Наташа знала, что ошарашит Стива, вызывая его по спецсвязи вместо обычного телефона, но другого выхода у неё не было. В руках была слишком ценная и непривычно тяжёлая ноша, промокшая от крови. До телефона было не дотянуться при всём желании, да и плевать.
– Роджерс! – Ната старалась перекричать собственное напряжение и свист металлических крыльев, так что её голос звучал сорвано, некстати нагнетая ещё больше. – Твой Баки ранен, похоже, сильно. Я тащу его в Presbyterian, в наше отделение, давай туда!
– Я понял, Нат! Лечу! Спасибо тебе, – выдохнул Стив дрогнувшим голосом и сбросил вызов.
Первые секунд десять капитанский мозг клинило от передоза вопросов, но все они попятились на задворки сознания под давлением факта: Баки серьёзно ранен. Всё померкло перед этим, потеряло смысл. Наташа не из тех, кто ляпнет такое без веской причины.
Худший кошмар на памяти Стива был только в далёком 44-ом, когда Баки стремительно падал в бездну, и спасти его Капитан Америка был не способен. Несмотря на всю свою мощь, он обречённо смотрел в снежную пропасть, проглотившую того, кто был единственной любовью. Ненавидел себя, проклинал подаренные ему силы, оказавшиеся бесполезными, и отчаянно хотел прыгнуть следом, но так и не смог.
Он просто не имел права.
Он не был уверен, что прыжок с такой высоты позволит выжить даже с сывороткой суперсолдата. И что толку бросаться в пропасть, если – тогда он не сомневался – Баки всё равно не спасти? Это Стив Роджерс мог ринуться следом за своим Баки хоть в бездну, хоть через Круги Ада, но Капитан Америка вправе рискнуть жизнью только ради чего-то великого – ради спасения целой страны или хотя бы города. Но не по зову сердца. Символ нации, её уникальный Герой, поставленный на пьедестал в умах и сознании нескольких поколений, мог пасть только в бою и только так, чтобы вдохновлять массы солдат на подвиги. Капитан Америка лишён права личного выбора – в отличие от простого парня Баки Барнса, который спас его ценой своей жизни, не задумываясь.
Знать бы тогда, через что придётся пройти Баки, выжившему назло всему, Стив прыгнул бы следом за ним с такой скоростью, что первым принял бы удар о землю. Обогнать Баки в падении у Стива был бы шанс, если бы сразу прыгнул следом с разбега, оттолкнувшись от пола раскуроченного вагона посильнее. Но он не прыгнул, и Баки пришлось пройти через десятки лет пыток, промывания мозгов, кодировок и подмены личности. То в криокамере, как кусок мяса, то запрограммированный киллер. И ничего ни вернуть, ни отменить, ни исправить нельзя.
Теперь Стив знает – он прыгнет за Баки куда угодно, и плевать на все условности Капитанского долга перед кем бы то ни было, пусть даже перед целой нацией. Больше, чем Баки Барнсу, Стив Роджерс никому не должен.
По пути в клинику Стива трясло так, что едва удавалось не опрокинуть мотоцикл на поворотах, езда больше походила на гоночные виражи, чем на маневрирование по улицам. Ему вслед свистели патрульные, которые не узнавали его в повседневной одежде и принимали за пьяного, но не могли догнать – Стив петлял и с проворством угря выскальзывал из пробок, уходил от попыток перекрыть ему движение, протискивался в немыслимо узкие зазоры, даже не пытаясь понять, как это получалось. Местами Стива заносило до предела, но он точно знал – позволить себе перевернуться он не вправе.
Смутно, где-то на краешке сознания он догадывался, что устроил хаос и наверняка стал причиной нескольких новых дорожных заторов, шлейфом оставленных за спиной по пути следования. Стиву было плевать, главное – больница уже рядом.
Он влетел на задний двор, протиснувшись в ворота отделения скорой помощи, которые как раз закрывались за спецмашиной, бросил мотоцикл – даже опору поставить было некогда. Трясло всё сильнее, а он мчался через переход в крыло клиники с надписью “Avengers”, а там – по ступеням наверх, перешагивая через две или три сразу. Ждать лифт было выше его сил.
В нескольких шагах от дверей в отделение реанимации он наткнулся на Наташу. Вернее, она на нём фактически повисла, пытаясь не пустить дальше.
– Я должен его увидеть!
– Роджерс, прекрати! Остановись, слышишь?
Наташе пришлось орать Стиву в самое ухо, и с его обострённым слухом вполне можно было оглохнуть на пару минут. Неважно, он не реагировал. Слушать и слышать – не одно и то же, и задержать Стива силой в двадцати шагах от раненого Барнса всё равно что остановить многотонный товарняк, разогнавшийся до предела.
– Стив!
Не мешай его спасать! – прорычала Наташа, когда Роджерс уже рванул ручку двери.
Он замер и несколько секунд стоял, не шелохнувшись. Потом вернул дверь в прежнее положение и медленно обернулся, уставившись на Наташу так, будто только сейчас её заметил.
А может, так и было.
– Нат, – тяжело выдохнул он, – я не могу так. Я же помочь хочу.
– Я знаю, Стив. Но там врачи. Не отвлекай их. Ты понимаешь, как это важно?
Тараща ошалелые глаза в никуда, Роджерс тяжело плюхнулся на скамейку, которая испуганно взвизгнула металлическими ножками по полу, готовясь то ли сломаться, то ли прогнуться под его весом.
– Просто будь здесь, – тихо сказала Наташа, – если что, позовут.
– Если... если что?
Он поднял на Наташу совершенно больные глаза. Наверное, таким Стива после сыворотки мало кто видел. Он в одночасье разучился болеть, выйдя грудой мощных мускулов из того контейнера в 1943-м.
Через год, потеряв Баки, он перестал быть собой. Остался только Капитаном, одержимым местью. Его больные глаза видели только ближайшие соратники, но никто из них не догадывался, каков был масштаб боли на самом деле. Стив отчаянно пытался это скрыть, маскировал под угрюмую сосредоточенность, тщательный подход и проработку операций против ГИДРЫ, а внутри был сожжён, разрушен, опустошён. Душевный коллапс зашкаливал в нём, просачивался сквозь хмурый взгляд, выплёскивался яростью на гидровских солдат во время вылазок, но не приносил облегчения. Стив искал шанс оборвать это горькое бессмысленное существование в мире, в котором больше не было Баки Барнса, но сперва хотел отомстить.
У него всё вышло. Лёд обволакивал огромный лайнер, нафаршированный бомбами, а Стив медленно угасал, чтобы покинуть ненужный ему мир и встретить Баки в другом, потустороннем, если тот и вправду существует.
Стив не хотел возвращаться. Его вытащили, не спрашивая, зашвырнули в новое, противоречиво изменившееся время, в котором всё так же не было Баки. И быть не могло. Но этому новому миру требовалась боевая мощь, защита, так что Капитану там место нашлось. Но не Стиву.
Настоящий Стив прятался на дне капитанской души, молча оплакивая свою потерю. Он ничего не хотел от жизни, ничего не ждал. Просто существовал в одиночестве, безмолвно глотая свою боль между сражениями Мстителей. Стиву в этом чужом веке места не было.
А потом был один памятный бой в Вашингтоне, изменивший всё – необычный, по-настоящему опасный. Соперник был боец что надо – почти равный. Капитан не привык к такому, его обычно пытались взять числом солдат, а не мощью одного. Стива было не напугать, но незнакомец впечатлил. Маска, упавшая с лица Зимнего Солдата, ничего не значила, пока он не обернулся. Стив был готов увидеть что угодно, даже металлические пластины вместо живого лица – кто знает, может, перед ним киборг? Или незнакомец с чужими, ненужными чертами. Какая разница? Капитану было всё равно, лишь бы прорваться к хеликэрриерам.
Но Солдат обернулся, и весь мир сделал невообразимый кувырок в душе Стива Роджерса. Это было жестокой иронией – сделать их врагами, расставить по разные стороны баррикад.
Стив снова смотрел больными глазами на своих друзей, рассказывая им о Баки, и не мог ни скрыть, ни контролировать свои чувства.
Баки – марионетка ГИДРЫ. Такую жуть Стив был не способен даже вообразить себе, не то что принять, и она взорвала капитанский мозг своей циничной реальностью.
Когда первая волна шока схлынула, Стив сумел посмотреть на всё с другой стороны. Баки жив.
Жив! Немыслимо, невозможно, абсурдно, но он жив. Всё остальное, каким бы ни было болезненным или страшным, поблёкло перед этим. И Стив – настоящий, тот самый Стив, который вырос когда-то в Бруклине, всю жизнь дрался за справедливость и рвался на фронт всеми правдами и неправдами – ожил. Он выбрался из глубины капитанского подсознания, поднял голову. Теперь его вела цель – вырвать Баки из ГИДРЫ любой ценой, даже если он теперь не Баки. Сделать всё, чтобы он снова стал собой – насколько сможет. Или захочет – неважно, лишь бы вернуть ему право выбора. Жизнь Стива Роджерса обрела смысл.
Прошло немало времени с того дня, а Стив до сих пор сражается за Баки. Временами – буквально, временами – ментально, а иногда сразу по всем фронтам – видимым и незримым. Невозможность вмешаться в активные действия исчезающего по вечерам Баки – что бы он ни делал, куда бы его ни заносило – просто убивает. А здесь, на пороге реанимационного блока, ощущение невостребованности медленно, но уверенно превращается в беспомощность. За этими широкими белыми дверями Баки. Стив даже не знает толком, что с ним, но и самого факта, что он в реанимации, достаточно.
Наташа ничего не скажет. Попытается уйти от прямого ответа, заговорить зубы, отвлечь – Стив видит это по её глазам. Она постарается поддержать в нём надежду.
А надо ли?
Если всё вот-вот закончится, и Баки...
обречён, то усилия Наташи напрасны – Стива не спасти. Ни ей, ни кому-либо ещё. Стив просто умрёт в нём – ещё раз. Прекратит реагировать, воспринимать. Превратится в ходячую мумию, не больше. Второй раз он не сможет пережить смерть Баки. Душой он отправится следом сразу, а телом – когда получится. Это будет уже неважно.
Но если шансы у Баки всё-таки есть, тогда Наташа – единственная, кто не отпускает, не даёт сгореть в ожидании, потеряться в лабиринтах собственной паники, от которой стынет душа.
Она каким-то шестым чувством ощутила, что нужна. Сумела найти, успела. Вырвала Баки из передряги, унесла, дотащила до клиники живым. Теперь она не отходила от Стива, пыталась сделать всё, чтобы не допустить душевный крах Роджерса, расшатанного изнутри до предела.
Да она чёртов талисман на удачу. Только бы не исчерпался его резерв.
---
Эта тишина убивала. Наташа что-то говорила, но Стив уже не слушал. Звуки её голоса складывались в какой-то ассонанс, мотив, смысл которого Стив уловить не мог.
Неизвестность заполонила его душу и склонила чашу весов в пользу предчувствия, которое страшно оформить в слова. Безмолвные белые прямоугольники дверей загипнотизировали, приковали к месту, сузили мир до размеров реанимационного блока.
Стиву казалось, что он в вакууме. Напряжение – единственное, что он способен смутно осознавать. Мысли смешались в хаотичный вихрь, набирающий обороты и грозящий срывом.
Время зависло, как сломанный компьютер. Не было ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Какое-то абстрактное существование вне мира, запертого в плену неизвестности.
Когда двери распахнулись и навстречу вышел доктор, Стиву поначалу казалось, что это галлюцинация. Он так отчаянно хотел этого, вот воображение и подбросило ему картинку – мол, тебе мало мучений, Роджерс, вот ещё порция. Бонус. Вкушай.
Только галлюцинация вполне уверенно что-то говорила, и среди других слов, прошедших мимо слуха Стива, он всё-таки сумел выхватить одно –
"кровопотеря".
– То есть нужна кровь? – выдохнул он.
Не уверен, что вышло разборчиво. Неважно. Доктор приподнял бровь в некотором удивлении и продолжил:
– Да. Поймите правильно, у нас есть, но ему не вполне подходит. Вы ведь знаете, почему.
– Он суперсолдат, – кивнула Наташа и выразительно глянула на Стива.
– Я готов! – выпалил Роджерс и так рванул рукав куртки, что несчастная кнопка с сухим треском вылетела из манжета и, срикошетив от стены, безбожно погнулась.
– Хорошо, хорошо, – врач говорил быстро, но по возможности мягко, чтобы хоть как-то утихомирить Стива, который был явно не в себе. – Только спокойнее, капитан Роджерс, передоз адреналина Барнсу сейчас ни к чему, понимаете?
Стив только кивал, почти не обращая внимание на то, что с ним делали медсёстры – стаскивали куртку, просовывали его руки в рукава одноразового медицинского халата, смазывали чем-то ладони и пальцы, на обувь натягивали лопающиеся бахилы и тихо ругались, что такой размер никто не догадался предусмотреть.
Вместе с доктором Роджерс вошёл в реанимационное отделение, где в палате с кучей оборудования лежал Баки. Он был перебинтован едва ли не целиком, лицо наполовину закрыто кислородной маской. Ритмичный сигнал прибора загрохотал в ушах Стива, вернувших способность воспринимать звуки. Стив на секунду застыл и побледнел так, что заметил даже доктор.
– Простите, капитан Роджерс, вы в порядке?
Стив молча кивнул, таращась на Баки, движение получилось какое-то дёрганное, как у сломанного робота.
– Раны не смертельные, – объяснил врач. – Четыре лёгких и три посерьёзнее. Но дело не столько в них, организм справится. Главная проблема – большая кровопотеря, а кровь для переливания должна быть... специфической.
– Знаю, – выдавил из себя Стив.
Он не имел права поддаваться шоку. Усилием воли возвращал ощущение собственного тела, чувство осознанной цели, действия.
Будто наваждение сбросил. Время возобновило свой ход, в жизнь вернулся смысл.
– Ваша группа крови не подходит, но плазму мы можем использовать, – объяснил врач. – У нас есть специальный фильтр для прямого переливания.
– А что насчёт сыворотки Эрскина, которую я получил? – на всякий случай переспросил Стив.
– Давно проверили на совместимость, ещё на медосмотре, так что не беспокойтесь, – доктор кивнул ему на кушетку. – Сыворотка Эрскина в плазме вашей крови только пойдёт на пользу Барнсу.
Стив лёг на спину, невольно свесив пятки за край кушетки – слишком коротко для его роста. И тут же забыл об этом – Баки подкатили ближе, между ними поставили оборудование. Две медсестры принялись быстро и ловко орудовать иглами и трубками систем, чтобы запустить процесс.
– Ему не хватает объёмов крови, капитан Роджерс, – объяснил врач. – С вашей помощью мы их восполним. Лежите, не двигаясь, и думайте о чём-нибудь спокойном. Барнсу необходимо восстановиться, так что никакой нервозности, вы поняли?
Стив кивнул, покосившись в сторону Баки.
"Держись, только держись", – думал он, попутно проклиная свой адреналин. Очень хотелось верить, что этот чёртов гормон уже сдал позиции и не успеет перетечь к Баки, встряхнуть его, не заставит очнуться раньше, чем надо.
Нервный писк прибора будоражил и одновременно обнадёживал. Из-за оборудования Стиву были видны только пальцы живой руки, вяло лежащие поверх покрывала, и неясные очертания тела и ног под складками больничного одеяла. Баки лежал неподвижно, и Стив изо всех сил старался вбить себе в голову, что это – хороший знак. Организм Баки держал ту самую паузу, которая ему сейчас была позарез необходима.
---
Часов ни под рукой, ни в поле зрения не было. Стив уже выучил наизусть все мелкие трещинки штукатурки на потолке, прокрутил в голове все события последних недель, пытаясь найти хотя бы намёк на отправную точку того, что творилось с Баки теперь.
Бесполезно. Ни одного точного ответа найти не удалось, зато вопросы, ещё недавно задвинутые куда подальше, умножались ежесекундно. Упрямый капитанский мозг клепал их один за другим, как конвейер.
Часть ответов знала Наташа, но Стив запретил себе об этом думать. Хватит и того, что она уже сказала. Вот только отгонять эти мысли становилось всё труднее, напряжение нарастало уже осязаемо, а писк прибора вовсю подхлёстывал темп, по частоте уже напоминающий работу отбойного молотка.
Какого чёрта?
Стив резко приподнялся на правом локте, стараясь не шевелить левой рукой из-за иглы в вене. Как утихомирить этот ритм? С такого ракурса лица Баки было не разглядеть, зато Стив отчётливо увидел, что живая рука Барнса шевельнулась.
– Доктор! – хрипло выкрикнул Роджерс каким-то чужим голосом.
Через пару секунд в палату влетела медсестра. Мельком глянула на Баки и прибор, отскочила назад к двери и, высунувшись в коридор, позвала:
– Доктор Томпсон! Срочно!
Дальше всё завертелось, замельтешило, как белый вихрь – вбежали сразу два врача, медсестра вместе с ними склонилась к ещё вялому Барнсу, который пытался сесть, несмотря на лошадиную дозу наркоза. Все трое наперебой пытались уговорить его лечь обратно, а полусонный Баки, вытаращив мутные глаза, с упрямством десяти ослов повторял попытки приподняться и что-то пробормотать сквозь кислородную маску. Медперсонал явно не справлялся. Вынужденно сорвав пластырь, удерживавший иглу в вене, Стив выдернул иглу, сунул её вместе с трубкой от системы в руки опешившей медсестре и подскочил к каталке с наполовину очнувшимся Баки. Одним широким движением руки отодвинул всех.
– Отойдите, я разберусь, – коротко бросил он через плечо и постарался завладеть расфокусированным взглядом Барнса. – Баки, это я, Стив. Ты слышишь? Спокойно, не двигайся. Ты в больнице, тебе нельзя. Нужно лечь, Бак.
Тот с трудом зафиксировал расшатанное наркозом внимание на Стиве. Медленно моргая, идентифицировал его и попытался что-то сказать, стараясь прорычать сквозь маску. Разобрать, что он говорил, было невозможно.
– Как снять эту штуку? – рявкнул Роджерс на медиков. Сорвать проще простого, но она явно ещё пригодится.
– Её нельзя снимать! – запротестовала медсестра. Наткнувшись на взгляд Стива, она резко стушевалась.
– Вы хотите, чтобы он успокоился и лёг? Придётся позволить ему сказать. Быстро!
Спорить никто не рискнул, маску тут же отстегнули.
– Стив, – вяло ворочая непослушным языком, полуразборчиво пробормотал Баки, – ты должен взять
его. Должен... Не то уйдёт.
– Я всё сделаю, – кивнул Роджерс и глянул через плечо на медперсонал так, что те мигом попятились к двери, а Стив склонился ухом к губам Баки. – Кто он?
Пять секунд спустя Стив осторожно уложил Барнса обратно на кушетку. Баки больше не сопротивлялся. Позволил врачам снова надеть на себя маску и вколоть в вену ещё одну дозу транквилизатора. Он не сводил помутневших глаз с хмурого напряжённого Стива, пока веки не закрылись, утягивая его сознание в темноту.
Баки затих, а Стив так и стоял над сгорбленными спинами в белом халате, суетившимися над ним, ещё с минуту, пока проверяли показания приборов.
– Собственно, можем вас отпустить, капитан Роджерс, – наконец резюмировал доктор. – Переливание в целом прошло успешно. Недолили буквально мизер, так что, если вам нужно, вы можете уже идти.
– А он как? – Стив кивнул на Баки.
– Будем всё время держать состояние под контролем. Он получил вполне достаточно плазмы крови, всё остальное у нас под рукой. Видите, медсестра уже налаживает систему.
– Вы хотите сказать, что он теперь вне опасности? – с нажимом спросил Роджерс.
– Возьму на себя смелость это утверждать, – заявил доктор. – Сейчас для Барнса нет ничего важнее покоя.
– Ясно. Если очнётся до моего возвращения, скажите ему, что я ушёл решать проблему и сделаю всё, как надо.
– Хорошо, капитан Роджерс, – кивнул врач и отвернулся, но Стив тут же перехватил его за рукав:
– Нет, вы не поняли, доктор. Вы должны заставить его поверить, что у меня всё под контролем. Передайте ему, что я это гарантировал. Вы же не хотите, чтобы он полуживой вскочил с койки и потащился следом за мной? Без меня вам с ним не справиться.
Врач покосился на Барнса, затем на Роджерса. Тот отпустил рукав белого халата и, прищурившись, цепко всматривался в физиономию доктора.
Гримаса недовольства плавно сползла с лица Томпсона.
– Хорошо, я понял, о чём вы. Всё будет в порядке.
– Вы не обидитесь, если я оставлю здесь Романову? – стараясь держать ровный тон, спросил Стив. – Не примите это как знак недоверия. Просто ваш сегодняшний пациент слишком важен. Считайте, я перестраховываюсь.
– А нам нечего скрывать, – пожал плечами врач, понимая, что досада буквально написана на его лице. – Пусть мисс Романова останется, если вы можете обойтись без неё.
– У меня есть с кем действовать...
там, – уклончиво ответил Стив.
Он попрощался, ещё раз напомнил беречь Баки, как зеницу ока, и вышел, оглянувшись в дверях всего раз.
