<flashback 3>
Джон мучился от своих собственных мыслей, накручивал себя всё больше и больше, и поэтому, когда семьдесят пять лет спустя Связь знакомо натянулась внутри, он почти извёл самого себя. Ему было так стыдно перед прошлым перерождением «Шерлока», что он решил даже не пытаться искать его в этой жизни. Пусть «Шерлок» отдохнёт от него, поживёт вволю, найдёт себе настоящую и безопасную любовь всей жизни и умрёт счастливым лишь в глубокой старости. Едва Джон окончательно пришёл к этой идее и уверился с мыслью, что искать «Шерлока» в этот раз точно не будет, как через полтора года Связь внутри оборвалась. Совсем малыш «Шерлок» умер. Ватсон испугался, что это из-за его мыслей — из-за его мысленного отказа — умерло очередное перерождение «Шерлока», поэтому тут же, едва осознав это, пообещал самому себе во что бы то ни стало искать его каждый грёбаный раз вплоть до смерти последнего. Он удержит его на расстоянии, не подпустит себя ближе к его сердцу и постели, чем это положено, и даст прожить следующему «Шерлоку» нормальную — человеческую — жизнь.***
«Шерлок» переродился через восемьдесят лет. За это время много чего изменилось в мире. Как минимум, в вампирском мире так точно. Слишком большая численность новообращённых, которая росла просто в геометрической прогрессии, пугала всех Высших мировых вампиров. Так что те собрались вместе и порешили поделить мир на части между собой. Каждый из них выбрал себе по основному крупному на тот момент государству и парочке прилегающих к нему маленьких стран, которые собирался в будущем курировать, создал там почти что полноценный политический аппарат и следил за вверенными ему территориями и проживающими там вампирами. Также были изданы общие для всех вампиров основные непоколебимые законы, которые запрещали обращение, участие в человеческих войнах, геноцид — вампирский и людской, — включали кое-какие детали касательно Связи и многое, многое другое по мелочи. После этого в каждой стране были созданы свои вампирские Бюро и Суд, которые также следили за всеми вампирами любых слоёв и разбирались с неугодными власти, а также с теми, кто не признавал её. Были заключены дружеские соглашения между Высшими мировыми вампирами и людскими правителями, которые также включали в себя положения основных общих вампирских законов и кое-каких людских. Это не положило конец агрессии между обычными людьми и вампирами, но значительно снизило её. Так что Джон, когда от него потребовался выбор касательно страны «проживания», без раздумий встал на учёт в Английском вампирском реестре и теперь мог свободно путешествовать между любыми государствами в поисках своей Связи. В этот раз Джону не повезло, и он не нашёл «Шерлока» ещё мальчишкой, хотя, если так подумать, столь нежный возраст играет Ватсону далеко не на руку. Джон встретился с ним случайно — впрочем, как и обычно, — когда приехал в Данию. Хотя там как раз нарастал очередной военный конфликт, и вампира пустили в страну едва ли не с боем, но он чувствовал, что Связь натянулась максимально сильно — «Шерлок» где-то здесь, рядом. В итоге они столкнулись на одной из улиц Копенгагена, обменявшись при Встрече уже такими привычными первыми фразами, как самый настоящий пароль-отзыв: «Шея или запястье?» — «Бедро». «Шерлок», такой красивый лицом и телом, но в весьма потрёпанной, хотя и опрятной одежде, шёл тогда за новой военной формой. Ему исполнился двадцать один год, и его в срочном порядке призвали в армию на разгоравшуюся между Данией и Швецией войну. Хотя — Джон был уверен — в этот раз в «Шерлоке» было что-то странное, но вампир точно не мог понять, что именно. Ватсон просто последовал за «Шерлоком» сначала в воинскую часть, а потом — с разрешения Высших Английских вампиров — и на войну, чтобы там защищать свою Связь.***
Он не участвовал в военных действиях, не убивал шведов, не спасал датчан, не переворачивал ход конкретной битвы и мировой истории в целом, он лишь прикрывал «Шерлока» — с которым, по итогу, всё равно пришлось познакомиться — от пуль и снарядов, от комьев разлетающейся земли и вражеских штыков. Он тоже был одет в военную форму и поэтому не особо сильно привлекал внимание других солдат, но всё равно разные шепотки и пересуды преследовали их обоих после каждого очередного боя, когда они вдвоём, раненые, но безусловно живые, возвращались порой из самых самоубийственных миссий, на которые их отряд посылали командиры. Джон всегда — в таком случае — боялся не за себя, а за «Шерлока», которого могли убить, как какого-нибудь трусливого дезертира, который во время сражений отлёживается в безопасном месте, хотя тот отчаянно радел за свою родину, за Данию, и никогда не покидал поля битвы до окончания битвы, просто он не получал почти никакого урона из-за загораживавшего его собственным телом Ватсона. Все сослуживцы считали их обоих настоящими счастливчиками, родившимися в рубахах, когда очередная шальная пуля не сражала их. В итоге всё получилось слишком глупо и до слёз — «Шерлока», разумеется — обидно. «Шерлок» не дожил до победы Дании над Швецией всего каких-то пару несчастных месяцев, скончавшись у Джона на руках — не во время битвы, не в сражении с врагом, а в самый мирный вечер в тылу — от врождённого порока сердца, который изначально и смутил ничего не понявшего на тот момент Ватсона. «Шерлока» убила ни пуля, ни враг, ни старость. Он умер из-за врождённой слабости собственного бренного тела. Ватсон не плакал, ничуть; плакал, чувствуя свою скорую кончину, лишь «Шерлок», хватаясь за рукава чужой военной формы и шепча потрескавшимися губами о помощи, о спасении, об исцелении от загребущей смерти. Это была одна из самых досадных смертей — в полку потом шептались о том, что удача их покинула, раз даже «Шерлок» всё-таки погиб, — но Джон не почувствовал от осознания этого такой-то сильной боли, как в прошлый — со сгоревшим заживо «Шерлоком» — раз. «Шерлок» в очередной раз умер, а значит, они встретятся вновь, и не стоит так сильно горевать об этом, тем более ему, бессмертному и бесчувственному вампиру.***
Следующая жизнь «Шерлока» завершилась именно так, как того давно хотел для него Джон — «Шерлок» умер уже от глубокой — хотя и не совсем глубокой — старости. Правда, и Ватсон нашёл его буквально за два года до смерти, а всё потому, что даже не мог представить, куда в этот раз закинуло «Шерлока». Этим местом оказалась Бразилия, тогда ещё колония Португалии. Джон отправился туда в своих поисках буквально от безысходности. Он чувствовал, что Связь всё ещё жива, значит, и «Шерлок» был жив, но ему уже стукнуло почти шестьдесят шесть, так что времени на Встречу оставалось крайне — чертовски! — мало, «Шерлок» мог до неё даже и не дожить. Но судьба оказалась к ним благосклонна, и через год после высадки на берегах Южной Америки Джон всё-таки нашёл «Шерлока» — старого, немощного, но с сохранившимися чертами былой красоты — в небольшом городке Виаман. Как оказалось, его родители приехали сюда очень давно — ещё до его рождения — из Португалии и осели как колонизаторы в этом городе. Ещё «Шерлок» рассказывал, что был два раза женат — первая жена умерла от тропической болезни, вторая — от малярии (хотя «Шерлок» не мог тогда знать названия этих болезней хотя бы из своей простой неосведомленности, а также общей их неизученности мировой медициной; он просто рассказал о симптомах, а выучившийся уже потом на врача Джон распознал, в чём была каждый раз проблема); что детей у него от обоих браков нет (возможно, что-то не так с репродуктивной функцией); что в двадцать пять — и ещё несколько лет после этого — он баловался с различными видами травки и наркотиками (расположившаяся не так далеко Колумбия весьма щедро снабжала соседскую с ней Бразилию); что Виаман — это та ещё дыра мира, где он не предпочёл бы встретить старость, но так уж вышло, что все деньги семьи он сдуру отдал какому-то португальцу с корабля, пообещавшему забрать его при первой же возможности в далёкую Европу, а сам просто уплыл; что мир он так и не повидал (даже за пределы Бразилии-то не выезжал ни разу); что всегда хотел быть умнее, чем он есть. И многое, многое другое из своей долгой — насыщенной — шестидесятисемилетней жизни. И да, оставшиеся два года жизни совершенно не помешали «Шерлоку» вновь до беспамятства влюбиться в вампира, попросив незадолго — всего за пару часов — до смерти обратить его. — Я нахожусь в трезвом уме и светлой памяти, Джон. Тебе не надо потом винить себя из-за этого. Пожалуйста, сделай это, Джон. Я не хочу расставаться с тобой, я не хочу… я так боюсь умирать. Джон лишь обнял дрожащего и плачущего старика за плечи и крепко — в мерах разумного для человека, разумеется — прижал к себе, поглаживая эту когда-то буйную кудрявую голову, впервые покрытую теперь жиденькими седыми волосами. А потом пообещал ему на ухо найти его, переродившегося, вновь, в его новой жизни. Плюнул на всё и рассказал старому «Шерлоку» про их Связь, про его прошлые перерождения, про свою долгую — и безрадостную, безэмоциональную — вампирскую жизнь. «Шерлок» молча слушал его, обнимая в ответ и медленно засыпая уже вечным сном. Когда Ватсон ощутил лопнувшую внутри нить Связи, он уложил уже мёртвое тело обратно в кровать, поправил седые волосы и сбившееся одеяло и позвал людей — соседей. На похороны — как и всегда — он так и не остался.***
Связь возродилась тридцать семь лет спустя — достаточно быстро, если так подумать и сравнить все предыдущие сроки. В этот раз «Шерлока» закинуло не так далеко от Бразилии, правда, теперь уже в Северную Америку, США, штат Джорджия. Да Джон и искал его, по итогу, не так-то долго — на момент Встречи «Шерлоку» как раз недавно стукнуло двадцать три. И он уже был женат в этом возрасте. И у него уже было двое детей, оба мальчика. Ватсон сначала ошалел, когда узнал об этом, — впервые на его памяти у «Шерлока» при их Встрече были какие-то отношения, а тем более реальная — его собственная! — семья и — о ужас! — реальные — его собственные! — дети. Так что было несколько стыдно отбирать — а получалось именно «Отбирать» — отца семейства и мужа у молодой супруги. Но Джон — на горьком опыте и собственной интуиции — знал, что если «Шерлок» всё-таки познакомится с ним, то отвергнет после этого любые возможные отношения с кем бы то ни было, кроме Джона. Здесь же впервые получалось так, что у него уже были, как видно, весьма крепкие любовные и семейные отношения, так что, наверное, в этой жизни Ватсон, а точнее, «Шерлок», избежит участи безответной любви. Но нет. Едва Джон вошёл в новую жизнь «Шерлока», как тот моментально — с возмутительной, как ему казалось, для самого Джона лёгкостью — стал отдаляться от собственных жены и детей, а после двух месяцев таких покалеченных им самим отношений он решил окончательно их бросить. Он уверял Ватсона, что не делает чего-то пагубного. В конце концов, это его собственная личная жизнь, и он имеет право хоть раз самостоятельно решить, с кем ему стоит водиться, спать и жить, а с кем — нет. Брак, как выяснилось тогда же, был на самом деле вынужденным. Его отец едва не заложил из-за образовавшихся огромных долгов только открывшееся тогда месторождение золота. В США как раз назревала крупнейшая золотая лихорадка, поэтому подобные шахты были, какая ирония, как раз на вес золота. Отца «Шерлока» спасло от разорения и, возможно, даже каторги лишь то, что богатый отец будущей супруги «Шерлока» поверил в перспективность вложения денег в эти земли, а потому — для объединения прав собственности и капитала — мужчины решили женить своих детей. Вот так у «Шерлока» внезапно — и без его собственного желания — в девятнадцать лет появилась сначала не особо любимая — настоящая идиотка, но хотя бы работящая — жена, а потом и двое отпрысков — всё также по требованию тех же глав семейств, ожидавших с огромным нетерпением внуков. И никого из них абсолютно не интересовало, что в девятнадцать «Шерлок» ещё хотел учиться, хотел мир повидать, именно поэтому он, не раздумывая, при первой же возможности почти через год после свадьбы — от безысходности и серости бытия — начал увлекаться, как и в прошлой жизни, наркотиками. И он увлекался ими вплоть до самой их Встречи, а после неё внезапно пришёл к выводу, что Ватсон будет против крови наркомана, поэтому с лёгкого плеча решил всё бросить — но не так-то это было просто. У него случались частые ломки, совершенно невменяемые состояния и приступы паники — он то направлял на Джона домашнее и всегда заряженное дробью ружьё, то лез буквально к нему на колени миловаться. А когда «Шерлок» пришёл к выводу, что семейная жизнь с теперь уже постоянными скандалами из-за его изменившегося так неожиданно поведения и почти вечного отсутствия дома точно не для него, всё стало так на удивление просто. И «Шерлок» абсолютно не терзался сомнениями, когда собирал сумку с вещами для скорого отъезда из штата вместе с Джоном. В итоге всё получилось слишком прозаично, как в плохой шутке. Ревнивая жена, подумавшая, что гулящий всё это время налево муженёк всё-таки уходит к её дуре-соседке, застрелила из того самого злосчастного ружья «Шерлока» в их общем семейном гнёздышке на глазах у завтракающих детей, не дав ступить «Шерлоку» и шагу за порог.***
Джон стоял у свежей могилы на кладбище под покровом ночи и мысленно сетовал на то, что двадцать четыре года — абсолютно не тот срок, в котором стоит вообще умирать, тем более «Шерлоку».