Необходимость

      С ним всё в порядке.       Они дома.       С ним всё в порядке.       Они дома.       Томми упорно продолжает твердить это про себя, глядя немигающим взором в тёмное небо. Он ничего не говорит вслух, не издаёт ни звука — сказывается сильное потрясение. Выдашь себя шумом — и тебя убьют.       С ним всё в порядке.       Они дома.       На деле это не так. Да, можно было бы вернуться в Англию, но нет никаких гарантий того, что он вновь увидит свой дом. Вероятно, его отправят куда-нибудь ещё — быть может, не обратно во Францию, но туда, где столь же страшно и…       — Эй, ты спишь?       Томми моргает. Нет нужды оборачиваться, чтобы понять, кому принадлежит этот голос. Это он. Алекс. Эгоистичная сволочь, тот, у кого хватает смелости произносить вслух то, о чём сам Томми и думать не смеет.       Томми до сих пор не уверен в том, нравится ли ему Алекс.       Порой он думает, что ненавидит его.       — Нет, — наконец отзывается Томми.       Он произносит это тихим, подрагивающим голосом, и ненавидит себя за это. Минуло восемь дней с тех пор, как они вернулись. Разве он не должен чувствовать себя нормально? Почему он не такой, как Алекс? Последнего чувство вины и стыда грызло всего пару дней, а затем резко сменилось уверенностью. Даже не так — дерзостью и чёртовой самоуверенностью.       Томми до чёртиков ненавидит его за это.       И ненавидит свою потребность в этом ублюдке.       Даже признание этой потребности заставляет Томми хмуриться — это ведь абсолютно бессмысленно. Он ненавидит этого парня, но вместе с тем чувствует нарастающую панику и тошноту, когда его нет рядом. Скорее всего, это психологическая травма. Да, разумеется. Всем им необходим врач для поправки психического здоровья.       — Мне холодно, — бурчит Алекс своим раздражающим глубоким голосом.       Томми мрачно смотрит на тёмно-синее небо.       — В таком случае отправляйся спать в казарму, — советует он.       Попытка сохранить голос ровным с треском проваливается.       Алекс ухмыляется.       — Я бы так и поступил, останься там свободное место. — Его голос становится более низким и грубым, он нарочито растягивает слова. — Знаешь, иди-ка сюда. Я не хочу замёрзнуть до смерти.       — И не замёрзнешь. Сейчас июнь.       — Адски холодный июнь. Ну давай, приятель.       Томми крепко зажмуривается и плотно сжимает зубы, отчаянно пытаясь игнорировать его, однако…       Он сам желает того, о чём просит Алекс.       Он хочет уснуть рядом с ним.       Он желает этого так сильно, что его тело болит. Хочет оказаться в объятиях, ощутить чужое тепло, чужую силу. Силу Алекса.       — Давай же, Томми.       Вздохнув, Томми садится и осматривается. Здесь есть и другие солдаты, которые решили (или же были вынуждены) устроиться на ночлег под открытым небом. Но они с Алексом находятся далеко от них. Он даже не может разглядеть их в этой почти кромешной тьме. Что ж, хорошо, их не заметят.       В конце концов, в том, чтобы помочь приятелю-солдату согреться, нет ничего предосудительного. Ничего предосудительного.       — Ладно, — бормочет Томми. Затем подтягивает свой импровизированный матрас к матрасу Алекса и ложится спиной к нему.       А в следующий миг мускулистое длинное тело прижимается к нему, и сильная рука крепко обхватывает за талию.       Томми закрывает глаза. Вдохнуть. Выдохнуть.       Это не помогает. Он всё ещё дрожит, кожа горит и чешется — вероятно, по причине того, что в последний раз он купался достаточно давно, вместе с Алексом, в крохотной речушке неподалёку отсюда. Вообще-то им следовало мыться по отдельности, но ни один из них не чувствовал себя комфортно в непосредственной близости от воды, так что купаться пришлось вместе — всё остальное они в те дни тоже делали вместе. Томми ненавидит то, что стал частью своеобразного тандема «Алекс-и-Томми». Другие солдаты бросают на них странные взгляды, однако не говорят ни слова. После событий в Дюнкерке у всех появились свои тараканы в голове. Он и Алекс ещё не самые странные.       — Почему ты так дьявольски напряжён? — шёпотом интересуется Алекс, опаляя ухо Томми жарким дыханием.       Томми кусает нижнюю губу, мысленно молясь о том, чтобы боль отвлекла его от ненормальной реакции на близость тела Алекса.       У него просто очень давно не было секса. Вот и всё. Он не… Он не такой. Он нормальный.       — От тебя воняет, — буркает Томми.       Алекс фыркает от возмущения.       — Я? А ты цветочный аромат источаешь, что ли? — он прижимается лицом к шее Томми. Чёрт возьми, да что он делает?       — Прекрати, — требует Томми — и стонет, когда мягкие губы Алекса вжимаются ему в шею, а колючая щетина царапает кожу.       Он нормальный. Нормальный. Нормальный…       Томми вновь стонет. Его член напрягается и ему кажется, что он сходит с ума.       Алекс замирает.       Блядь.       Томми тяжело дышит, его лицо пылает, а член по-прежнему напряжён, несмотря на унизительную ситуацию.       Извращенец. Разумеется, Алекс назовёт его извращенцем. Быть может, даже побьёт.       К стыду Томми, его член ещё и подрагивает. Он точно болен. Окончательно и бесповоротно.       Алекс прокашливается.       — Что, у тебя давно не было девушки? Да? — посмеиваясь, интересуется он.       Томми выдыхает.       — Да, — тихо признаётся он.       — У меня тоже, — отвечает Алекс. Его голос падает до хриплого шёпота.       Повисает неловкая пауза.       А затем Алекс небрежно — как бы между прочим — предлагает:       — Может, поможем друг другу?       Томми делает судорожный вдох.       — Конечно, — соглашается он, не успев вовремя прикусить язык. Это плохая идея. Чертовски хреновая идея, но ему это необходимо. И, кроме того, это ведь не сделает его ненормальным. Просто по-дружески подрочить друг другу, так ведь? Ничего особенного. Правда, раньше Томми никогда подобным не занимался, но слышал о том, что некоторые парни — совершенно нормальные парни — порой практикуют такое. Верно?       Внезапно что-то твёрдое прижимается к его ягодицам. Член Алекса. Томми трясёт, его собственный пенис почти болит.       — Пожалуйста, — шепчет он. Боже, это ужасно, но рука Алекса уже стягивает с него брюки и — блятьблятьблять — обхватывает член Томми, крупная, мозолистая. Хорошо, чертовски хорошо, Томми задыхается, хнычет, ему нужно больше.       Алекс кусает его в шею, грубо и размашисто надрачивая его член, пока Томми стонет и дрожит, столь податливый в его руках. Это неправильно, он ведь не какая-нибудь девка, но сейчас почти желает быть ею — тогда Алекс мог бы овладеть им и не отпускать никогда. Неправильно, неправильно, неправильно, но как же хорошо…       Томми, жалобно вскрикнув, кончает, но, как ни странно, удовлетворения не чувствует.       — Моя очередь, — заявляет Алекс, вытирая липкую ладонь о рубашку Томми.       Извращенец, растерянно думает Томми, тем не менее позволяя Алексу уложить себя на спину.       — Я хочу трахнуть тебя в рот, — невозмутимо сообщает Алекс, расстёгивая ширинку.       Томми ошеломлённо моргает, собираясь запротестовать, возмутиться — это уж совсем по-гейски, а он ведь не гомик, — но Алекс уже пристраивается у него на груди, и его длинный толстый член тычется ему в губы.       Томми не успевает остановить себя — он высовывает язык и проводит им по крупной головке.       Алекс глубоко вздыхает.       — Да, вот так. Отсоси мне, детка. — Он на минуту замолкает. — Помоги мне разрядиться, приятель.       Томми не уверен, что происходящее можно назвать помощью, однако его это сейчас совершенно не заботит. Он не может остановиться. Ему хочется отсасывать Алексу, хочется принимать в рот его член. Просто хочется. И он не противится своему желанию.       Алекс хрипло стонет, когда Томми обхватывает его член губами и принимает в рот так глубоко, как только может. На языке ощущается странный привкус, но ему это нравится. Он открывает рот как можно шире. Член Алекса твёрдый, с гладкой шелковистой кожей, и Томми чувствует вновь нарастающее возбуждение. Его стон отдаётся вибрацией по чужой плоти, он обхватывает ладонью собственный член и, лаская себя и глухо хныча, неумело отсасывает Алексу.       — Да… Ох, чёрт, детка, это прекрасно, — бессвязно бормочет Алекс, начиная буквально вколачиваться ему в рот.       Томми не знает, как долго это продолжается. Он осознаёт лишь одно — то, что он растворился в этом бредовом, болезненном удовольствии. Алекс бормочет что-то до ужаса унизительное о том, как ему сейчас хорошо, о том, что он бы постоянно трахал Томми в рот, что Томми просто создан для того, чтобы принимать член Алекса во все дырки. Томми очень хочется врезать ему, чтобы тот прекратил нести херню, однако в то же время он наслаждается происходящим. Наслаждается. Это неправильно, ненормально, по-извращенски, но ему нравится быть использованным. Он глухо стонет, неосознанно прося о большем.       После того, как Томми наконец обретает способность ясно мыслить, он говорит себе, что это случилось лишь один раз и что это ничего не значит. Этого больше не повторится. Он нормальный. Он не… не такой.       — Может, перестанешь думать так громко? — просит Алекс, обнимая Томми со спины.       — Этого не повторится, — говорит Томми.       — Разумеется.       — Алекс, я серьёзно.       — Конечно, — сонно соглашается Алекс. И прикусывает ему кожу почти до крови.       — Я ненавижу тебя, — шипит Томми, но, тем не менее, обнажает для него шею.       Алекс лишь посмеивается и притягивает его ближе к себе.       — Довольно раздумий. Спи давай.       Томми засыпает.