Агент Романофф: страницы из личного дела

Ташин кофе сегодня чернее бессонной ночи; её пульс, никому не слышный — как ритм гудков. Она многих встречала, конечно же, дураков, но вот этот вдруг оказался дурнее прочих. И когда дозвониться надежда едва жива, абонент наконец решает — пора ответить. И ей хочется крикнуть в трубку: «Ты спятил, Мэттью», — но срываются с губ другие совсем слова. Он отвык в её голосе чувствовать беспокойство, как в последний раз чувствовал где-то лет пять назад. Обещает, что беспорядки пойдут на спад — но от этого странно веет холодной злостью. Будто кто-то его, Мэтта Мёрдока, подменил, и теперь он стремится скорее себя разрушить. И она понимает: Мэтт продал Нью-Йорку душу. В договоре — багряный росчерк его чернил. В Адской кухне сейчас сумятица и тревога, журналисты уж трое суток почти не спят. Мир привычно пылает, жарким огнём объят, и на этот раз Дьявол впрямь не боится бога. Таша новости смотрит сквозь сигаретный дым: он своими руками теперь забирает грешных. И она убеждает себя, и почти успешно, что их кровь не намного грязнее простой воды. Он прощается с ней, и вдруг холодеет Таша: Мэттью был в их ушедшем прошлом почти что свят, но его рукой нынче Меченый был распят, и напрасно она не верила репортажам. Не её ли вина, что он перешёл черту, от которой она в раскаянье отступила? И ей вновь, как пять лет назад, не хватает силы говорить с ним о самом страшном начистоту. *** Эту жертву, возможно, оценят однажды люди: не измерив, не взвесив и даже не разделив, обменяли они на мир на чужой крови своё будущее, что никогда не будет. И не ведает Таша, уставшая воевать, и не чувствует Мэтт, познав грех седьмого круга: так случилось, что стали они наконец друг другом — теми, кем больше жизни когда-то боялись стать.