Pastel

Фансайн длился дольше, чем ожидали. К тому времени, когда они уже вышли из зала, чтобы попрощаться в последний раз со своими обожающими поклонниками, было уже далеко за девять. Они закончили тем, что съели чачжанмён из пенопластовых контейнеров, которые захватил им их менеджер по пути в местной лапшичной забегаловке. Дождь хлестал снаружи машины, ударяясь о тонированные стекла. Вода лилась по мостовой и уходила в сточные канавы, где поток с каждой минутой увеличивался в размерах и набирал скорость. В переулке практически невозможно разглядеть что-то, кроме яркого света уличного фонаря, искаженного блеском дождя, застилающий мутное стекло. Тусклый верхний свет в фургоне не дает им пролить соус черных бобов на джинсы или промахнуться своими пятицентовыми деревянными палочками для еды с лапшой. Фургон, вероятно, будет еще вонять дешевой едой «на вынос» в течение нескольких недель. Их менеджер по-прежнему молчит, сидя на водительском сиденье, уже съев свой ужин в пустой гримерке, пока они в холле раздавали автографы и очаровывали своих хихикающих, взволнованных фанатов. Свет, исходящий от его телефона, освещает жесткие черты его стареющего лица. Всегда серьезный, всегда беспокойный. Чонгук сидит зажатый между Тэхеном и Чимином. Эта договоренность, казалось, была невербальной, так как ни Тэхен, ни Чимин не обратили на нее внимания, когда проскользнули в фургон и заняли пустые сиденья, без задней мысли оставив свободное место между ними. Чонгук радостно устроился в кресле, избегая любого зрительного контакта с остальными его хёнами. Было легко избежать их на фансайне, поскольку фансайны всегда были больше сосредоточены на фанатах, чем на самих себе. На концерте или ток-шоу все могло бы быть немного сложнее, но поскольку ему нужно было только сесть, улыбнуться и дать несколько автографов, вечер пролетел без сучка и задоринки. — Надеюсь, арми покушали до фансайна, — вздыхает Чонгук, слизывая соус с нижней губы. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из них остался голодным. — Большинство из них старшеклассники, — комментирует Хосок, сидя в кресле прямо перед ним, хоть и не поворачиваясь к нему лицом. — Они, вероятно, поужинали примерно в это же время, а потом вернулись к учебе. Вот как я помню старшую школу. Юнги ощетинился в своем кресле, с драматическим отвращением захлопнув крышку пенопластового контейнера. — От этих разговоров о школе у меня пропадает аппетит. — Да ладно тебе, хён. Я уверен, что твои школьные годы были не настолько дерьмовыми, — Хосок игриво толкает Юнги в плечо, чем заслуживает взгляд, способный убить щенков. — О, да, — голос Юнги сочится сарказмом, — Старшая школа была просто потрясающей. Претенциозные придурки и гормональная стервозность в изобилии. Ничто так не олицетворяет «золотую эру», как спуск твоей самооценки в унитаз и смирение с повторяющейся скукой. Только вот… все хотят продаться и стать знаменитыми, а ты пытаешься быть, ну, знаешь, знаменитым, не продаваясь. Хосок фыркает. — Ты говоришь так, будто это был ад. Лично я не думаю, что это было так уж плохо. Хотя… я ненавидел учиться. Моим любимым предметом была история, и я знал, что это ничего не даст мне в жизни. — Да, но ты был популярен в старших классах. Только те, кто пользовался популярностью, радовались старшим классам. Остальные, мы, неудачники, просто рады, что все закончилось и нам больше никогда не придется поддаваться этой травме. — Хоть невозмутимость Юнги заставляет Чонгука поверить, что он шутит, есть также в этом легкий оттенок правды, которая заставляет его чувствовать себя немного грустным. Ни для кого не секрет, что у Юнги была тяжелая юность. — Я не был настолько популярен, — слабо возражает Хосок. — Ты был довольно популярен, если я правильно помню. Разве тебя не называли «самым симпатичным», или «самым харизматичным», или еще каким-нибудь дерьмом вроде этого? Младший поднимает палец вверх, как будто готовый спорить, но тут же понимает, что Юнги прав. Его плечи опускаются в смирении. — Ладно, может быть, я был немного популярен. Я все еще не думаю, что именно поэтому мне нравилась старшая школа. — Мне нравилась старшая школа, — сладко вставляет Сокджин. — Заткнись, хён, — рявкает Юнги. Чонгук разражается смехом, и вскоре к нему присоединяются остальные. Даже Юнги ухмыляется, не в силах сдержать своего веселья. К тому времени, когда они все встретили Сокджина после подписания контракта с Бигхитом, старший уже закончил школу. Тем не менее, без сомнения, Сокджин был настолько ослепительно красив, даже в старшей школе, что он не мог не быть популярным. Как только они заканчивают есть, их менеджер протягивает им пластиковый пакет, чтобы они кинули туда мусор, прежде чем он нырнет под дождь, чтобы выкинуть его. Когда он снова садится за руль и заводит машину, Намджун наклоняется к нему с пассажирского сиденья и что-то бормочет. Их менеджер кивает, переключая скорость и снимая аварийный тормоз. Чонгук переводит взгляд с одного на другого, гадая, что сказал Намджун. Только когда они подъезжают к зданию, где находится студия Намджуна, Чонгук понимает, что происходит. Это осознание, похоже, поражает и других. Он чувствует, как Тэхен неловко ерзает на стуле, и Чимин издает легкое раздраженное ворчание. — Ты идешь в студию? — спрашивает Сокджин, в его голосе слышится беспокойство. — Да, я работаю над песней, которую хочу закончить как можно скорее. Если я этого не сделаю, руководители надерут мне зад, — Намджун выглядит измученным, как будто давно не спал как следует. Кроме того, это был очень длинный день для всех, так что его усталость может быть из-за этого. — Это не может подождать до завтра? — Сокджин напирает. Из всех, Сокджин тот, кто уделяет особое внимание хорошему ночному отдыху, даже если остальные из них менее ответственные, когда дело доходит до сна. Честно говоря, Сокджин больше жалуется на то, что они заботятся о себе, чем о собственных родителях. Это его опекающая черта делает его таким милым. — Нет, завтра у меня нет времени. Мы с Юнги должны работать над новыми треками для нашего следующего мини-альбома. — Ах, жизнь айдола. Камбэк за камбэком, круговорот выступлений и интервью, и круг за кругом крутится колесо. Это никогда не кончится. Не тогда, когда они находятся на вершине своей популярности. — Это может занять у меня всю ночь, так что не жди меня, хён! Все трое, сидящие на заднем сиденье, переглядываются. План состоял в том, чтобы созвать сбор в гостиной, чтобы обсудить вопросы, касающиеся наказания Чонгука. Казалось, все идеально шло. Сейчас только десять часов, так что это вполне приемлемое время для вечерней беседы — вполне приемлемое, чтобы они могли поговорить наедине. Прежде чем все разойдутся по комнатам, Тэхен объявит о разговоре, и все соберутся, чтобы поделиться своими мыслями и чувствами. Все здесь, у всех есть время — вернее, было время. Они не могут провести собрание, если один из них отсутствует. Особенно Намджун. Они ничего не могут сделать, чтобы возразить. Они не могут попросить Намджуна пропустить работу, потому что это было бы несправедливо. Чонгук понимает, что в их жизни есть приоритеты, которые нельзя откладывать на потом. Вся их карьера зависит от тяжелой работы и жертв. Поэтому они наблюдают, как Намджун выпрыгивает из машины и исчезает в темноте под дождем. Чонгук пытается выглянуть в окно, но оно закрывается слишком быстро, так что он ничего не видит. — Я действительно ненавижу, когда он работает всю ночь, — ворчит Сокджин. — Ага, конечно, только благодаря таким ночам у нас есть хиты, — огрызается Юнги. Он, наверное, единственный защитник в их группе, который верит, что из ночной работы может выйти что-то хорошее. Точно так же, как Намджуна, Юнги накрывает волна вдохновения в странные моменты. Это может быть во время завтрака или в три часа ночи, когда он готовится ко сну.  — Я знаю, — голос Сокджина смягчается, становится снисходительнее, — Вы все много работаете. Я просто беспокоюсь, что однажды один из вас может зайти слишком далеко… Ну, я полагаю, что говорю слишком поздно, хм, Чонгуки? Его нос, кажется, пульсирует как неприятное напоминание о том, что произошло ранее в тот же день. Странно, но кажется, что с сегодняшнего утра и до настоящего момента прошло много времени, как будто часы показывают разницу в недели. — Доктор сказал, что все не так уж плохо. Просто небольшой перелом. Сокджин, кажется, в настроении читать лекции. — Да, но все могло быть гораздо хуже. Хосок усмехается. — Если бы на твоем месте был кто-то другой, ему потребовалась бы операция. Они все смеются, кроме Чонгука, они считают его врожденную способность быть невероятно удачливым забавной. Когда смех стихает, Сокджин продолжает: — Но серьезно, Чонгук. Я не хочу, чтобы ты довел меня до могилы в таком возрасте. Я и так ужасно танцую, но после того, как тебя увезли в больницу, я даже не мог сосредоточиться на своих движениях. — Он наступил мне на ногу раз шесть, — хихикает Чимин, кладя руку на затылок Чонгука. Непринужденный, чрезмерный жест для чужих глаз, рука тяжело давит на его голую кожу, мозолистая ладонь теплая и грубая. — Эй, я же извинился! — пронзительно кричит Сокджин, униженный собственной неуклюжестью. Чимин отмахивается от него, его глаза блестят от смеха. — В любом случае, Чонгук, я думаю, что это хорошая идея, чтобы ты расслабился, когда мы вернемся домой. Я приготовлю тебе ванну с пеной и приготовлю вкусненький горячий шоколад, хорошо? Юнги прочищает горло. Все взгляды устремляются на него (за исключением менеджера, который уже не слушает их), и желудок Чонгука тонет, как камень, брошенный в глубину черного озера. Все последствия заключены в одном взгляде. Уголок его рта опущен, одна бровь нахмурена, образуя на лбу легкую складку, а другая выжидательно выгнута. Словно повинуясь инстинкту, Чонгук шарахается от этого взгляда, хотя он даже не направлен на него. Рука Тэхена находит его колено, успокаивающе сжимая его, а рука на затылке мягкими кругами втирается в кожу. Сокджин, похоже, ничуть не встревожен. — Он сломал себе нос, Юнги. Затем он бросает взгляд на их менеджера, чтобы убедиться, что его внимание все еще сосредоточено на дороге, прежде чем наклониться вперед и прошипеть себе под нос: — Намджун, возможно, сказал бы, что он должен сразу лечь спать после ужина, но это смешно. Я не позволю нашему макнэ лечь спать без ванны и чашки моего знаменитого горячего шоколада. Если у тебя какие-то проблемы, Юнги, почему бы тебе не попытаться остановить меня? В напряженной тишине никто ничего не говорит. Каждый, кто не Юнги или Сокджин, наблюдает за двумя старшими хёнами, как будто смотря мексиканское противостояние, гадая, кто из них уступит первым. Здесь так неуютно тихо, что даже их менеджер рискует взглянуть в зеркало заднего вида. — Там все в порядке, ребята? — голос их менеджера нарушает тишину. Хосок прочищает горло, выпуская наружу нервный смех. — Да, все в порядке. Сокджин только что… Гхм… вызвал Юнги на состязание в гляделки? Их менеджер хмыкает и быстро теряет интерес, как будто объяснение Хосока кажется вполне реальным сценарием. Чонгук рассмеялся бы, если бы не тот факт, что у него почти кружится голова от предвкушения. Мятежник в нем хочет поаплодировать авторитету Сокджина за то, что он пошел против Юнги и нарушил наказание в первый же полный день его осуществления, потому что к черту правила, он хочет ванну с пеной и горячий шоколад! Но потом что-то в нем начинает плакать при мысли о том, что он расстроит папочку. — Хорошо, — уступает Юнги, пожимая плечами, как будто это не имеет большого значения, но только сегодня вечером. — Никаких обещаний, — ухмыляется Сокджин, довольный результатом. Кажется, не прошло и пяти минут, как они уже у общежития. Их менеджер, похоже, не горит желанием покидать сухой, теплый фургон, так что они предоставлены сами себе. Они выскакивают из фургона и бешено несутся к зданию комплекса. Дождь хлещет по толстовке Чонгука, он промокает до нитки за считанные секунды. Он сжимает руку Тэхена, когда они бегут вместе, следуя за Чимином, который опережает их на шаг или два. Забавный визг Хосока каким-то образом можно услышать сквозь хаос погоды, эхом отдающийся в ночной пустоте. Внутри относительно сухо, если не считать кафельных полов. Жители комплекса явно обнаружат их мокрые и грязные следы повсюду. Они поднимаются на лифте. Поскольку уже так поздно, никто не слоняется по коридорам, пока они идут в квартиру. Все уютно тихо, в коридор проникает прохладный весенне-зимний ветерок из ближайшей форточки. Первое, что делает Чонгук, сняв обувь, — это с недовольным лицом срывает с себя толстовку. Она буквально насквозь промокла. Например, если бы он нырнул в бассейн, то не было бы большой разницы. — Я пойду наберу тебе ванну, Чонгуки, — напевает Сокджин, исчезая в коридоре. Мысль о ванне с пеной приводит его в менее скверное настроение. Он пробирается к их крошечному балкону и открывает матовую стеклянную дверь. Он бросает свою толстовку в растущую кучу одежды на дне их корзины для белья. Чимин задерживается у него за спиной, желая проделать то же самое со своей спортивной курткой. — Кстати, не переживай о том, что ты сегодня будешь спать один. Я буду спать с тобой. Чонгук скрещивает руки на груди, прислонившись к дверному косяку и наблюдая за Чимином, изогнув бровь. — Будешь ли ты…? Старший откидывает голову назад и смеется, потом качает головой. — Тебе придется вести себя прилично. Я чувствую себя прекрасно, нарушая некоторые правила, но у меня не хватает смелости нарушить их все. — Если мы опустим секс-игрушки… — Нет, Чонгук! — Чимин хлопает его по груди, и Чонгук хихикает. — Просто шучу. Спасибо, что составил мне компанию. Чимин ерошит волосы Чонгука и целует его в губы. Он улыбается, не в силах сдержать головокружение, целуя кончик носа Чимина, потому что тот идеально совпадает с его губами. Они дружно хихикают. Юнги жалуется, что холодно, поэтому Чонгук закрывает за ними дверь. Водосточные трубы начинают гудеть; Сокджин, должно быть, набирает ванну. Он приносит из спальни полотенце, которое Намджун часто кладет на верхнюю койку, чтобы вытереться после трехминутного душа. Сливки на полу не обнаруживается. Тэхен, должно быть, забрал его, пока они не разберутся с наказанием должным образом. Тошнотворное чувство в груди проходит мимо внимания, и он шаркает в ванную. От горячей воды, льющейся из крана, поднимается пар. Чонгук делает глубокий вдох, наслаждаясь влажной атмосферой. Сокджин стоит на коленях у ванны с пеной в одной руке, другая погружена в воду, чтобы следить за температурой. Пока они ждут, пока наполнится ванна, Чонгук сидит на закрытой крышке унитаза, аккуратно сложив руки под складками полотенца Намджуна. — Хён…? Сокджин смотрит на него с улыбкой. — В чем дело, Чонгук? Теребя край полотенца, Чонгук спрашивает самым небрежным тоном: — Что ты думаешь о наказании? Я знаю, что ты не очень хорошо разбираешься в таких вещах, поэтому мне просто любопытно. Сокджин вынимает руку из воды. Взгляд у него задумчивый. — Мне сказали просто наблюдать и не вмешиваться. И поскольку ты сказал мне, что именно это и должны делать «папочки», я просто согласился с этим. Для меня это было очень похоже на выход рыбы из воды, потому что я понятия не имел, что, черт возьми, происходит. Чонгук не удивлен. Из всех сидящих за столом Сокджин был единственным, кто буквально не знал, чего ожидать от этой ситуации и как с ней справиться. — А как же само наказание? Старший пожимает плечами, открывает крышку пены для ванны и выливает щедрую порцию в воду. — Я не был согласен с ним — не совсем, но они ясно дали понять, что я не имею большого права голоса в этом вопросе. Его брови взметнулись вверх, услышав это. — Что? Кто сказал, что ты не имеешь права голоса? — О, в основном это были Юнги и Намджун. Они сказали, что, поскольку я не знаю, как работают наказания, было бы лучше просто позволить им разобраться с этим. Они, конечно, заранее предупредили меня о наказании, но, поскольку мое мнение не имело большого значения, я просто держал свои мысли при себе, — судя по его тону, Сокджин, кажется, вполне в порядке с тем, что не имеет большого участия в наказании. Чонгук хмурится. — Это не круто. Твое мнение имеет значение. — Я знаю, и обычно я бы расстроился из-за этого, но они были отчасти правы. Мы просто сделали наши отношения официальными, так что у меня не было большого опыта или чего-то в этом роде, — он вздыхает. — Я просто жалею, что не поговорил с остальными заранее. По крайней мере, тогда мы могли бы вообще избежать этой неразберихи. Смущенный румянец ползет вверх по его шее. — Я бы не чувствовал себя виноватым. Я был тем, кто соблазнил тебя. — Я ни о чем не жалею, — откровенно признается Сокджин. Чонгук улыбается. — Я тоже, — после некоторого молчания добавляет он. — Так почему же ты не согласен с этим? — С наказанием? — Сокджин закрывает крышку и кладет пену для ванны обратно под раковину, где ей и место. — Ну, для начала, ты уже сколько месяцев прокрадываешься к нам в постель? Мне показалось, что заставить тебя внезапно засыпать в одиночестве было немного… ну, не знаю, в смысле… Мне больно думать о том, как тебе было одиноко прошлой ночью. Ты казался таким напряженным. Ванна заполняется примерно до половины, прежде чем Сокджин выключает кран. Пузыри покрывают всю поверхность, мыльная страна чудес, только и ждущая, чтобы Чонгук поиграл с ней. Сокджин целует его в лоб. — Я знаю, что не разбираюсь в этих вещах, но если тебе нужно о чем-то поговорить, я всегда рядом. — Спасибо, хён, — тепло улыбки Сокджина заразительно. — Пойду приготовлю тебе горячий шоколад. Он остается сидеть на унитазе, пока Сокджин не уходит, тихо закрыв за собой дверь. Оставшись один, он с тяжелым вздохом облегчения снимает с себя одежду. С каждым предметом одежды, который он снимает, он чувствует, что снимает стресс, который принес ему сегодняшний день. Весь этот плач, вся кровь и энергия, он просто полностью сгорел в этот момент. Так что быть голым — это почти дар Божий. Окунув палец ноги в ванну, он обнаруживает, что температура воды была как раз близкой к обжигающе горячей. Не настолько не комфортная, но достаточно, чтобы он стал розовым, как персик, к тому времени, когда он будет готов вылезти. Напряжение в его плечах слабеет, как только вода касается ключиц. Он напевает себе под нос песенку, бездумно растирая и массируя руки и ноги. Ему требуется мгновение, чтобы понять, что он напевает «Я знаю», свою дуэтную песню с Намджуном — их песню. Он тут же останавливается. Как бы сильно он ни любил, обожал и боготворил этого человека, образ Намджуна, сидящего напротив него за обеденным столом прошлой ночью, все еще слишком свеж в его памяти, чтобы он мог вынести его. Он должен был бы злиться на него, но он даже не может найти в себе силы на это, по крайней мере на Намджуна. Они столько пережили вместе. Если бы они просто были немного внимательнее, то все это никогда бы не случилось. Они были слишком поглощены медовым месяцем. Они не думали о том, чтобы обсудить долгосрочные пункты, а лишь валяли дурака, даже не задумываясь о важности таких вещей. Глупо. Вся эта чертовщина просто идиотская. Он плещется в воде, пузырьки увеличиваются и лопаются. Может быть, ошибка, которую он совершил с Сокджином, — забавный способ судьбы сказать ему, что в их отношениях большие проблемы? Если бы он не совершил ошибку, а наказание никогда не наступило, сколько времени прошло бы, прежде чем он понял, что наказание никогда не было полностью исполнено? Недели? Месяцы? Годы? Размышляя, он намыливает волосы шампунем и массирует кожу головы. То, что он чувствовал в этот момент, — опасно. Казалось, что наступил конец света. Хуже всего то, что другие ссылались бы на это как на пример для будущих наказаний. Цикл должен был продолжаться. Никто бы не догадался, какое воздействие их наказания оказывали на его эмоциональное состояние, и ситуация могла выйти из-под контроля. Раздается стук в дверь, и он слегка подпрыгивает, вырываясь из задумчивости. — Д-да? — неуверенно спрашивает он. Дверь открывается, и Хосок просовывает голову внутрь. — Эй, детка. Не возражаешь, если я почищу зубы? Я вроде как хочу сегодня пораньше лечь спать. Он вздыхает с облегчением. — Конечно. Хосок проскальзывает внутрь с довольным лицом. Похоже, он занят своими мыслями, выуживая зубную щетку из пластикового стаканчика у раковины и выдавливая на нее зубную пасту. Чонгук задерживает дыхание и погружается в воду, смывая шампунь с волос. Когда он снова появляется, звук Хосока, чистящего зубы, эхом отражается от кафельных стен. Когда Хосок заканчивает, он сплевывает и ополаскивает рот водой. Затем он поворачивается и замечает полотенце, лежащее на крышке унитаза. — Хочешь, я схожу за твоей пижамой? Чонгук моргает, вытирая мокрую челку. — Было бы здорово, хён. Спасибо. Хосок сияет, его верхняя губа дергается, когда он ухмыляется: — Я сейчас вернусь. Пока его нет, Чонгук быстро втирает кондиционер в волосы и смывает его, используя тот же метод, который он использовал при ополаскивании шампуня. Когда Хосок возвращается, он уже вылезает из ванны с полотенцем Намджуна, обернутым вокруг бедер. Хосок кладет пижаму на стол рядом с раковиной и целует его.  — Спокойной ночи, милый. Надеюсь, утром твой нос будет чувствовать себя лучше. — Этот жест, как ни странно, такой домашний. Его желудок сжимается от бабочек. — Да, я тоже на это надеюсь, — неуверенно говорит он. Хосок хихикает, отскакивая в сторону с ярким взмахом руки. Чонгук вытирается насухо с легкомысленной улыбкой. Ему так повезло, что его любит кто-то вроде Хосока — ему так повезло, что его любят все, правда. Натянув ночнушку и насухо вытершись полотенцем, он подбирает с пола грязную одежду и складывает ее в корзину для белья в своей комнате. Он находит там Чимина, лежащего на верхней койке и играющего в какую-то игру по телефону. — Хён, ванна все еще хорошая и теплая, если ты хочешь ею воспользоваться. Чимин задумчиво смотрит в потолок, потом кивает. Он слезает с верхней койки, и Чонгук следует за ним из комнаты, отходит, когда Чимин направляется в свою комнату за полотенцем. Чонгук направляется прямиком на кухню. Сокджин там, как и ожидалось, суетится вокруг буфета. — Гук! Как раз вовремя. Я как раз собирался добавить последние штрихи, — Сокджин размахивает банкой взбитых сливок и пачкой шоколадных вафель. Чонгук садится за стол, наблюдая, как Сокджин творит свою магию над двумя чашками горячего шоколада, стоящими на стойке рядом с тем местом, где они держат посуду. Сокджин протягивает ему кружку, садясь на стул рядом с ним. Чонгук берет кружку обеими руками. Тепло исходит от керамической посуды, сильный запах шоколада и сливок приятно бьёт по рецепторам. У него слюнки текут. Серебряной чайной ложечкой, прислоненной к краю кружки, он кладет сливки в рот, наслаждаясь ощущением тающего сахара на языке. Сокджин внимательно наблюдает за ним из-за края своей чашки, оценивая его реакцию. Чонгук не из тех, кто разочаровывает. Его глаза закатываются к затылку, и он тихо стонет, все еще зажав ложку между плотно сжатыми губами. Он слышит смешок и моргает, находя веселье танцующим в миндалевидных глазах Сокджина и пухлых губах. Веселье витает в воздухе. В этот момент Чонгуку тоже очень весело. Облизнув губы, он зачерпывает еще одну ложку сливок на чайную ложку и удобно откидывается на спинку стула. — Помнишь, как ты варил горячий шоколад? Ну, знаешь, когда мы только дебютировали. Что-то похожее на ностальгическую нежность смягчает уголки глаз его хёна. Старший смотрит на свою чашку, словно тонко изогнутые завитки сливок пробуждают далекое воспоминание. Они не могли позволить себе шоколадную пудру, по крайней мере такое количество, которое они были вынуждены делить между семерыми из них каждую неделю. — Ты раньше растапливал шоколад из тех домашних бисквитов, которые так любил Чимин. Сокджин смеется. — Те, что с медвежьим талисманом на коробке? Он кивает. — Эти бисквиты были просто ужасны. Шоколад на вкус напоминал пластик, — Чонгук корчит лицо при этом воспоминании. Это единственная роскошь, которую они могли себе позволить в то время — это и еще дезодорант. Чимин настаивал, что они очень вкусные, но остальные не были в этом уверены. — Это были темные времена, — Сокджин качает головой, словно пытаясь избавиться от ужасных воспоминаний, — Я даже не мог сделать хороший горячий шоколад — не с теми деньгами, которые у нас были тогда. — Разве это не смешно, например, сто тысяч вон в неделю? — Чонгук никогда не был частью финансов в их семье, особенно тогда, когда ему едва исполнилось пятнадцать. Он помнит, как однажды, войдя в магазин, увидел Сокджина, Юнги и Намджуна, которые спорили со своими менеджерами о том, что делать с деньгами — возможно, с деньгами на продукты. Как только они с Юнги встретились взглядами, разговор прервался, и Сокджин беззлобно попросил его вернуться в свою комнату. — Их было слишком мало, чтобы делить между семью растущими парнями. Я имею в виду — с каждым камбэком пособие росло, но те первые несколько месяцев после дебюта были просто худшими. — Они тупо морили себя голодом, упражнялись и тренировались, пока не валились с ног от усталости. Бывали времена, когда Чонгук лежал ночью в постели и думал, стоит ли этот сон карьеры. Как бы ему ни нравилось быть айдолом, он никогда не хотел возвращаться в те дни. Конечно, ночи, проведенные за две тысячи вон, рамен под единственным флуоресцентным светом в их старом, тесном общежитии, будут вспоминаться с некоторой нежностью. Но они едва ли перевешивали все остальное дерьмо, с которым им приходилось мириться. Чонгук наслаждается сливками, пока не остается ничего, кроме шоколадного молока и вафель. Что, по скромнейшему мнению Чонгука, и есть самое лучшее. Его старший хён замечает это, наклоняясь вперед в своем кресле. — Попробуй использовать вафлю как соломинку. Хихикая, Чонгук подносит вафлю к губам и сосет. Теплое молоко заливает ему рот, и он издает радостный звук. — Так вкусно! Когда кружка наполовину пуста, разговор возобновляется. — Как ты думаешь, сколько мы продержимся? Сокджин задумчиво облизывает губы, поставив кружку на колени. — Не знаю, еще пять лет? Если повезет. Не знаю, трудно сказать. Слава может быть такой непостоянной. Это не самая счастливая тема, которую когда-либо поднимал Чонгук, но почему-то Сокджин придает ей непринужденный оттенок. Чонгук пытается сгладить настрой: — Если бы мы не были айдолами, кем бы мы были, как думаешь? — Я был бы шеф-поваром и у меня было бы собственное кулинарное шоу, — отвечает Сокджин, не задумываясь. Он смеется. — Кухня мамочки Джина. Его хён светится. — «Я научу Вас легко готовить еду для целеустремленных студентов университета и детей, чьи родители все время работают.» — Спаситель Южной Кореи. — Именно, — Сокджин делает глоток своего напитка, затем спрашивает, — Кем бы ты стал? Чонгук расплывается в хитрой улыбке. — Камбоем *. Он ожидает, что Сокджин сделает ему выговор, но все, что делает его хён, это громко фыркает. — Ты, наверное, заработал бы больше денег, чем как айдол. — Возможно. — У Хосока была бы своя танцевальная команда, зарабатывающая деньги на андеграундной сцене, — продолжает Сокджин, — То же самое с Юнги и Намджуном и их рэпом. Возможно, они даже пересеклись бы, посотрудничали или что-то в этом роде. Он надувает губы. — Что ж, теперь мне грустно, что я никогда не услышу крутую коллаборацию Рэп Монстра и Агуста Ди. — Да, но представь мир без их сайферов. — Нет… просто… не надо. Сокджин хихикает. — А как же Тэхен и Чимин? Как ты думаешь, где бы они были? — Чимин-хён был бы бухгалтером, а Тэхен… ну, не знаю, крушил бы караоке-бары или зарабатывал деньги на улице? — Образ Чимина в костюме, работающего долгие часы в офисе, и Тэхена в подтяжках с саксофоном, привязанным к плечу, появляются в его сознании. В другой жизни камбой Чонгук подошел бы к причудливому уличному музыканту? Будет ли он сидеть напротив наемного работника в закусочной в 3 часа ночи и отвлекать его от беспорядка бумаг, разложенных на столе перед ним? Сокджин хмурится. — Мне не нравится, что Чимин работает бухгалтером. Чонгук приподнимает бровь и допивает остатки горячего шоколада. — Но ты бы не возражал, если бы Тэхен разорился к чертям? — Тэхен был бы без гроша в кармане, но все равно занимался бы любимым делом. Это откровение такое теплое и сладкое. Потому что это правда. В той или иной жизни Тэхен будет делать то, что ему нравится, потому что он именно такой парень. Чимин — практичный человек. Если бы карьера айдола не сработала так, как надо, он бы послушался совета своих родителей и стал бы простым клерком в финансовой индустрии или какой-нибудь адской дыре вроде этого. Все, что угодно, лишь бы обеспечить его будущее. Сокджин допивает свой горячий шоколад, а потом встает. — Ну, тебе нужно идти в постель. У тебя был тяжелый день. Чонгук кивает, разочарованный тем, что их время подошло к концу. Сокджин протягивает руку, и Чонгук передает ему свою пустую кружку. Когда он встает, чтобы уйти, Сокджин бросает через плечо: — Иди пожелай спокойной ночи Юнги. Он в нашей комнате. Он останавливается у дверного косяка, ведущего в коридор. — Окей… — Спокойной ночи, Чонгуки. — Спокойной ночи, хён. Проходя мимо ванной по пути в комнату Сокджина и Юнги, он слышит эхо голосов Тэхена и Чимина. Голос Тэхена приглушен, вероятно, он чистит зубы, а голос Чимина — высокий и счастливый, вероятно, он все еще в ванне или заканчивает. Это вызывает улыбку на его лице, слушая, как они смеются вместе. Он останавливается перед дверью спальни. Он ничего не слышит по ту сторону — не то чтобы он ожидал что-то. Из всех, Юнги, безусловно, самый тихий член группы. Чонгук, вероятно, второй, хотя это действительно зависит от компании. Он стучит. Ответа не следует, и он решает не ждать его. Из-под щели в двери в коридор струится свет, так что Юнги не может уже спать. Внутри его взгляд падает на Юнги, лежащего на кровати, с громоздкими наушниками, закрывающими уши, с ручкой и блокнотом на бедрах. Он пишет. Это зрелище почти заставляет Чонгука развернуться назад. Последнее, что он когда-либо хотел бы сделать, это потревожить своего хёна, пока тот находится в разгаре вдохновения, но их глаза встречаются, и Юнги немедленно садится, отбрасывая блокнот и ручку в сторону и снимая наушники. Чонгук колеблется. Его рука сжимает дверь, готовясь уйти. — Прости, я… я не хотел тебе мешать, — странно, как легко он может впасть в панику. Еще мгновение назад он был так спокоен и расслаблен, буквально парил. Но само присутствие Мин Юнги бросает его в омут беспокойства. Юнги качает головой. — Нет, нет. Я просто экспериментировал. Иди сюда, — он делает жест рукой. — Я только хотел пожелать тебе спокойной ночи. — Я знаю. Иди сюда. Юнги терпеливо ждет, пока Чонгук неуверенно проковыляет к его кровати. Недолго думая, он падает на колени перед Юнги, садясь прямо между его раздвинутых ног. Старший приятно мурчит, обхватив ладонями лицо Чонгука и склоняясь над ним. Их лбы соприкасаются. Чонгук закрывает глаза. Жар разливается по его щекам, сердце бешено колотится в груди. Такой простой жест. И все же это делает его таким слабым. — Папочка считает, что ты очень хорошенький в этой сорочке, котенок, — голос Юнги похож на кору сосны, грубый и естественный. Чонгук резко выдыхает сквозь зубы, сжимая мясистые бедра Юнги. — Спасибо, папочка, — застенчиво отвечает он. — Папочка не мог уснуть прошлой ночью, — говорит Юнги уже не так настойчиво. Чонгук отстраняется, открывает глаза и изучает выражение лица старшего. — Как же так? Улыбка на лице Юнги почти печальна. Вместо ответа он целует Чонгука, и губы Юнги нежно касаются его рта. Чонгук жадно целует его в ответ — жажда контакта. Его челюсть расслабляется, и он открывает рот, почти умоляя Юнги продолжить разговор. Но тепло губ Юнги исчезает почти так же быстро, как и появилось. Чонгук хнычет, следуя за теплом, но, кажется, больше не может его найти. — Увидимся завтра, — даже несмотря на то, что тон Юнги полон нежности, он все еще демонстрирует Чонгуку чувство холода. Он стоит на дрожащих ногах. Руки Юнги взлетают к бедрам, чтобы он не споткнулся, но тут же отпускают его, как только он приходит в себя. Прикусив нижнюю губу, он коротко кланяется в сторону Юнги и убегает из спальни. Он чувствует себя немного подавленным от этой встречи, но он не жалеет. Ему достаточно одного мгновения с Юнги. Не нужно размашистых любовных жестов или признаний, шепотом произносимых в темноте. Он просто нуждался в этом поцелуе, даже если он был достаточно коротким, чтобы заставить его чувствовать себя немного обманутым. В своей комнате Чимин ждет его в мешковатой футболке и боксерах. Его ноги свисают с верхней койки над лестницей, волосы слегка влажные и взъерошенные. Ему нравится видеть Чимина свежим почти так же, как видеть его с косметикой. — Готов ко сну? — спрашивает Чимин. Чонгук не может сдержать улыбки. — Да. Когда свет гаснет и они погружаются в темноту, Чимин сворачивается у него за спиной, обнимая его за талию и касаясь губами затылка. Под одеялом Чонгук чувствует тепло. Животик все еще покалывает от горячего шоколада, запах лавандовой пены для ванны приятно льнет к телу. Чонгук закрывает глаза и сосредотачивается на дыхании Чимина. Вдох-выдох. Вдох-выдох. — Сладких снов, Принцесса. Чонгук улыбается. — Спокойной ночи, хён.

***

Сценарий Тэхена для его прослушивания приходит на следующий день. Он небольшой, вроде, всего в несколько страниц, с названием дорамы, напечатанным на непрозрачной синей обложке: «Ребенок Весны.» Из того, что Чонгук может сказать, глядя на сценарий из-за плеча Тэхена, в нем содержатся только определенные сцены для персонажа, для которого Тэхен прослушивается. Чонгук слушает, как Тэхен с восторженной скоростью делится сюжетом дорамы. — Речь идет о женщине, которая родилась весной и каждый год в день своего рождения сталкивается с каким-нибудь несчастьем. Как бы то ни было, я играю ее бывшего, парня, который расстался с ней на следующий день после ее дня рождения годом раньше, и в основном я хочу снова стать частью ее жизни, и я мудак, который пытается разрушить ее многообещающие отношения с главным героем. Я слышал, это будет Ким Джису. Он кивает, опираясь на плечо Тэхена. — Сколько тебе нужно запомнить? — Около двух страниц, — Тэхен закусывает нижнюю губу, — Может, и больше, если я им понравлюсь. — Они ведь не попросят провести повторное прослушивание в тот же день? Тэхен пожимает плечами. — Это не редкость. Я имею в виду, они очень быстро распределяют роли для этих дорам, например, в течение недели или двух прослушиваний. Если я хочу получить эту роль, мне придется запомнить каждую строчку этих бумажек. — Но… — Чонгук нервно сжимает плечо Тэхена, — У тебя всего три дня. — В какой-то степени, — хоть голос Тэхена тверд, руки выдают его. Они дрожат, когда сжимают сценарий, печатные слова становятся размытыми, а углы бумаги опасно мнутся. Чонгук прижимается поцелуем к виску Тэхена. — Ты сможешь это сделать. Пробегись по строчкам сегодня, и если будешь готов, мы можем провести пробное прослушивание сегодня вечером. Я буду играть других персонажей. Тэхен многозначительно смотрит на него. — И ты это сделаешь? — Ну конечно, глупенький. Тэхен мило улыбается. Если он сможет так улыбаться во время прослушивания, то обязательно получит роль. Сейчас еще довольно раннее утро. Юнги ушел раньше, чем кто-либо из них встал, направляясь прямо в студию, чтобы поработать над треками с Намджуном. Хосок ушел после завтрака, чтобы заняться хореографией. У вокал-лайна урок пения через полчаса. Он и Тэхен готовы идти, но Сокджин все еще в ванной, а Чимин занят выбором одежды. Чонгук вздыхает, устраиваясь на сиденье рядом с Тэхеном. — Не думаю, что у нас сегодня будет время для сбора. Тэхен не отрывается от своего сценария. — Ты так думаешь? — Я имею в виду, что Намджун будет дома, но у Хосока и Сокджина сегодня фотосессия. Они возможно не вернутся до позднего вечера… — Тогда мы просто проведем сбор завтра. Он раздраженно фыркает. — Это то, о чем мы договорились вчера. Такими темпами две недели пройдут, и разговор уже не будет иметь никакого значения. — Не говори так, солнышко. Даже если не получится провести собрание до окончания наказания, оно все равно будет иметь такое же значение, — Тэхен все еще не отрывается от сценария. Его раздражает нерешительность. — Ну и как мы сегодня будем спать вместе с Намджуном на нижней койке, а? Ты думаешь, он просто позволит нам выйти сухими из воды? Возможно, именно резкость в его тоне заставила Тэхена наконец оторваться от сценария, между глазами образуется складка. — Пожалуй, я просто… — Что именно? Прокрадешься в мою постель? — Чонгук поднимает бровь. — Да?.. — он смотрит на Тэхена, как на сумасшедшего. Тэхен вздыхает, кладя сценарий на стол, — Послушай, Намджун храпит, как буйвол, страдающий запором. Он ни за что не услышит, как я забираюсь к тебе в постель. Даже если он и сделает это, я уже говорил тебе, он не сможет остановить меня. — Не понимаю, какое отношение запор имеет к громкому храпу Намджуна. — Да уж, не имеет… Они моргают друг напротив друга. Чонгук качает головой. — А утром? Он увидит тебя. — Мы просто встанем раньше него. Не волнуйся, Гук. У меня все под контролем. — Почему-то Чонгук не чувствует себя уверенно. Во всяком случае, тот факт, что Тэхен уверен, что это сработает, заставляет его еще больше напрячься. Тэхен гениален, но он также может быть идиотом. Остаток дня Чонгук проводит в движении, переходя с места на место, делая то, что его просят сделать, находясь там, где он должен быть. Однообразие дня, мягко говоря, утомляет. Обычно в течение дня они занимаются чем-то одним, чтобы держать в тонусе, но сегодня это в основном просто практика. Чонгук поет песни, которые ему велят, подписывает плакаты, сложенные стопкой до потолка, бегает на беговой дорожке в течение получаса, тягает гири, обедает, просматривая сценарий рекламы, которую он должен отснять с Чимином для корейского аналога Mentos. Нет ничего более волнующего, чем повторение строки «О, так свежо!» снова и снова, каждый раз используя другую интонацию. Съемки для настоящей рекламы состоятся только на следующей неделе. До тех пор он должен практиковаться в том, чтобы быть комично надутой пачкой мятных леденцов. К тому времени, как он возвращается домой, он умирает с голоду. В холодильнике стоят стопки контейнеров готовых блюд Сокджина. Чонгук выбирает одну наугад и ставит ее в микроволновку, устанавливая таймер на две минуты. Судя по часам, уже шесть. Почему-то кажется, что гораздо больше. Хосок скользит в кухню, просматривая свои лучшие фото с фотосессии. Его усилия напрасны. В ту же секунду, как он появится на съемочной площадке, нуна унесет его, чтобы переделать макияж и прическу, а гардероб, конечно же, будет предоставлен компанией. Но это все равно не мешает ему пытаться. Чонгук прислоняется к стойке, наблюдая, как Хосок достает из холодильника бутылку охлажденной воды. — В котором часу съемки? — Семь тридцать, — отвечает Хосок между глотками, — Но Сокджин и я должны быть там за час до начала. Их менеджер появляется через десять минут с чашкой кофе в руке и мертвым выражением лица. Он много работает. Когда он поворачивается спиной, Хосок целует Чонгука на прощание, подмигивает и выскакивает за дверь. Казалось, его даже не волновало, что губы Чонгука были измазаны карри и рисовыми хлопьями. Не прошло и минуты после того, как закрылась входная дверь, как Тэхен входит в столовую со сценарием под мышкой. — Ты уже выучил его наизусть? — Чонгук кладет в рот ложку карри, с любопытством разглядывая Тэхена. — Я думаю… да, — Тэхен хмурится. Он не выглядит таким уверенным. — Не дави на себя. Мы пройдем через это вместе, как только я доем. — Да… да, хорошо. В спальне Тэхена относительно тихо, если не считать случайного постукивания по клавиатуре Чимина. Старший из троих удобно устроился на кровати, скрестив ноги и положив ноутбук на колени. Тэхен, кажется, не возражает, что он там. Сидя на краю кровати Хосока, Чонгук тычет пальцем в сценарий. Тэхен шагает, грызя ноготь большого пальца. Чонгук практически видит, как крутятся шестеренки в его мозгу, когда он пытается запомнить слова наизусть. Как ни нервничает Тэхен, Чонгук не может не смотреть на его стресс без щемящей нежности в груди. Хоть главной целью Тэхена никогда не было стать актером, с тех пор как он снялся в «Хваран», его любовь к этой профессии значительно возросла. Он знакомится с новыми людьми, он получает больше внимания и огласки, привлекает поклонников, которые в противном случае могли бы не заметить его как айдола на сцене, список знаменитостей Тэхена сильно пополнился. Улыбаясь, Чонгук встает. — Ты готов? — Какую сцену ты выбрал? — спрашивает Тэхен, паникуя, как будто Чонгук внезапно превратился в его классного руководителя и собирается удивить его тестом, к которому он не готовился. — Хм. Вторую, которая последняя. Та, что с персонажем Ким Бом, — почему-то Чонгук совсем не удивлен, что главного героя зовут Весна, учитывая, что драма называется «Ребенок весны». Ого, люди, работающие над этим проектом, действительно вложили в него много смысла. Тэхен расправляет плечи, делая глубокий, преувеличенный вдох, который, вероятно, приносит больше вреда, чем пользы, по профессиональному мнению Чонгука. Но это все-таки Тэхен. Тэхен собирается делать то, что должен, и Чонгук намеренно безразлично пожимает плечами, не нервируя старшего еще больше. — Ладно, давай сделаем это. Чонгук кивает. — Ты начинаешь сцену. Что-то в глазах Тэхена меняется, выражение его лица становится жестче, как будто он превратился в совершенно другого человека. Чонгук пытается не позволить этому сбить его с толку слишком сильно и вместо этого сосредотачивается на сценарии.  — Почему ты хотела встретиться после всего, через что я тебя заставил пройти? Чонгук облизывает губы.  — Я попросила тебя встретиться со мной, потому что мне нужно кое-что тебе сказать.  — В чем дело? — Ноги Тэхена приближаются к Чонгуку. Он поднимает взгляд, осмеливаясь встретиться глазами с незнакомым блеском в лице Тэхеном.  — Ты ошибся. Тэхен хмурится, становясь более свирепым, чем он есть на самом деле.  — Я ошибся?  — Да. Я не проклята, как ты сказал. Ты сказал, что прошлой весной тебя вынудила бросить меня какая-то колдунья, сказав, что у тебя нет другого выбора. Когда три месяца назад ты рассказал мне о причинах своего ухода, я хотела верить тебе — я хотела верить, что это не имеет никакого отношения к тому, что ты на самом деле чувствуешь ко мне. Но я… теперь я вижу, что была неправа, когда поверила тебе, а ты был неправ, когда солгал мне.  — Солгал тебе? — Тэхен так близко, что Чонгук чувствует его теплое дыхание, оседающее на носе и рте.  — Я никогда не лгал тебе. Я бы никогда этого не сделал. Чимин фыркает, но они не обращают на него внимания.  — Ты это сделал! Ты солгал мне! — Комментарий под этой строкой диалога гласит в скобках: Бом ударяет Гёля. — О, гхм… — Чонгук делает вид, что бьет Тэхена в грудь, но тот ловит его за запястье. Ему требуется мгновение, чтобы понять, что это тоже есть в сценарии. Движения его хёна настолько естественны, что он даже не заметил этого.  — Отпусти! Ты лжец! Хватка на его запястье сжимается, Тэхен смотрит на него с сексуальным напряжением.  — Ты не имеешь права обвинять меня во лжи без доказательств! Ты сказала, что с тобой каждую весну случается что-то плохое. Ты думаешь, это просто совпадение? Чонгук отводит взгляд от гипнотизирующего взгляда Тэхена, чтобы проверить следующую строку диалога.  — Я думала, что это не правда, но теперь я знаю, что это так. Оглянись вокруг, Гёль! Весна закончилась, а Гаэль все еще любит меня! Он не оставил меня с каким-то дурацким предлогом вроде колдовства!  — Я вернулся за тобой, не так ли? Разве это не говорит о том, что я действительно чувствую к тебе? — тон голоса Тэхена понижается, низкий и опасный, почти нежный шепот.  — Ты вернулся в мою жизнь, чтобы попытаться разрушить мои отношения, чтобы сохранить проклятие живым. Но ты облажался! Гаэль действительно любит меня — больше, чем ты когда-либо! Затем, внезапно, как падающая звезда, Тэхен целует его. Чонгук визжит, потрясенно роняя сценарий, его руки летят к плечам Тэхена. У него нет другого выбора, кроме как ответить на поцелуй, его губы прижимаются к губам хёна с нежной фамильярностью. Но поцелуй Тэхена вызывает эмоции, которых там быть не должно. Тоска, страсть, желание. Чонгуку требуется мгновение, чтобы осознать тот факт, что это не Тэхен, его бойфренд, целует его, а персонаж Гёля. Как только он приходит к этому откровенному выводу, он толкает грудь Тэхена, изображая физическую слабость, которой нет и в помине. Если бы Чонгук действительно захотел, он мог бы пригвоздить Тэхена к полу, заломив ему руку за спину. Но учитывая, что Бом, скорее всего, будет играть какая-нибудь изящная маленькая актриса, физическая динамика, вероятно, будет гораздо более очевидной. Чонгук и Тэхен тяжело дышат, глядя друг на друга, глаза Тэхена полны тоски. Чонгуку требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями, и когда он это делает, он пытается поднять сценарий, пролистывая его на страницу, где они находятся. Он хмурится. — Тут больше ничего нет. — Потому, что это конец сцены. По крайней мере — для прослушивания. — О. Из угла комнаты Чимин начинает аплодировать. Это, кажется, возвращает их обоих к реальности, и черты Тэхена возвращаются к мягкому выражению, которое так хорошо знает Чонгук. — Ну что? Как я справился? — Очень… очень хорошо, — задыхаясь, говорит Чонгук, — Т-ты не сказал мне, что у тебя сцена поцелуя. Тэхен пожимает плечами, забирая сценарий из рук Чонгука. — Ну, я думаю, что меня попросят сыграть любую из сцен, предусмотренных сценарием, просто чтобы держать меня в напряжении. Я, наверное, даже не получу эту сцену. — В-верно. — Ой, Чонгуки, ты стесняешься? — Чимин дразнится. Чонгук начинает думать, что он слишком наслаждается своей ролью зрителя. Он усмехается. — Нет. — Тогда почему ты такой красный? — Вовсе нет. — Да, это так. — Нет, я… — Звук закрывающейся входной двери обрывает его. Из кухни доносятся голоса, приглушающие что-то вроде: «Мы дома!» — баритон Намджуна ни с чем не спутаешь. Юнги, вероятно, с ним, хотя менее склонен показывать свое присутствие. Тэхен и Чимин почти одновременно смотрят на Чонгука, словно ожидая театральной, истеричной выходки. Чонгук находит это немного оскорбительным. Да, его отношения с Намджуном сейчас напряженные, но это не значит, что он сломается, когда этот человек окажется в десяти футах от него. В конце концов все наладится, надеется он. В коридоре раздается топот ног, и Чонгук предвкушает, что дверь откроется, до того, как он повернется. И действительно — входит Намджун, похожий на сказочную железнодорожную катастрофу: рубашка торчит из брюк, ремень расстегнут и болтается на бедрах. Единственная часть его внешности, которая кажется несколько собранной, — его волосы, но даже они выглядят немного растрепанными. Но беспокойство Чонгука вызвано не одеждой Намджуна и не его волосами, а скорее его глазами. Двойные мешки, более темные, чем кофе, который он пьет по утрам, у него под глазами. Даже когда Намджун улыбается, растягивая губы и ямочки на щеках, усталость болезненно очевидна. Это так трогательно, что Чонгук испытывает искушение простить его прямо здесь и сейчас. Только когда Намджун кладет руку ему на талию и целует в висок, Чонгук вспоминает, что Намджун даже не подозревает, что что-то не так. Он совершенно ничего не замечает. — Что вы трое задумали? — голос Намджуна полон веселья, но усталость все еще присутствует. — Мы просто репетировали сцены для прослушивания Тэхена. — Чонгук практически силой придает своему голосу сладость. Нет ни малейшего шанса, что он устроит драму, когда Намджун выглядит буквально мертвым на ногах. Намджун качает головой. — И как оно? — На самом деле очень хорошо. — Это хорошо. Вы уже поужинали? — Чонгук напрягается. Краем глаза он видит, как Тэхен неловко переминается с ноги на ногу, но не хочет выглядеть подозрительным в присутствии их лидера. — Пока нет, — нагло лжет он. — А следовало бы. Уже поздно. Чонгук бросает взгляд на будильник Чимина. Уже почти девять. — Да, не волнуйся. Мы прогоним еще одну сцену, а потом я пойду ужинать. Намджун, похоже, не думает дважды, прежде чем поверить ему. — Окей. А теперь я иду спать. Я в шаге от того, чтобы потерять сознание. Чонгук смеется. — Это точно. Брови лидера взлетают вверх, и он смутно моргает. — Серьезно? Он прикрывает рот, чтобы скрыть улыбку. — Ты смотрелся в зеркало? Намджун хмурится. — Нет. Я был в студии весь день. Сочувственно улыбаясь, он обнимает Намджуна за плечи и целует в щеку. — Тебе лучше пойти спать, хён. Знаешь, прежде чем твое тело полностью откажет и нам придется кормить тебя через трубку. — Да, я просто пойду и сделаю это. Намджун целует его в лоб, его рука задерживается на бедре чуть дольше, чем это необходимо, прежде чем он прощается с остальными. Тэхен и Чимин ведут себя совершенно естественно, вторя тем же чувствам. Как только дверь закрывается, все трое облегченно вздыхают. В течение следующих нескольких часов они прячутся в комнате Тэхена и Чимина, ожидая, пока рэперы уснут. Местонахождение Юнги неизвестно, но Чонгук склонен полагать, что он сразу же лег спать, как только они с Намджуном вернулись домой. Он не слишком расстроен тем, что не пошел пожелать ему спокойной ночи. Часть того, чтобы быть айдолом, подразумевает тот факт, что иногда его хёны слишком уставшие, чтобы идти в ногу с условностями нормальных отношений, и Чонгук прекрасно с этим справляется. Прелесть их полиаморной динамики заключается в том, что даже если у одного из его бойфрендов нет на него времени, у него почти всегда есть другой, который его любит. Хосок и Сокджин возвращаются домой, пока он и Тэхен чистят зубы. Чимин хочет еще немного поспать, поэтому он пока воздерживается от чистки зубов. К счастью, Чонгук может избежать обоих своих хёнов. Независимо от того, помнят ли они правила его наказания или нет, Чонгук предпочел бы не быть пойманным вне постели так поздно вечером. Когда Намджун и Юнги вернулись домой, было еще достаточно рано, чтобы блефовать по поводу отсутствия ужина, но теперь вероятность того, что Сокджин и Хосок поверят в ту же самую ложь, почти невероятна. Чонгук крадется в свою спальню, а Тэхен следует за ним по пятам. Они сошлись во мнении, что будет проще проникнуть внутрь вместе, а не по одному. Чимин отвечает за то, чтобы придумать какое-нибудь полусырое оправдание тому, что Тэхен сегодня не будет в своей постели. Они не ждут, что Хосок поверит ему, но они также думают, что Хосок не потрудится поднять эту тему позже. В темноте они раздеваются до трусов, их движения заглушает храп Намджуна. Обычно Чонгук проклинал Намджуна за его чудовищный храп, но в этом необычном случае он считает это благословением. Тэхен первым взбирается по лестнице, за ним следует Чонгук. Он тихонько скользит под одеяло и оказывается в защитных объятиях Тэхена. Сам того не желая, он мурлычет, прижимаясь к полуобнаженному телу старшего и касаясь губами его подбородка. И только когда Тэхен бормочет себе под нос сладкое «Спокойной ночи», Чонгук позволяет себе провалиться в сон.

***

Их громко будит будильник Сокджина. Шум такой оглушительный, что трудно поверить, что он доносится из соседней комнаты. Тэхен сдвигается, проводит рукой по боку Чонгука и что-то бормочет себе под нос. Юнги ругается из другой комнаты. Чонгук слышит, как он пытается встать с кровати, чтобы выключить будильник, потому что Сокджина почти никогда нет в комнате, когда он звенит. Как только Юнги наконец выключает его, Чонгук вновь начинает ценить тишину. Он слышит, как пружинит матрас Юнги, когда старший заползает обратно в постель, и на одно сияющее мгновение блаженства Чонгук думает, что он мог бы провалиться в сон еще на десять минут. Но потом, к своему ужасу, он понимает, что здесь слишком тихо. Сев и не обращая внимания на протестующие стоны Тэхена, Чонгук заглядывает за край двухъярусной кровати и обнаруживает, что Намджун не там, где должен быть. Будь проклята та причина, которая заставила Ким Намджуна проснуться сегодня рано утром! Он поворачивается к Тэхену. Второй по-прежнему крепко зажмуривает глаза, твердо решив проспать как можно дольше. Чонгук шлепает его по руке. — Вставай. Ты должен уйти! Если Намджун еще не увидел тебя, он обязательно увидит, если ты сейчас же не уйдешь. — Еще пять минут, — сонно отвечает его Хен. — Сейчас же! — Чонгук шипит, снова шлепая его. Тэхен вздрагивает, его глаза распахиваются, чтобы посмотреть на Чонгука. Чонгук сердито смотрит на него. — Хорошо, хорошо. Чонгук демонстративно игнорирует грязные слова, которые Тэхен бормочет себе под нос, и двигается, чтобы дать ему дорогу к лестнице. Как только Тэхен разворачивается и ставит ногу на верхнюю ступеньку лестницы, дверь спальни открывается. Они замирают. — Гук, пора- — Намджун пристально смотрит на него, останавливаясь на полушаге. Они смотрят в ответ. Может быть, если бы Чонгук не был так напуган, он счёл бы ситуацию забавной. Судя по его внешнему виду, Намджун сам только что встал, либо был в ванной, либо рано позавтракал. С другой стороны, он больше не выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание. Скорее, он выглядит так, словно только что принял кокаин. Шок быстро проходит, и это молчаливое, пойманное в свете фар выражение на лице Намджуна превращается в гнев. — Тэхен, какого черта? Боясь встать с двухъярусной кровати, Тэхен убирает ногу с лестницы и медленно поворачивается, чтобы сесть лицом к Намджуну, намеренно блокируя Чонгука. Он кладет руку на плечо своего хёна, глядя на Намджуна через плечо Тэхена. Второй младший откашливается. — Какие-то проблемы, хён? Намджун закрывает за собой дверь, прежде чем шагнуть дальше в комнату, в опасной близости от двухъярусной кровати. Их хён смотрит на них с напряженной челюстью. — Что значит «какие-то проблемы»? Ты спал с Чонгуком прошлой ночью! — Да? Ты никогда не говорил, что я не могу этого делать, — голос Тэхена остается ровным. Чонгук знает больше, чем кто-либо другой, что требуется много мужества, чтобы противостоять Намджуну, особенно когда он никогда не бросал ему вызов. Тэхен ненавидит, когда его отчитывают. — Часть наказания означала, что Чонгук должен спать в своей постели, один, в течение двух недель, — поясняет Намджун покровительственным тоном. — Нет, ты сказал, что Чонгук должен спать в своей постели. Ты никогда не говорил «один». — Это подразумевалось. — Но не уточнялось. Глаза Намджуна сужаются. Похоже, он не оценил подобную дерзость. — Мне тоже нужно наказать тебя? Тэхен усмехается. — Прошу прощения? — Я так же легко могу добавить тебя к наказанию. Как думаешь, Тэхен? Хочешь знать, каково это — быть вдали от Чонгука в течение двух недель? — Я бы с удовольствием понаблюдал за твоими потугами сделать это. — Достаточно. — Намджун и Тэхен, кажется, забыли, что Чонгук вообще-то здесь, но звук его голоса возвращает их к реальности. Напряженные плечи Тэхена опускаются, и взгляд Намджуна смягчается. — Тэхен, иди разбуди Чимина и Хосока. Я пойду разбужу Юнги. Намджун, будь в столовой с Сокджином через пять минут. Тэхен сразу понимает, что происходит, и начинает спускаться по лестнице. На лице Намджуна мгновенно появляется замешательство. — Чонгук?  — Общий сбор, Намджун. Тишина почти осязаема, когда Чонгук входит в столовую, настолько густая от скрытого напряжения, что он мог бы прорезать ее парой тупых ножниц. Их лидер занял свое место во главе стола, а Сокджин сидит слева от него, помешивая горячий кофе. При данных обстоятельствах Чонгук занимает место на другом конце стола, прямо напротив Намджуна. Юнги с трудом ковыляет к сиденью справа от Чонгука. Ему не потребовалось много времени, чтобы вытащить Юнги из теплой уютной постели. Обычно задача вытащить Мин Юнги из, как Чимин называет, «камеры спячки», — пожелание смерти, которое мало кто хочет получить. Хоть, возможно, он так же безобиден, как медвежонок, его острый язык и любовь к ругательствам не раз доводили Хосока до слез. Однако Чонгук находится в уникальном положении. Быть в отношениях с мужчиной имеет свои преимущества, особенно когда эти отношения включают динамику DD/LB *. Когда он увидел, как Юнги щурится на него сквозь тусклый свет, просачивающийся сквозь щели жалюзи, его сердце нежно забилось. Эгоистично, но он рад, что остальные слишком напуганы, чтобы разбудить дракона ото сна. Это означает, что они никогда не будут благословлены увидеть такого необычно мягкого Юнги. Хоть поначалу он не хотел вставать, как только Чонгук объявил, что у них сбор, Юнги заставил себя выползти из кокона. Они сидят в относительной тишине, пока остальные не входят в комнату, Тэхен возглавляет атаку. Он садится слева от Чонгука, а сонные Хосок и Чимин занимают оставшиеся свободные места. — Я хотел поговорить о наказании, — наконец объявляет Чонгук, глядя через стол прямо в глаза Намджуну. — Не только о наказании, которое мне назначили на днях, но и о тех основных правилах, которые мы еще не обсудили. Чонгук изучает их лица. Как и следовало ожидать, Чимин и Тэхен пребывают в меньшем замешательстве. Юнги ерзает на стуле, но выражение его лица непроницаемо, Сокджин кажется любопытным, но не удивленным, а Хосок даже не пытается скрыть свое замешательство. Реакция, которая больше всего интересует Чонгука, — это реакция Намджуна, возможно, это свет играет с ним шутки, но ему кажется, что он видит проблеск сомнения в глазах лидера. Но оно исчезает в одно мгновение. — Продолжай, — настойчиво подбадривает Намджун. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, он продолжает: — Я признаю, что мои действия были поспешными, возможно, даже эгоистичными — и для справки, я не говорю, что не заслуживал того, чтобы меня отчитывали или наказывали, но я хочу начать с того, что я думаю, что наказание перешло некоторые границы. Я думаю, что его плохо и небрежно продумали. За этим следует ошеломленное молчание, в котором все они — за исключением Тэхена и Чимина — невероятно напряжены. Для Чонгука это не стало шоком. Он знает, что они любят его и никогда не сделают ничего, чтобы намеренно причинить ему боль. — Я отчасти виноват в этом. Мне пришло в голову, что мы никогда не сидели и не говорили о правилах и границах наказаний, так что я никого из вас за это не виню. Но я думаю, что для всех вас важно знать, что горе, которое я чувствовал, было искренним, и ваше бездействие в качестве моих покровителей причинило больше вреда, чем я думаю, любой из вас понимает. На лице Намджуна проступает неподдельный ужас. Это то, чего Чонгук никогда раньше не видел, и то, что он никогда не захочет увидеть снова. Он не может заставить себя посмотреть на других, зная, что их лица украшают подобные выражения. — Чонгук… — задыхается Хосок. И все же Чонгук не может смотреть на него. Вместо этого он проявляет живой интерес к линолеумной поверхности стола. — Мы… мы не знали. — Были предупреждающие знаки, — серьезно вставляет Чимин. — Я имею в виду плач, головную боль, несчастный случай.… — В БДСМ-практике это называется «сабдроп» *, — говорит Тэхен, возможно, единственный человек без мрачного настроения. — Когда саб испытывает это, ты должен дать ему шоколад и воду и обнимать, пока он не почувствует себя лучше. — Но… Но разве сабдроп — это не то, что сабмиссив может испытать после тяжелой БДСМ-сессии? — Намджун выпаливает, как будто он только что физически выдохся. — Не обязательно, — осторожно отвечает Чонгук, не желая показаться слишком резким. — Это может случиться и после того наказания. Плечи Намджуна поникли. — Я думал, что ты просто… что твоя реакция была нормальной, что все малыши так реагируют на наказания, которые их не устраивают. — Опять же, не обязательно. — Чонгук, — спокойно говорит Юнги, — если ты считаешь, что наказание зашло слишком далеко, почему ты ничего не сказал? Почему ты не воспользовался нашим стоп-словом? Теплый, смущенный румянец окрашивает его щеки, и он смотрит вниз на свои колени, немного пристыженный. — Я и забыл. В то время я… я даже не думал об этом. Было так много событий, так много эмоций, я не мог- — Юнги кладет руку на его, и он смотрит вверх, чтобы увидеть, что его хён смотрит на него, застенчиво и немного грустно. С хёном, который держит его руку, сжимая ее безопасно в своей собственной, Чонгук может позволить эмоциям ускользнуть от него. Это заставляет его чувствовать себя спокойным и собранным, уравновешенным в опасной ситуации. — Я понимаю. Мы должны были напомнить тебе, прежде чем назначать наказание. — Несмотря на твердость в голосе, Чонгук видел напряжение в глазах Юнги и как мрачно сжались его губы. Юнги никогда не расстраивается так, как это делают нормальные люди. Это всегда скрыто где-то в глубине Внезапно Тэхен встает, ножки его стула скребут по деревянному полу. Ухмылка на его лице наводит Чонгука на мысль, что ему пришла в голову какая-то идея. — Я все понял! Второй младший вылетает из комнаты, не сказав больше ни слова, но его внезапное отсутствие никак не влияет на тяжелую атмосферу. Рыдания прерывают тишину, и Чонгук беспомощно наблюдает, как Намджун борется со слезами, его плечи дрожат, а лицо закрыто руками. — Мне очень жаль. Прости… я не… прости. Я бесполезный. Я должен был знать, ты наш малыш, и ты моя ответственность, и… черт, я облажался. Я очень сильно облажался, Гук. Чонгук сглатывает, его сердце болит. — Все в порядке, — шепчет он. — Нет, — Намджун яростно трясет головой, — Я думал, что у меня все под контролем, я думал, что делаю все правильно, но… Но я облажался. Желание вскочить со своего места и утешить Намджуна было сильным, но он знал, что разговор еще не окончен. Им еще так много нужно обсудить, и он не может отвлечься, даже если его парень плачет. Сокджин, по крайней мере, спокойно кладет руку на плечо Намджуна. Тэхен возвращается в комнату и плюхается на свое место, как будто ничего не случилось. У него в руках лимитированная версия Bangtan notepad, которая обычно идет в комплекте призового мерча, который они раздают на радио, хотя сами получают Bangtan stationary бесплатно. Все семеро на обложке, — либо сидят на платформе, либо на полу, ухмыляясь в камеру, как счастливая семья. Тэхен щелчком открывает его и зубами снимает колпачок с черного маркера, который держит в другой руке. Он пишет на первой полосе: «Руководство по уходу за маленьким Чонгуком». — Мы можем записать все правила в этой книге — не только наказания, но и всё-всё, включая правила, которые у нас уже есть. Таким образом, мы все на одной странице — да, каламбур задуман — и мы сможем избежать повторения подобных вещей! — Во время разговора Тэхен рисует карикатуру себя в углу страницы, держащего знак мира. — Это отличная идея, Тэ! — Хосок наклоняется над столом, мягко улыбаясь. Тэхен подмигивает, прежде чем перевернуть страницу. Он пишет заголовок: «Правила наказания». — Ребята, это может подождать, — мягко говорит Чонгук. Он кладет руку на плечо Тэхена, и тот в замешательстве поднимает глаза. Чонгук терпеливо кивает в сторону Намджуна, и Тэхен смотрит на лидера. На лице Тэхена появляется понимание, и он быстро захлопывает блокнот. — Упс. Моя вина. — Хён, не будь так строг к себе. Ты не знал, что поступаешь неправильно, — деликатно говорит он их лидеру. — Я все еще люблю тебя. — Н-но доверяешь ли ты мне? — Намджун отрывает взгляд от своих рук, его глаза покраснели и опухли от слез. Чонгук не дрогнул. — Конечно. — Как? — он смотрит, шокированный тем, что Намджун вообще сомневается в этом. — Как ты можешь доверять мне после этого? — Потому что я знаю, что ты сделал это не нарочно. Ты был так добр ко мне до этого момента, так что я надеюсь, что ты не повторишь ту же ошибку снова. — Но… — Намджун сглатывает, — Что, если я снова совершу ту же ошибку? Что, если я не пойму, что у тебя сабдроп или что я перешел черту? Как только Чонгук открывает рот, чтобы ответить, Тэхен машет блокнотом, как сумасшедший, прерывая их пристальный взгляд. — Вот почему нам это нужно! До тех пор, пока мы будем придерживаться правил — а мы все должны вносить вклад и соглашаться со всем, между прочим, — история не повторится! Намджун вытирает слезы, переводя взгляд с блокнота в руке Тэхена на непоколебимый взгляд Чонгука. — Это… ты думаешь, это поможет? Ты хочешь, чтобы мы составили правила? Он кивает. — Хочу. Сокджин встает, чтобы принести несколько салфеток и передать их лидеру, который любезно принимает их. Когда Намджун вытирает нос, он говорит: — Помимо установления этих правил, есть ли… есть ли какой-то способ, как мы можем…как я могу загладить вину? Он замолкает, обдумывая услышанное. Через мгновение Хосок щелкает пальцами. — О, о! Я знаю! Мы могли бы попросить маленького Чонгука выбрать для нас наказание! Чимин хихикает, а Сокджин пытается спрятать улыбку рукой. На его губах появляется ухмылка, и он наклоняется вперед с озорным блеском в глазах. — Вообще-то мне нравится эта идея. Брови Юнги элегантно хмурятся. Похоже, он настроен скептически. — Что подразумевают эти «наказания»? Чонгук пожимает плечами. — Думаю, в следующий раз, когда я буду маленьким, нам придется это выяснить. — Сколько сейчас времени? — спрашивает Чимин, и Сокджин смотрит на часы. — Семь тридцать. — А когда менеджер-хён сказал, что заберет нас? — В восемь тридцать? Чимин кивает. — Итак, я предлагаю сейчас выработать по крайней мере десять твердых правил, а потом идти собираться. И тогда в следующий раз, когда мы все семеро останемся наедине, мы сможем продолжить обсуждение и сделать список. Все соглашаются, и Тэхен снова открывает блокнот. Им требуется целых полчаса, чтобы выбрать десять правил для списка, с которыми все могут согласиться, хотя в основном последнее слово остается за Чонгуком. Несмотря на все, что произошло, он чувствует себя намного легче, чем раньше, как будто кто-то пришел и снял тяжесть с его плеч. Видя, как все его парни разговаривают, ведут переговоры и обсуждают вещи вместе, он чувствует тепло и уют в своем сердце. Все они полны энтузиазма и вовлеченности, стремятся изучить и исследовать эту незнакомую концепцию вместе с ним. Это трогательно. Как только тридцать минут истекают, они все уходят, чтобы подготовиться к работе. Тэхен отдает ему блокнот на всякий случай. Чонгук смотрит в блокнот, напряженно размышляя. Он останавливает Намджуна, когда тот проходит мимо него, и лидер неуверенно улыбается ему, все еще потрясенный всем этим испытанием. Чонгук ласково улыбается ему и протягивает блокнот. — Я хочу, чтобы ты взял его и хранил у себя, — уверенно говорит он. Намджун бросает взгляд на Блокнот и отталкивает его. — Нет, Чонгук. Я не заслуживаю такой ответственности. — Заслуживаешь, — настаивает он. — Чонгук… — Пожалуйста. — Глядя на старшего снизу вверх, Чонгук производит на него самое лучшее впечатление глазами щенка. — Я действительно хочу, чтобы ты взял его. Он видит борьбу в глазах Намджуна, когда тот переводит взгляд с его лица на Блокнот. — Ты… ты уверен? Чонгук мило улыбается. — Да. Намджун нерешительно берет блокнот, крепко сжимая его дрожащими пальцами. Чонгук целует мужчину в щеку, большим пальцем вытирая слезинку, которая сбегает по щеке. — Спасибо, — шепчет Намджун, как будто если бы он сказал это громче, то мог бы просто развалиться на части. Чонгук понимает, что Намджун благодарит его не только за блокнот. Когда Чонгук и Намджун входят в свою спальню, Сливки сидит на подушке Намджуна и ждет их.