Правила Наказания
Правило №1: безопасное слово — стоп-слово для прекращения любых действий, связанных с наказанием, — «Персики». «Маленький» Чонгук имеет право использовать это безопасное слово в любое время до или во время наказания. Правило №2: «опекуны» должны напоминать «Маленькому» о безопасном слове («персики») перед назначением наказания, без исключений.***
Чонгук просыпается в воскресенье утром слишком рано, по его мнению. Это то самое время, когда солнце еще не вышло из-за горизонта, но небо стало чуть светлее, чем час назад. Жалюзи Сокджина довольно хорошо справляются со своей задачей, так что Чонгук не может винить его в том, насколько светло в комнате его хёна. Единственная причина, почему он проснулся в такой ранний час, его тело походу ненавидит его. Вместо того, чтобы погрузиться в сладкий сон, который он так отчаянно жаждет, его мозг думает: «К черту все это», и решает разбудить его рано утром, ради всего святого. Ну что, мозг, теперь ты счастлив? Стоила ли в конце концов эта расплата того? Теперь он окончательно проснулся без всякой надежды снова заснуть. И конечно же именно сегодня. У них нет расписания. Прямо таки благословение богов, но вряд ли он сможет воспользоваться этим благословением, проснувшись раньше, чем это сделало гребаное солнце. Повернувшись на бок, он сталкивается с величественным задом Ким Сокджина. Его широкие обнаженные плечи поднимаются и опускаются, пухлые губы выпускают маленькие облачка воздуха, когда он вдыхает и выдыхает. Не придавая этому особого значения, он утыкается лицом между острыми, как зубы, лопатками своего хёна. Тело Чонгука извивается, словно тесто, прижимаясь к теплой спине красивого мужчины. Сокджин пахнет цветами. Расслабленное тело даже не дергается при прикосновении. Чонгук разочарован. Если Сокджин проснется, у него будет хоть какая-то компания, чтобы скоротать время. С тех пор как они официально подтвердили свои отношения, Сокджин был для него идеальным «опекуном». Хоть он и не мог представить, что Сокджину будет слишком трудно взять на себя роль, которую он всегда играл неосознанно. Забота о макнэ была самоназначенной работой Сокджина еще до того, как они дебютировали. Чонгук бросил семью в тринадцать лет, чтобы осуществить свою мечту. Это был один из самых важных периодов в его эмоциональном и физическом развитии, и у него не было родителей, на которых он мог бы опереться. Сокджин знал это лучше, чем кто-либо другой, и взял его под свое крыло, даже если в то время он был слишком застенчив и робок, чтобы сказать больше одного-двух слов тому, кто не был его матерью. С тех пор Сокджин следил за тем, чтобы он ел и спал, всегда оставлял свободное место рядом с собой во время еды, надеясь, что их макнэ скромно займёт его. Да, Сокджин был опекуном задолго до того, как кто-либо из них даже понял этот термин. И теперь их отношения крепче, чем когда-либо. Два человека, которые нашли опору на равных равнинах земли, принимая положение друг друга как «маленького» и «заботливого», бойфренда и бойфренда, брата и брата. И все же, что-то давит ему на затылок. Еще одна вещь, которая беспокоит его, еще одно неудобство, которое нужно уладить. Затылок Сокджина — каштановый беспорядок взъерошенных локонов, подстриженных вокруг шеи и укороченных до крошечных волосков, которые в конечном итоге исчезают как раз перед тем, как его шея встречается с плечами. Чонгук целует Сокджина в спину, приняв решение, и тихо выскальзывает из одеяла и простыней, не прогибая матрас. В другом конце комнаты Юнги лежит тихо, как только может, свернувшись в клубок в самом углу своей кровати, несмотря на то, что у него кровать, предназначенная для двоих. Чонгук шаркает мимо и крадется в коридор. Все еще спят, но общежитие наполнено тихими звуками. Холодильник негромко гудит на кухне, а из комнат по обе стороны от Сокджина и Юнги доносится негромкий храп. Чонгук прокрадывается в комнату, которую делит с Намджуном. Неудивительно, что храп Намджуна достаточно громкий, чтобы заглушить любой другой навязчивый храп в их группе. С нежной улыбкой, украшающей его губы, Чонгук на цыпочках подходит к двухъярусной кровати и опускается на колени, его плечи находятся на одном уровне с матрасом. Намджун лежит на спине, что, заметьте, является положением, которое увеличивает громкость его храпа еще больше. С широко открытым ртом храп приобретает почти флегматичный вой. Это не самая лучшая часть Намджуна, но терпеть то, что ты ненавидишь, — значит быть влюбленным. Его подушка окружена куклами Райана, каждую из которых украшает этот пустой взгляд незаинтересованного своей славой. Как будто жесткие линии их бровей находятся в прямой зависимости от ужасного шума, который издает их владелец. Из-под его руки выглядывает маленькая головка — Сливки составляет Намджуну компанию, пока Чонгук спит в чужой постели. Он нежно кладет руку Намджуну на плечо и трясет его. Робкого прикосновения недостаточно, чтобы разбудить его. Намджун только фыркает и переворачивается на бок, грубо развернувшись к нему спиной. Его глаз дергается. Похоже, ему придется быть немного более убедительным. Он щиплет упругий жирок руки Намджуна и тот недовольно извивается. Намджун вздрагивает, храп резко обрывается. Лидер откатывается назад, удерживая руку Чонгука под тяжестью своего тела. Он скулит, пытаясь вырвать руку. Глаза Намджуна комично расширены, как будто он только что очнулся от лихорадочного сна. — Гук? — Хён! Ты. Придавил. Мою. Руку! — Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, он пытается еще раз дернуть рукой. Обдумывая его слова, Намджун поднимает свое тело, и Чонгук падает на спину. Мир слегка наклоняется, когда Чонгук ложится на спину, его взгляд утыкается в потолок. Еще слишком рано для этого дерьма. Намджун выглядывает из-за края матраса. Судя по выражению его лица, он все еще пытается понять, является ли Чонгук плодом его воображения или он действительно лежит, распластавшись на ковре, в такую рань, черт его побери. Когда смущение проходит, Чонгук перекатывается на четвереньки. — Подвинься. Здесь холодно. Намджун выглядит встревоженным. Он смотрит на Чонгука с таким беспокойством, что можно подумать, будто он умирает от какой-то неизлечимой болезни. В принципе так и было в последние несколько дней — с тех пор, как их группа заговорила о наказаниях. Оказывается, их прекрасный лидер воспринял новость о своем провале тяжелее, чем ожидал Чонгук, ну, больше, чем любой из них ожидал, на самом деле. Надо быть слепым, чтобы не заметить, как внезапно изменилось его поведение, особенно в окружении других. Простые жесты вроде того, чтобы сесть рядом с ним в фургоне, похоже, выводят беднягу из себя. Сначала Чонгук был обеспокоен. Но это быстро стало раздражать. Он закатывает глаза. — Ты же не хочешь, чтобы я замерз? — Нет-нет, конечно, нет. — Намджун отодвигается еще дальше и приподнимает одеяло в знак приглашения. Чонгук забирается под одеяло и устраивается поудобнее у груди Намджуна. Сливки зажимается между ними, и он тянет игрушку под мышку. — Что ты вообще делаешь в такую рань? Чонгук играет с округлым воротником рубашки Намджуна, тайно проклиная ее существование. Где же то удовольствие постельных объятий, если он даже не может соприкоснуться с грудью. — Мне нужно поговорить с тобой о том, что меня беспокоит. Мускулы на руках Намджуна заметно напряглись. Он даже видит, как напрягаются сухожилия на его шее. В связи с тем, как он вел себя последние пару дней, Чонгук не удивляется такой реакции. — А? — Не будь таким странным. Мы просто разговариваем. — Я не странный. — Да, именно такой. — Без колебаний он вытягивает шею, чтобы поцеловать Намджуна в губы. — Мне нужно, чтобы ты расслабился. Я здесь не для того, чтобы читать тебе нотации или что-то в этом роде, я просто… у меня кое-что на уме, и мне нужно избавиться от этого. Они пристально смотрят друг на друга. Чонгук видит неуверенность, написанную на его сонном лице. Затем Намджун расслабляется, устраивается на матрасе, сухожилия на его шее исчезают. — Хорошо. — Я слышал, ты сказал Сокджину отступить, прежде чем наказать меня на прошлой неделе, — осторожно начинает он, наблюдая, как напрягаются мышцы на лице Намджуна, когда он морщится. — Ты говоришь так, будто я был придурком. — Намджун, похоже, отнюдь не в восторге. Он пожимает плечами. — Ну, я не знаю, как это произошло. Меня там не было. Может быть, ты был придурком, может быть, ты просто присматривал за мной. Но, честно говоря, Намджун… — он потирает глаза и вздыхает, — Ты не можешь… ты просто не можешь делать это. — Что делать? — это звучит почти так, как будто Намджун слишком напуган, чтобы говорить громче шепота, как будто его нормальная громкость каким-то образом может показаться агрессивной. Это совсем не помогает Чонгуку. Может быть, еще слишком рано говорить об этом. Не похоже, что он оправился после последнего разговора. Ну что ж, теперь пути назад нет. — Командовать другими… Я имею в виду, когда ты не наш лидер, а просто ты, понимаешь? Неловкое молчание, а затем Намджун медленно произносит: — Нет, я не понимаю. Чонгук мысленно дает себе пощечину. Слова, давай же, Чонгук, используй свои слова! — Например, когда ты вошел в нашу комнату и обнаружил Тэхена в моей постели. Вместо того, чтобы поговорить с ним, как взрослый, ты стал агрессивным, как альфа и все такое — это было действительно странно. А потом ты угрожаешь ему, и я просто… ты просто не можешь угрожать ему так. Я имею в виду, когда это связано с нашей работой, и ты пытаешься держать группу в узде — ты знаешь, ты делаешь то, что должен делать — но помимо того, что ты наш лидер, ты мой парень, и Тэхен мой парень — вы все мои парни, и я хочу, чтобы вы относились друг к другу одинаково. То, как ты разговаривал с Тэхеном…как будто ты думал, что ты лучше его? Не знаю. Это трудно объяснить. — Ты хочешь сказать, что у меня комплекс превосходства. — В интонации Намджуна нет никаких сомнений. Она плоская и пустая, густая от разочарования. Не желая смотреть на лицо Намджуна, он начинает рисовать ленивые круги на груди Намджуна. — Это… это не значит, что ты один такой. Я поговорю об этом и с Юнги. Я думаю, может быть, это потому, что вы двое со мной дольше всех. — Осмелившись поднять глаза, чтобы увидеть реакцию Намджуна, он видит, что глаза старшего опущены, брови сдвинуты, а губы тонкие и серьезные. Его сердце колотится. Он прикладывает руку к лицу своего хёна, глядя глаза в глаза. — Не смотри так грустно, хён, я не думаю о тебе хуже из-за этого. Ты просто защищаешь меня, вот и все. Я уверен, что ты никогда не хотел ничего плохого. — Я знаю, просто… все это очень иронично, — хрипло говорит Намджун. Наклонив голову, он с любопытством смотрит на лидера. — Иронично? — Я…я был так поглощен тем, чтобы убедиться, что другие не причинят тебе вреда, что все останется в порядке, и ты будешь счастлив… но в конце концов, это я причинил тебе боль. — Побочка от такого откровения каким-то образом давит, как гравитация, на черты Намджуна, заставляя его выглядеть старше. Чонгук закрывает лицо руками. Решив, что ему не совсем нравится это выражение, он осыпает поцелуями все лицо мужчины, желая избавиться от стресса, прежде чем он прочно осядет на его лице. — Вы все для меня особенные. Ты был моим первым, и мы через многое прошли вместе, но это не значит, что ты имеешь власть над остальными. Они имеют право высказывать свое мнение и иметь собственное мнение. Ты не можешь изменить это. — Мне очень жаль. — Я не тот, перед кем тебе нужно извиняться. — В-верно. Чонгук мило улыбается. Он прижимается к Намджуну, чтобы смягчить накал их разговора, и целует его в подбородок. — Не надо быть таким мрачным. Не похоже, что ты сделал что-то непоправимое. Просто уладь все с другими, дай понять, что их мнение ценно, и тогда все должно пойти гладко. И кроме того, сегодня воскресенье. У нас есть целый день для самих себя. Как я могу наслаждаться этой свободой, если ты все время хандришь? Смешок касается его ушей, и Чонгук внутренне вздыхает с облегчением. — Мне бы и в голову не пришло испортить нам выходной. Чонгук соглашается с тихим жужжанием, позволяя своим глазам закатиться, когда он купается в интимности момента. Затем, после небольшого молчания, Намджун спрашивает: — Есть ли что-нибудь еще, о чем я должен знать? Я имею в виду, я надеюсь, что если у других есть проблема, они, по крайней мере, придут и обсудят ее со мной, как они всегда делают, но ты знаешь — это немного другое. Я лидер нашей айдол-группы, а не лидер наших отношений, так что… — Странная ситуация, — весело размышляет он. — Конечно, это так. Я имею в виду — если бы ты сказал мне пять лет назад, что я буду в отношениях с макнэ из моей группы и делить его с пятью другими, я бы усомнился в своем собственном понимании реальности. Мысль о том, как все изменилось, вызывает смешок, который пузырится у него в горле. — Если бы пять лет назад ты сказал мне, что у меня будут отношения с шестью красивыми мужчинами, я бы умер от стыда. Я даже не мог смотреть тебе в глаза без слез. — Ох, но ты был таким миленьким! — Намджун тычет его в ребра, и Чонгук с визгом отскакивает. — Нет ничего милого в том, чтобы быть ужасно застенчивым. — Я вынужден вежливо с вами не согласиться. — Тогда, полагаю, нам придется согласиться, чтобы не согласиться. — Прекрасно. — Прекрасно. — Чонгук хихикает и снова занимает свое место, крепко уткнувшись в подбородок Намджуна. От прикосновения руки Намджуна, обвивающейся вокруг его талии, на руках появляются мурашки. — Но отвечая на твой вопрос, нет, больше ничего, что нужно обсудить. Просто… в следующий раз, если ты собираешься поговорить с другими обо мне — а я надеюсь, что ты этого не сделаешь, — но если уж сделаешь, обязательно выслушай всех и прими во внимание их чувства. Я не хочу, чтобы они чувствовали, что не могут высказывать свое мнение только потому, что они чувствуют, что у них нет на это права. Потому что, конечно, у них есть — у вас всех. К счастью, вместо того, чтобы принять это близко к сердцу, как опасается Чонгук, Намджун просто одобрительно хрюкает. — Вполне справедливо. С преувеличенным вздохом Чонгук бормочет: — Я просто рад, что худшее позади. — Да, я тоже. — И все же я с нетерпением жду сегодняшнего дня. — О, я в этом не сомневаюсь. Он едва сдерживает ухмылку, которая играет на его губах. — Тебе не о чем беспокоиться. Я не буду слишком суров к вам, ребята. — Ты так далек от утешений. — Намджун не выглядит слишком испуганным, его тон восхитительно веселый. — Нет, правда. Я не буду. Я бы не пожелал того, что чувствую к своему злейшему врагу. — Я все еще очень сожалею об этом. — Неудивительно, что Намджун все еще испытывает чувство вины. После их общего разговора, Чонгук пришел к разумному выводу, что потребуется некоторое время, прежде чем их лидер полностью справится с ситуацией. С тех пор он разбрасывается извинениями направо-налево из-за самых обыденных ошибок, за которые мало кто ожидает искупления. Нежно поглаживая скульптурную грудь Намджуна, Чонгук говорит: — И я все время говорю тебе остановиться. Ты понятия не имел, что делаешь, и я не могу винить тебя за это. — Но все равно это было очень глупо с моей стороны, — продолжает настаивать старший. Чонгук вздыхает с легким разочарованием. Только время может развеять уныние Намджуна. Он надеется, что после сегодняшнего дня Намджун почувствует себя немного лучше. К его большой досаде, его теплый, ласковый мишка по объятиям улавливает тон его вздоха, как будто был рожден, чтобы обнаружить его. — Ты злишься на меня? Прости. Странно слышать, как его хён, его лидер, его папочка, борется, чтобы извиниться так легко. Если бы он не был так влюблен в этого милого, глупого мужчину, то, возможно, счёл бы его немного жалким. Внезапно та самая уравновешенная, властная сила его природы была изуродована до уровня хнычущего, раболепствующего раба, который, кажется, думает, что дыхание заслуживает извинения. Ладно, может быть, не до такой крайности, но определенно в этом направлении. Есть еще кое-что, что беспокоит его. С момента собрания Намджун не взял на себя роль папочки —что вполне нормально, учитывая, что у них не было времени погрузиться в свою соответствующую динамику DD/LB из-за мешающей работы, но учитывая текущее положение вещей, Чонгук беспокоится, что Намджун может даже не быть способен зайти в своё доминирующее поведение. Это может быть немного проблематично, учитывая, что он полностью намерен быть «маленьким» сегодня. Но, может быть, сегодняшний день станет исключением? Остальные охотно возьмут на себя роль опекунов, так что, возможно, Намджун отойдет на второй план, пока не будет готов снова занять свое место. Каждый нерв в теле Чонгука хочет упомянуть об этом, хочет обсудить это прямо здесь и сейчас с ним, но он не может заставить себя сделать это. Похоже, что у них не было ничего, кроме серьезных разговоров в течение последних нескольких дней, и это влечёт больше потерь, чем ожидалось. Может быть, сейчас ему следует позволить всему идти своим чередом. Короткая передышка от статуса «папочки» может пойти Намджуну на пользу. Если станет ясно, что ему тяжко, тогда он найдет время, чтобы осторожно упомянуть об этом в какой-то момент в будущем. — Давай просто попробуем поспать еще немного, — предлагает он, несмотря на то, что раньше сомневался в такой возможности, — Мне не следовало будить тебя. — Все в порядке, — легко прощает Намджун. — Я рад, что ты пришел поговорить со мной. Если быть честным, Чонгук пришел поговорить с Намджуном сейчас, когда все остальные спят, чтобы избавить их лидера от смущения аудитории. Это та самая тема, которая не нуждалась во всеобщем присутствии, и на самом деле единственное время, когда здесь можно получить полную конфиденциальность, — поздний вечер или раннее утро (хотя это правило строго зависит от их расписания). — Спасибо за понимание, — робко шепчет он. Если бы он не был так безмятежно тих, слова были бы легко заглушены. Вместо ответа Намджун просто прижимается губами ко лбу Чонгука. Он мурлычет, прижимаясь невероятно близко, пока между их телами не остается даже миллиметра расстояния. Сосредоточившись на ритме дыхания Намджуна, он может просто уплыть прочь, все мысли и заботы так далеко, как будто их больше не существует. И вот как Чонгук просыпается через два часа, примерно в той же позе, с рукой Намджуна, все еще собственнически обернутой вокруг его талии. Солнце уже полностью встало, если судить по свету, просачивающемуся сквозь щели в жалюзи. Из кухни доносится шум, грохот передвигаемых кастрюль и сковородок, выносимая посуда из деревянных шкафов над головой. Как человек, который прожил в этом доме всю свою юность и раннюю зрелость, Чонгук может предположить о том, кто должно быть бодрствует сейчас. Сокджин, вероятно, на кухне готовит завтрак для семерых, а Хосок, будучи ранней пташкой, скорее всего пьет свой кофе со сливками и разговаривает по телефону с матерью (у них редко есть время позвонить родителям в течение недели, поэтому такие звонки обычно ждут выходных). Чимин, возможно, тоже встал, но Юнги и Тэхен будут мертвы для мира по крайней мере еще час (но это только в том случае, если он правильно рассчитал время). — Доброе утро… еще раз, — усмехается Намджун. Чонгук моргает, глядя на старшего. У него такой вид, будто он уже давно не спит. — Как тебе спалось? Чонгук игнорирует вопрос. — Ты хоть немного поспал? Пожав плечами, насколько это возможно, лежа на боку, Намджун жеманничает: — Я пытался, но сдался около получаса назад. Уголки его рта опускаются от чувства вины. — Прости. — Я не возражаю. Иногда мне нравится смотреть, как ты спишь. Чонгук делает гримасу. — Не будь таким жутким. — Ну почему сразу жутким. Некоторые люди думают, что это романтично. — Да, но некоторые люди изо всех сил пытаются найти различие между этим, — упрямо парирует он. Намджун выгибает бровь, в его глубоких карих глазах пляшут веселые искорки. — Ты можешь сколько угодно жаловаться на то, как это жутко, но это не помешает мне делать это, когда я захочу. — Тогда ты не лучше извращенца, — рычит Чонгук, игриво кусая Намджуна за плечо. Теплый смешок раздается глубоко в груди старшего, такой мужественный и чудесный, что требуется серьезное усилие, чтобы не задрожать. — Лицемер. Завтрак — приятное дело. Тэхен каким-то образом находит в себе силы присоединиться к ним за обеденным столом, чего, к сожалению, нельзя было сказать о милом старом Юнги, который посчитал сон важнее еды. Чонгук не может понять такую логику, так как он лично выбрал бы еду вместо сна в любой день недели, но тем не менее уважает решение своего хёна и не выполняет своё желание в реальность — прыгать вверх-вниз на его кровати. Остальные, похоже, в очень хорошем настроении. Сокджин не перестает напевать себе под нос, даже после того, как подал блины и сел, чтобы присоединиться к ним. Хосок и Чимин подшучивают друг над другом, а Намджун с любовью режет блины Чонгуку на кусочки размером с укус. Игривая и возбудимая часть Чонгука действительно расцветает в счастливой атмосфере. Он болтает ногами взад-вперед, волоча носками по полированному полу, пока Намджун кормит его и слушает разговоры, которые переливаются по столу, как приятная песня. Когда стопка блинов сократилась до двух (которые Сокджин приберегает для Юнги прежде, чем кто-либо из них успеет их схватить), Хосок вскакивает на ноги, хлопая в ладоши, как человек, который принял решение. — Чонгуки, пойдем, — он протягивает руку, чтобы Чонгук взял ее, — выберем тебе сегодня наряд! Чимин с звонким лязгом роняет нож и вилку на тарелку, его губы обиженно надуваются. — Нечестно! Я хочу помочь Чонгуку одеться сегодня. Как будто чувствуя себя обделенным, Тэхен начинает размахивать руками, чтобы привлечь их внимание. — Я тоже! И я тоже! — Вообще-то, я надеялся, что смогу помочь Чонгуку выбрать что-нибудь, — объявляет Сокджин, начиная собирать грязные тарелки. — Это вроде как первый раз, когда я провожу время с нашим малышом. Мне бы очень хотелось увидеть процесс трансформации Гука. Все взгляды одновременно устремляются на него, как только Сокджин замолкает, как будто его слово внезапно становится законом. Чонгук смотрит на их полные надежды лица, на протянутую руку Хосока, а потом на Намджуна, который просто смотрит на них с удивлением и ничем не может ему помочь. — Как насчет того, чтобы… Хоби-хён и Сокджин-хён помогли мне выбрать, что надеть, а Тэхен и Чимин могли бы поваляться на кровати? Это кажется единственно справедливым выводом. Было бы неправильно исключать кого-либо из них. Четверо обмениваются взглядами, словно проверяя, всех ли устраивает. Когда возражений не следует, Чонгук с радостью берет Хосока за руку и позволяет своему хёну вывести его из кухни, а остальные три хёна следуют позади. Они проходят мимо Юнги в коридоре, который выглядит восхитительно сонным и смущенным, когда пять его товарищей по группе проносятся мимо него. Чонгук смутно слышит, как Юнги говорит Намджуну на кухне о своем замешательстве. Намджуну удалось раньше изрядно порыться в пастельном гардеробе Чонгука в поисках очаровательных вещей для своего ребенка, поэтому он довольствуется тем, что остается убирать со стола. Войдя в спальню, Тэхен практически крабиком взбирается по лестнице на верхнюю койку, просунув ноги в бортики так, что они безвольно свисают вниз. Чимин бросает взгляд на пространство под ногами Тэхена и тут же меняет курс. Он устраивается поудобнее на верхней койке рядом со своим другом, хотя его ноги аккуратно примостились на лестнице. Они оба с любовью наблюдают, как Хосок распахивает дверцы шкафа. Чонгук стоит в центре комнаты, не зная, куда себя деть. Но Сокджин кладет руки ему на плечи и ведет его к кровати. Вместо того, чтобы сидеть на нижней кровати, как он и думал, Сокджин сидит на полу, в безопасности от длинных ног Тэхена. Старший вытягивает ноги в полукруг. Прежде чем Сокджин сам жестом предлагает ему сесть, Чонгук устраивается между его ногами, прислонившись спиной к груди Сокджина, лицом к Хосоку и шкафу. Руки ложатся на его талию, как будто они там и должны быть. Затем ситуация проясняется, потому что он на самом деле сидит в своей спальне с четырьмя своими хёнами, которые собираются порыться в его священном гардеробе одежды и выбрать наряд для него на весь день. Полгода назад он даже не думал об этом. То, что он там прятал, было источником его стыда так долго, что даже мысль о том, чтобы поделиться этим, вызывала у него тошноту. Когда Намджун наткнулся на его тайник, это был его худший кошмар, и теперь…теперь это просто шкаф. Теперь ни один из его хёнов и глазом не моргнет, не будет пялиться с отвращением на что-то отдаленно женственное или детское, притаившееся в углу или выглядывающее из-под кровати. Что, само по себе, замечательная вещь. Хосок издает странный сдавленный звук, похожий на брачный зов опоссума. — Здесь все так мило! Я даже не знаю, с чего начать! — А как насчет того, чтобы спросить Куки, что он хочет надеть? — предлагает Сокджин, склонив голову набок, чтобы одарить Чонгука сладкой улыбкой. — Что ты хочешь надеть, детка? И точно так же, с помощью успокаивающего мужского тона Сокджина, Чонгук легко входит в свое второе «я», словно надевая шелковую ночную рубашку. Кривя губы и глядя в потолок, он думает. Большая, сильная рука Сокджина нежно гладит его живот, и у него кружится голова. — Я хочу чувствовать себя ярким и красивым! Чимин и Тэхен воркуют в унисон сверху. Уперев руки в бока, Хосок бросает один взгляд на разноцветную массу и говорит: — Эм, милый, возможно, тебе нужно быть немного более конкретным для хёна. Вся твоя одежда яркая и красивая. — Не вся, — урчит он и хихикает. — Ну, я не про взрослые вещички, но твои маленькие вещи все именно такие, точно тебе говорю! — Но вместо того, чтобы спорить дальше, Хосок ныряет в шкаф, как солдат на задании. Когда он снова говорит, его голос эхом отражается от стен маленького пространства. — А как насчет того, чтобы выбрать цвет? Какой цвет хочешь? — О, пожалуйста, пусть будет розовый! Розовый так мило смотрится на нем, — визжит Тэхен сверху. Чимин бросает взгляд на Тэхена. — Он спрашивал Чонгука. — Я знаю, но розовый. — Не обращай на них внимания, — шепчет Сокджин на ухо Чонгуку, когда девяносто пятые* ссорятся наверху. Крошечные волоски на его шее встают дыбом, возбуждаясь от их близости. Послушавшись совета старшего, он несколько минут сидит, покусывая нижнюю губу, перебирает в уме цвета радуги и гадает, какой из них ему больше нравится. Столько всего, что можно выбрать, что пугающая мысль о выборе только лишь одного немного ошеломляет его. Но, после серьезного обдумывания, он отвечает: — Я думаю… я думаю, что синий, хён. Я думаю, что сегодня хочу надеть синее. Хосок оживляется и с энтузиазмом кивает головой. — Синий, да? Звучит довольно хорошо! А как насчет текстуры — например, джинса, или хлопок, или полиэстер?.. — Гхм…хлопок? — он отвечает, как будто не уверен. Сокджин успокаивающе сжимает его бедро. — Хорошо, хорошо, а как насчет того, чтобы надеть шорты сегодня? — Хосок начинает говорить до смешного возбужденно, как продавец, жаждущий продать что-то. Несмотря на свою первоначальную неуверенность, Чонгук не колеблясь качает головой из стороны в сторону на этот вопрос. — Нет, я не думаю, что чувствую себя сегодня в шортах, хён. — Нет? Как насчет полукомбинезона или длинного комбинезона? — Нет, спасибо. — Значит, без штанов? Чонгук решительно качает головой. — Никаких штанов. — Вот и славненько, значит юбка! Сверху раздается вздох, и Чонгук вытягивает шею, чтобы увидеть, как Чимин смотрит на него сверху вниз, его глаза смешно расширены. — У тебя есть юбки? Прикусывая застенчиво губу, чтобы скрыть смущение, он отвечает тихо: — Да. — Я никогда раньше не видел тебя в юбке, — возбужденно замечает Чимин. — Я тоже, — вмешивается Сокджин, в равной степени довольный такой перспективой. — О, в таком случае ты получишь удовольствие! — выпаливает Тэхен. — Юбки делают талию куколки такой крошечной. Румянец заливает его щеки без его разрешения, и он прячется в изгибе шеи Сокджина. Сокджин зарывается пальцами в его волосы и целует его в макушку, как будто он самая драгоценная вещь на Земле. Это заставляет его сердце биться быстрее, чем барабан на стероидах. Внезапно Хосок издает тот же странный звук, что и раньше, только громче и гортаннее. Прежде чем кто-либо из них успевает спросить, Хосок хватает что-то и поворачивается на пятках, драматично размахивая парой одежды в руках. Рот Чонгука складывается в букву «о», его румянец усиливается, когда он восхищается хлопчатобумажным нарядом. Это нежно-голубой костюм-двойка «Сейлор Мун». Имя Сейлор Мун сияет белым курсивом вокруг талии, а верх (классический дизайн японской школьной формы) — пастельно-фиолетовый силуэт самой Сейлор Мун, нюхающей розовую розу и освещенной полумесяцем золотой Луны. Изображение — без круглой границы с розами, прорастающими по периметру, вместе с крошечными пятнышками звезд. Несмотря на то, что это был один из первых нарядов, которые Чонгук осмелился купить в интернет-магазине, он никогда его не надевал. Ни разу. Это был тот самый наряд, которым он восхищался, но никогда не набирался смелости надеть его. В глубине сознания всегда был голос, говорящий, что он никогда не подойдет ему как следует — особенно, когда он так набит мускулами. — Я…Я…я… — он не находит слов. — Я никогда раньше не видел, чтобы ты так одевался, — с любопытством замечает Тэхен. Хосок моргает, опуская руки с нарядом. — Вообще-то, если подумать, я тоже. — Я… — он стискивает зубы. Почему это так трудно сказать? — Я никогда не носил его раньше. Хосок выглядит, будто вне себя, и молчание остальных — сносный признак чтобы понять, что их реакции должно быть схожи. — Но… но он же такой милый, так мило, как ты любишь! — Да, и это Сейлор Мун! — Тэхен бросает, как будто это не самая очевидная вещь в мире. Он неловко переминается с ноги на ногу. — Я знаю, это просто…это была одна из первых вещей, которые я когда-либо покупал, и… я просто так и не смог ее надеть. — Даже если он этого не говорит, скрытый смысл фразы «Потому что я был трусом» все еще висит в воздухе. Напряженные плечи Хосока расслабляются и смягчаются, в его теплом взгляде появляется искорка понимания. Хватка на его талии крепнет, и хотя Тэхен и Чимин не могут дотянуться до него, он знает, что если бы они могли, то тоже передали бы свою поддержку. Это заставляет чувствовать себя немного лучше. Сделав шаг вперед, Хосок опускается на колени перед Чонгуком. Он держит наряд перед собой, не будучи настойчивым или агрессивным, а просто протягивая его как предложение, которое Чонгук может отклонить или принять. — Я знаю, что это может напомнить тебе о времени одиночества в твоей жизни — времени, частью которого я хотел бы быть, — все мы, но может быть, если ты хочешь, мы могли бы создать некоторые новые воспоминания с этим нарядом. Счастливые воспоминания. Воспоминания, которые заставят тебя улыбаться всякий раз, когда ты снова наденешь это в будущем. Чонгук закусывает губу, протягивая руку, чтобы нежно провести большим пальцем по швам юбки. Затем Хосок быстро добавляет: — Или нет. Мы могли бы выбросить его, чтобы он больше не беспокоил тебя или анонимно пожертвовать его на благотворительность или что-то в этом роде. Мысль о том, что кто-то другой владеет его одеждой, раздражает его. — Нет! Я… Я хочу его надеть. Пожалуйста, позволь мне надеть его, хён. Улыбка Хосока практически заполняет все лицо, когда он протягивает одежду. Чонгук прижимает наряд к груди, тепло распространяется от живота к пальцам ног. Может быть, все будет не так уж плохо. Он не будет выглядеть как изящная маленькая модель, которая носила его на сайте, но, возможно, он не будет и слишком нелепым. Он попробует это сделать. Он будет стараться для своих хёнов и своих папочек, потому что они, кажется, действительно любят его — и он любит в ответ. Ох, он надеется, что выглядит в нем очень мило, правда-правда. Рука на его бедре скользит к мягкой внутренней поверхности бедра, рисуя круги на чувствительной плоти. Он чувствует, как губы Сокджина приближаются к его уху, когда он спрашивает: — Ты хочешь, чтобы я одел тебя? Он шарахается в сторону, прижимая плечо к уху. Потом робко говорит: — Да, пожалуйста. Сокджин играет с его шелковыми боксерами, затем поворачивается к Хосоку. — Эти боксеры никуда не годятся. Постарайся найти ему хорошие трусики. Его лицо вспыхивает от смущения, и он теснее прижимается к груди Сокджина. Хосок хихикает и кивает. Затем он спрашивает сладким голосом: — Есть какие-нибудь предпочтения, дорогой? — Р-розовый. Когда Хосок начинает рыскать в еще одном отсеке нижнего белья Чонгука (в том, где он хранит деликатное белье), Сокджин толкает его локтем. Он двигается, позволяя другому встать, старший берет его за руку и поднимает на ноги. Сокджин хлопает Тэхена по ногам, и тот сгибает их под собой, позволяя им вдвоем нырнуть на ближайшую кровать. Сокджин кладет его на спину, положив голову на подушку рядом со всеми куклами Райана Намджуна (и Сливки, конечно). Затем он седлает Чонгука и первым делом стягивает с него рубашку. Создается небольшой переполох, пока он пытается просунуть его маленькую голову через горловину, остальная часть костюмчика сидит на нем довольно свободно. В мгновение ока Хосок возвращается c розовыми шифоновыми кружевными трусиками с мини-юбкой и голубым бантом. Он передает всё Сокджину, который затем стягивает боксеры с младшего и заменяет их трусиками. Юбка быстро надевается после, облегая чуть ниже пупка. — Хм, чего-то не хватает, — небрежно бормочет Сокджин, когда они с Хосоком оценивают его. Чонгук краснеет под их взглядами. Так жарко, что он чувствует слабость. Окрыленный вдохновением, Сокджин встает с кровати и неторопливо идет к шкафу, в то время как Хосок удобно занимает свое место у ног Чонгука. Хосок опирается рукой на его колено, мило улыбаясь. — Ты такой красивый, малыш. Чонгук с сомнением дергает большими пальцами. — Я…да? — Ага. Я знаю, что мне бы так не пошло. Он хихикает. — Но хён, ты же меньше меня! — Да, но ты гораздо красивее и стройнее, как лучший кусок мяса на рынке. — Никогда не занимайся поэзией. Хосок запрокидывает голову и смеется. — Да, это было дерьмово. Когда я придумаю что-нибудь получше, я дам тебе знать. Ухмыляясь, он говорит: — Пожалуй, не стоит. Сокджин возвращается, протягивая Хосоку пару белых чулок и…что-то он, кажется, пропустил. Приподнявшись на локтях, он с любопытством смотрит на них. — Что это такое? Осторожно взяв нечто большим и указательным пальцами, Хосок показывает это Чонгуку. Колье — его радужное колье с золотым полумесяцем спереди, если быть более точнее. Прекрасно. — Что? Что там происходит? — Тэхен скулит, целеустремленно раскачивая двухъярусную кровать, чтобы привлечь их внимание. Только трое из них не обращают на него внимания. Единственный терпеливый человек, достаточно терпеливый, чтобы потакать ему, — это Чимин, который понимает возбужденное хныканье Тэхена. Со всей ласковой нежностью настоящего бойфренда Хосок натягивает чулки, следя за тем, чтобы они ровно сидели на его бедрах, позволяя лишь кокетливой полоске кожи показываться между носками и юбкой. Чонгук хихикает, шевеля пальцами ног. Он обожает ощущение хлопка на своих ногах. Не дожидаясь вопроса, он садится и поворачивается спиной к старшим. Вытянув шею, он позволяет Сокджину осторожно надеть ожерелье на шею. Следует короткая пауза, пока Сокджин возится с тонкой цепочкой на спине, ища нужную длину, чтобы было не туго и не свободно у шеи; Сокджин застегивает, и ожерелье прижимается к его кадыку. — Как вы думаете, мне нужна косметика? Сокджин и Хосок похожи на двух профессиональных визажистов, пытающихся критиковать модель. Чонгук делает все возможное, чтобы не уклоняться от их пристального взгляда. — Лично я не думаю, что тебе это нужно, — признается Сокджин, — Но если хочешь, мы можем нанести тушь и блеск для губ. При упоминании блеска для губ он светится. — Я… Я бы хотел немного блеска для губ. Через несколько секунд старший возвращается с косметичкой, открывает и серьезно щелкает костяшками пальцев. Хосок отодвигается в сторону, позволяя Сокджину творить свою тонкую магию, в то время как Чонгук сидит так тихо, как только может. После нанесения туши он говорит: — Я думаю, что добавлю немного подводки для глаз. Совсем чуть-чуть. Так нормально, детка? Чонгук возбужденно кивает. Так приятно видеть Сокджина таким энергичным и увлеченным. — Ты такой хороший мальчик, — воркует Сокджин, когда он заканчивает. Хосок издает звук согласия через плечо старшего. Сделав последние штрихи губ, Сокджин удовлетворенно откидывается назад. — Та-дам. Дело сделано. Чонгук практически выпрыгивает из кровати и встает перед зеркалом в полный рост. Его лицо расплывается в нервной усмешке. Трудно поверить, что он надел это из всего своего гардероба. Тонкая юбка вокруг бедер, соблазнительно короткая и едва прикрывающая изгиб его задницы. Крошечная полоска между топом и юбкой открывает его пупок. Топ такой же красивый, как и юбка, с женственным изображением Сейлор Мун, занимающим центральное место на груди. Носки и колье — также потрясающий штрих в образе. Тэхен и Чимин свистят, как кучка баньши, пьющие отбеливатель. Он бросает на них игривый взгляд, изображая раздражение, но поворачивается так, чтобы показать свою задницу. Они только становятся громче, и Хосок заливается смехом и хлопает в ладоши, как тюлень, выступающий в «Морском мире». Тень Сокджина затмевает его. Он не успевает среагировать, как руки его хёна подхватывают его. Объятия ласковы, и Чонгук наблюдает, как они выглядят вместе в отражении зеркала. Нежно. Вот как он описал бы то, как Сокджин смотрит на него. Они все любят его, на самом деле, но взгляд Сокджина — это гремучая смесь материнского, отцовского, братского и чего-то еще. Они выглядят как пара знаменитостей — ну, технически они и есть пара знаменитостей, хотя публика никогда не узнает их секрет. Это их потеря, честно говоря. Судя по имиджу только их обоих, они могли бы превзойти любую знаменитую пару, доминирующую в настоящее время в индустрии. — Ты готов назначить наказание, милый? — спрашивает Хосок, когда остальные успокаиваются. Он качает головой, все еще не отрываясь от зеркала. Сокджин смотрит на него сквозь отражение с удивлением. — Знаешь, поскольку формально я не имею никакого отношения к наказанию, то и не должен быть наказан. Моргая, он подумывает оставить Сокджина в покое, но потом Сокджин щекочет его в боку и говорит: — Но я тоже хочу быть частью наказания. Со смехом, клокочущим в глубине его горла, он отвечает: — Н-но ты прав, хён. Ты не должен быть наказан. — Но я хочу, чтобы меня наказали. В противном случае хён будет чувствовать себя грустным и покинутым. Стоит бросить взгляд на выражение лица Сокджина, чтобы понять, что он говорит серьезно. — Хорошо, но только потому, что ты так просишь, хён. Чонгук практически вприпрыжку бежит на кухню, чтобы похвастаться своим нарядом перед папочками. Юнги доедает половину второго блина, а Намджун сидит рядом с ним с чашкой кофе в одной руке и ручкой в другой, его очки в черной оправе покоятся на носу. Они оба поднимают глаза, когда Чонгук принимает позу Сейлор Мун в дверном проеме. Жесткая сосредоточенность на их лицах немедленно исчезает — маска дала трещину, которая заметна лишь немногим. Ручка в руке Намджуна падает на блокнот. Юнги медленно опускает вилку, его внимание больше не сосредоточено на покрытом сахаром блине. У Чонгука кружится голова, и он так широко улыбается, что у него болят щеки. — Как я выгляжу? Намджун пытается собрать мысли в кучу, но его ответ далёк от последовательного. — Ты выглядишь…ну, ты выглядишь… Гхм… Юнги смотрит на свою тарелку, потом снова на Чонгука и говорит: — Вкусно. Хихиканье, срывающееся с его губ, невозможно остановить, особенно когда на него так смотрят папочки. Юнги подзывает его поближе, и Чонгук, пошатываясь, подходит к нему, тут же крепко усаживаясь к нему на колени. Он визжит, но быстро приходит в себя, перекидывая ногу через талию Юнги, так, чтобы удобнее оседлать его. Руки прижимаются к его спине, притягивая ближе, пока их груди не соприкасаются друг с другом, ни на дюйм не разделяя их тела. Юнги утыкается лицом в шею и рычит. — Ты такой вкусный, что я готов тебя съесть. — Держи себя в штанах, хён. Куки будет раздавать наказания, — хихикает Хосок, входя в кухню, остальные не слишком отстают от него. — Ох, да! Он чуть не забыл! Повернувшись на коленях у Юнги, он наблюдает, как его хёны падают на свободные места за столом. Юнги кладёт подбородок ему на плечо и обнимает за талию. Чонгук берет вилку и тычет кусочком блинчика в уголок рта Юнги. Кристалики сахара прилипают к его губам, и он слизывает их, как сытый кот. Чонгук хихикает. — Итак, принцесса, ты хорошо подумал о наказаниях, которые хочешь нам назначить? — Чимин говорит громче. Чонгук кивает. — Ага. — Не хочешь ли поделиться ими с нами? Снова кивнув, Чонгук мило улыбается. — Да, хён, я хотел бы поделиться ими с вами!***
Юнги кривится от недовольства. Веревки, обвивавшие его бедра и грудь, натягиваются от малейшего движения, а стул отчаянно скрипит. — Я все еще думаю, что это немного слишком. — Неужели? Я думаю, тебе вполне комфортно, — замечает Сокджин, сидя справа от Юнги. Старший поправляет бумажные деньги, разложенные перед ними стопками, в то время как тот изо всех сил старается сдерживаться. Это сложнее, чем ожидалось. Если бы Чонгук описал, как выглядит его хён, привязанный к стулу, то он сравнил бы его с очень измотанным петухом из знатного рода, которого надули, как лоха. — Не нужна мне эта верёвка. Я же не собираюсь прятаться в своей комнате, как только ты ее снимешь, — ворчит Юнги. — Кроме того, может быть, ты перестанешь смешивать служебные карточки и карточки станций? Это не одно и то же. — Эй. В прошлый раз, когда я был главным, банкиром был я, а не ты. Ты просто должен сидеть там и выглядеть очень мило, — Юнги бросает на старшего злобный взгляд. После раздачи наказаний (и введения нескольких из них) Намджун предложил им сыграть в Монополию. У них есть только британская версия, которую они привезли с собой после концерта в Лондоне. Как бы неуклюже они ни говорили по-английски, Намджун был достаточно любезен, чтобы перевести инструкции достаточно хорошо, чтобы они имели общее представление о том, как работает игра. С тех пор они редко играли в нее, но, учитывая, что сегодня тот самый редкий выходной, казалось, что было бы неплохо сыграть всемером в настольную игру. Играть с семью отдельными игроками немного сложнее, поэтому они разделились на группы. Сокджин соединил себя с Юнги, потому что бедняга не мог принимать решения ввиду своих ограничений, Тэхен и Чимин вместе — перманентная концепция, которая никого не шокировала, Намджун сам по себе, потому что он слишком умен, и Хосок с Чонгуком. Как бы он ни любил Хосока, но Господи, кто создал этого человека с костлявыми коленями? Он продолжает извиваться на коленях мужчины, пытаясь быть вовлеченным в игру, в которой Намджун надирает им всем задницы, но все, о чем он может думать, это колено Хосока, впивающееся ему между ягодиц. Их маленький серебристый Шотландский терьер приближается к опасной зоне, или так они стали называть ее, так как все элитные поместья принадлежат либо Намджуну, либо Сокджину и Юнги, и они пожинают плоды своей тупости каждый раз, когда они делают это по кругу поля. Их очередь — после Тэхена и Чимина, которые тоже не так хорошо играют. Их лучшие владения — Pall Mall и Pentonville Road, но поскольку Намджун владеет Whitehall, они мало что могут с ними сделать, кроме как наскрести жалкий налог всякий раз, когда чья-то фишка приземляется на их территории. — Знаешь, если мои руки отвалятся от недостатка кровообращения, тебе придется писать все мои тексты за меня, — деловито заявляет Юнги, хотя на самом деле никто его не слушает. Ну, за исключением Сокджина, который слушает его так же, как платные сиделки слушают своих пожилых пациентов. — Наказание было ясным, Юнги. Нельзя же целый день сидеть в углу и предаваться размышлениям. И, честно говоря, это пойдет тебе на пользу. Твое антисоциальное поведение нездорово, — без особой убежденности поучает его партнер по игре. — Да, но разве привязывание меня к стулу — это правильный путь? — По логике Чонгука — да. Да, это так. И Юнги больше не спорит. У Чимина на кубиках выпадает 5 и 3, и он перемещается на Community Chest. Тэхен ахает, хватая карту, увидев которую, его запал моментально гаснет. Он читает: — Идите прямо в тюрьму, не проходите мимо, не берите 200 долларов. Дьявольский блеск отражается от очков с выпученными линзами, сидящих на носу Хосока. Хосок ухмыляется, беря на себя смелость переместить их на позицию «В тюрьме». Тэхен стонет и падает на стол. Бумажные деньги летают повсюду. Чимин орёт и бьет его по плечу. — Тэ! — Мы готовы к переговорам, — говорит Хосок, стараясь произвести впечатление аджуммы. Он самодовольно размахивает карточкой «Выйти из тюрьмы бесплатно», которую они ухватили несколько ходов назад. Его большие круглые серьги покачиваются в такт драматическим движениям, и Чонгук хихикает в ладонь. Чтобы наказать Хосока, Чонгук должен был нарядить его, только он начинает думать, что Хосок слишком наслаждается старым женским нарядом. Чимин хмурится. — Мы не сядем с вами за стол переговоров. Чонгук надувает губы. — Ох, хён. А почему нет? — Вы с Хосоком слишком жадные. Хосок прижимает руку к груди, как будто он искренне обижен. — Жадные? Мы? Мы абсолютно честные бизнесмены и, честно говоря, оскорблены этим обвинением. Все, что мы просим взамен, — небольшой штраф в триста долларов. — Нет, четыреста! — Чонгук восторженно хлопает в ладоши. — Милый, будь великодушным, — упрекает его Хосок, ласково гладя по голове. — Четыреста пятьдесят! Вместо того чтобы сделать ему выговор, Хосок разражается хохотом, хлопая в ладоши в перчатках, как переусердствовавший шимпанзе. Чонгук присоединяется, прижимаясь щекой к жемчужному ожерелью на шее Хосока. — Ни за что! Нам лучше подождать три хода, — ворчит Чимин. Он явно не в восторге. Тэхен делает паузу в процессе раздачи денег и незаметно убирает их. — А-ага, чушь собачья. Хосок встряхивает волосами своего парика, как будто его донсэны не стоят и грязи под ногтями его ног, и выхватывает кубик. — Вот, милый. Пусть нам выпадет десятка или больше. — Вообще-то, хён, я надеялся, что смогу сначала договориться с папочкой. — Каким папочкой. — Намджуни. Намджун оживляется при упоминании его имени, улыбаясь своей очаровательной улыбкой с ямочками на щеках. Он ласково спрашивает: — Что за сделка, тыковка? — Я хочу Мэйфэр. — У них уже есть Парк-Лэйн. Все, что им нужно, — ключ к тому, чтобы сделать их грязно богатыми. Только вот ключ у Намджуна. — Я так и думал. — Он довольно потирает подбородок, откидываясь на спинку сиденья. — Но что я получу взамен? — Хм… — Чонгук смотрит вниз на недвижимость, которую они могут предложить. Самое лучшее, что у них есть, — это три желтых набора Regent, Strand и Bond Street, но он скорее отрубит себе руку, чем отдаст их. Потому что все игроки так или иначе попадают на желтые карточки. — Я отдам тебе Трафальгарскую площадь. Все за столом разражаются хохотом, за исключением Намджуна. — Трафальгарская…площадь… — медленно произносит Намджун, как будто не совсем расслышал. — Ага! — Тыковка, ты же знаешь, что Трафальгарская площадь гораздо менее ценна, чем Мэйфэр, не так ли? — Да, но у тебя есть еще две розовые карточки. Если мы дадим тебе Трафальгарскую площадь, ты сможешь строить дома. — Но ты тоже сможешь строить дома… — Вот именно! Это беспроигрышная ситуация! После очередного молчания, Намджун ожидал, что Чонгук отзовет свое предложение и заявит, что это была шутка, но нет, поэтому Намджун говорит: — Мне придется отклонить ваше предложение. — Ч-что? — Конечно, он ожидал, что Намджун отвергнет его предложение, но ему, конечно же, не нужно показывать, что он знал. Бросив свои два цента на поле и применяя актерскую игру, которой он никогда не будет заниматься по-настоящему, он демонстрирует потрясенное лицо. — Ну, это просто не очень хорошо, — папочка старается говорить как можно мягче, что само по себе забавно. — Ваша выгода намного перевешивает мою. — Но… Но… я действительно хочу Мэйфэр, — говорит он со слезами на глазах. Хосок воркует, поглаживая его по спине. — Нет, посмотри, что ты наделал, Намджун! Ты заставил его плакать. — Нет, нет! Не плачь! Можешь забрать Мэйфэр, вот, видишь? Я отдаю тебе Мэйфэр за Трафальгарскую площадь, — говорит он, поднимая карточку Мэйфэра. — Намджун, не смей отдавать ее, — резко говорит Сокджин, просекая всю показуху. — Да, чувак, если ты дашь им такую власть, мы все окажемся в рецессии, — жалуется Юнги, комично ерзая на стуле. Но Чонгук начинает шмыгать носом, глаза его наполняются слезами, а нижняя губа драматически подрагивает. Он смотрит на Намджуна так, словно тот только что застрелил щенка, и никакая логика и интеллект не могут защитить Намджуна от подобных эмоциональных манипуляций. Не колеблясь, он протягивает Мэйфэр, и Хосок ловко подхватывает карточку. В одно мгновение слезы исчезают, и Хосок и Чонгук кричат о своей победе, высоко поднимая пятерки и смеясь, как будто они только что выиграли в лотерею. Все за столом по очереди оплакивают слабость Намджуна, но лидер, похоже, не возражает. Он любезно принимает Трафальгарскую площадь, пожимая плечами и смеясь. — Ты хорошо меня надул, Чонгук. Но даже наличие Мэйфэра и Парк-Лэйн недостаточно, чтобы выиграть игру. Намджун в конечном итоге выигрывает, а остальные остаются раздраженными и опустошенными стрессовым опытом. Кто сказал, что эта игра веселая? Поскольку Тэхен должен таскать Чонгука на руках в течение дня в качестве наказания (и если Чонгук сделает один шаг самостоятельно, наказание автоматически продлевается до двух дней), Тэхен несёт его на спине в гостиную, где Сокджин уже расстелил несколько старых простыней, готовясь к наказанию Чимина. Чимин удобно лежит на спине. Он все еще кажется немного раздраженным исходом Монополии. Они говорят, что игра должна длиться часами, но их игра длилась всего полтора часа (да, Намджун действительно так хорош). Чимин с Тэхеном были первыми, кто вылетели из игры, как пробки, что неудивительно. Их предпринимательские навыки были слишком слабыми, чтобы соперничать с остальными. Сокджин откладывает краску для лица в сторону рядом с головой Чимина, и Тэхен опускается рядом с ним. У обоих одинаковые ухмылки. — Вы что, ребята, собираетесь оставить меня здесь? — кричит из кухни Юнги, о котором так грубо забыли. В конце концов они связывают ему запястья и лодыжки и позволяют сидеть на диване. Юнги не в восторге от того, что ему приходится оставаться связанным и сидеть между Хосоком и Сокджином, которые продолжают отпускать ужасные старпёрские шутки. — Хосок, почему кладбища переполнены? Юнги свирепо смотрит на Сокджина. — Прекращай. — Я не знаю, хён. Почему кладбища переполнены? — Хосок ухмыляется ехидно. — Потому что люди умирают, чтобы попасть туда! — Сокджин хлопает себя по колену и смеется, как тюлень. Хосок заливается смехом, больше похожим на лай, что не менее смущающе. — Эй, эй, Сокджин? — Хосок вытирает слезу из уголка глаза. — Я серьезно собираюсь ударить тебя, — невозмутимо произносит Юнги со всей силой семи царств Ада. — А ты знал, что я играю в футбол? — Да? — Да, но я делаю это только ради удовольствия! * — Я вас всех ненавижу. Чонгук опускает кисть в мисочку с пурпурной краской и начинает свой шедевр. Тэхен склонился над ним, положив руку и голову ему на плечо. — Что ты рисуешь, ангел? — Лису. — Пурпурную лису? Чонгук кивает. — Пурпурную лису. Тэхен усмехается. — Гениально. Высунув язык, он изо всех сил старается создать точные штрихи, обрамляющие круглое и мягкое лицо Чимина. Чимин очень спокоен и расслаблен, уважая художественный процесс Чонгука. Чонгука едва не хватил инсульт, когда Намджун случайно взял его лицо в свои руки и начал осыпать поцелуями. Кряхтя, он отворачивает в сторону. — Папочка! Ты собираешься испортить мое искусство! — Прости, тыковка. Ты сказал, что я должен осыпать тебя поцелуями каждый раз, когда меня накрывает философскими мыслями. — Намджун сидит на корточках по другую сторону тела Чимина, выглядя очень счастливым и непримиримым. — Да, но, серьезно? Сейчас? — Покачав головой, он снова принимается разрисовывать лицо Чимина. Намджун пожимает плечами. — Я ничего не могу поделать. Я лишь взглянул на твое милое личико и начал сомневаться в нашем существовании во Вселенной. Сдерживая улыбку, Чонгук очищает кисть, прежде чем окунуть ее в белую краску. Чимин остается совершенно неподвижным, а Тэхен совершенно спокойным, но то же самое нельзя сказать о других его хёнах. — Эй, Намджун! — кричит Хосок с дивана, окончательно доведенный до слез. — У тебя есть для нас какие-нибудь анекдоты? — Пожалуйста, дорогой Бог, нет, — огрызается Юнги. Ему надоели эти шутки, но, учитывая его затруднительное положение, он абсолютно ничего не может с этим поделать. Размазывая краску чуть выше верхней губы Чимина, Чимин начинает хихикать. — Щекотно. Чонгук хихикает вместе с ним, но старается держать руку ровно. — Почему страшила получил награду? — Вы все можете поцеловать Сайфер 5 на прощание. Я разрываю свой контракт. Сокджин и Хосок хихикают, и один из них спрашивает: — Почему? — Потому что он был выдающимся специалистом в своей области! — Неа. Определенно, мне пора идти в соло. В ту ночь, когда Чимин отмыл с лица краску, а Хосок снял свой экстравагантный наряд, Сокджин сделал Чонгуку массаж ног, который он должен делать ему перед сном в течение следующих четырех ночей. Намджун сидит позади него, в роли мягкой подушки для Чонгука, пока тот лежит на спине, а лидер вырисовывает круги на его животике. Губы касаются его уха, мягкие и любящие. Он слышит, как Хосок и Чимин смеются в ванной, как Тэхен на кухне роется в морозилке в поисках мороженого, как Юнги ругается себе под нос, пытаясь выбраться из веревок рядом с диваном. И Чонгук знает, он благословлен.