***
Её забирают следующим утром. Тащат, подняв над полом за руки на несколько добрых сантиметров, и уходят в противоположную от камер сторону. Миранда плачет, кричит и пытается вырваться, ведь уже знает, что её ждёт. Она наверняка чувствует приближающуюся, клацающую пастью смерть, которая уже протянула девочке свою ладонь. И на это её обрекаю я. Сижу на излюбленном месте около вентиляционной решетки, где сквозняк гоняет мелкий мусор, и, глотая слёзы, сотрясаюсь всем телом в рыданиях. Закрываю рот рукой, прикусываю кожу тыльной стороны ладони до проявляющихся синяков, и проклинаю себя. Ненависть ко всему происходящему поднимается пламенем к горлу, перекрывая воздух, и мне становится трудно дышать. Шаги тварей, державших Миру, удаляются, а я бью кулаком по решетке, оставляя на мягком алюминии вмятину. Костяшки краснеют и зудят, но я не чувствую ровным счетом ничего, кроме зияющей дыры в груди, где вихрь адской душевной боли обгладывает мои хрупкие кости. Отчаянно хочется умереть и больше не жить. Потому что не за чем. По перегородке единожды коротко стучат с той стороны, и я поднимаю голову с колен. Шмыгаю носом, утирая рукавами комбинезона щеки, и подползаю ближе. Я вижу тень Еноха, сидящего по ту сторону стены, он поворачивает голову в бок, и тень движется за ним. Вздыхает, словно собирается с мыслями, и произносит: — Что случилось? — избитая фраза, на которую не хочется отвечать. Енох говорит как-то тихо и странно, и только через несколько секунд до меня доходит, что он сильно обеспокоен. Енох волнуется за меня? — Куда повели Миранду? — спрашивает он после моего молчания. — Я виновата, Енох, — и снова слёзы катятся ручьем из глаз. — Я сильно виновата перед вами. Из-за меня её забрали, — приглушенно бормочу, закрывая лицо искусанными руками. — Да что случилось? Тара! — прикрикивает на меня Енох, и это отрезвляет, заставляя истерику заткнуться. — Вчера я попыталась сбежать. Глупо, знаю. Не понимаю, чем я думала, — вздыхаю, принимая более удобную позу. — Джордан схватил меня и повел к Каулу. Тот сказал с сегодняшнего дня забирать всех вас. — Куда? — только и спрашивает парень, когда я ожидаю от него минимум крики в мою сторону. — Думаю, туда, где ничего хорошего. Она не вернется, Енох. Я знаю, — обреченное слетает с губ, и одинокая слеза прочерчивает дорожку до подбородка. — Ты не виновата, — спустя несколько минут произносит парень, выдыхая. Я поворачиваю голову в его сторону, облокотившись спиной о стену, и грустно усмехаюсь. Губы растягиваются в оскале. — Её смерть на моих руках, Енох. Они по локоть в её крови, — запускаю руку в волосы, с силой их оттягивая, и вою, словно раненный зверь, что загнан в угол. Енох больше не говорит, а его тень исчезает из моего поля зрения. Я зову его ещё несколько раз, но парень не отзывается, наверняка осуждая меня и мой поступок. И в этот раз я с ним абсолютно согласна. В голове проскальзывает шальная мысль, что стоит пойти Каулу и попросить обменять мою жизнь на их жизни. Потому что ребята хотят жить. Потому что им нужно жить. Потому что я заслуживаю смерти. Но так и не встаю с пола, понимая, что смелости мне не хватает. Ведь тоже хочу выжить. Я боюсь смерти до зуда сухожилий и сотрясения тела в приступе судорог. Впервые в жизни мне так хочется дышать полной грудью, смотря во все глаза на мир, где есть он. Осознание того, что к Еноху меня тянет, словно магнитом, будоражит и сбивает с толку. До сих пор не понимая, как мне удается так вляпаться, влюбившись в парня по уши, я вспоминаю каждую нашу ссору, перебранку и ругань, обездвижено сидя на кушетке несколько часов подряд. Вспоминаю и в очередной раз понимаю, что хорошего у нас с ним ничего не будет. Не подходим друг другу, как ни крути. А после моего поступка он и сам не захочет иметь со мной ничего общего. Я закатываю глаза, когда дверь в мою камеру открывается, и на просвете, в дверном проеме, стоит Джордан, держа в руках автомат. Встаю, едва волоча за собой ноги, и выхожу вслед за тварью. Он прижимает меня к стене, надавливая на стертые лопатки, явно наслаждается процессом и захлопывает камеру. Хватает меня за волосы и тянет за собой, быстро передвигаясь, отчего я, не поспевая за ним, постоянно спотыкаюсь. — Каул сказал не церемониться с тобой, — начинает парень, а у меня в груди всё обрывается. — Поэтому, когда ты станешь ему не нужна, никто тебя не защитит. От меня, милочка, — меня передергивает, рука на волосах только крепче сжимается. Я сама думаю об этом не раз, но слышать такое из уст твари оказывается куда страшнее, чем я себе представляю. Мы стремительно идём в сторону лаборатории, и я понимаю, что доктор Вайт вытрясет из меня всю душу сегодня. Заворачиваем в коридор, за долю секунды оказавшись у нужной двери, и меня вволакивают в помещение. Слепит глаза от яркого света, и в нос тут же ударяет душный запах концентрированного спирта. Блуждаю взглядом по лаборатории в поиске тощей фигуры Райана, но вместо этого натыкаюсь на лежавшее на кушетке тельце Миранды. Подключенные к девочке какие-то датчики и приборы явно заставляют чувствовать мучительную боль, что тут же отражается на её лице. Аккуратная слеза прочерчивает дорожку вдоль щеки девчушки, а я, не в силах больше смотреть на это, начинаю активно вырываться из мерзких лап державшей меня твари. Словно обезумевшая, сильно кусаю тыльную сторону ладони Джордана, а когда он шипит, отпрянув, подбегаю к Пламли, усаживаясь перед кушеткой на колени, больно проехавшись ими по холодной плитке. — Мира, Мира, ты слышишь меня? — дотрагиваюсь до руки девочки, а она оказывается адски холодной. Прислушиваюсь, слыша слабое дыхание Миранды, и облегченно выдыхаю, понимая, что в её теле ещё теплится жизнь. Пламли не отвечает, её глаза закрыты, а глазные яблоки двигаются, наверное, со скоростью света. На детском личике застыла маска настоящего ужаса и муки. — Что вы с ней делаете, уроды?! — выкрикиваю я на всю лабораторию, нервно тряся руками. — А вот оскорблять не стоит, — отвечает подошедший доктор Вайт, — ты не в том положении, чтобы разбрасываться словами. Мы вкололи ей усилитель Странности, из-за чего её Странность сейчас на пределе. И она с ней не справляется. Это медленно убивает малышку Миру, — губы Райана растягиваются в животном оскале, а меня в который раз передергивает от его улыбки. — Она же совсем ребёнок, — вскакиваю с колен, едва удерживая себя, чтобы не сорваться с места и не расцарапать лицо доктору. — Она Странный ребёнок. И такая участь ждёт всех Странных, кто встанет на пути Каула. В том числе и тебя, и Еноха, и всех твоих драгоценных друзей. Язык прилипает к нёбу, слёзы градом катятся из покрасневших на выкате глаз, а тело сотрясает мелкая-мелкая судорога. Натурально сдают нервы, когда я присаживаюсь у тела Миры, и, заливаясь слезами, прошу у девочки прощения за то, что её жизнь оборвалась из-за моей глупости. Как мать, обезумевшая от смерти своего дитя, склоняюсь на ней, вытирая её щеки от соленых дорожек, и вою. Внутри пустота, чернеющая дыра, которая затягивает в свои путы всё больше и больше пространства. Для меня перестает существовать лаборатория, голоса тварей остаются лишь приглушенными аккордами в голове, а в сознании, словно птица в клетке, бьется мысль, что во всем виновата только я. И только я из них всех заслуживаю смерти. Мне по-настоящему хочется умереть, гораздо сильнее, чем когда-либо до этого. Я сворачиваюсь в клубок, поджав под себя ноги, и не могу остановиться раскачиваться взад-вперед. Прихожу в себя, когда по щеке смачно бьют кулаком, камнем перстня прочертив глубокую полосу-царапину, из которой тут же начинает идти кровь. Начинает мутить, и я чуть ли не выворачиваю содержимое желудка на пол. Оглядываюсь, замечая, что Миранды больше рядом, на кушетке, нет. — Где она? — Вайт молчит, лишь потирает руку, которой зарядил мне в скулу. Он поднимает на меня свои белые и мутные глаза, сверкнув ими, отчего мне тут же становится не по себе. Я затыкаюсь под гнетом его взгляда, понимая, что Миры больше нет. — Вставай. Пора начать, — приказывает мне Райан, а я, как марионетка, полностью подчиняюсь. Он кивает в сторону, куда я, на едва гнущихся ногах, бреду. Встаю, повернувшись к доктору, смерив его ненавидящим всё живое взглядом, и жду указаний. Он набирает в шприц золотистую жидкость эссенции, кошачьей поступью подходит ко мне, больно отодвигая голову в бок, открывая нужный участок нежной кожи на шее. Медленно, будто нарочно издеваясь, вводит иголку, от болезненных ощущений которой я шиплю. Отходит подальше, а меня начинает потряхивать, и я под неестественным углом выгибаюсь в спине, что ещё чуть-чуть, — и сломаю позвоночник. Носом тут же начинает идти обжигающе-горячая кровь, а в глазах, — я чувствую — лопаются сосуды, краснотой заполняя белки. Я рычу, тяжело дыша, облокачивая руки на подогнутые колени, и поднимаю тяжелый взгляд на доктора Вайта. Он подходит к какому-то прибору, нажимает на кнопки и рычаги, берет провода, тянущиеся по полу, словно клубок змей, и идёт в мою сторону. Присоединяет датчики в моим рукам, пока я едва держусь на ногах от блуждающей по телу боли. — Как и в прошлый раз, ты будешь создавать лёд. Поняла меня? — рычит мне в лицо чёртов докторишка, а едва удерживаюсь от того, чтобы не плюнуть в него. Киваю, вдыхая полной грудью воздух, готовясь к очередной изматывающей тренировке. Я выставляю руку вперед, пытаясь сконцентрироваться на чём-то, кроме пронзающей всё тело боли. Лёд, преображаясь, принимает разнообразные фигуры передо мной, становясь то кубом, то глыбой, то ещё Бог знает чем. А затем я чувствую зудящую боль в районе запястий, и за долю секунды понимаю, что чокнутый доктор пускает по моему телу разряды тока. Я кричу, срывая голос, раздирая голосовые связки, кажется, в клочья, а слёзы наворачиваются на глаза и льются потоком по лицу. Лёд рассыпается осколками, катящимися по плитке, и тает лужицами кристально-чистой воды. — Продолжай! — слышу я голос Райна как-то слишком отдаленно, но всё же тяну руку вверх, образуя едва видимый ледяной кусок непонятной формы. Вайт орёт на меня, выжимая рычаг на полную, и я мечтаю, что он переборщит, и меня убьет. Потому что терпеть такие мучения становится невыносимым. Я молю о пощаде, унизительно пав на колени перед этим тираном. Но он продолжает и продолжает включать своеобразный электрический стул. Тогда кажется, что всё кончено.***
Енох сидит в своей камере и ничего не слышит. Абсолютная, давящая и пугающая тишина, сводящая собой с ума. По ту сторону холодной стены, на которую он облокачивается спиной, никого нет. Её увели больше часа назад. Енох старается не думать, что каждый такой поход может оказаться последним. Но мысли назойливо лезут в голову, а внутренний скребущий голос повторяет одну-единственную фразу:«Ты не смог её защитить»
Енох сидит в своей камере, когда внезапный хлопок за дверью пробивается сквозь тишину. Он слышит душераздирающий крик патрульной твари, и, внутренне похолодев, медленно подходит к двери, где смотрит в заляпанное грязью окошко. То, что видит О`Коннор, будоражит всё его естество. Джейкоб, плывущий в воздухе, и как потом понимает Енох, восседающий на невидимой пустоте, и грациозно летающая рядом Эмма. Впервые О`Коннор настолько рад видеть Портмана и его верную подружку. Двери камер одна за одной ловким языком пустоты слетают с петель. Странные выбегают из своих клетей, пораженные и счастливые, обнимаясь друг с другом. Енох стоит поодаль, чувствуя этот сладостный вкус приближающейся свободы, а затем понимает, кого не хватает, и холодок проходит вдоль позвоночника, обосновавшись беспокойством в душе. — Эй, Портман, — кричит Енох, и улыбающийся Джейк поворачивает голову в его сторону. — Тары здесь нет. Я должен её найти. — Мы найдем её, Енох, — заверяет Джейк. Они идут вперед нестройной гурьбой, пробивая путь к своей свободе, а Енох думает, что обязательно найдет её. Найдет и больше не отпустит.