<flashback>
Джон не помнил своей жизни человеком. Единственное, что он помнил, когда очнулся от дикого желания крови — человеческой крови — в грязном закутке — не шире двух с половиной футов — между невысоких английских домиков, — это то, что его зовут Джон Хэмиш Ватсон, ему тридцать пять лет и его родной язык — английский. Тогда стояла абсолютно безлунная тёмная ночь, но Джон не испытывал по этому поводу никакого дискомфорта, прекрасно различая — даже слишком прекрасно — каждую деталь — трещинку, выбоину — ближайшей к нему стены и валяющихся вокруг мусора и помоев. В горле зудело и першило — сжимало и душило — от непередаваемого чувства жажды. Вокруг не было ни единой живой души: ни одного загульного пьяницы или распутной девицы, — но при этом Ватсон слышал, как ворочаются в своих скрипящих кроватях спящие по домам люди, как стучит колёсами где-то вдалеке старая расхлябанная телега и как невыносимо — для него — воняет свежими помоями. Джон быстро — слишком быстро — встал на ноги, ощупывая свою шею. Если его обратили, то где же вампир, который это сделал? Никого вокруг уже не было, а кожа на шее была неаккуратно разорвана и сильно болела. Где же это хвалёное вампирское самоисцеление? И кровь. Ему нестерпимо сильно хотелось крови, сейчас уже абсолютно любой, главное, чтобы тёплой и свежей. Он вывернул из закутка, где очнулся, и быстро побежал вниз по улице, развивая невиданную ранее скорость. Он уже изначально находился не слишком далеко от края деревушки, в которой, видимо, жил до обращения, так что почти моментально оказался за её пределами, в поле, где лениво паслись не загнанные по хлевам коровы. Джон слышал — чувствовал, ощущал! — как по их жилам медленно качается сердцем кровь. Он накинулся на ближайшую к нему корову, жадно впиваясь в неё торчащими клыками. Её кровь была не совсем тем, чего хотело — жаждало! — его естество, но уж точно было лучше, чем совсем ничего, поэтому он осушил несчастное животное почти полностью — кажется, в него даже не должно было вместиться столько литров крови, — пока то билось и жалко боролось за свою жизнь, издавая громкое — предсмертное — мычание. В окнах ближайшего к ним дома загорелся огонёк от свечи, и Ватсон услышал, как быстро зашаркал к двери разбуженный хозяин коров. Джон отцепился от своей почти бездыханной и уже замолчавшей жертвы, жадно облизываясь, и позорно сбежал с поля, пока ещё мог хоть немного следить за собой и своими поступками, мыслями. Убивать безвинного человека из-за своей едва поугасшей жажды он точно не собирался. На дворе тогда была первая половина тринадцатого века. Джон долго привыкал, смиряясь со своей новой сущностью. Он познакомился с парочкой других вампиров, которые были обращены уже как генерацию и которые жили в соседней деревне — из своей старой Ватсон бежал в ту же ночь, не желая попадаться на глаза своей семье, которую он совершенно не помнил. Они-то, эти вампиры, как раз и помогли ему в первое время наладить новый быт и новую жизнь, добродушно поучая его и наставляя, пока он осваивался в теперь новом для него мире.***
Первый раз Джон встретил «Шерлока» в Уэльсе, в тогда ещё небольшой деревушке Калдикот. В то время в Уэльсе в принципе было неспокойно — уэльский народ был возмущён английскими завоеваниями и постоянными вторжениями, но это не помешало Ватсону проникнуть ради интереса — раз он теперь мог это сделать — на территорию тогда ещё чужого государства. «Шерлоку» было двадцать пять лет, он был строен, высок и невероятно красив. Ему повезло родиться в достаточно богатой для тех мест семье, а потому не знать горя от голода и нищеты, но это же и сыграло с его семьёй злую шутку. Получилось так, что во время очередных захватнических походов на их богатый двор напали и разграбили, а членов семьи и прислугу — если не убили сразу — взяли в плен. «Шерлоку» каким-то чудом удалось бежать из-под стражи — едва живым и смертельно напуганным, но удалось, — и, плутая в незнакомом лесу, хотя он и жил здесь долгое время, наткнуться на так же блуждающего, но уже в поисках цивилизации, Ватсона. «Шерлок» и без того уже был ужасно напуган всем произошедшим, а тут ещё и вампир, который хоть и не внушал ужаса и не проявлял никакой агрессии, всё равно оставался вампиром, и это напрочь перечёркивало все его возможные достоинства. Сил бежать — тем более от вампира — у «Шерлока» уже абсолютно не было, поэтому, с достоинством потомка знатного рода поправив на себе разодранную, местами окровавленную и испачканную сажей и грязью одежду, высоко вздёрнув подбородок, спросил: — Шея или запястье? Джон удивлённо посмотрел на это непонятно откуда тут взявшееся чудо и шутки ради ответил: — Бедро. «Шерлок» изумлённо уставился на него, потом фыркнул и стал стягивать с себя остатки былых роскошных штанов. — Что ты делаешь? — захохотал Ватсон, глядя на обнажившиеся тонкие бледные ноги. — Разве не видно? — огрызнулся в ответ «Шерлок». — Избавляюсь от одежды. — Зачем? — Джон вскинул брови, широко улыбаясь. «Шерлок» закатил глаза, про себя называя вампира парочкой грубых для аристократа, но слышанных от злой кухарки слов. — Я не желаю, чтобы Вы, как какое-нибудь полоумное животное, рвали на мне последнюю одежду. Если Вы предпочитаете бедро, я могу самостоятельно его оголить. — Эй-эй-эй, погоди, — стал неуверенно возражать вампир, поднимая примирительно руки и вдруг — против воли! — облизываясь. Запах струящейся из открытых ссадин и ран крови показался ему слишком — чересчур — пленительным. — Я не собирался… — Давайте покончим со всем этим как можно быстрее. Вообще-то, я совершаю побег от варваров, что разгромили мой дом. И, если Вас не затруднит, сделайте всё как можно более аккуратно. Если Вы меня не убьёте, я хотел бы продолжить свой дальнейший путь хоть в какой-то одежде. Ватсон восхищённо смотрел на этого странного паренька, который с невероятным достоинством и храбростью предлагал ему свою кровь. Он не боялся вампира, ничуть. Он лишь испытывал раздражение из-за того, что приходится так долго ждать, стоя на прохладе со спущенными штанами и задранными повыше укороченными кальсонами. Если быть честным, Джон изначально даже не собирался кормиться от «Шерлока», но от того так неожиданно маняще и вкусно пахло, да и сам Ватсон уже давно нормально не ел, поэтому подошёл близко к самоуверенному парню и неожиданно рухнул перед ним на колени. Тот сразу испуганно дёрнулся, отстраняясь назад, но после всё с тем же достоинством повернул ногу, подставляя вампиру своё бедро. Едва клыки пронзили бледную — даже не тронутую загаром — кожу, а тёплая кровь быстро заполнила рот, Джон ощутил, как внутри него всё внезапно ухнуло, а потом как будто сильно натянулось. Он слышал о некой Связи лишь один раз, да и то вскользь, когда впервые побывал в Колчестере. Ватсон тогда не придал особого значения словам старого — пятисотлетнего — вампира. Подумаешь, Связь и Связь. Лично он не ощущал внутри никакого такого странного натяжения, значит, и Связи у него нет. Лишь потом, много-много лет спустя, он всё-таки решил поподробнее узнать об этом явлении. А сейчас он тянул клыками тёплую и невероятно вкусную кровь, жадно облизывая прикрытый ртом участок кожи, и смотрел вверх, на опущенную к надплечью кудрявую голову с прикрытыми заплаканными глазами и покрасневшим от слёз лицом. Тело перед ним неожиданно покачнулось и, ничем не поддерживаемое, упало, едва Джон втянул клыки и ослабил удерживающую хватку. Он подполз к обморочному мальчишке, похлопал его по щекам, но, не добившись этим никакого результата, натянул на него спущенные штаны и поднял на руки, срываясь на быстрый бег. Живая кровь струилась внутри, наполняя небывалой силой и заставляя его ощущать всё гораздо ярче, чем обычно. Он смог услышать далёкие крики людей и ехавшую поздно ночью грузовую повозку. Значит, где-то недалеко проходила дорога между какими-нибудь деревушками, где «Шерлоку» могли помочь. Джон ощущал себя должным помочь этому странному и самоотверженному — до смерти — парню. И это открытие стало для него поразительным. Он пообещал самому себе — поклялся — во что бы то ни стало обеспечить ему в ближайшее время всю посильную помощь, а впредь — защищать его от всех возможных неприятностей. Так он и скрепил свою Связь с будущим Шерлоком, который теперь был обречён перерождаться каждый раз в одном и том же теле, под разными именами и в разных уголках планеты в ожидании их Встречи.***
Умер первый «Шерлок» буквально через месяц после Встречи. Он подхватил во время их увлекательного путешествия — из деревни в деревню, из города в город — туберкулёз и испустил дух в сильнейшей лихорадке во сне. Это была вполне гуманная для него смерть. Джона тогда, к сожалению, не было рядом, потому что в тот момент он искал для «Шерлока» хорошего лекаря, который помог бы заболевшему парню хоть как-нибудь выкарабкаться. Он уже вёл пожилую и недовольную столь поздним вторжением к ней в дом даму в сторону их временного пристанища, когда ощутил, что натяжение внутри как будто лопнуло и ослабло, и совершенно — как раньше — перестало ощущаться. Он испугался, оставил недоумённого лекаря посреди улочки и унёсся к «Шерлоку». С криками по имени подбежал к ещё горячему — ужасная была лихорадка — телу и упал перед ним на колени, безумным взглядом осматривая труп. Он не мог поверить в то, что не уберёг «Шерлока», не спас его, не… обратил? Безусловно, вампиры не болели, «Шерлок» сразу бы — точнее, по истечении шести часов — исцелился, но не было бы эгоистично со стороны Джона поступать так с ним? Вампир — это проклятие. Вампир — это абсолютное отсутствие сильных эмоций и тяги к жизни — зачем, ведь она и так бесконечна. Несмотря на силу, скорость, нюх, зрение и безвременье, Ватсон считал, что быть вампиром — это отвратительно, это самое худшее наказание из всех возможных. И нести такой крест ещё и «Шерлоку» он бы не позволил. Смерть гуманна, а по отношению к «Шерлоку» оказалась ещё и благосклонна, раз он погиб во сне. Джон прижался лбом к когда-то холёной тонкой кисти и тяжело вздохнул. Он абсолютно не хотел, чтобы смерть так быстро разлучила их. «И самое жуткое, — думал в тот момент вампир, — что внутри я почти ничего не чувствую по этому поводу». Тогда было последнее десятилетие уходящего тринадцатого века.***
Много позже Ватсон всё-таки нарыл сведения о Связи. Связь возникает только в том случае, если вампир кусает предназначенного ему Человека. Гипотетически, Связь существует у каждого новообращённого, но не всем удается найти её и закрепить, именно поэтому она такая редкая — не каждому вампиру посчастливилось попробовать кровь нужного ему человека. Человек может просто умереть раньше закрепления Связи и уже больше никогда не переродиться в нужном теле. Это и есть, по сути, основная причина неширокого распространения закреплённой Связи среди вампиров. Поэтому, да, со Связью везло не всем. Но даже тем, у кого она была, тоже могло не повезти. Связь — это двухсторонний контакт, и если одна из сторон против него, то ничего хорошего из всего этого никогда не выйдет. Есть много различных вариантов развития событий. Например, когда Человек отвергает свою Связь с вампиром после Встречи. Вампир может навязывать своё общество и присутствие, может закрыть Человека в оковах, похитить, насильно принудить к совместной жизни, но Человек всё равно — проверено многолетним опытом — всегда улучит момент и просто покончит — в таком случае — с собой. Некоторые, по незнанию, уверены, что смерть освободит их от этого бремени навсегда, некоторые же знают правду о Связи, а поэтому сознательно убивают себя, снимая эти оковы на ближайшие пару тройку десятилетий в надежде, что в следующий раз их не найдут. Бывают случаи обратные, когда уже вампир не желает нового возникновения Связи, но в этом варианте всё достаточно просто и безболезненно — вампир просто не ищет специально своего Человека. Конечно, он чувствует, когда тот рождается и когда умирает, но специально избегает его, а Человек всё равно вынужден перерождаться каждый раз в одном теле, хотя это, наверное, даже не минус. Связь — полезная вещь, но необязательная. Если вампир не найдёт своего Человека за период жизни последнего, то ничего страшного с ними обоими не случится, Связь не прервётся. Она лишь даёт несколько плюсов, например, высокая питательность крови — вампир, состоящий в Связи, может питаться один раз в два-три дня и не испытывать оставшееся время никакого чувства голода, или чуть более высокая регенерация тела у Человека — внешние — но только не внутренние — повреждения на теле затягиваются гораздо быстрее, чем у обычного человека. По сути, это всё, в Связи нет ничего возвышенно особенного или сверхвыдающегося. Так что Джон уже знал, что должен рано или поздно встретить «Шерлока» вновь. Он так сильно ждал этого момента, предвкушая тёплое натяжение внутри, но ничего не происходило. Прошла почти генерация со смерти «Шерлока», и тишина. Ватсон в какой-то момент просто отчаялся, посчитав, что наивно принял простые — но внезапно сильнее обычного ничего — симпатию и восхищение к простому человеку за какую-то там гипотетическую Связь. Но — о чудо! — буквально через пару лет после этого он ощутил это — Связь всё-таки возродилась. Только тут уже вставал другой вопрос: где именно искать? Время было неспокойное, обстановка и уровень жизни людей оставляли желать лучшего, но Джон надеялся, что «Шерлоку» и в этот раз повезло родиться в знатной семье, а значит, прожить в этом жестоком мире чуть дольше.***
В итоге Ватсон нашёл его спустя двадцать лет в Стокгольме. «Шерлок» родился и жил в семье рыбака, не слишком бедной и не слишком зажиточной, но с необходимым минимумом вещей и постоянной, хоть и несколько скудной едой на столе. Джон узнал его сразу, когда, спустившись с палубы корабля, на котором он путешествовал в поисках своего Человека, заметил на пирсе торговавшего свежей рыбой юношу. Когда-то — ещё в прошлой жизни — роскошные кудри были максимально коротко отстрижены, чтобы не выпадали и не портили товар, но вот точёное, хотя и изнурённое сейчас лицо осталось прежним. Он был грязным, от него за версту пахло рыбой и сыростью, и одет он был в когда-то богатые, но явно уже раз пять перекупленные обноски. Но его взгляд, не по-юношески мудрый, смотрел на всех свысока и с пренебрежением, будто это не он был сыном местного бедного рыбака, а все вокруг него. Джон усмехнулся и подошёл к нему ближе, желая познакомиться. «Шерлок» окинул его равнодушным взглядом и вскинул бровь, мол, чего вампиру могло потребоваться от обыкновенного торговца рыбой. Не дождавшись никаких слов или действий, но перехватив жадный — голодный — взгляд, блуждающий по телу, с фырканьем спросил: — Шея или запястье? Ватсон широко ему улыбнулся, ответив «Бедро». Кажется, жизнь налаживалась.***
В этот раз они прожили бок о бок почти пять лет. За это время «Шерлок» успел отчаянно — до беспамятства — влюбиться в вампира, впоследствии игнорируя любые проявления интереса и различные похабные предложения всех и вся вокруг него. На самом же деле он спал и видел, как его личный вампир целует его и занимается с ним сексом, взаимно любит его, в конце концов. Он кормил Джона из бедра, зарываясь пальцами в короткие светлые волосы, и жарко умолял на ухо ответить ему взаимностью на его чувства. И всё равно с каждым полученным — заведомо ожидаемым — отказом бесился и устраивал настоящие истерики, уходил из дома, но неизменно возвращался, иногда через час, иногда через сутки, но всегда до начала следующей кормёжки. Ватсон смотрел на него и видел красивого и — что было удивительно при таком неблагородном происхождении — умного парня, который жил и верил в то, что наступит этот знаменательный — счастливый! — день, и Джон обязательно его поцелует. Как минимум, добровольно поцелует. Потому что, как бы Джон ни пресекал подобного рода поползновения в свою сторону, иногда «Шерлоку» всё-таки удавалось урвать быстрый поцелуй с его губ или собственническое крепкое объятие. Они не жили богато. Отец «Шерлока» умер через пару лет после Встречи, оставив маленький захолустный домик своему единственному сыну; мать ушла от них, когда «Шерлоку» едва исполнилось четыре. Своих сбережений у Джона на тот момент было очень мало, но на вполне приличную еду для юноши и одежду для них обоих хватало с головой. «Шерлок» продолжал семейное рыбное дело, открыв через год при материальной поддержке вампира свою собственную небольшую лавку. Сам же Ватсон помогал время от времени местным большим вампирским шишкам, тем самым принося в дом — хоть и изредка — неплохие деньги.***
В этот раз со смертью «Шерлоку» повезло не так сильно, и потому умирал он долго и мучительно. Во время торговли он неудачно рассёк руку большим кухонным ножом, когда отрезал по просьбе покупательницы голову рыбы, а потом как-то закрутился, наспех замотав рану первой попавшейся тряпкой, и забыл об этом досадном недоразумении; к тому же из-за повышенной регенерации тела уже к моменту возвращения домой поверхность кожи снова была идеально ровной. Но это не прошло для него даром. Заражение крови. У «Шерлока» слишком часто поднималась температура, его постоянно рвало, иногда даже желчью, а на коже стали появляться некрасивые — опасные — красные пятна и гнойные наросты. У него также случались постоянные эмоциональные срывы: то он пребывал в состоянии полнейшей апатии, бездумно таращась перед собой, то вдруг с заразительным смехом бегал вокруг Джона, размахивая тончайшими — исхудавшими — руками. Иногда он видел то, чего на самом деле нет. Да и вкус его крови сильно изменился — это Ватсон заметил сразу. Она стала горькой, противной, неприятно вязла на языке, поэтому Джон отказался от кормёжки почти сразу, чем вызвал новый приступ любовного припадка у «Шерлока» — тот кричал, что он, такой странный, больной и бедный, конечно же совершенно ему, великолепному бессмертному вампиру, не нужен, поди уже нашёл себе нового кормильца. Умирая, морально и физически измотанный и тощий «Шерлок» отчаянно — горячечно — умолял обратить его, сделать таким же бессмертным и сильным, как сам Джон, и тогда он, «Шерлок», всю оставшуюся ему вечность будет с ним рядом, никогда его не предаст и ни на кого не обменяет. Ватсон стоял на коленях у его постели, едва сжимая, боясь переломить, худосочную — туго обтянутую впавшей и посеревшей, с красными пятнами, кожей — кисть, и пытался казаться расстроенным и горюющим, хотя внутри него всё было так едва ощутимо — жалость, страх, боль, сожаление, отчаяние, печаль, горе, любовь мешались в одно и исчезали, — что ему было бесконечно стыдно за это перед эмоциональным «Шерлоком». Он не мог обратить «Шерлока», потому что это не его право, не его жизнь. У «Шерлока» до последнего должно оставаться право на смерть, которое когда-то совершенно бездумно отняли у него, Ватсона. «Шерлок» же сейчас просто боялся её, смерти, боялся погибнуть, потому что абсолютно не знал, что его ждёт там, дальше. А Джон шептал ему в покрасневшую, с гноем, кожу о том, что они снова обязательно встретятся. Что Джон найдёт его в следующей жизни, чего бы ему это ни стоило. «Шерлок» же тогда через силу ему улыбнулся и едва выдохнул единственное «Идиот», прежде чем окончательно испустить дух, разом обмякнув на старенькой кровати.