Pastel

Намджун смеется, пока не понимает, что Чонгук не шутит. Они долго смотрят друг на друга, ожидая, что сделает другой. Намджун даже не дышит, когда младший берет инициативу в свои руки и медленно подползает к нему. По лицу Чонгука ползет румянец, когда он скользит на колени к Намджуну, медленно обвивая руками шею старшего. Он двигается так, будто ожидает, что его оттолкнут, но никто не останавливает. Лицо лидера заинтригованное и любопытное. Эти большие руки, которые он так любит, скользят к его талии, и требуется все самообладание, чтобы не поддаться Намджуну как кролик во время брачного сезона. Тело Намджуна раскрасневшееся и теплое. Дыхание рэпера обдувает ухо Чонгука, его губы дразняще близки. — Ты уверен? Он слегка изгибается навстречу теплу Намджуна, его рот на его шее. — Ты понятия не имеешь, как долго я этого ждал. Руки на его талии напрягаются. Голос Намджуна опасно понижается: — Значит, да? — Абсолютно. Длинные пальцы скользят по волосам на затылке Чонгука, его голова наклоняется, полные желания глаза встречаются, дыхания смешиваются в одно. Намджун нежно целует его. Это совсем не похоже на грубого и нахального лидера из его воображения, но, учитывая обстоятельства в виде его девственности, это странным образом подходит. Чонгук отвечает приступом нетерпения, прижимаясь все сильнее и сильнее в поцелуе, пока Намджун не стонет, как человек измученный и изголодавшийся. Вместо того, чтобы воображать этот опыт, Чонгук в кои-то веки переживает его. Он чувствует запах мужественного мускуса, который естественным образом исходит от кожи Намджуна. Он чувствует сухие пряди его песочных волос и скользит кончиками пальцев по гладкой загорелой коже. Это лучше, чем сотня извращенных сценариев, разыгрывающихся в его голове, а ведь Намджун едва прикоснулся к нему. — Назови меня так, — требует Намджун, когда они отрываются от поцелуя, тяжело дыша и слегка покраснев. — Назвать как? — Чонгук косит под дурачка. Его уши становятся розовыми. Намджун наклоняет голову набок, ухмыляясь в манере, которую он может описать только как жесткую. — Ты знаешь как. — Не буду. Намджун щиплет его за бок, и Чонгук пищит. — Неужели мне придется отшлепать тебя, детка? Прозвище слетает с пухлых губ Намджуна так легко, без каких-либо усилий, и Чонгук обижается на него за это. Его тело, с другой стороны, кажется, радуется этому прозвищу, горячая дрожь пробегает по позвоночнику. Он отводит глаза, когда Намджун пытается поймать его взгляд. Будь проклят тот, кто отвечал за наличие ямочек на щеках Ким Намджуна! Эта улыбка незаконна. Эти ямочки имеют слишком опасную власть над ним. Намджун думает, что это отличная идея — начать целовать его в шею, прижимая к себе, положив руки на спину Чонгука. — Н-нет, — тихо восклицает Чонгук, его голос затихает в конце. Несмотря на мольбу он льнет ближе к Намджуну, подбадривая, нуждаясь в нем так, как будто от этого зависит его жизнь. Это ощущается так, словно от этого зависит его жизнь. Он боится даже глаза закрыть, потому что вдруг это всего лишь сон? Что, если это его одиночество с ним играет злую шутку? Но поцелуи кажутся реальными, и руки ощущаются реальными. — Скажи это. — произносит уже тверже Намджун. Быстро учится. Чонгук чувствует, как его член подергивается в чулках. — Папочка, — о, как приятно наконец произнести это вслух. Зубы Намджуна впиваются в его ключицу, и он вскрикивает. Он замирает, когда Намджун покусывает и зализывает синяк на его коже. Не может дождаться, когда позже увидит его в зеркале. — Это мой мальчик, мой сладкий маленький малыш. Губы Чонгука подрагивают. Он хочет что-то сказать, но дыхание перехватывает. Однако он обнаруживает, что ему и не нужно ничего говорить, потому что Намджун продолжает обнимать его, он понимает. Его толкают на спину, матрас прогибается под тяжестью двух тел. Намджун лежит на нем сверху, расставив руки по обе стороны от его лица, мрачно нависая с видом, слишком грубым и плотским, чтобы быть фантазией. Намджун смотрит на него так, будто искренне хочет его разрушить. И они оба знают, что Чонгук позволит ему. Руки ползут вверх по его свитеру, двигая его выше по телу дюйм за дюймом. Он собирается у него под мышками и сидит прямо под ключицами. Он сводит колени вместе, когда Намджун смотрит на него сверху вниз, взгляд скользит вниз от его обнаженной груди к животу, задерживаясь на небольшой выпуклости, поднимающейся под тонким материалом чулок. Намджун облизывает губы. Чонгук держит руки безвольно поднятыми над головой в жесте подчинения. Он чувствует себя таким хрупким и уязвимым. Ни одна живая душа не знала его тайну, и теперь он просто выкладывает все свои карты на стол, чтобы Намджун мог оценить их. Это пугающе, волнующе и пьяняще одновременно. Теперь вся власть у Намджуна. Он мог бы сломать Чонгука так легко — слишком легко, но в его глазах есть что-то, что говорит "доверься мне". Мурашки бегут по его коже, когда Намджун скользит пальцами по животу. Его мышцы подергиваются от ощущения щекотки, крошечный смешок срывается с его губ. Он прикрывает рот рукой. Намджун останавливается, чтобы посмотреть на него снизу вверх. — П-прости, прости. Я просто немного боюсь щекотки на животике. — глаза Намджуна нежные. Он наклоняется, чтобы чмокнуть того в пупок. Чонгук медленно, но верно превращается в свеклу. Губы скользят вверх, исследуя бледную кожу. Чонгук изо всех сил старается не двигаться несмотря на отчаянное желание извиваться. Он не привык, чтобы его так рассматривали. Конечно, он стоял голым перед врачами, его талия, рост и вес были задокументированы, но это совсем другое дело. Он даже не голый, но с таким же успехом мог бы быть. Намджун не торопится, и каждое прикосновение его пальцев — касание более интимное, чем предыдущее. Намджун знакомится с его телом, и Чонгук не знал, что это будет ощущаться таким личным. Часть его хочет избежать этого и скрыть свои самые темные желания. Другая часть просто хочет, чтобы Намджун трахал его до потери сознания. Большие пальцы касаются его сосков, и все его тело сжимается. Намджун выглядит изумленным. — Знаешь, с тех пор как Сокджин рассказал нам эту историю о том, как он будит тебя по утрам, мне всегда было интересно... Намджун щиплет сосок. Коротко и быстро, но реакция эффектная. Позвоночник Чонгука выгибается над матрасом. Тихое мяуканье срывается с его языка. — Нет, п-папочка. Н-н-нет! Намджун не слушает. Со смелой уверенностью он перекатывает и растирает бутоны большими и указательными пальцами. Чонгук дергается и извивается, с его губ срываются тихие стоны удовольствия, пока он пытается вырваться. Но Намджун этого не потерпит. Он протискивается между коленями Чонгука, чтобы удержать его, своим весом беспомощно прижимая к матрасу. Застенчивые маленькие бутоны раскрываются и смягчаются от жестокого обращения, набухая и розовея. Намджун рычит, оценивая естественную реакцию как голодное животное. — Красивый. Такой красивый. Ртом припадает к одному из них. Чонгуку приходится прикрыть рот лапой свитера, чтобы заглушить крики. Изгибая позвоночник, он подается навстречу зубам и языку, которые терзают один из его сосков. Другой находится под подушечкой большого пальца Намджуна, который ожесточенно надавливает, обводя ареолу. Пальцы Чонгука вцепляются в одеяла Намджуна, хватая ткань изо всех сил. Намджун отстраняется после мучительной минуты, его пухлые губы красные и покрыты слюной. Чонгук тяжело дышит, грудь вздымается с каждым вдохом. Он не может выдержать то, как Намджун смотрит на него, — как будто он драгоценный, важный, и единственное, чего он когда-либо желал в жизни. Никто никогда не смотрел на него так раньше. Намджун приближается, чтобы снова поцеловать, и на этот раз не нежно или неторопливо. Жестко. Требовательно. Намджун впивается в рот Чонгука, стукаясь зубами и соприкасаясь языками. У старшего перехватывает дыхание, он доминирует в поцелуе, показывая Чонгуку, насколько тот на самом деле бессилен. И Чонгук любит каждую крупицу этого. — Прежде чем мы пойдем дальше, нам понадобится стоп-слово. Я не хочу, чтобы мы прошли весь этот путь только для того, чтобы потом ты обо всем пожалел. Чонгук бы возразил, что это невозможно. Но Намджун выглядит серьезным. Переговоров, очевидно, не будет. — О-кей, — да, давай остановимся в разгар сексуального момента и проигнорируем тот факт, что у него бешеный стояк. Мы прерываем этот возбуждающий момент, чтобы сообщить тебе стоп-слово. Захватывающе. — Не дуйся, это важно. — Чонгук закатывает глаза. — Хён… нет, папочка. Пожалуйста, ты нужен мне так сильно прямо сейчас. Разве ты не чувствуешь? — он прижимается своим телом к телу Намджуна, их члены соприкасаются через одежду. Намджун пристально смотрит на него. — Выбери стоп-слово, и тогда мы будем трахаться. Чонгук стонет, по-детски откинув голову в сторону. Его ободок съезжает, и Намджун нежно поправляет его на голове. — Персики, — говорит он через мгновение. Намджун выгибает бровь, глядя на него. Чонгук краснеет, но больше ничего не говорит. Старший кивает. — Значит, персики. Чулки резко срывают с бедер, и Чонгук визжит. — ПЕРСИКИ! — Не драматизируй, — Намджун бросает испорченные чулки, а Чонгук надувает губы. Ему нравилась эта пара. — Завтра я куплю тебе десять пар новых. — Осторожнее, хён. Я очень серьезно отношусь к обещаниям. Намджун наклоняется, соприкасаясь их носами с ухмылкой. — Как и я. Чмокнув и хлопнув его по бедру, Намджун переворачивает Чонгука на живот. Его свитер спадает, задевая чуть выше копчика. Он позволяет Намджуну грубо обращаться с собой, ставя его на колени. Чонгук зарывается лицом в одеяла. Он чувствует, как тепло разливается по лицу, когда Намджун проводит большими пальцами по его половинкам. Руки такие большие, что идеально обхватывают его холмики, хотя у Чонгука никогда не было особенно большой задницы. Это сильная сторона Чимина. Руки раздвигают его бедра еще шире. Чонгук тихо всхлипывает. Намджун протягивает руку между ног, чтобы погладить его яйца. Он слегка сжимает их, и бедра Чонгука напрягаются. — Гладкий? — разглядывает Намджун. Он звучит впечатленным. Чонгук булькает от смущения. — С волосами т-там не очень красиво. Намджун одобрительно хмыкает. Он обхватывает рукой член Чонгука, тот полностью умещается в ладони. — Ты всегда был таким маленьким, — старший хихикает, крепко сжимая. Чонгук вздрагивает, бедра дрожат. Они все видели друг друга голыми в той или иной ситуации. Хотя это первый раз, когда кто-то комментировал его размер. — Мне нравится. — шипит он, защищаясь. — Хорошо. Намджун тянет его раз, два, и отпускает. Чонгук проглатывает любые жалобные звуки. Матрас проваливается, когда Намджун уходит, и он тут же пружинит на четвереньках. На долю секунды он думает, что Намджун может просто бросить его, возможно, тот передумал и решил, что все это слишком для него. Но, к его большому облегчению, Намджун всего лишь стоит у шкафа и что-то ищет. — Где ты держишь смазку? — Немного бесцеремонно, не думаешь? — Намджун смотрит на него через плечо с безразличным взглядом. Чонгук садится на пятки, раздраженно скрестив руки на груди. — В обувной коробке. — Резинок нет...? — у него в руках тюбик смазки, но он по-прежнему безуспешно ищет что-то другое. — Резинок нет. — Ты не против? — Намджун неуверенно смотрит на него. Чонгук кивает, падая на живот и виляя своей задницей в воздухе. Свитер спадает и обнажает все. Намджун пинком отбрасывает коробку, прежде чем рухнуть на матрас. Он ударяется головой о верхнюю койку. — Блядь. — прижимает ладонь ко лбу, сильно морщась. — Папочка! — по-детски прикрикивает Чонгук, торопливо комкая в кулаке одеяла. — Поторопись! Намджун бьет его по нижней стороне бедра. Тот пищит. — Не будь таким негодником. — Но папочка! — Замолчи. — тон Намджуна имеет четкий подтекст "без глупостей", который Чонгук просто не может оспорить. Старший проводит рукой по покрасневшему следу на бедре Чонгука, прежде чем нежно поцеловать его, как будто молча извиняясь. У него не хватает духу сказать Намджуну, что он вроде как любит порку. Это разговор для другого раза. Нет необходимости полностью посвящать Намджуна во все его кинки сразу. Только то, что тот привык называться папочкой, не значит, что он автоматически опустит планку до всего, что Чонгук подбросит ему. Тем не менее, он не может не прижаться к прикосновению, наслаждаясь чудесным жжением. Губы движутся выше. Намджун покусывает кожу прямо под изгибом левой ягодицы, заставляя синяк расцвести на коже. В мыслях Чонгука он как будто говорит "Ким Намджун был здесь". Чонгук должен был предвидеть, к чему клонит Намджун, но почему-то язык, дразнящий его расщелину, вызывает настоящий шок. Он задыхается, утыкаясь носом в одеяло и зажмуриваясь. Влажность проскальзывает между его ягодицами как раз в тот момент, когда Намджун раздвигает их руками. Чонгук обнаруживает, что дергается от незнакомого ощущения, но Намджун решителен, очень решителен. Он держит Чонгука именно там, где ему нужно, и никакие верчения и увиливания не могут этого изменить. Однако в этом и заключается цель стоп-слова. Намджун готов поспорить, что Чонгуку втайне это нравится, втайне он хочет, чтобы язык Намджуна был там, потому что он не сказал волшебное слово, чтобы все прекратить. Он не из тех, кто может прямо признаться в чем-то, когда дело доходит до секса. Если ему что-то нравится, он ловит себя на том, что говорит слово "нет" гораздо чаще, чем "да". Намджун, похоже, хорошо это понимает — вероятно, понял в тот момент, когда Чонгук забрался к нему на колени. Нахальный ублюдок. Губы складываются по краям его особого места. Колени слабеют. — Папочка, это неправильно. Тебе не следует целовать там, — его голос напрягается, когда Намджун игнорирует и снова целует. — Ты такой драгоценный, детка. Если бы ты только мог видеть, какой ты милый. — есть что-то высокомерное и порочное в том, как Намджун говорит это. Воздух быстро покидает легкие Чонгука. — Твоя дырочка такая крошечная, прямо как твой член. Сможешь ли ты принять папочкины пальцы, не говоря уже о члене? — Я смогу... я смогу хорошо принять папочкин член! — Чонгук торопливо оправдывается, оскорбленный простым предположением. Намджун хихикает своим глубоким, насыщенным голосом, нежно поглаживая сжимающийся вход. — Папочка хочет покрыть тебя, тыковка. Папочка хочет трахать тебя, пока ты не заплачешь. — Н-нет, не говори так, папочка. Ты с-смущаешь м-меня! — он не может не заикаться. Намджун медленно превращает его в неуклюжее месиво, и ведь даже не старается. Что это за чертово колдовство такое? Чонгук не готов к языку. Он вкручивается в его вход без всякого предупреждения, и на какой-то решающий момент Чонгук видит вспышку перед глазами. Тело выгибается дугой. Он без разрешения насаживается на язык Намджуна, как будто его тело ждало и нуждалось в этом годами. Мокро, очень мокро. Чонгук изо всех сил пытается нормально дышать, пока Намджун съедает его, как ужин из индейки на американский День благодарения. Он издает самые непристойные чавкающие звуки. По логике вещей, он должен испытывать отвращение, но его тело, похоже, полностью готово быть оскверненным этим ловким языком. Его член истекает у живота, жемчужины предэякулята размазываются по коже. Он хочет прикоснуться к себе, но готов поспорить на что угодно, что Намджун оттолкнул бы его руку, если бы он попытался. Отчетливый звук открываемой крышки доносится до ушей. Язык все еще там, но руки, раздвигающие его половинки, исчезли. Дальнейшее легко предсказуемо. Языка больше нет, и, вопреки, он недовольно стонет. Никакая игрушка в мире не смогла бы повторить мастерство языка Намджуна, а он хорошо знаком с качественными игрушками. Разочарование длится недолго. Палец заменяет язык, а рука покоится на копчике, крепко удерживая в одном положении. Пальцы Намджуна длинные, приятные, красивые и длинные. Он проникает глубоко внутрь — дальше, чем Гук мог когда-либо надеяться достать своими. Что-то холодное касается отверстия, и он пищит. — Ох, прости, тыковка, я забыл снять кольцо, — Намджун совсем не звучит сожалеющим. Его голос становится ниже, когда говорит, — надеюсь, ты не против. Конечно Чонгук не против. Но мысль о том, чтобы попытаться заговорить с пальцами Намджуна в заднице, кажется невыполнимой задачей. К счастью, Намджуна, похоже, это не очень заботит. — Ты так хорошо справляешься, детка, — воркует Намджун, погружая внутрь третий палец. Чужие пальцы, раздвигающие его, — совершенно другой опыт, нежели когда он делает это сам. У него нет контроля или предвидения, чтобы знать, что произойдет. Намджун сгибает пальцы и касается там. Он стонет — громко, так громко, что впивается зубами в матрас и молится, чтобы никто этого не услышал. Намджуна это не волнует. На самом деле, он кажется очарованным, проводя кончиками пальцев по сладкому месту Чонгука, просто чтобы получить от него реакцию. Чонгук дрожит, с его губ срываются тихие всхлипы, когда он отчаянно пытается оставаться тихим. — П-п-папочка, — бормочет он, — Х-хватит. На этот раз Намджун действительно слушается, вероятно, потому, что не хочет рисковать преждевременным оргазмом Чонгука — что он может неохотно понять. Он предпочел бы дождаться правильного момента. — Ты готов для меня, тыковка? — Чонгук слышит звук, как Намджун расстегивает молнию на своих штанах, и только сейчас понимает, что тот не снял ни одной вещи с тех пор, как они начали. Должно быть унизительно быть одному таким голым, но мысль о том, что его полуголого и в свитере трахнет полностью одетый Намджун, почему-то возбуждает. Кто же знал? Гладкая головка задевает его вход и — о, младенец Иисус, — он толстый. Дырочка подрагивает в предвкушении. Внутри него никогда раньше не было такого вкусного члена. Намджун сдвигается, перемещаясь вверх по телу Чонгука, пока не дышит прямо рядом с его ухом, целуя линию челюсти. — Какое стоп-слово? — выжидающе бормочет Намджун. — Персики. — Хороший мальчик. Затем Намджун проникает в него. Он обнимает Чонгука за талию, и это кажется таким животным. Он рычит на ухо, полностью погружаясь внутрь, как будто не может остановиться. Чонгук всхлипывает, с глаз падают слезы, но они не настоящие на самом деле. Он плачет от радости больше, чем от чего-то другого. Наконец он потерял девственность. Его папочка достаточно мил, чтобы остановиться ради него, хотя в этом нет необходимости. Это дает Чонгуку время обдумать ситуацию. Член Намджуна пульсирует внутри, широкий и толстый, намного больше, чем он помнил, но это, вероятно, потому, что он никогда не видел Намджуна таким возбужденным. Он тяжело дышит ему в ухо, горячее дыхание ласкает потную кожу. Это чудесное чувство. Намджун начинает толкаться только тогда, когда прошло достаточно времени. Он медленно вынимает член, а затем погружается в него глубокими, мощными рывками. Рука, обнимающая его за талию, напряжена, удерживая его неподвижно. Его член подпрыгивает на животике при каждом резком движении. Чонгук закрывает глаза в чистом блаженстве. — Так узко... я всегда представлял тебя именно таким, — стонет Намджун. И я всегда представлял тебя таким большим, хочет сказать Чонгук, но знает, что прозвучит только жалкое заикание. В такой ситуации у него совсем не хватает дерзости. Его маленькая сторона действительно сияет в эти моменты. — П-папочка большой... такой большой, — тихо мяукает он. Намджун хихикает. Он, кажется, оценивает лесть, трахая Чонгука сильнее. Вся койка начинает скрипеть и качаться от быстрых движений, присоединяясь к непристойной симфонии шума, наполняющей комнату. Рычания и кряхтения Намджуна смешиваются с тихими всхлипами Чонгука и пробивающимися иногда случайными стонами и шипением. — Ты не... не перевернешь меня? — выдавливает Чонгук, задыхаясь. — Я хочу видеть тебя... Я хочу видеть лицо папочки, когда он заполнит меня своей спермой. — Скажи "пожалуйста", — поразительно, но Намджун все еще сохраняет образ, даже сейчас. Чонгук стонет от того, насколько Намджун предан своей роли. — Пожалуйста. — Пожалуйста что? — каким-то образом Намджун находит в себе силы казаться удивленным. Что за придурок. — Пожалуйста, пожалуйста, переверни меня, чтобы я мог видеть лицо папочки, когда он заполнит меня спермой. — к концу предложения он запыхался, но оно того стоит. Намджун выходит, оставляя его слишком пустым. Он переворачивает его на спину, раздвигая ноги и грубо толкаясь. Чонгук подавляет стон. Намджун так легко достает до простаты под этим углом. — Насколько ты близок? — тяжело дышит Намджун. — Б-ближе, чем хотел бы, — смущенно признается он, затаив дыхание. Никакое количество мастурбации не могло подготовить его к такого рода переживаниям. Силиконовые члены — это хорошо и прекрасно, но они не идут ни в какое сравнение с настоящим. Намджун, кажется, чувствует его легкое смущение, потому что говорит: — Не волнуйся. Я тоже близко. Он не солгал, потому что довольно скоро Намджун начинает двигаться еще быстрее, его член то и дело ударяется о простату. Чонгук дергает себя за волосы, за ободок, цепляется за простыни — за все, что может обхватить пальцами. Капли пота стекают по вискам. Его грудь порозовела. — Папочка... я могу прикоснуться к себе? — он пытается звучать так сладко, как только может сквозь греховные стоны. — Соски. Дотронься до сосков, — отрывисто приказывает Намджун, теряя самообладание. Чонгук всхлипывает и делает, как ему сказали, потирая опухшие бусинки сосков и покусывая нижнюю губу. — В следующий раз я собираюсь обмазать тебя маслом, — Чонгук стонет, его сердце трепещет при мысли о следующем разе. Он зажимает сосок и ахает, губы раскрываются, ресницы трепещут. Намджун мог бы взять его вот так в любое время дня — за кулисами, в гримерке, в душе — он бы раздвинул ноги без вопросов. — Я твой малыш, — роняет он, — ты можешь делать со мной в-все, что хочешь. Намджун рычит, особенно сильно толкаясь в простату Чонгука, заставляя того плакать. — Папочке нравится, как это звучит. — Я не могу... папочка, я собираюсь...! — Я тоже, тыковка. Я знаю. Его толчки становятся короткими и резкими, более жесткими, чем предыдущие. Они больше не достают до простаты, и это жестоко. Чон рыдает, как ребенок, которому не дали мороженое. Но Намджун понимает, он всегда понимает. Он обхватывает большой рукой крошечный член Чонгука, грубо надрачивая его. Небрежно и немного неуклюже, но так хорошо. Чонгук становится громче. Приходится засунуть пальцы в рот, чтобы заглушить звуки. Бедра Намджуна подрагивают, он входит по самые яйца и стонет так же громко. Чонгук, задыхаясь, плачет от ощущения горячей белой спермы, взрывающейся внутри него, и этого достаточно, чтобы он тоже испытал оргазм, изливаясь на живот и грудь. Чонгук тих, очень тих, когда Намджун медленно погружается в него, дрожа и задыхаясь от всего пережитого. Он почти такой же, хоть и пытается это скрыть, проглатывая вздохи и вытирая пот с лица рукавом свитера. Намджун выходит, когда заканчивает, но держит ноги Чонгука раздвинутыми, чтобы посмотреть, как сперма вытекает из его входа. Он выглядит гордым. — Тебе понравилась папочкина сперма, тыковка? Он краснеет, прячась за лапами свитера, чтобы не смотреть на Намджуна, когда отвечает: — Д-да. Мне очень понравилась папочкина сперма. — Теперь ты позволишь папочке позаботиться о тебе, не так ли? Чонгук кивает. Намджун освобождает его от свитера. Как бы сильно он ни любил свитера, ощущение того, что материал наконец-то снят с его потной кожи, приносит облегчение. Он садится, морщась от ощущения спермы, стекающей по его бедрам. Руки обхватывают его лицо, и Чонгук застенчиво смотрит в ухмыляющееся лицо Намджуна. Намджун осыпает его поцелуями, скользящими по рту, щекам, векам, и, наконец, заканчивающимися на лбу. — Ты такой красивый, тыковка. Ты хорошо постарался сегодня. Его грудь вздымается от похвалы. Он вдруг смущается. — Можем ли мы... можем ли мы принять душ? — Конечно.

***

Когда Чонгук засыпает в объятиях Намджуна ночью (они решили спать на его верхней койке. В данный момент им слишком лень убирать постель Намджуна), он чувствует облегчение. Несмотря ни на что тот каким-то образом согласился со всем, и если бы Чонгук не прижимался ухом к его сердцу, возможно, сам бы в это не поверил. Засыпая, он отдаленно задается вопросом, изменится ли что-нибудь, когда он проснется завтра утром.