Манъёсю. Часть 1. Лунный пион, что в императорском дворце

Несколько веков назад четыре великие семьи - Минамото, Тайра, Фудзивара и Тачибана - были повержены Кровавым Императором в одну ночь. Император боялся их мощи, боялся, что они свергнут его жестокое правление, и потому подло уничтожил кланы, разгромив в один час их дома, перебив всех родных и слуг и предав их огню. Однако главам семей по счастливой случайности удалось спастись - в эту же ночь они тайно собрались на совет в старом храме. Поверженные, обвиненные в измене государству, они со своими уцелевшими людьми бежали на остров Дуннин. Власти Кровавого Императора было недостаточно, чтоб уничтожить великие кланы под корень, его руки не дотягивались перечить Великой Минской империи, которая была рада приютить на своих землях врагов Кровавого Императора. Наемникам же и пиратам, посланным не знающим покоя императором, не удавалось одолеть сильнейших воинов в истории. И хоть Четыре Великих Клана выказывали свое почтение правителям Минской династии, но никогда не принимали участия в делах государства, которое вскоре сменилось новым - Империей Цин. А против нее выступать не рисковал ни один здравомыслящий полководец и правитель. Четыре Великих Клана не влезали в дела Империи Цин, но контролировали мятежный остров Дуннин, жители которого пытались идти против завоевателей - сперва ненасытных пришельцев из Европы, а затем жестокой династии Цин. Благодаря мудрым и могучим изгнанникам с островов Нихона, на Дуннине было спокойно, и его жители не рвались погибнуть под стрелами армии правителя. Империя Цин в ответ не беспокоила Четыре Великих японских клана. Спустя десятки лет изгнанные кланы решили вернуться на родину, предсказывая ослабление мощи Императора из-за войн, междоусобиц и внутренних конфликтов. От каждой семьи в Японию отправились сыновья; они все были примерно одного возраста, вместе росли и воспитывались. Их задачей была разведка положения в стране, а также попытаться подобраться к правителю как можно ближе. Однако до Императора дошли слухи, что четыре изгнанных клана собираются воспользоваться тем, что государство ослабло, и вернуть власть себе. Ему также доложили, что четверо молодых мужчин от каждой из семей тайно приплыли в Японию... Император очень боялся потерять свой трон, лишиться власти, он не мог допустить, чтоб его династия прекратила существование - будь то месть Четырех Великих Кланов или просто возвращение былого почета. Одной из самых важных целей для него стала поймать всех сыновей Изгнанных до того, как они передадут информацию своим армиям, до того, как об их планах узнают жители страны и до того, как кто-то станет на сторону кланов Минамото, Тайра, Тачибана и Фудзивара. - Прошло три дня... - рассказчик остановился, загадочно осматривая своих, казалось, завороженных слушателей. Один из них, тот самый необычный юноша, на которого обратил внимание Асахи, доверчиво подошел к сказочнику, и словно дитя, прервал тишину. И все бы ничего, и продолжил бы мягко улыбающийся молодой человек рассказ, но его насторожила речь юноши с необычайно яркими и сияющими глазами. Улыбка стала чуть напряженной, а глаза сузились и внимательно посмотрели на мальчишку, словно одним своим взглядом Кагэкиё мог прочесть всю его судьбу и перекроить ее на свой лад, словно он видел сам исток души. "Кого же принесла судьба сюда и зачем?" - подумал молодой человек. И верно: юноша не выглядел одним из тех, кто обычно мог присутствовать в подобном заведении. "Ему место в дорогих покоях да в шелках. Он словно драгоценный камень, что скрыт грязными породами..." Отчего-то вдруг пришло понимание, что юному незнакомцуе, держащему Асахи за ткань кимоно, не место здесь, что ничего хорошего его обнаружение не принесет: озлобленные крестьяне способны на многое. Сказочник приложил палец к своим губам, будто порекал за нарушенную тишину, ласково улыбнулся и продолжил: - На третий день вынесла О-Цуру старикам сверток ткани с узорами: по алому полю летят золотые журавли. Подивились старики красоте такой, потрогали ткань, а она мягче пуха, легче пера... Асахи сделал легкое движение рукой, будто подкидывал что-то воздушное, и изобразил на лице удивление. - Старик взглянул на девушку да встревожился. "Сдается мне, Журушка, - говорит, - похудела ты, щеки впали... Не позволю тебе больше так много работать", - рассказчик, словно тот старик, покачал указательным пальцем и нахмурил брови. - Вдруг послышался хриплый голос: "Эй, хозяева дома?". То пришел торговец Гонта, что ходил по деревням и скупал у крестьян полотно. И спрашивает Гонта: "Ну что, бабушка, есть у тебя полотно на продажу? Видать, за зиму наткала". "Есть у нас кое-что получше, господин Гонта, - отвечает старуха. - Взгляни, то наткала дочка наша, Журушка". Глянул на ткань Гонта. "Золотые журавли словно живые летят! Да такого узора и в столице никто не видал! Мастерица ваша дочка". Торговец достал пригоршню золотых монет и отдал их старикам. Понял Гонта, что в княжеском дворце получит он за эту ткань в сто раз больше. Юный Тайра нахмурился, осуждая торговца, и увидел осуждение и грусть в глазах других. Как и в этой сказке старики, большинство из этих людей никогда не держали в руках золотых монет, они даже могли и не видеть золота. Асахи глянул на сидящего рядом необычного юношу, словно хотел удостовериться, что тот все еще рядом. - Старики не поверили своим глазам - впервые они видели золото. "Настоящее золото!" - радостно восклицали они. Поблагодарили они Журушку. "Заживем теперь мы по-другому, сошьем тебе новое платье к празднику, пусть все любуются, какая ты у нас красавица". Наступила весна, солнце пригрело. Что ни день, а к дому стариков прибегали дети, просили Журушку поиграть с ними или сказку рассказать: соберутся вокруг нее, а она рассказывает им сказки о всяких птицах диковинных. Но вот однажды снова пришел к ним Гонта. Асахи замолчал. Чай давно остыл, да воин и забыл о нем, увлекшись рассказом о прекрасной О-Цуру, словно не он сам его рассказывал. Из головы не шел сидящий рядом парень, и путник отчего-то боялся сбиться, чего с ним никогда не было - так он был поглощен мыслями о том, кем может быть юноша. Каи мирно сидел подле сказочника, точно так же, как ему полагалось сидеть возле своего старшего брата. Смирно и покорно, потупив взгляд, без права на слово. Но теперь все было по-другому - он слушал. Ловил каждое слово и складывал их в общую корзинку, так же нежно и трепетно, словно бы это были перья журавля. Его тонкие, белоснежные пальцы перебирали приятную на ощупь ткань кимоно, цвета лилий в его пруду. Его взор больше не смел подниматься вверх, глаза только смотрели на полотно, что струей воды перетекало по руке. Рядом с этим человеком было так легко и свободно. Безмятежно. Каи редко ощущал подобного рода чувства, поэтому старался как можно точнее запомнить их. Вот как сейчас. Такое было в прошлый раз весной, во время таяния снегов, когда ты остро чувствуешь голыми лодыжками ледяной снег, сквозь который пробиваются девственные подснежники. Ты чувствуешь единение с природой, и на душе становится спокойно. Пока юноша молча поглаживал мягкую ткань, сказочник продолжал свою повесть. В бирюзовых глазах принца возникали короткие образы, окутывая его, словно дым от курений, тонкой нитью вплетаясь в детское сознания, прочной цепью сковывая сердце. Каи закрыл глаза, и тонкая белая прядь выпала из-под капюшона. Он чувствовал сказку, нет - он был внутри нее. Он сидел в уголке, внимательно наблюдая за стариками. Видел морщинки на их руках, когда они заваривали чай, видел печаль глаз. Он тихонько крался к двери О-Цуру, припадая ухом к тонкому дереву, пытаясь ощутить каждый шорох за перегородкой. Он проводил рукой по идеальному шелку ткани. Был тенью прекрасной девушки, чувствовал ее цветочный аромат, чувствовал грязь купца, любовался сверканием золота. Так волнующе было жить рядом с ними, видеть то, что ему никогда и не снилось, быть таким близким к простому народу. Он представлял себя в старом кимоно, он представлял как будет жить со стариками, как будет помогать им по дому. Это была свобода. Свобода, которой ему не суждено увидеть. Наверное он променял бы все богатство своего дворца на ту жизнь. Такую недоступную и простую. И вновь рассказчик интригует слушателя паузой, томит его в ожидании, смешивая чувства, добавляя в них каплю тревоги. С большой неохотой юноша открыл глаза. Он аккуратно взял со стола маленькую чашку чая. Тепло приятной волной проникло под кожу. Так и не осмелясь поднять взгляд и нарушить тишину, Каи внимательно смотрел на ароматную жидкость. Зеркальная поверхность воды отражала смутные очертания молодого принца. Кто он? Что он есть? Зачем живет? Зачем находится здесь и придается мечтам? Кого нужно обманывать? Он с рождения был экзотической птицей, прочно спрятанной в золотой клетке. Люди смотрели на него, а он должен был радовать их глаза. Но однажды он нашел зазор между прутьями и вылетел на свободу. Сбежал, но испугался мира. Он сбегал много раз, он свыкался с реальностью, он приспосабливался. Он думал, что назад дороги нет, и небо готово обнять. И что? Все оказалось банально и просто - только он хотел придать себя небесной синеве, как увидел цепь на тонкой лапке. Захотелось встать и вернуться домой. Хватит этих безумных приключений. Хватит дразнить себя несбыточными местами. Он вернул чашку на стол. Он готов был встать, но решил последний раз взглянуть на сказочника, чтобы точнее запомнить его. И тут их взгляды переплелись. Несколько секунд Каи безнадежно тонул в спокойствии и магии этих глаз. Он так и не смог сбежать. Сил хватило только чтобы разорвать взгляды и снова потупиться в пол. Теперь он снова хотел продолжения сказки. Он хотел вновь раствориться в ней, стать ее частью. И только один человек мог это сделать. И этот человек сидел так близко, что нос принца улавливал запах его тела. Такой же, как запах летнего дождя, вдыхающего жизнь в сухую землю. Одно плавное движение - и кисть юноши прикоснулась к руке мужчины. По телу Каи словно пролетела молния, и он быстро отдернул сам себя. Зачем он это сделал? Причин не было; это был секундный порыв, неконтролируемое желание. Поспешив спрятать руку в складки одежды, парень еще сильнее впился взглядом в пол, боясь поднять его. "Пожалуйста, продолжайте..."