, чему я научился нормально, так это закатывать глаза и унижать людей взглядом. С пьяными людьми, к сожалению, не действует. Приходится до скрежета сжимать зубы. — Так и будем тебя звать, зануда, —Грег бьет меня по щеке и складывает губы бантиком, — малыш Линдберг. Кстати, их младший мудозвон, примерно, твоего возраста, вроде, отсасываешь ему? Успокаиваю себя тем, что завтра утром им будет очень и очень плохо. Сначала от головной боли, а потом от того, что «малыш Линдберг» и оказался тем «младшим мудозвоном». Спасает от доведения до ручки, как ни странно, тот же, кто сюда и притащил. Магнус дергает за руку и загребает в пьяные обнимашки, пьяно и хрипло хохоча прямо на ухо. Мурашки по всему телу бегут. — Ну хватит с него, парни, не видите, мальчонка тут с синдомом отличницы, лишь юбки не носит. Хотя стоило бы, — он мне подмигивает и, вроде бы, такая же тупая шутка, но я не морщусь. Его свора заходится в хохоте, а Магнус пока подталкивает меня к выходу, губя говоря, что он скоро придет. Блять, что за дурдом. — Зачем ты с ними общаешься? — С кем? — щелкает маггловской зажигалкой прямо около моего носа и вскидывает бровь. Там, в душной комнате, мне казалось, что он пьян в стельку, а сейчас понимаю, что он лишь немного навеселе. Все та же вечная улыбка на губах. Интересно, она когда-нибудь исчезает? Мы оба знаем, что он понимает, о чем я, но все же услужливо поясняю: — С теми пьяными мудаками, что тусуются у тебя в комнате. — А, с ними, — хохочет и затягивается, — я думал, ты о себе, — ерошит мне волосы, а потом переводит взгляд куда-то в лес, — не знаю, так получилось. Тут у вас не детский лагерь, пришлось к кому-то прибиться, выбора особо нет, а они… — поджимает губу и выбирает слова, — милые? — смотрит на меня, видит мою рожу и начинает ржать, — ладно-ладно, я понял, зануда, они быловатые гопники, но зато с ними легко найти общий язык! А ты что, всегда такой серьезный? Тебя будто не отпускает. — Не люблю пить с левыми людьми, —Магнус поднимает бровь, а я закатываю глаза, — да-да, я знаю, я зануда, книг у меня больше, чем в библиотеке, я гик и бла-бла-бла. Знаем, проходили, я не собираюсь навязываться. Больно надо общение со всякими растяпами. Магнус улыбается и закрывает глаза, подставляя лицо ветру. — Да нет, мне нравится, между прочим, — открывает один глаз и со смешинками смотрит на меня, — только надо будет купить тебе футболку «место для вашего кофе». Смотрю на него, как на идиота, а потом оба заливаемся хохотом. Проход через курилку не оказывается простым. Фрида, заприметив мой парадно-выходной рюкзак, хватает меня за него и тянет на себя. — Эй, Линдберг, и куда это ты собрался, ты же сегодня устраиваешь вечер шахмат, разве нет? — Эээ, я переложил его на Вегу, она справится, — Фрида недоверчиво вскидывает бровь и протягивает руку. Блять, ну конечно, кто же, как не я. Чтобы добраться до пачки уходит время, потому что она лежит в кармане брюк, а пальто расстегивать лень. Лень же и заставляет положить прямо целую пачку на раскрытую ладонь. Фрида довольно улыбается и достает сигарету. Фрида клевая. Иногда бесящая до зубного скрежета и перфикционистка до мозга костей, всегда докапывающаяся до каждой мелочи, но клевая. Когда-нибудь я расскажу вам, что за чел Цветков, почему он изменил наши жизни и по какой причине наш курс проникнут стремным уважением друг к другу, но это слишком долгая история, и я расскажу ее в более подходящей и пафосной обстановке. Пока лишь расскажу, что Фрида уходящее и приходящее звено в студсовете, свежий взгляд, когда он нужен и, самое ценное, прекрасный колдомедик. Годы общения с Форелл, кажется, сказались. В общем, когда я, грубо говоря, разбиваю себе коленки, а моя нелюбовь к дежурящим в крыле, примерно, ровняется шансам сдохнуть, я иду к ней. Она стебет, включает стремный фильм для фона, просто для того, чтобы жужжал и не задает лишних вопросов. Иногда заваливается с какой-то просьбой-херней, но и та, чаще всего, касается Алисы. Раньше нашим с Реем медиком был Федя, но тот выпустился, Виндзор никому свои болячки больше не доверяет и предпочитает крыло, но мои отношения со славянами всегда хреново напоминали «дружеские». Иногда, конечно, когда он почти в отключке, я притаскиваю его к Фриде, а та, этакое солнышко, делает все, как надо, за что потом получает очень вкусный шоколад в форме хуя, но дальше их отношения не заходят. Не то, чтобы я особо парюсь по этому поводу. Все же мы с Реем разные. И вкусы на людей у нас тоже разные. — И куда ты намылился? Твоего мальчика не видно. — Мой мальчик всегда со мной. Ах, стоп, или ты про Кэри? Фыркает и закатывает глаза, бормоча себе под нос что-то типа «позер». Хмыкаю, но поясняю. — Я, вроде как, еду в гости. — Ого, и тебя выпустили из нашей сырой темницы? — Это, вроде как, не просто гости. Тянет «аа», кажется, понимает к чему я клоню, а потом обнимает меня, не особо заботясь, что может сигаретой прожечь мне пальто. И я бы мог шуткануть, что то, что она метр шестьдесят обнимать меня, меть восемьдесят пять, это достаточно смешно выглядит, но сам тот факт, что она меня обнимает удивляет меня гораздо больше. Для прояснения ситуации, публичные проявления эмоций в нашей школе добра и радуги ровны ходить по загону фестралов, не видя их, и не разу не наступить в их дерьмо. Тоже, кстати, невидимое. Так что мой ахуй вполне понятен. Когда Фрида отстраняется и улыбается, я все еще пытаюсь воткнуть. — Удачи тебе. — Аэ, да. Спасибо. Мне пора. — У тебя корабль, кажется. — Да, точно, блять, спасибо, пока! И, покрепче схватившись за лямку, все же покидаю треклятую курилку. Тру глаза и уже открываю рот, чтобы обматерить Рея, который разбудил меня в, на секундочку, три часа ночи, а у нас завтра с утра очередной долбучий срез, но, убрав руку от лица вижу знакомый блеск светло-карих глаз и белозубую улыбку, после чего со стоном роняя голову обратно на подушку. Вот же ж дерьмо. — Пойдем, соня, хочу тебе кое-что показать. — Это не терпит до утра?.. — Не все тебе быть пай-мальчиком, что еще Виндзор с тобой возится? Давай-давай, надевай свои штанишки и рубашечку, так уж и быть. Сажусь в кровати, пытаясь ногой нашарить тапочек, как Магнус кидает мне в лицо моими же штанами. — Давай, стесняшка, иначе пропустим все веселья. Глубоко засовываю руку в карманы куртки и сдавленно матерюсь, ворча себе под нос что-то про то, что завхоз выдерет нам ноги из задницы если мы будем шататься около Леса Душ настолько поздно. Магнус оборачивается и улыбается своей невероятно милой улыбкой и даже в приглушенном свете луны, я вижу ямочки на его щеках. А, может быть, просто знаю, что они есть. — Не ворчи, Лео, это же весело! — Нет ничего веселого, если кто-то найдет наш труп под вот этим кустом, — киваю головой на стремный синий куст, мимо которого мы проходили и вжимаю голову в плечи. — Жизнь не та, если в ней нет риска. И с этими словами он сворачивает прямо в Лес Душ, из-за чего мои глаза чуть ли не вылезают из орбит. Все это напоминает мне тупой маггловский сериал, где двое подростков пошли искать труп девушки в лес ночью, но я спешно отгоняю эту мысль и сжимаю палочку в кармане сильнее… Палочку, которой нет. Сердце пропускает удар. —Магнус, нам нужно вернутся. — Из-за чего ты зассал на этот раз? — встает и вскидывает бровь, смотря на меня. — Я забыл палочку на тумбочке. Закатывает глаза и разворачивается опять ко мне спиной, продолжая путь. — Тоже мне проблема. — Это палочка, Магнус! Как можно идти куда-то без нее? — Не поверишь, спокойно. Когда я иду на пары, частенько ее забываю. — Как ее можно забывать, когда идешь учиться магии?! — Очень просто. Как-нибудь покажу мастер-класс, — поворачивается и хмыкает, наблюдая за моим удивленным лицом, — это ты ходишь с палочкой каждый день. Ее тебе привили еще с подгузников, наверное. Рассказывали истории, магические битвы, говорили, что ты станешь сильным волшебником… Когда у тебя была первая стихийка? Морщусь, пытаясь вспомнить рассказы братца о моем детстве. — Не знаю, года в четыре? Кажется, я спалил шторы. — Во-о-от! — опять поворачивается корпусом, при этом еще умудряясь не уткнутся лицом в какую-нибудь ветку, — а у меня в одиннадцать. Я уж думал, что у меня не проявится магических способностей, но тут бац! И я своим ором смог разбить все лапочки в доме. — А что твои родители говорили на этот счет? — Матери было все равно, она же маггла, она была только счастлива тому, что ее сын не будет делать всякие штуки. Мы жили в маггловском районе, мой отец знал это — каково это быть единственным магом в округе, тоже не особо хотел мне такой участи. Истории о магглорожденных не такие веселые, как кажутся на самом деле. Так что, когда стихийка все же случилась, они просто пожали плечами и повели меня в Косой Переулок. — Стоп, то есть ты… — Очень слабая полукровка, да. Магглорожденных в Дурмстранг не берут, у них до сих пор политики довоенная. — Да и полукровки такого… Кхм… Уровня. Я никогда их тут не видел. Поворачивается и подмигивает мне. Словно я не сказал ничего такого, не оскорбил его. Хотя я этого и не делал. — Я просто слишком классный даже для вашей школы. В каюте кроме меня никого нет, и я задумчиво тру шрам на запястье. Тот самый, который получил, когда Магнус подсаживал меня, чтобы перелезть через ворота Дурмстранга, для того, чтобы попасть на какую-то вечеринку. Мы, разумеется, туда не попали, нас поймали и вернули обратно. Лично меня — истекающего кровью. Но чисто из принципа я тогда не дал себя залечить. Магнус сказал, что ему редко залечивали раны, на нем все зарастало, как на собаке. Я решил тоже попробовать. Та отработка была самая веселая в моей жизни. — Сэр. Поднимаю глаза на матроса и вскидываю бровь. — Мы прибудем в Стокгольм через десять минут. В этом городе я провел все свое лето, и даже несмотря на то, что оно было тяжелым, со столицей у меня остались только хорошие ассоциации. Маггловские торговцы рыбой и магические торговки сейд, готовые приворожить любого, если у тебя есть пара ситх. Какая-то девушка, украшанная бусами из рун и совершенно босая, подходит ко мне тут же, как я схожу с корабля. — Attvara med dig, Allfather, min bror. ** С улыбкой снимаю с себя ее руки, но отвечаю. —Gudvälsigne dig mamma Freja, min syster.*** —Jagsersåret... Här, — она забирается проворными пальчиками с кучей перстней и длиннющими красными ногтями прямо под мое пальтои улыбается, следующую фразу буквально урча, —rättihjärtat. Du liderav, min bror, villinteatt jag skabota din mentalaångest?**** Вытряхиваю ее руки из моего пальто. Девушки, практикующие сейд темные и достаточно коварные, так что если Швеция может показаться недружелюбной… Что ж. Просто надо знать, что после того, как сойдешь с корабля нужно вытряхнуть проворные пальчики из своих штанов прежде, чем лишишься рассудка. — Ochattbetalaprisetförstorlekenavensjäl? Jag ärledsen, syster, menjagkanhanteramigsjälv, ***** — в этот самый момент в кармане завибрировал телефон, и я поспешил переключить свое внимание, от греха подальше. Затянет меня еще в какой-нибудь транс и дело с концом. Девушка противно разохоталась, обернулась пару раз вокруг своей оси и пошла прочь по пристани, сцепив руки за спиной в замок и напевая песенку на скандинавский мотив. Смотрю ей в след и цокаю, думая о том, что именно такие девушки и создают колорит верующего в духи Стогкольма с его лавками, сушеными лапками разных животных и пахнущий свободой. С вечным шумом прибоя. Когда ты можешь вечером прийти на пристань, свесить ноги, к тебе обязательно подсядет какой-нибудь старый рыбак и за бутылку эля расскажет тебе парочку отменных скандинавских легенд. Магическое население Швеции верит, что маги появились из-за союза Одина и прекрасной Фрейи, обучающей великого воина магии. А потом их дети образовали свой союз. И так далее, и тому подобное, пока мы не дойдем до наших дней. В старой части города не встретишь машин, кучи современных стендов. Зато в любой забегаловке тебя объяснят дорогу по-простому. И ни Лондон, ни Берлин никогда не заменит мне то ощущение, что я дома, когда приезжаю в холодную столицу, где тебе постоянно может затуманить разум. Куда я приезжал, когда был совсем маленьким и наслаждался этой атмосферой. Телефон брянькает еще раз, возвещая о новом сообщении и я опять опускаю глаза. all.carey: куда ты смотался и почему я узнаю это только сейчас? all.carey: Где тебя носит? all.carey: Линдберг, это не смешно. Хмыкаю, набирая сообщение, параллельно оценив обстановку и идя в сторону портальной станции, чтобы купить билет до Лондона. leo.ninja.turtle: брось, принцесса, папочка отлучился по делам и скоро вернется домой, жди меня в кровати leo.ninja.turtle: или ты уже? 😉 all.carey: Кто вообще отпустил тебя из школы? Сам себе господин? По каким таким делам?? leo.ninja.turtle: господин я только тебе leo.ninja.turtle: а звучит неплохо leo.ninja.turtle: меня отпустила даже Фрида, только ты не в курсе all.carey: И почему это только я? leo.ninja.turtle: потому что если бы я тебе сказал, ты бы волновался больше, чем моя мамочка и отговаривал меня целую вечность all.carey: …о чем ты all.carey: Стой all.carey: Это же не то, о чем я думаю? leo.ninja.turtle: )))) all.carey: … all.carey: Давай только так, чтобы мы потом не вылавливали тебя из канавы leo.ninja.turtle: ничего обещать не могу, его мама убиться, как вкусно готовит all.carey: Будь осторожен, долбоеб all.carey: И нет, я не буду ждать тебя в твоей кровати all.carey: Я буду ждать в своей — Почему ты такой? Непонимающе поднимаю бровь, болтая ногами. Был бы еще чуть-чуть повыше, доставали бы до воды. Магнус жрет какую-то непонятного вида и цвета сладость, а до нашего корабля до школы еще пара часов так точно. — Да ладно тебе, Линдберг, ты же не такая зануда, какой кажешься, — он явно чего-то недоговаривает, но я почему-то не решаюсь спросить. — Вообще-то я именно такой. — Нет, ты просто умело пиздишь. Тебе же нравится находить на жопу приключения и таскать драные джинсы, признавайся, в чем проблема? Фыркаю, смотря на свои ноги. — Нет никакой проблемы. — Ага, ведь я ее совершенно не увидел еще тогда, на Корабле, — фыркает и, заворачивая леденец обратно в обертку, достает из кармана пачку, открывает и протягивает мне. Киваю и вытягиваю. — Ты боишься им признаться? — Кому? — закуриваю от полу-дохлой зажигалки Нильсона. — Родителям. — В чем? — В том, что ты гей. Фыркаю. — Им плевать. Кажется, на все, что касается меня, Кристофф… Ну такое себе. Не знаю, почему я держусь за них до сих пор. Понимаю, что глупо, — затягиваюсь, после сего стряхиваю пепел с сигареты, — но почему-то ничего не могу с собой поделать. — Так бывает, — садится удобнее, подминая под себя правую ногу, — никогда не хочешь разочаровываться в своей семье, но это происходит… Рано или поздно. Смотрю на его задумчивое лицо и выдыхаю. — Тебе не противно? — Что, прости? — Сидеть тут, рядом со мной, зная, что я… — По мальчикам? — в его глазах опять появляются знакомые смешинки, — Мерлин, — он возводит глаза к небу, на котором уже начали появляться первые звезды, — неужели Лео Линдберг и правда такой глупый и думает, что я настолько неуклюжий? — Ты и так неуклюжий. — У меня просто очень своеобразные подкаты. — Нет, ты растяпа. Смеется и ерошит свои волосы. — Ладно-ладно, я растяпа. Доволен? — улыбается настолько тепло и по-домашнему, что мое сердце начинает отбивать чечетку, а рука трястись вместе с сигаретой. Он наклоняется ко мне. Так, что между нашими лицами остается от силы пара сантиметров, и я чувствую пульс, наверное, уже всем телом. — Д-да… — Ты когда-нибудь целовался? Не в силах больше сказать ни фразы, отрицательно мотаю голову. Его улыбка становится еще шире. — Мне это нравится, — смотри на мои губы, — это возбуждает. И, сократив это ничтожное расстояние, все же дарит мне мой первый поцелуй. Дом Нильсонов окружен каким-то странным на вид садом, больше похожим на запущенные джунгли, но когда я был тут первый раз, Магнус говорил, что его отец очень тщательно следит за этим «садом» и по травологии он учился на гордого тролля, так что его надо за это обязательно похвалить. Думаю, заострять внимание на том факте, что первое, что сказал Магнус своим родителям — это то, как подрос сад, а отец рассмеялся в голос, не стоит. Его родители были милы и кормили меня печеньем, называя «другом Магнуса», но насколько именно мы являлись «друзьями», особенно, когда он затыкал мне рот в своей комнате, чтобы я был тише, не подозревали. Дверной звонок по-прежнему немного заедает, но работает. Мистер Нильсон открывает мне, и пусть он постарел после похорон, выглядит достаточно бодро. Наверное, Кейтлин, младшая сестра Магнуса, которой, по моим расчетам, сейчас должно быть шесть или семь, не дает расслабиться. — Лео, мальчик мой, мы не думали, что ты приедешь так рано. — Я попал на портал, которого не было в расписании. Если я мешаю, то я могу… — Нет-нет, что за глупости, заходи, — он приобнимает меня за спину и поворачивается в дом, — Сара, Лео приехал! — О боже мой, Лео! — из кухни, такая же, как я ее и запомнил, с полотенцем на плече, выходит полненькая миссис Нильсон и кидается меня обнимать, — ой, как ты вырос! Не похож на того мальчишку, которым к нам приезжал, да, Гарольд? Теперь ты настоящий мужчина, натренировался в своей военной школе, питаешься, надеюсь, нормально? Улыбаюсь. — Насколько это возможно, мэм, — снимаю обувь и оставляю спортивную сумку в коридоре, — могу я чем-нибудь помочь, раз уж приехал слишком рано? — Нет-нет, но, надеюсь, ты помнишь, да? Никакой магии в моем доме. Я здесь хозяйка. — Хорошо-хорошо, миссис Нильсон, я помню. — Молодец, иди осмотрись пока, скоро приедут остальные. — Твои родители кайфовые, — я заваливаюсь на слишком мягкую кровать. По всей стене развешаны магические и маггловсие постеры. Герб Гриффиндора, насколько я знаю из рассказов, какие-то группы. — Ой, да харе пиздеть, обычно предки, — фыркает и садится рядом, да так, что я подскакиваю, и закуривает, ногой открыв окно, вытягиваю из его рук сигарету. — Лучше, чем мои. —Ммм, — играет бровями, — а я лучше твоего старшего брата? — заваливается прямо на меня, затягиваясь из моих рук. — Даже не знаю, — притворно удивляется, а я кладу руку на его волосы, — у него нет такого шухера на голове. — Ах так! Ну все, это война, Леонардо Пьер Линдберг! И, под мой хохот, начинает бить меня подушкой. — Навивает воспоминаний, правда? Поднимаю глаза и понимаю, что стою и глажу комод в комнате, где все осталось также, как и было три года назад. Будто вернется на рождественских каникулах, и это навивает невероятную тоску. — Если сюда нельзя заходить, то я… — Успокойся, — Гарольд расслабленно улыбается, подпирая дверной косяк и смотря на меня, — я сам сюда частенько прихожу, когда думаю о том, как бы сделал Магнус, окажись на моем месте. — Он бы точно сделал какую-нибудь фигню. Мистер Нильсон смеется. — Да, ты прав, но всегда умел выбраться, — смотрит за тем, как я неуверенно касаюсь пальцами фотографии, висящей стене. Где он показывает язык на камеру и трясет головой, а я закатываю глаза, и оба мы насквозь мокрые. Улыбаюсь, — только один раз не смог. — Мне жаль, что я не был тогда с ним рядом. — Лео, можно нескромный вопрос? — Да, конечно. — Вы же с Магнусом были не просто друзьями, да? Улыбаюсь. Настолько сильно, что, кажется, еще немного и треснет лицо. — Нет. — С тобой все нормально, сынок? — Теперь да. — Зачем ты сделал это? — забирает мой кусок пиццы, а я даже не возмущаюсь, листая его прошлогодние конспекты из Хогвартса, исписанные косым английским. — Сделал что? — Рассказал всей школе, что ты гей, — поднимаю на него глаза, после чего опять опускаю и перелистываю страницу, пожимая плечами. — Сам же говорил всякую чепуху типа «будь собой, Лео!», «открой свою душу и сердце, Лео!», я и рассказал. Делаю вид, будто не думал над этим решением месяц и вообще далось мне как два пальца. Магнус аналогично делает вид, что ему глубоко все равно, хотя вижу, как мнет свою футболку. Все нормально, мол. Все как всегда. — Да, но это же… — прокашливается, — ты же понимаешь, что это не Англия? Конечно, тут тоже не все так плохо, как в России, но все равно. У тебя могут быть проблемы… со своими же. Хмыкаю. — Ты меня пугаешь? — Предупреждаю, ты совершил глупость. — Ты постоянно делаешь глупости. — В этот раз ее сделал ты. — И не сделаешь такую же? Смотрит на свой кусок пиццы настолько задумчиво, что я понимаю, что в этот раз останусь один с этими неприятностями. Надо же. Не думал, что есть вещи, которые Нильсона настолько пугают. Да еще что. Осуждение обществом. — Ты изменился, Лео. — Ты меня таким сделал. Народу в гостиной Нильсонов поразительно много для такой маленькой площади. Подозреваю, у них никогда не было так много людей, но у Магнуса было много друзей и его многие любили, так что сказать, насколько хорошим человеком он был ничего не стоит. Я видел здесь пару ушедших преподов, мы поздоровались кивком головы, выпускников, и когда на меня в десятый раз посмотрели, как на убитого щенка, я понял, что шампанского в моей руке катастрофически мало. К счастью, мистер Нильсон правильно меня понял и быстро заменил его на отменный виски. — Лео?.. Поворачиваюсь и застываю. Похудел, отрастил волосы, но шрам под глазом все равно заметен. Знаю, потому что сам его оставил. Хочется запрыгнуть в первое попавшееся такси и уйти отсюда, но каждый раз напоминаю себе, зачем я здесь. Я здесь, чтобы отпустить его. Я здесь, что простить и не винить никого. Я здесь, чтобы не винить себя. Повторяю это, как мантру, собирая мозги в кучку и напоминаю, что мне девятнадцать, я выпускник и не боюсь призраков. — Здравствуй, Тревор. Как твоя жизнь? — А? Да… Ничего. Учусь по спортивной стипендии, тренер говорит, что буду нарасхват после выпуска, уже зовут в молодежную сборную. А как ты?.. Во всей его речи настолько сильно сквозит неуверенность и вина, что я не представляю, какого это — смотреть мне в глаза. — Нормально. Иду на КА, глава студсовета в процессе выбора универа. Кивает несколько раз, крутя в руках бокал и как только отрывает рот, я его перебиваю. — Я не виню тебя. — Прости, что? — Не виню, — делаю глоток виски и продолжаю, — он сам выбрал, куда сесть. Он сам решил ехать с вами. Он сам не проверил дверь. Он принимал вместе с вами. Это просто стечение обстоятельств. Невероятно хуевое, конечно, но тот факт, что ты сидел за рулем не делает тебя виноватым. Там же мог сидеть Дейв. Или Фил. И все было бы точно также. Это просто случайность. Вы, конечно, мудаки, что решили, что он умер и не нашли его. Но я представляю, что вы тогда чувствовали. Не представляю, чтобы вы делали, если бы увидели его и поняли, что все, что остается — это убить его. Тогда бы его кровь была на ваших руках. Но даже тогда вы бы не были виноваты, Трев. Мне жаль, что я смог сказать это только сейчас. Смотрим друг на друга не моргая настолько долго, что начинают слезиться глаза. Он отводит глаза первым. Кажется, у него только что упал огромный камень с души. Да что там. У нас обоих. — Я так тоскую по нему, Лео. Так… — Да. Я знаю. Удар. Голова уходит вправо, и я сплевываю на итак изгвазданный моей кровью ковер. Все, что мне остается сделать — сильнее сжать руки за спиной и надеяться на то, что эти уроды все же не сломали мою палочку, а просто закинули куда-то в кусты. Блять, это определенно то, о чем нужно думать. А точно не о том, что… — Че ты молчишь? —Грег поднимает мое лицо вверх, больно сжимая подбородок, — малыш Линдберг. Нравится тебе говорить, что тусишь с нами, педик? — Я не говорю, что тусуюсь с вами, гордости много. — Что ты сказал? Эрл, хочешь дать ему под дых? Эрл хохочет и что-то подтверждающе воет, пока я провожу языком по зубам в тщетной попытке избавиться от металлического привкуса во рту. Думал, что прокатит. Ан-нет. Эрл уже замахивается, чтобы очередной раз показать «где раки зимуют, а где голубки», но папочка передумал и остановил его. — Пусть Магнус повеселится. Вскидываю голову настолько быстро, что она начинает кружиться. Нильсон, стоящий в самом углу, но не в силах ничего сделать только наблюдал и пытался деть куда-то руки. — Я? — Ты-ты, а ну иди сюда. Магнус послушно, но растеряно подходит. В прочем, возможно, мой мозг подменил какие-то факты. — Давай, Магнус, — на этот раз я, поднимаю на него взгляд и улыбаюсь своим кровавым ртом, — чего ты ждешь? — и понижаясь до шепота, — врежь педику. Грег смотрит с непониманием, то на растерянного Магнуса, то на ржущего меня. Дико ржущего меня, захлебывающегося собственной кровью. — Что ты ржешь, хуйло? — Врежь ему, Магнус! — Давай, что ты как сосунок. И, сука, в каком-то мыльном фильме, в комнату входит Тревор с его новой компанием. Смотрят на меня, на Магнуса, на остальных. После того, как они вскидывают палочки, я проваливаюсь во мрак. — Вы спасли меня тогда? — Когда? А! — вскидывает бутылку с пивом. Мы сидим на заднем дворе Нильсонов и, опустошив их холодильник, отдыхаем после вечерка, который должен был быть расслабляющим и легким. Наверное, не встреться я с ним и не держись с ним вместе на протяжении всего ужина, вряд ли продержался больше половины. А так, нам обоим стало намного легче. Можем даже шутить. И это охуенно хорошо. — Ты про компанию Грега? — Да, еще бы чуть-чуть и Магнус бы мне врезал, а тут вы влетели, как команда супергероев. Тревор косится на меня краем глаза и улыбается. — Он был тебе не врезал. — А я думаю, что он врезал. — Мы бы не влетели, если бы он не кинул нам смс. Сказал, что один, помочь не может. Мы тогда только начинали общаться, но после этого все пошло как по маслу. — Ты знал, что мы были вместе? Жмет плечами и хмыкает. — По вам сложно было не знать, брат. Вы смотрели друг на друга, как парочка низзлов в брачный сезон. Все, кто хотели это знать — знали. Осталось только принять этот факт. Кому-то просто это давалось легко, кому-то не очень. — А тебе? — Мне было похеру, но в начале года ты был таким занудой, невозможной, — он хохочет, а я притворно удивляюсь, после чего мы смеемся, — ты изменился, он раскрыл тебя. Показал, как быть не таким зажатым. Сейчас ты расслабленный, классный и, наконец, отпустил его. Он бы гордился тобой. Пихаю его локтем. — Нами обоими. Дорога домой всегда быстрее. И, даже несмотря на тот факт, что Дурмстранг мрачный, ужасный и очень холодный, именно он является моим домом. Если быть точнее, комната 10А. Рей встретил меня достаточно сдержанно, привыкший не задевать тему Нильсона вообще никогда, так что он был изрядно удивлен, когда я начал рассказывать первым. Тут надо бы, наверное, как-нибудь красиво и пафосно закончить. Типа, отпускайте свои старые обиды, живите дружно и прочая хуйня, но я знаю, насколько это сложно, поэтому просто скажу, что придет время, когда и вас отпустит. Когда станет легче и нужное имя не будет вызывать столько боли и страдания, как раньше. Но я не умею красиво заканчивать истории. Я умею их рассказывать и начинать, но конец — явно не то, в чем я силен. — Там второй курс! Мы с Реем сидели под деревом на зимних дубленках и лениво курили, переговариваясь о наших английских друзьях (читать: занимались), когда к нам прибежала испуганная первокурсница с жидкими косичками. Рей вскинул бровь. — А мы десятый и? — Там этот… — она пыталась вспомнить название. — Юсупов? — Нет! Ну этот.. Как его… Боггарт! Сдавленно матерюсь про девятый курс и вскакиваю на ноги, за мной и Рей с фразой типа: «аррррррива» и мы несемся к стайке перепуганных детей. И, да, они учатся на втором курсе Дурмстранга и, о ужас, до сих пор остаются детьми. Щупленький мальчик в огромных круглых очках стоял перед огромных размеров цербером и трясся как осиновый лист, не зная, какое заклятье лучше сказать. Вижу, что Рей заходит с другой стороны и встаю прямо перед мальчиком. Боггарт думает какое-то время, Виндзор матерится, а перед нами оказывается… золотистый ретривер. Показывающий свой язык и очень дружелюбный. Делаю глубокий вздох. —Ридикулус! Собака оказывается в розовом платье и скулит, отходя назад, где Рей ловит ее в коробку, трансфигурированную из первых попавшихся материалов. Закрываем ее крышкой и, тяжело дыша, смотрим друг на друга. Рей удивляется. — Кто это был? — Данки. — Это был Данки? — Это был Данки. — Серьезно? — он улыбается, и я тоже не могу сдержаться. — Да. А ты хотел увидеть кого-то еще? — Данки! Второкурсники не могут понять какого хуя мы валяемся на земле от смеха, иногда выкрикивая «Данки!», но они и не знают, что на протяжении трех лет моим боггартом являлся не Данки, а один очень привлекательный, но мертвый молодой человек, которого звали Магнус Артур Нильсон.

P.s.

— Только пообещайте, что он никогда в жизни этого не увидит, —Магнус смотрит в камеру, —Трев, хватит снимать! Смотрю на ноутбук краем глаза, шаря рукой в тумбочке и матеря Алана, что тот опять стащил мои сигареты. Ставлю на паузу и лезу по карманам курток Рея, но нахожу там презики, презики и… о, то, что нужно. Флешка валялась у меня в дальнем ящике хуй пойми сколько, а сейчас еще и Тревор скинул это видео. Конечно, рыдать не буду, но закурить — дело святое. Подготавливаюсь и клацаю на пробел еще раз. Закатывает глаза, обнимаясь с гитарой, стащенной у меня, сначала им, а потом Лениным. Вторым — с концами. — Твоя детка не увидит это видео! Тревор трясет камерой, и я не вижу точно, но знаю, что Магнус улыбается. — Он еще не готов. Потом будет. Я сам ему это покажу. — Будет писаться от восторга и запрыгнет на тебя? — Заберите у этого тролля камеру! Указывает на Тревора, а мне от этих таких привычных перепалок становится очень тепло. Затягиваюсь. — Эта песня для тебя, Лео. Тревор на переднем плане орет «уууу» прямо за камерой, из-за чего я опять начинаю лыбиться, как дебил. Вот ебланство, а. Неужели мы сейчас такие же? Или хуже? Магнус играет и поет так себе, но так... атмосферно. И я точно знаю, какую следующую песню выучу. —Walls you can build all around Justto shield a piece of your world out of sight And I needed you to look through To the shadows I tried to burry inside Drawing them out to the light You showed me I got nothing here to hide Now I can be who I am Now I can stand up for everyone to see Takin this life in my hands Now I can be, Now I can be the real me Free of defenseless finally And I'm somehow safer than I've ever felt You, dare to be you Now I know I don't have to be someone else When I'm with you I am just myself Now I can be who I am Now I can stand up for everyone to see Takin this life in my hands Now I can be, Now I can be the real me Now I can be the real me Now I can be the real me Now I can be, Now I can be the real me Walls you can build them all around But you've show'd me I've got nothing here to hide Now I can be who I am Now I fan stand up for everyone to see Takin his life in my hands Now I can be, Now I can be the real me Now I can be the real me Now I can be the real me Now I can be, Now I can be the real me. * Чертово дерьмо! (швед.) ** Да пребудет с тобой Всеотец, брат мой. (швед.) *** Да благославит тебя матерь Фрейя, сестра моя. (швед.) **** Я вижу рану... Вот тут. Прямо на месте сердца. Страдаешь ты, брат мой, не хочешь, чтобы я излечила твою душевную тоску? (швед.) ***** И заплатить цену размером с душу? Прости, сестра моя, но я справлюсь и сам. (швед.)