Pastel

Следующие недели после его небольшой беседы с Юнги проходят в размытии. У Чонгука график был забит настолько, что хотя бы минутки, чтобы просто полежать, попросту не было, не говоря уже о том, чтобы снять напряжение его любимым способом, если вы понимаете, о чем речь. Они совсем не видятся с Намджуном, не считая расписания, естественно, это и не удивительно, только ночью совсем не хочется ложиться одному, а прижиматься к разгоряченному телу, хотя у него есть Сливки, но все же. Подозрения, что он постепенно становится слишком испорченным, поселяются в голове. Это, конечно, не очень ужасная вещь, учитывая, что она идет рука об руку с заботой и любовью, которая приносит много светлых эмоций. Что касается Мина: все очень похоже. Юнги редко бывает дома; на него давят многие окружающие, продюсер, все ждут стоящего материала, над которым он упорно работает. Правда, Чонгук мог бы написать ему в любое время, и Юнги сразу бы пришёл, но он откладывает эту мысль постоянно. Его мать была таким типом женщин, которые обычно кладут руку тебе на бедро и говорят: «Победы приходят к тем, кто работает!». В детстве, когда он старался следовать именно такому принципу, его жёсткая психика явно пошатнулась. Это привело к многочисленным истерикам, а затем и многим наказаниям. Но он всё-таки намного мудрее Гука. Чон ждёт, когда в их расписании появятся окошки, чтобы он смог побить баклуши хоть чуть-чуть. Как будто какой-то потусторонний человек отвечает на его молитвы (и вызывает беспокойство за его сексуальную жизнь), когда уже глубоко за полночь он решается на один шаг. Эта мысль появляется неожиданно, заставая врасплох, но никто не жалуется. Юнги так и так остается в студии, поэтому у Чонгука нет возможности поговорить с ним. Однако он осмеливается отправить сообщение. — Ты занят? Он визжит, глядя в экран. Намджун высовывает голову из своей кровати, держа книгу в руках. — Ты в порядке, тыковка? — Хм? Да-да. Его телефон вибрирует. Он снимает блокировку, и читает ответ. — Не особо. Просто возился с некоторыми битами. Что-то случилось? — Могу я прийти?  — Он кусает нижнюю губу, нервничая, большой палец парит над кнопкой «отправить». Зажмуривая глаза, он довольно резко нажимает большим пальцем на кнопку. Он буквально видит, как его пошлют. Он не может пойти к нему сейчас. Его сердце медленно поднимается к горлу. Можно же нечаянно бросить телефон в стену? Он всегда может купить новый.  — Конечно. — Его живот сжимается. — П-папочка… — Да? — Можешь сделать мне одолжение? Через полчаса они оба стоят у студии Мина. Намджун пришел с ним, потому что Чонгук был уверен, что в какой-то момент он отступит, если придёт сюда один. Сумка для мешка висит на плече. Он нервно подёргивает ремень. Намджун кладет руки на плечи младшего, как всегда, улыбаясь ему. — Ты можешь это сделать, детка. У тебя полностью наша поддержка, — Намджун чмокает макушку Чонгука, — и если Юнги-хен навредит тебе, я лично превращу его в пепел и сожгу всю его студию. Чонгук хихикает, утыкаясь теплым носом в шею лидера. — Хорошо, папочка. Спасибо, что выбрал меня. — В любое время, малыш. Позови меня, если что-то пойдет не так, и убедись, что дверь заблокирована, пока вы двое там. Я знаю, что уже поздно, и все ушли домой, но все же… Он покорно кивает, словно слушая раздражающие нравоучения родителей. — Да, папочка. — Хорошо, тыква. Удачно провести время. — Намджун снова целует его, обнимая плечи. Если бы Чонгук не знал так хорошо, то подумал бы, что Намджун нервничает. Но этого не может быть. Папочки не должны нервничать. Стуча костяшками по двери, он слышит мягкое 'войдите', прежде чем открывает и входит внутрь. Студия Юнги темная. Никакого света, кроме излучения от двух экранов компьютера и настольной лампы, стоящей рядом с пультом управления. Наушники на голове Юнги скользят вниз, к шее, он поворачивается, сонно потирая глаза. Он, должно быть, так устал. Наверное, он опять много работал, что даже не было возможности заснуть. Но, опять же, когда Юнги вообще нормально спал? Его грудь напрягается. Слабая улыбка озаряет лицо Юнги. Вместо того, чтобы поприветствовать его, он спрашивает: — Что в сумке? Чонгук краснеет. — Одежда. Мин выглядит слишком забавно. — Запланированная ночевка, не так ли? — Не… точно… — Он вгрызается в губу. Чонгук может поклясться, прямо сейчас нервы сжирают его мозг. — Отвернись. Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня. Юнги хихикает, качая головой. Он явно наслаждается реакцией младшего. Это делает ситуацию еще более смущающей для него. Спасибо, хён. Ты всегда с легкостью смущаешь, хён. Ты самый лучший хён на свете, хён. Старший с неохотой отворачивается обратно к компьютеру. Чонгук аккуратно кладет свою сумку на пустой стол, который выглядит так, будто он священный, потому что это единственное место, которое не захламлено. Он не может не бросать взгляд через плечо время от времени, когда переодевается, опасаясь, но почему-то надеется, что Юнги наблюдает за ним. Но рэпер уважает чужое личное пространство, так что Чонгуку остаётся только недовольно надувать губы. Уличная одежда благополучно засунута в рюкзак, Чонгук надевает свитер и поворачивается к лицу Юнги. Глубоко скуля в душе, он пересекает комнату и останавливается у стула хёна. Юнги, кажется, замечает, закрывает все вкладки на экране, и снова поворачивается. Повисает небольшая пауза, когда старший расставляет ноги и рывком притягивает Чонгука к себе. Макне смотрит на ленивую усмешку Юнги, легкий румянец, пылающий на нежных скулах. Розовый свитер с пушистой клубникой по середине и Питер Пэном выглядит впечатляюще. Рукава аккуратно подвернуты на запястьях, они такие же белые, чтобы соответствовать его лавандовым бедрам. Юнги приподнимается, чтобы провести пальцами по тонкому чокеру вокруг чужой шеи. Странное чувство гордости в груди отображается на любимой улыбке, которая украшает тонкие черты. Разумеется, за исключением его глаз - они такие же хитрые и прищуренные, как и всегда. Затем руки постепенно двигаются к его плечам, рукам, запястьям, окольцовывают чужие ладони, как бы намекая, ты наш макне. — Что ты думаешь… — Чонгук не может и слова поперёк сказать, это факт. Он уже видит любящее мерцание в глазах Юнги, но этого недостаточно. Ему нужно больше, чем это. Мин сжимает руки, словно понимая полностью. — Я думаю, что я старый извращенец. Вот что я думаю. Чонгуку прилетает укол боли прямо в сердечко. — Тебе не нравится? — О, мне нравится. Но не должно. На его губах играет дразнящая улыбка. Чонгук направляет руки Юнги туда, чтобы ладонь касалась чуть ниже подола его свитера и чуть выше бедра, лаская крошечный проблеск кожи, который прячется между нежными тканями. — Ты уверен, что я не помешал? — Чонгук неуверенно шепчет, взглянув на экран компьютера, словно ожидая, что лицо Шихека вылезет оттуда, как чёрт из табакерки. Мин фыркает. — Мне ли не все равно. Ты можешь мешать мне в любое время. Чонгук краснеет. Он трогает свой чокер, нежно улыбаясь. — Я…я рад, что тебе нравится. Я немного волновался, что ты не поймешь. Пальцы Юнги сжимают талию Чонгука. Он кусает губу. — Ты всегда слишком загоняешься. — Ничего не могу с этим поделать. — Знаю, что не можешь. Неловкое молчание витает в комнате. Юнги внимательно наблюдает за Чоном, терпеливо ожидая следующего шага. Нет, Юнги — не тот тип человека, который просто бросится первым. Он хочет, чтобы Чонгук сделал первый шаг. Он хочет видеть, как он это сделает. Чувствуя, что давление начинает подниматься, Чонгук колеблется. Его пальцы дергаются, когда он протягивает руки, положив их на плечи Юнги. Чон обнимает старшего за шею, так, чтобы наушники не мешали объятиям. — Что… — нервно сипит он, — что бы ты хотел сделать? То есть как? Мин приподнимает брови. — Что-то кроме твоих ослепительных бедер. Теперь ты просто портишь меня. Его уши становятся розовыми. — П-пожалуйста, Хён. Это — это так неловко для меня. — Я знаю. Это забавно. Он смотрит на него. — Смешно в милой манере. Взгляд становится тяжелее. Он, очевидно, избегает вопроса. Юнги вздыхает. Он наклоняется вперед, чтобы погладить скулу младшего. Чонгуку кажется, что он — кошка. — Как насчет ролевой игры, хм? Чонгук скрещивает руки в замок. Вызов принят. — А? — Давай притворимся, что мы два незнакомца, которые только что встретили друг друга. Ты можешь быть маленьким потерянным мальчиком и называть меня 'Мистер', - Юнги так произносит последнее слово, что заставляет мелкого задрожать сильнее и покрыться мурашками. — М-Мистер? — пищит он. — Верно, котенок. Теперь помни, ты меня не знаешь. Так что не называй меня хён и по имени. Я всего лишь 'мистер', хорошо? — Чонгук нетерпеливо кивает. — Хороший мальчик. Прежде чем мы продолжим, ты должен сказать мне безопасное слово. Намджун уже говорил мне раньше, но я хочу убедиться, что ты точно помнишь его. — Персики! — отвечает он с гордой улыбкой. Юнги усмехается. Руки опускаются на ягодицы, настойчиво сжимая. — Хороший мальчик. Теперь я хочу, чтобы ты вышел ненадолго на улицу, а затем вернулся. Сделаешь это для меня? Чонгук кивает, возбуждение тянет тупой болью. Юнги выглядит таким гордым. Он целует кончики пальцев младшего напоследок. Чон выходит в коридор, направляясь на улицу, мысленно молясь никого не встретить по пути. Он закрывает глаза и считает до десяти. Раньше он никогда не занимался такой ролевой игрой. Конечно, быть маленьким само по себе является формой ролевой игры, но это как-то иначе. Потому что Чонгук все еще Чонгук, даже когда он такой. Вернуться в комнату и притвориться, что его хён совсем не его, да и не хён вовсе, задача не из простых. Что, если он забудется и разрушит всю иллюзию? О, хён будет так разочарован в нем. Он насчитывает десять, медленно поворачивается и возвращается внутрь. В тот момент, когда дверь открывается, Гук замечает, что наушники Юнги убраны, но Мин все равно копается в своём компьютере, как будто там есть что-то важное. Чонгук снова колеблется. — П-простите? — Он разворачивается на своем стуле, и Чонгук сопротивляется желанию сделать шаг назад. Лицо Юнги изменилось. Теперь черты лица с мягких изменились на резкие и более грубые. Эту маску Мин носит, когда ему не очень комфортно. — Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя здесь находиться. — его тон тоже изменился. Теперь он грубый и колкий. Чонгук вздрагивает. — Пожалуйста, м-м-мистер. Я потерялся. Я не знаю, где я, и… и нигде не могу найти моего папу. — Мин оценивающе скользит взглядом по едва дышащему Чонгуку. — Знает ли твой папочка, что ты так одет? Щеки заливаются красным, пальцы нервно дергают подол свитера, пытаясь натянуть пониже и скрыть все участки оголенной кожи. — К-как так?  — Как будто ты хотел потеряться. Чонгук дрожит, губы от постоянных кусаний становятся красными. — Но господин, я всегда так одеваюсь. Папочка говорит, что я так хорошо выгляжу. — О, ты выглядишь прекрасно. — В голосе Юнги нет ни намека на нежности. — Прекрасно, чтобы трахаться. Чонгук, опасаясь, делает шаг назад. Он чувствует себя почти как актер в мелодраме, погружаясь в роль какой-то серой девицы с чистым сердцем и невинностью, непригодной для окружающего общества. Это весело. — Ты сказал плохое слово. Папочка говорит, что люди, которые используют плохие слова, попадают в ад. — он может почувствовать, как его язык развязывается, желание говорить, как ребенок, становится сильнее с каждым словом. Ухмылка играет на чужих губах. О, он выглядит так красиво и завораживающе. Чонгук всегда немного завидовал эстетике Мина: идеальная, бледная кожа, словно кукла, ну, почти, за исключением его глаз. Он как лиса. В них есть мерцание, которое намекает на более темную его сторону, более темный юмор, от которого многие шарахаются. Но не сам Юнги. Из всех мемберов он является самым непримиримым. Это видно в том, как он говорит, двигается и так далее. Это скрыто в текстах, которые записываются в студии. Его личность обладает силой и мужественностью. Он — душа со многими шрамами после боёв, ветеран боли и скорби. Даже сейчас, когда Чонгук пытается взглянуть на Юнги, как на незнакомца, он видит, что история написана в его взгляде. — Тогда, я думаю, мы оба отправимся в ад, — протягивает Юнги. Его тон пропитан зловещим весельем. Холодок пробегает по спине макне, потому что черт возьми, Юнги своими словами точно доведет до Гонконга. Но прежде чем он даже подумает, что нужно что-то делать, Юнги встаёт со стула и медленными шагами надвигается на него. Маленький писк срывается с губ. Чонгук пятится, но, в конце концов, упирается бедром в столешницу. Чужие руки зажимают по бокам, облокотившись на стену, Юнги опаляет шею макне теплым дыханием. Чонгук напряжен, но податливо плавится под чужим напором. Единственное сопротивление, которое он оказывает, это руки, которые он кладет на плечи старшему. — Пожалуйста, мистер. Мы не можем. Если папа узнает… — Он притворяется виновным. — Если папочка узнает, то что, хм? Что ты позволил совершенно незнакомому человеку прикоснуться к себе? — Чонгук чувствует, как чужая рука обхватывает его лицо. Он боится. — Папочка немного ревнив? — Я буду наказан, — скулит он. Он звучит как сука в течку, но слишком сладко. Юнги будто смотрит насквозь. — Ох, будешь конечно. — Голос Юнги на удивление звучит нежно ласково прямо у его уха, в то время, когда рука плавно скользит под свитер и сжимает ягодицы. — Но я вижу, что ты пришел ко мне без белья, значит рассчитывал на наказание? Правильно, котенок? Скорее всего ты видел меня раньше и думал: «Интересно, что произойдет, если я позволю этому человеку трахнуть меня. Интересно, как папочка меня накажет?» Ты знал, что я здесь, не так ли? Ты следил за мной, куда я пойду, чтобы потом найти и прийти, когда твой папочка отвлечется и отпустит поводок, да? Чонгук энергично качает головой, волосы взъерошены. Капли собираются в уголках глаз. Он всегда умел вызывать крокодиловые слезы. — Никогда. Никогда. Я никогда не хотел обманывать его. Он любит меня. Он очень любит меня. — Так любит, что даже смог бросить тебя? Должно быть, он не очень хороший. — Н-нет, он…я…он… — Чонгук изо всех сил пытается найти слова, поскольку рука Юнги грубо ласкает его левую щеку, сжимает с невозмутимой уверенностью. Юнги проталкивает колено между ног младшего, заставляя вздрогнуть. Чонгук всхлипывает и слегка толкает Юнги, но ни больше! Потому что они оба знают, чего хочет Чонгук, и это совершенно противоположно тому, что показывают его движения. — Знаешь что? Бьюсь об заклад, он просто ищет оправдание, чтобы наказать тебя. Он должен поблагодарить меня. — Мистер… М-Мистер… — Колено Юнги потирает промежность младшего, он задыхается. Голос, которым говорит хён, то, как каждое слово сходит с его языка, как извращенная лирика, похоже на мечту. Сколько раз Чонгук наблюдал, как Юнги профессионально рифмует, столько он хотел зацеловать его до смерти прямо на сцене. Слишком много раз. И это похоже на частную работу, только для него. — Ты знаешь, что я очень богатый и влиятельный человек, — Юнги подразумевает что-то интригующее, с чем Чонгук ещё не знаком. Они незнакомцы. Мин тоже играет роль. — Ты понимаешь, сколько человек хотят быть на твоем месте? Кто готов задаривать меня бриллиантами, чтобы попробовать на вкус? — Простите, мистер. Я не…я не понимаю… — Ничего страшного. Как насчет того, что я устрою тебе небольшой тур по студии, хм? — на мгновение Чонгук действительно смущен, потому что на самом деле студия Юнги не так уж и велика. Тур кажется едва ли необходимым. То есть, пока его не подтолкнут к другой половине комнаты. Он едва выдыхает протест, но не борется, когда его поворачивают и нагибают над пультом управления, в сантиметрах от экрана — Что вы…? — он не успевает возразить, когда чувствует, как Юнги прижимается стояком к его заднице, потирается членом, имитируя толчки. — Ах! — Ммм. Я не могу сказать, сколько фанатов я драл на этом столе. Все женщины — красивые, распущенные волосы и упругие сиськи, но полагаю, я мог бы сделать небольшое исключение для кого-то такого же красивого, как ты. — Пожалуйста, я не должен… — В этот момент Чонгук не знает, как долго он сможет поддерживать эту шараду. Жажда кричать «хен» усиливается. Влажные губы мокро целуют за ушком, затем плавно скользят вниз. Зубы вгрызаются в шею, оставляя следы, язык ласкает нежную кожу, прежде чем спуститься дальше. Язык на его коже, учащенное дыхание, властные руки крепко держат его за талию. Юнги достаточно жесток, чтобы оставить на нем свои следы, не обращая внимания на последствия. Потому что он целует не Чон Чонгука-кумира. Он целует Чон Чонгука-незнакомца. — Как я могу Вас видеть? — Юнги вслушивается. — Наклониться вот так…? Нет… Мне не удобно. Внезапно давление рук Юнги исчезает, и его теплое дыхание больше не ощущается. Он подходит к столу. Мин все еще достаточно близко, чтобы схватить его, если он действительно захочет, но вместо того, чтобы стоять, он расслабляется на большом кожаном кресле. Его тонкие ноги раздвигаются лениво, и он смотрит на Чонгука, как будто ожидая, что он будет между ними. — Ты когда-нибудь делал минет, котенок? — Юнги лениво тянет слова, и это звучит так сексуально. Чонгук с готовностью кивает головой. Прошло более месяца с тех пор, как Намджун узнал его тайну, и через месяц они начали заниматься незаконной деятельностью. С тех пор Чонгук всего лишь однажды сделал лидеру минет (на следующий день после того, как он узнал, если быть точным). Не впечатляющий опыт. Он не добавит его в своё резюме. Чонгук абсолютно уверен в том, что не имеет достаточного опыта в минете, чтобы удовлетворить все потребности Мина. Если есть одна вещь, которую ожидает Юнги, то это качественная музыка, качественные фильмы, качественная еда, качественные наушники, если бы он не стал успешным кумиром, Чонгук бы поклялся, что Юнги будет своего рода критиком, страшным критиком. — Хорошо, значит, твой папочка хоть в чем-то полезен. Ты не можешь быть хорошим мальчиком, если не делаешь папочке минет, милый. — Чонгук буквально чувствует, как лицо становится розовым. Он нервно дергает подол своего свитера, борясь с решением рассказать Юнги правду о его ограниченном опыте. Мин выглядит чем-то удивленным. Чонгук нервничает. Вместо того, чтобы быть храбрым — он делает что-то ужасное, глупое. Глаза, не нарушающие контакт с тяжелым, внимательным взглядом Юнги, подрагивают, он опускается на колени, застрявшие между ногами старшего. Юнги выдавливает ухмылку, наслаждаясь внезапно покорностью. — Ты не скажешь ему, правда? — Спрашивает Чонгук, все еще переживая по этому поводу. — Только если будешь хорош, котенок. Мне трудно угодить. — Он не знает, правду ли говорит Юнги или всего лишь играет образ. Чонгук сглатывает. Он кладет руки на чужие бедра, опустив глаза на ширинку. Юнги дергается от напряжения, устраивается поудобнее, расставляет ноги шире, дергая молнию вниз. Его нижнее белье черное. Если бы Чонгук не был так серьезен в данный момент, то наверняка посмеялся бы над непредсказуемостью. Он, честно, не удивился бы, если бы весь шкаф Юнги был просто черным морем; так же, как «дневной» гардероб Чонгука состоит в основном из белого. Понятно, что Мин по крайней мере наполовину тверд, даже когда член все еще спрятан в нижнем белье. Вопреки всему, Юнги не задает больше вопросов, пытаясь разоблачить. Вместо этого он становится удобным. Чонгук не знает, почему он ожидал чего-то другого. Даже персонаж Юнги ленив. Решая наконец взять на себя некоторую инициативу, он наклоняется, застенчиво прикасаясь к промежности хена. Подрагивающие пальцы судорожно тянут молнию вниз. Это предупреждение. Хоть Чонгук и может иметь некоторый контроль, сила все еще заключается в Юнги. Он дотрагивается языком сквозь плотную ткань джинсов, вглядывается в чужое лицо, добиваясь реакции. Юнги вдыхает резко, прижимая чужую макушку ещё ближе. Это причиняет боль, но не время ныть. Удовлетворения достаточно. Эмоции Юнги иногда слишком трудно понять, поэтому хотя бы таким способом можно добиться хоть чего-то.  — Хватит, блять, дразниться, — рычит Мин, Чонгука ощутимо колышет от такого тона. Уверенность наполняет его как под действием эликсира, распространяющегося через его вены. Темный взгляд, направленный на него, заставляет сердце отбивать чечётку. Он чувствует вихрь эмоций в животике, но ни один не более силен, чем азарт, который чувствует в данный момент. Губы предательски сохнут, когда чужой член оказывается в ладони. Он оборачивает пальцы вокруг, всматриваясь в лицо напротив. Намного толще, чем ожидалось. Одобрено Чонгуком. Логически, он не должен так удивляться размеру его хена, ведь они видели друг друга голыми прежде, но, честно говоря, не больно-то он тогда и всматривался. Если бы тогда он уставился на чей-то член, в ответ бы прилетело: «Какого ты пялишься на мой хер?», а затем скучная лекция по вытягиванию правды. Он проводит пару раз, член горячий и тяжёлый в руке. Он еще не полностью стоит, но это и понятно. Они не делали ничего кроме поцелуев. Он игнорирует небольшой голос в голове, говорящей ему, это все закончится в разочаровании и просто идет с его инстинктами. Он — парень. У него есть член. Все, что он должен сделать, представить, чего бы хотел он, если бы позиции были изменены. Легкотня. — Ты слишком медленный, — растягивает слова Юнги. Он не кажется нетерпеливым, но лицо выглядит иначе. Чонгук хнычет, извиняюще облизывая головку, ощущая на языке солоноватый вкус. — Простите, г-господин. Я буду хорошим, я обещаю. — Ты уж постарайся. Чонгук сжимает губы плотным кольцом, нежно поцеловав розовую головку. Он кладет руку на основание, медленно поглаживая чувствительную плоть. Взволнованное возбуждение заставляет Юнги дернуться, и младший думает, что все идёт хорошо, пока его голову не оттягивают за волосы назад. Вспышки боли вспыхивают в задней части шеи от внезапного движения. Он тихо плачет, глядя на Мина с притворной болью и замешательством. — Без рук, — Чонгук сразу же опускает руки на бедра. — Но М-Мистер, как я… — Открой ротик, — он расслабляет челюсть, — Шире. Вот, хороший мальчик. Теперь, будь хорошим котенком и перестань болтать. Говори, только если это чрезвычайная ситуация. - Другими словами: если ему неудобно или не нравится, что происходит. — Я собираюсь трахнуть твой рот. Чон ожидает худшего. В порно, «ебать рот» обычно означает засунуть член другому так глубоко в глотку, что человек теряет возможность элементарно говорить в последствии. Он жмурит глаза, готовясь к чему-то жестокому, но Юнги действует иначе. Он медленно погружает свой орган, осторожно проталкиваясь между раздвинутых нежных губ. Он чувствует, как смазка течёт по нижней губе и он высовывает язык, чтобы слизать. Юнги подавляет звуки, которые находятся где-то между подавленным стоном и рычанием. — Ты такой красивый, котенок. Скажи мне, как сильно ты этого хочешь. Скажи мне, как сильно хочешь этот член в рот. — Голос Юнги внезапно стал сладким сахаром, как сироп, прежде чем станет горьким. — М-М-Мистер… — Желание тонет в огне. Глаза Юнги темнеют. — Попроси. — Голос Юнги намного резче и требовательнее. Это та сторона, которую Чонгук никогда раньше не видел, та сторона, которая заставляет Чонгука течь в два раза сильнее. — Я… я хочу, чтобы ты… я… в моем р-рту… пожалуйста, мистер, — медленно говорит он, запинаясь почти над каждым словом, потому что ему так стыдно признаться. На этот раз это не его персонаж; это подлинное желание, с которым он сражался очень долго. — Послушный котенок. — Без дальнейших задержек Юнги проталкивает пульсирующий орган дальше, пока не упирается в горло. Он, конечно, задыхается, потому что даже Намджун не заходил так далеко. Чонгук хрипит, от неожиданности хватается руками за бедра Юнги, но не сопротивляется. Поскольку он не может сказать безопасного слова, он знает, что любое движение, вероятно, приведет к быстрому и внезапному завершению. Это противоположность тому, что хочет Чонгук. Итак, чтобы еще раз подчеркнуть, что он тут не мимо проходил, Чонгук проводит языком по стволу, добиваясь ответной реакции. Юнги стонет. Он даже не пытается удерживать Чонгука, и это просто прекрасно. Рэпер начинает толкаться ему в рот, и с каждым толчком член задевает стенку горла. Гук кашляет, задыхается, но все еще прилагает все усилия, чтобы соответствовать темпу. Тупая боль в горле, напряженная челюсть и вкус смазки, смешавшееся со слюной — все это стоит того. Поднимая свои слезливые глазки, он замечает чистое блаженство на чужом лице. Красиво. Очень. Юнги ассоциируется поистине с шедевром живописи, и эти мысли заставляют задушено всхлипнуть. Слюна вовсю течёт по подбородку, и он стонет. Член болезненно ноет, упираясь в кромку свитера, причиняя невыносимый дискомфорт. Кто знал, что грубый минет заставит возбудиться? Мин ускоряет темп, младший понимает, что тот скоро кончит. Он не знает, хочет ли Юнги закончить или нет, поэтому остается гибким и позволяет старшему царствовать над ситуацией. Чонгук боится, когда его горло полностью заполняют, а сможет ли он завтра петь. Возможно нет. Хотя, это того стоит. Без разрешения он обхватывает губами член, чтобы сделать трение слаще. Юнги совсем не против. Вместо этого он стонет, немного выше, его легкие вздымаются. Чон никогда не видел его настолько разрушенным, и он гордится тем, что знает, что он - причина. Это причина, по которой Мин Юнги успокаивается. С особо неприятным толчком Юнги кончает. Рука, сжимающая волосы, заставляет запрокинуть голову назад, и Чонгук удивленно задыхается, сжимая глаза, когда капли спермы попадают на ресницы и нос. Он уверен, попало ещё и на шею, прямо над его чокером. Он тихонько скулит, чувствуя себя липким и грязным. Боль все еще отдаёт внизу, пульсируя между ног, при каждом движении. Чонгук представляет, как выглядит со стороны. Мать будет гордиться. Он слышит раздирающий звук, прежде чем что-то мягкое аккуратно касается его глаз. Сначала он вздрагивает, но затем расслабляется. Юнги заботливо убирает беспорядок на лице. Сперма на носу, щеке, губах, челюсти и шее, везде. Его глаза трепещут, надеясь поймать взгляд Мина. Однако, былое хладнокровие вернулось. Единственное, что намекает на недавний оргазм, — легкий блеск пота на висках. Юнги откидывается на спинку кресла, выглядя довольно скучающим. Но его глаза по-прежнему направлены на него, голодные и ненасытные, как и всегда. Чонгук не знает, как хён может быть горячим и устрашающим одновременно. Он отлично подошел бы на роль убийцы в дораме. — Встань. Чонгук поднимается. Глаза Юнги оценивающе впиваются в него, будто разрезая лазером. Он внезапно снова начинает нервничать. — Раздевайся. — Но… но никто не видел меня голым кроме папочки. Папа сказал, что я не должен снимать одежду перед незнакомцами, он сказал, что только ему можно видеть м-меня без одежды, - он слышит, как его голос возвращается к детскому тону почти естественно, как будто подсознательно делая это. Юнги напряженно вглядывается в фигурку напротив. Он кладет руку на свой вялый член, поглаживая. — Так значит он сказал, что все в порядке, можешь сосать чужой член? — Чонгук кусает губу, как будто его ругают. — Н-нет. — Но ты все равно это сделал. — Я…я знаю, но… — Мы с тобой оба знаем, что ты не просто так сюда притащился, так? Ты хочешь знать, каково это — сидеть на моем члене, не так ли? — Нет! — Щеки вспыхивают румянцем. Одна из бровей Юнги скептически сгибается. — Хорошо, тогда, если мне не на что смотреть, ты можешь идти. Чонгук не двигается. Слезы позорно скапливаются в глазах. — Но я не знаю, куда идти. Мистер, пожалуйста, я не знаю, где мой папа! — Юнги ухмыляется. — Тогда, я думаю, у тебя нет выбора, кроме как делать то, что я говорю? Тебе явно нужна моя помощь, но я не помогу, пока не выполнишь мои условия. — Но минет… — Только половина сделки. Тебе лучше закончить то, что ты начал, котенок, или ты сам по себе. Чонгук жалобно хнычет, когда стягивает злосчастный свитер. Юнги, кажется, нравится, как его малыш отчаянно скулит. Маленький Кукки заставляет возбуждаться. Как только одежда снята, он полностью предстаёт перед Юнги нагим, его маленький член тяжело покачивается против живота, обильно истекая смазкой, Чонгук сводит коленки от боли, и тяжело всхлипывает. Соски твердые и опухшие, требуют незамедлительных касаний. Он поднимает ногу, чтобы стянуть следом чулки, но Юнги останавливает. — Оставь их. И колье. Он сильно краснеет, рассматривая свои ноги. — Что… что вы хотите, чтобы я сделал дальше, мистер? — Лубрикант. Третья полка справа. Он легко его находит. В любой другой ситуации он, вероятно, спросил бы, почему у Мина смазка во всех местах студии, но образ не позволяет. На негнущихся ногах Чонгук покорно отдаёт нужный предмет. — Повернись. Живот скручивает от неизвестности, когда он снова оказывается повернутым лицом к экрану компьютера, полностью уязвимым. Рука Юнги поглаживает позвоночник, начиная с лопаток, и, заканчивая копчиком. — Милый. Чонгук зарывает лицо в руки и притворяется, что он не слышит комментарий. Смазанный палец проходит по сжимающемуся отверстию, и он визжит, инстинктивно отстраняясь. Резкий шлепок заставляет прийти в себя. — Сделаешь это снова, и я отшлепаю тебя. — И-извините. — Расставь ноги. — Чонгук раздвигает ноги шире. — Хороший мальчик. Палец вновь касается входа. На этот раз он не дразнит. Медленно проникая, оглаживает гладкие стенки, толкается глубже, лаская припухшие края. Чонгук напоминает себе, что для Мина все это в новинку. Несмотря на свою уверенность, они никогда не были настолько близки, и, если бы Юнги дал знак, что он такой извращенец, Чонгук бы понял это гораздо раньше. Длинный палец Юнги, в конце концов, входит глубоко, по костяшки, влажная смазка создает непристойные звуки. Второй и третий палец добавляются слишком рано, растягивая и массируя нежные стеночки. Он чувствует себя хорошо, очень хорошо. Чонгук пытается прикрыть лицо руками, чтобы скрыть своё возбуждение, но какой в этом смысл, если позорные стоны все равно слетают с губ. Он не может помочь себе. Помимо слишком талантливых длинных пальцев, Юнги довольно ясно является экспертом в использовании их и для других вещей. Когда они начинают сгибаться глубоко внутри, становится понятно, что ищет Юнги. Он кладет руку на спину младшего, расслабляя, и заставляя прогнуться. Чонгук в беспомощности хватается за край стола, задыхаясь, когда пальцы толкаются еще глубже. — Мистер-м-Мистер, так… так глубоко, — хныкает он. Подушечки касаются заветного места, и Чонгук пищит, а ноги безумно трясутся. Он задыхается, тяжело опускаясь на колени. Юнги помогает ему подняться на ноги, заботливо придерживая. — Садись на мои колени, котенок, — наконец говорит Юнги. Стул Юнги большой, что ноги удобно помещались по обе стороны от Мина. Чонгук кладет руки на плечи старшего для поддержки. Он целует его глубоко, жадно, будто пытается выпить до дна, и Чонгук стонет, от того, что кажется Юнги собственно плевать на то, что его же сперма до сих пор на лице макне. Мин смазывает лубрикантом член, и глядя на всю ситуацию сейчас, Чонгук задается вопросом, прикасался ли он к себе, когда растягивал Гука. Если нет, то, оу, он действительно впечатлён. После того, как Юнги дает ему еще несколько секунд на размышления, он по-собственнически обхватывает молочные бедра, вгоняя в краску младшего. Чонгук всматривается в лицо напротив, когда гладкая головка проникает внутрь, желая поймать каждую эмоцию, которая отображается на любимом лице. Сначала между бровями наблюдается хмурая ямка, но затем напряжение уменьшается, когда он проникает глубже, уступая место блаженству, которое растягивается на бледных губах. Это завораживающий переход эмоций, и, когда Юнги поднимает взгляд на Чона, он думает, что мог что-то поймать; что-то другое, помимо завуалированной похоти. Но этот момент упорхает, будто его и не было. Мин обхватывает ладонями хрупкую талию мальчика. — Оседлай меня, — говорит он грубым тоном. Чонгук напрягается, опирается на плечи Юнги и медленно насаживается на ствол. Они оба стонут в унисон, хотя Чонгук, несомненно, самый громкий. Стоны распространяются по всей комнате, теплые, и щекочущие, и просящие больше. Он поднимается и снова опускается вновь, в конце концов находит медленный, но управляемый ритм, с которым они могут справиться. Жаркое дыхание опаляет ухо. Мокрый, горячий язык облизывает ушную раковину, засасывая мочку уха. — Ты такой красивый, — говорит ему Юнги. — Ты должен увидеть себя, всего покрытого моей спермой. Такой симпатичный взгляд. — Папа-папочка был бы таким сердитым, если бы увидел меня…  — Не волнуйся. После этого я отведу тебя к папочке и расскажу, чем мы занимались. — Чонгук задыхается, он едва может сосредоточиться на члене Юнги, непроизвольно сжимаясь вокруг него. — Ты обещал, — стонет он, — ты обещал, что не скажешь папе. — Разве я тебе не говорил? Я тоже превосходный лжец. Младший стонет и начинает двигаться немного быстрее. Его даже не беспокоит, насколько он возбужден. Единственное, что регистрируется в его голове, — это то, что Юнги внутри него, наполняет до краев, не давая даже нормально вдохнуть. Он снова ошеломлен этим чувством: сюрреализм. Это замечательная и опасная вещь. Голос в голове твердит, что все это сон, что он проснется, и все исчезнет. Но его сердце…его сердце кричит, что это реально. Юнги смотрит своими темными, темными глазами, проникая под корку мозга так, что аж дух захватывает. Совершенное совершенство. Член двигается быстро, каждый раз задевая сверхчувствительное место. — Хён… Хён… — плачет он, прижимаясь щекой к лицу Мина. Он знает, что нарушает правила. Он не должен нарушать образ, но не сделать этого невозможно. В Юнги есть что-то, что вызывает чистые, неподдельные эмоции. Это то, чего Чонгук не может отрицать или притворяться, что не существует. Глаза смягчаются, рука ласково гладит розовые щечки, а другая поддерживает дрожащее тельце, вбиваясь в него все сильнее и сильнее. — Ты не должен называть меня так, — басит Юнги, но не сердится. Он обеспокоен. — Ты в порядке? — Я в порядке… Я…я в порядке. Я просто… Мне нужно п-поцеловать тебя, хён, — хнычет он, — позволь мне поцеловать тебя. Юнги опережает и мягко целует. Он ласков, и он нежен, это все, что нужно Чонгуку в этот момент. Их языки скользят вместе, нечаянно сталкиваясь зубами. Юнги сладко обращается с ним, без какой-либо похоти или беззакония. Он знает, что Мин больше не играет по сценарию, потому что этот Юнги и тот — два абсолютно разных человека. Головка члена трет простату безостановочно, и Чонгук плачет. Чон чувствует, как плохо становится от напряжения внизу, тепло обволакивает все тело, дышать становится труднее. Его дезориентирует, передать это чувство — невозможно. Макне вскидывает бедра, пытаясь вернуть то ощущение. Стенки плотно обволакивают член до болезненных, но приятных ощущений. Юнги стонет, руки цепляются за чужие бедра, как за жизнь. Чонгук движется резче, волосы развеваются, спадая на взмокший лоб, губы дрожат в беспомощности, а глаза заполнены будто туманом. Чонгуку плохо, в хорошем смысле. Крошечные поскуливания срываются с губ, Чонгук выглядит невероятно милым. — Хён…хён… Я…я думаю, я близко. Низкие хрипы и стоны вибрируют где-то на уровне его груди. Он сильнее толкается в податливого мальчика, слушая сладкие стоны своего малыша. Пошлые звуки хлопающих бедер заполняют студию. Чонгук вскрикивает, взволнованно вскидывая голову. Юнги пользуется моментом, вгрызается в молочную шею, с наслаждением кусая и зализывая, оставленные собой метки. Опасно и глупо, но рэперу, честно говоря, все равно. Завтра он наденет на младшего шарф. — Чонгук-и, — Мин стонет его имя, и это красиво. Если бы он не заткнулся, то, наверное, всхлипнул. Юнги натягивает на себя безвольное тело глубже, погружаясь до упора. Чонгук охрип, бедра болят. Он дотрагивается до себя, чтобы не дать себе кончить раньше, но это было ошибкой. Он такой чувствительный, и так близко, когда пальцы оборачиваются вокруг чувствительного органа, задевая красную головку. Громкий визг раздается во всей комнате. Тело ломит, дырочка судорожно сжимается. Белые капли спермы пачкают чужую рубашку. Но Юнги плевать. Как и Чонгук, он уже свернул с пути слишком далеко, чтобы о чем-то заботиться кроме острых ощущений, охватывающих в данный момент. Старший продолжает трахать его, даже когда он уже безвольной массой опирается на Мина и хныкает. Кости ломит. Он сжимает свой член, зарываясь ему в шею, и опираясь на плечи, припухшие стеночки продолжают стимулировать, заставляя болезненно пульсировать. Спустя мгновение Юнги кончает, заполняя спермой растраханную дырочку. Чонгук чувствует себя таким влажным и заполненным. Младший льнет ближе к шее старшего, оставаясь спокойным и послушным. Юнги гладит голую спину мальчика, с любовью массируя копчик. Чонгук, как котёнок, целует скулы хёна, наслаждается дозволенной близостью, пока может. — Как ты себя чувствуешь, малыш? Чонгук счастливо прижимается к плечу Юнги. — Хорошо. — Просто хорошо? — Действительно хорошо. Действительно, очень хорошо. — Все еще дрожишь? — Пальцы вплетаются в волосы, Чонгук мурлычет, кивая головой. — Хорошо. Давай почистим тебя, а потом я отвезу нас домой. Ванная в коридоре. Юнги очищает его влажными бумажными полотенцами (насколько это возможно). Когда он садится на тумбочку рядом с раковиной, ноги едва достают до пола. Юнги вытирает сперму с лица. Он поднимает глаза на своего хёна, широко раскрыв, сердце его раздувается, когда он сосредоточенно концентрирует внимание на лице Мина. — Был ли я хорошим мальчиком, хен? — спрашивает он милым голосом. Юнги делает паузу, чтобы посмотреть на него. Мягкая улыбка скользит на губах. — Ты был потрясающим, котенок. Я так горжусь. — Это все, что нужно услышать Чонгуку. Мин помогает ему натянуть одежду, в которой он пришел. Другие вещи кладет в сумку, скрытую от чужих глаз. Юнги меняет свою рубашку на толстовку. Он выводит младшего из здания под руку, направляясь к черной машине. Часть его одежды забита обратно в сумку, скрытую от осуждающих глаз. После приятного душа, Чонгук надевает любимые пижамные шорты с мороженым, и затем Намджун укладывает его в постель. Юнги сидит рядом с ним, накрывает одеялом, пробегая пальцами по волосам, в то время, когда Намджун вытаскивает книгу из-под двухъярусной кровати. Сборник рассказов Беатрис Поттер* с яркой обложкой на титуле. Намджун читает ему — это сказка о кролике в саду, но Чонгук бодрствует еще очень долго. Его веки опускаются, убаюкивая гладким тембром голоса папочки. Юнги находится рядом с ним, наблюдая, и, убедившись, что его мальчик в порядке, бесшумно уходит. Сон затягивает в свой мир, наполняя другой реальностью.