***
На второй день, спустившись к завтраку — действительно завтраку, ибо Шерлок, на удивление, задумчиво хрустел свежими тостами с сыром, запивая их горячим чаем, — Джон понял, что это случится именно сегодня и ни днём позже. Шерлок смотрел куда-то впереди себя — в зеленоватую стену и на заваленный разной мелочёвкой маленький столик — и в никуда одновременно. Он не испугался и даже не вздрогнул, когда на кухню вошёл преувеличенно бодрый Джон, настороженно приглядывающийся к своему соседу. Ватсон заметил, что Холмс вдруг отставил свою кружку в сторону, отодвинул подальше от себя тарелку с крошками и, сильно нахмурившись, явно стал собираться с внутренними силами. Кажется, это уже начинается. Точнее, началось. Как-то слишком быстро. Чёрт возьми, лично он, Джон, сейчас абсолютно точно не был к этому готов. Даже за столько генераций… к этому никогда и ни за что нельзя привыкнуть! Джон — если начистоту — и любил, и ненавидел этот момент одновременно. Ненавидел, потому что это был всего лишь установившийся с первой Встречи и закономерно протекающий из раза в раз процесс в каждом перерождении Шерлока, который обрекал как раз таки его, Шерлока, на пожизненное — и слепое — следование за одним единственным вампиром. Ватсон в очередной раз лишал — точнее, уже лишил — Шерлока права выбора своей собственной судьбы, права выбора своего спутника — любовника, возлюбленного, любимого — или спутницы — любовницы, возлюбленной, любимой — по жизни. В очередной раз он лишил Шерлока права на личную — счастливую! — жизнь. Хотя… когда это Шерлок поступал иначе даже при данном ему после Встречи свободном выборе? И, чёрт возьми, да, несмотря на все эти существенные минусы, он любил этот момент, ведь он снова и снова убеждался — уверялся — в том, что Связь между ними до сих пор действует и что Шерлок никуда от него не уйдёт — уж по собственной воле так точно. — Джон, — настойчиво позвал Холмс, скрещивая пальцы и упираясь расставленными локтями в столешницу. — Да, Шерлок? — как можно более беззаботно отозвался тот, а у самого внутри всё заныло от тяжёлого предвкушения. — Я люблю тебя. — Без обиняков, без хождения вокруг да около, без заискиваний и лишней траты времени отрывисто кивнул, как будто самому себе, подтверждая свои слова, Шерлок, поднимая сосредоточенный взгляд и глядя прямо в глаза стоящему рядом с ним Ватсону. Тот горько улыбнулся ему, вздохнув: — Я знаю. Глаза Холмса против его воли удивлённо расширились. Он явно был обескуражен столь беспардонным и почти равнодушным — равнодушным ведь? — ответом на своё собственное — на минуточку, выстраданное и с таким трудом высказанное! — признание. Потом он тут же нахмурился и спросил: — Что это значит? — Это значит, что я изначально знал, что этим всё закончится, Шерлок. Мне очень-очень жаль, правда. Я так перед тобой виноват. Холмс же застыл на своём стуле. Кажется, его мозг уже несколько сотен тысяч раз обработал только что услышанные слова, но до сих пор не мог понять — не мог? — их сути. Он даже не моргал, пытаясь не тратить лишнюю энергию на эти движения, пуская все внутренние резервы в головной — работающий почти на износ — мозг. Возможно, он лишь всё неправильно понял, не так трактовал?.. — Ты хочешь сказать… — облизнувшись, медленно — очень медленно для него — начал Шерлок, прищуриваясь и сильнее сцепляя ладони между собой, жадно рассматривая стоящего перед ним Джона, — хочешь сказать… что ты… отвергаешь меня? Ватсон глубоко — тяжело — вздохнул и сел на ближайший к нему стул, кладя свою ладонь поверх похолодевших пальцев соседа. Несильно сжал их, как бы в знак поддержки. — Не совсем так, Шерлок. Я не могу объяснить тебе, в чём именно заключается проблема между нами, но пойми — тебе это абсолютно не нужно. Я… — Джон быстро прикусил язык, едва так глупо не проболтавшись. — Скажем так, я уже сталкивался раньше с подобным. И ни к чему хорошему это в итоге не привело. Надо отдать Холмсу должное. Он не закатил истерики, как мог иногда сделать в прошлых перерождениях, или не стал выяснять на повышенных тонах сложившиеся между ними за прошедшее время отношения. Лишь равнодушно — как ему бы хотелось, чтобы это выглядело именно так — выдернул из моментально разжавшейся ладони Джона свою ладонь и, поднявшись с места, молча ушёл к себе в комнату. До вечера Джон его так и не увидел. Посторонних запахов или шумов в квартире не наблюдалось — он очень тщательно следил за этим! — так что вариант с суицидом — или чем-то подобным — сразу отпадал. И да, это же Шерлок, Бога ради! Он никогда так не поступал до этого! Ни за одно своё перерождение — даже в самых тяжёлых ситуациях — он не сдавался так глупо, решив наложить на себя руки из-за полученного от вампира отказа. Сразу же невольно вспомнился Бернард. От этого внутри жалобно кольнуло, а в голове закрутились воспоминания их последнего диалога. Воспоминания его обещания ему, Бернарду. Кстати, об обещании. Стоило над ним сейчас поразмыслить, потому что Джон всем своим естеством не хотел повторения последней жизни Шерлока.***
К вечеру Холмс всё-таки — неожиданно — вышел из своей спальни, хотя дверь всё это время и так не была закрыта, но Джон не заходил к нему, уважая желание соседа побыть в одиночестве. Шерлок вошёл на кухню и с самым серьёзным видом потребовал свой традиционный вечерний чай. Ватсон молча выполнил его просьбу — приказ — и молчаливо присел напротив, внимательно разглядывая своего визави. Тот не выглядел хоть сколько-нибудь отдохнувшим, значит, вариант со сном отпадает, но вздыбленные волосы и помятый костюм свидетельствовали о том, что всё это время Холмс провёл, лёжа на кровати. Даже не обладая в полной мере — лишь частично — дедукцией Шерлока, Джон всё же мог сделать вполне закономерный вывод, основываясь на тех данных, которые он получил только что и которые уже знал до этого, — Шерлок провёл десять часов кряду, лёжа на постели, погружённый в свои Чертоги. К слову, Ватсон узнал об их существовании не так давно и чисто случайно, но был по-настоящему увлечён и поражён рассказанной ему теорией, связанной с таким способом хранения воспоминаний и нужной информации. Вполне возможно, Холмс анализировал всё, что произошло с ним сегодня утром и что происходило с ними — между ними — на протяжении чуть более, чем двух недель. — Я предположил двадцать пять различных вариантов того, почему ты решил отказать мне, — наконец-то заговорил Шерлок, спокойно разглядывая вампира напротив и поглаживая пальцем бок тёплой кружки с чаем. — Впоследствии я начал исключать каждый из них, если мысленно находил опровержение или несостыковку, до тех пор, пока их не осталось всего пять. После я расположил их в релевантном порядке — от самого вероятного до самого неубедительного. Но всё осложнено тем, что в подобной ситуации, то есть связанной с чувствами и эмоциями — химическими дефектами, которым подвержено любое разумное существо, нельзя быть окончательно уверенным в том, что наиболее очевидный из вариантов на практике и окажется истинным. И ты очень облегчишь мне задачу, если расскажешь всё сам. Или хотя бы дашь мне какую-нибудь подсказку, с которой я мог бы впоследствии работать в поисках ответа. Джон удивлённо молчал, приоткрыв рот. Впервые на его памяти Шерлок пытался анализировать собственные чувства, раскладывая их на все производные, чтобы понять, где произошла такая досадная ошибка и как её можно исправить. Он использовал лишь холодный ум и трезвый рассудок, а не своё горячее — бушующее, уж Джону-то не знать — сердце, и это было невероятно — исключительно! — поразительно. Ватсон открывал и закрывал рот, не зная, с какой стороны можно подступиться к такому аргументированному вопросу-ответу, с чего стоит всё-таки начать разговор. Он почти с мольбой посмотрел на молчаливого Холмса, который терпеливо ожидал от него реакции. Наконец-то Джон честно ему признался: — К моему огромному сожалению, я не могу рассказать тебе правду, Шерлок. Это не потому, что я тебе как-то не доверяю, ни в коем случае. Я всего лишь пытаюсь оградить тебя от этой информации. Она не губительна, нет, просто… она не нужна тебе, понимаешь? — Если хочешь, я могу удалить её из Чертогов сразу после нашего разговора, — предложил, кивнув, Холмс. — И в чём тогда смысл делать это? Рассказывать тебе обо всём, если ты всё равно потом не будешь помнить причину моего… отказа. Шерлок поджал губы и опустил взгляд в кружку с почти остывшим и так и нетронутым чаем. Он медитировал над ней долгие — мучительные — десять минут, прежде чем снова заговорил: — Я всегда считал любовь досадной ошибкой. Самой частой причиной падений и слабости людей. Неравнодушие — не преимущество. — Он замолчал, явно с трудом подбирая нужные слова. — Но теперь, когда случилось то, что всё-таки случилось, когда я тоже в итоге оказался сражён этим опасным недугом, я не собираюсь так просто сдаваться. — Он вздёрнул подбородок, не пряча больше взгляд. Джон посмотрел на него в ответ с уважением, потом обаятельно улыбнулся, несколько разряжая гнетущую их обоих обстановку. — Я обещаю, Шерлок, что, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой. Я буду твоим соседом, коллегой, охранником, помощником, лучшим другом, но, увы, только не любовником. Я правда очень ценю тебя и твои чувства, но, к сожалению, это слишком большая ответственность для меня, которую… — Холмс видел, как моментально потускнел взгляд Ватсона. — Которую я когда-то уже не вынес. Не вынес тогда, не вынесу и сейчас. — О чём ты? — Шерлок протянул руку через стол и мягко сжал сильно напряжённое предплечье вампира, по-доброму — ласково — улыбаясь краешком губ. — Я не могу рассказать тебе, Шерлок, прости. Просто попытайся… принять эту мысль и не обижаться на меня, хорошо? — Он положил свою ладонь поверх чужой и, наклонившись, уткнулся носом в тёплую кожу пальцев детектива. Холмс завороженно наблюдал за этой картиной, даже не пытаясь усмирить своё бешено стучащее в груди сердце. Безусловно, ему до сих пор было обидно — больно, неприятно — из-за этого недоотказа. Это его первая влюблённость, и он абсолютно точно не знает, что с ней теперь делать… Пальцы, что касались уткнувшегося в них лица Джона, приятно покалывало. …Может быть, она быстро пройдёт и перестанет уже противно зудеть на самой подкорке его головного мозга? А может быть, он найдёт себе новую любовную цель?.. …Последние две мысли показалась ему слишком абсурдными. Шерлок был уверен, что всё приходит со временем, так что и Джона удастся рано или поздно склонить в нужную сторону. Но, к сожалению, у такого обычного человека — по биологическим меркам, — как Шерлок, времени было критически мало.