Сердце клетки каменной

После того срыва у Янтарь, они с Алмазом смогли выработать расписание, которое устраивало бы обоих. Светлое время суток Черный проводил время за разбором обломков, а темное время отдавал Янтарю. Свет ее иллюзий был прекрасен ночью. Иногда они присоединялись к приемам во дворце. Девушке нравилось танцевать, нравилось, что на нее смотрят. Янтари для того и создаются — чтобы на них смотрели, восхищались их красотой и грацией. Без этого нет жизни этим солнечным чувственным камням. Но в минуты триумфа Янтарь расстраивало лишь одно: ее Алмаз не смотрел на нее. Как и другие Алмазы, он располагался на троне, садился рядом с Белой, и она завладевала его вниманием. Они говорили о чем-то высоком и далеком, куда не долететь красивой бабочке — ее сдует ураганным ветром, размечет хрупкие крылья и бросит назад в бездну… — Разве не чудесный вечер? Давно мы не собирались вот так все вместе, — заметила Синяя, мимолетно поглаживая по головке свою Жемчуг. — Да. Хочу заметить, что дворец стал гораздо уютнее с тех пор, как я просыпался в последний раз, — улыбнулся сестре Черный, лишь на мгновение отведя взгляд от своей Янтарь. — О, это еще не потолок! — страстно салютовала бокалом Желтая. — Грядет эра других звезд. Специалисты Синей уже не первую сотню лет бьются и наконец чего-то добились! Синяя поджала губы. Уж кто бы говорил. — И я хочу себе свою звезду! — уверенно заявила Розовая. — И еще планету. — В конце концов, у нас есть все время мира, чтобы совершенствоваться, — холодно заметила Белая, с досадой ловя мимолетный взгляд Черного, с трудом оторванный от Янтарь. — И что же еще вы собираетесь совершенствовать, сестры? — Да взять хотя бы Янтарей. Хочу сделать их хоть немного полезными, — бросила Алмаз достаточно громко, чтобы решившая, было, сунуться галька услышала и сбежала. — Глупости, — тихо, но уверенно ответил Черный. Белая Алмаз скрипнула зубами и отвернулась. Это становилось невыносимей с каждым возражением Черного, с каждым его взглядом на бесполезную побрякушку, будто она что-то стоит. Она! Розовый Алмаз неловко отвернулась от бурлящей злобой сестры и поспешила занять Синюю разговором. Остаток вечера прошел скомкано. Белая злилась, а остальные старались ее не теребить. Только Черный ничего не замечал, ласково улыбаясь танцующим самоцветам. Ему не нравилась музыка, он никогда не понимал радости от пребывания в компании сородичей, и даже как смеяться — он едва ли помнил. И тем не менее Алмаз находил умиротворение в мысли, что хотя бы другим здесь хорошо и приятно. Решив, что Янтарь вполне справится без него в этот сияющий вечер, он поднялся и покинул зал. Сделать это было неожиданно легко: на Алмазов смели смотреть, лишь когда они позволяли это делать. Незаметность им была несвойственна, но всегда удавалась блестяще. Однако, Янтарь быстро заметила, что господина больше нет в зале, и побежала за ним, аккуратно огибая танцующих. Белая скривилась, но промолчала. У Янтарей было одно прекрасное свойство — они легко и быстро трескались. Этой гальке не суждено долго мозолить глаза Алмазам. Наверно, Черный даже расстроится, но такова природа. Янтарь едва поспевала за огромными шагами своего господина. Тот погрузился в свои мысли слишком глубоко, а потому не слышал стука ее пяток в пустом коридоре. Он остановился перед дверьми Храма Осколков и вздохнул. На него налетела Янтарь, не успев затормозить. Девушка испугалась и мгновенно оробела. Алмаз присел, чтобы приблизить лицо к своему подарку, и озабоченно спросил: — Почему ты ушла с праздника? Я думал, тебе там нравилось. — Мне нравится там, где вы! — выпалила Янтарь. — Я собирался работать, — посмурнел Алмаз. — Лучше вернись в зал, там ты не будешь скучать. — Я… Я хочу с вами. Пожалуйста. Янтарь дрожала и кусала губы от страха, но была готова стоять на своем. Она — самоцвет Черного Алмаза. Чем бы он не занимался Там... она должна выдержать и полюбить это. Ведь это ее хозяин, а она всегда-всегда должна сопровождать его и помогать. Чего бы ей это не стоило. — Это может быть опасно, поэтому за этими дверьми слушайся меня беспрекословно. Хорошо? — Алмаз предложил ей свою огромную и сильную руку. Янтарь поколебалась секунду, но сжала зубы и села на ладонь. Алмаз поднялся на ноги. Потеряв опору и оказавшись на высоте, самоцвет испуганно схватилась за большой палец и зажмурилась. Никто, кроме Алмазов, что заходили в Храм Осколков, не вернулись назад. «Что бы ни случилось, — подумала девушка. — Я буду с ним столько, сколько смогу». В Храме пахло пылью и силой Разрушителя — будоражащий и ужасающий запах смерти, не оставляющий возможности двоякого толкования. Янтарь распахнула глаза и крепче обняла палец своего Алмаза. Везде висели разноцветные гроздья пузырей с самоцветами. Разбитые на куски, расколотые надвое, треснутые и просто бракованные — все они навсегда осели в этой тихой обители. Кладбище, на котором Черный Алмаз — владыка и повелитель. Самоцвет поставил Янтарь на край огромной черной плиты стола. Древний камень был пропитал магией разрушений. Стоять на нем было почти невозможно — подгибались колени, однако, упасть было подобно страшнейшей участи. Ступенек у стола не было, и бежать было тоже некуда. Девушка сделала пару шагов и застыла, боясь двинуться и страшась того, что произойдет дальше. Янтарь собрала последние остатки сил и пропищала: — Могу ли я чем-то помочь, господин? Алмаз отвлекся от изучения грозди разбитых Яшм. Он быстро заметил, как испугался маленький самоцвет, и вновь протянул руку. Янтарь забежала на нее, словно она была спасительным островком в море кислоты, и вцепилась в черную мантию. Никакая сила в мире не смогла бы оторвать ее. Алмаз озабоченно нахмурился. Он и не предполагал, что его кабинет может быть таким страшным. Все в нем было привычно для любого Алмаза. Кажется, самоцветы слишком давно не знали его и его силы. Забыли. Он пересадил жмущуюся к нему Янтарь на плечо. — Я занимаюсь утилизацией необратимо разрушенных осколков, — начал пояснять он. — Моя задача сделать так, чтобы наибольшее количество энергии, потраченной на создание самоцветов, вернулось в оборот. Сейчас я выбираю тех, с кем буду работать. Предпочитаю работать сразу над несколькими, так быстрее и удобнее. Что думаешь? Он выбрал десяток крошечных по его меркам камней. Камни Алмазов были настолько огромны, что иные световые формы меньше. Для Черного, самого крупного из Алмазов, камни остальных были почти как песчинки. Янтарь дрожала, но уже куда меньше. Ее хозяин говорил с ней, он не забыл о ней. Пусть и своеобразно, но он заботился о ней. — Это замечательно, господин, — пискнула она. Черный сел за свой ужасный черный стол и достал из боковых ящиков, почти незаметных, ужасного вида инструменты: лупы, иглы, щипцы, пилы. Янтарь задрожала с новой силой и отвернулась. Он ведь сказал, что уничтожит камни, а не будет проводить над ними опыты! А вдруг он и правда толчет их в пыль и поедает? Алмаз достал огромные лампу и установил на столе. Начав работу, он лопнул несколько пузырей, и расположил их содержимое под ярким светом, приблизил стекло лупы, а потом взялся за инструменты. Осколки кричали от боли, тщетно пытались сформироваться, но пахло смертью, а Черный беспощадно ворочал тонкими иглами в их останках. Янтарь плакала пока могла, прижимаясь к плечу господина, а потом оцепенела. Она не могла даже думать от ужаса происходящего. Спустя долгую и неумолимую вечность, Алмаз отстранился от камней, а осколки их замолчали, больше не пытаясь сформироваться. — Вот и все, — сказал ее господин, и Янтарь смогла вновь начать дышать. Мужчина щипцами собрал камни, которых стало совсем мало. Везде лежала каменная пыль. Янтарь взмолилась про себя, чтобы ее господин не поставил ее снова на стол. Это было бы ужасно. Абсолютно ужасно. — Теперь вы выкинете их, мой Алмаз? — попыталась проявить участие Янтарь. Ведь проявлять участие к делам своего Алмаза — это ее важнейший долг, какими бы эти дела не были чудовищными. Алмаз снял ее с плеча и опять взял на руки. Кончики его острых когтей были в каменной пудре. Янтарь всхлипнула. — Зачем, Янтарь? — спросил у нее Черный все тем же, спокойным и миролюбивым тоном, будто и не убил десять самоцветов только что. — Я отправлю их моим сестрам. Теперь эти самоцветы могут вернуться к прежней жизни. — Но!.. Разве это возможно? Вы ведь сказали, что убиваете их. Они теперь больше не кричат, они совсем умерли, — Янтарь осмелилась посмотреть на стол, где тихо лежали восемь Яшм. Алмаз засмеялся и все же поставил ее на стол. К счастью, на чистое место с краю. Иначе Янтарь не выдержала бы и растрескалась. — Я не убиваю самоцветы, Янтарик, никогда, — ласково, но строго сказал ее Алмаз. — Подойди и погляди сама, — он взял щипцами один из самоцветов и дал его в руки Янтарь. Самоцвет от ужаса едва не уронила увесистое чужое сердце. Только врожденное чувство ответственности заставило ее удержать камень. Она взглянула на желтый прямоугольник с ужасом, но вдруг заметила, что трещина в середине, бывшая огромной раньше, аккуратно заделана. Жуткий, ужасающий по своей сути паззл. У Янтарь задрожали руки, но она вскинула глаза на своего господина. — В Храм Осколков доставляют осколки, запечатанные в стазис, — пояснил он спокойно. — Каждый из них сломан, кто-то больше, кто-то меньше, и моя работа собрать их вновь. Я беру части разрушенных самоцветов и подгоняю их, чтобы вернуть тех, кого еще можно спасти. — Но… Но они больше не кричат. Они умерли! — Янтарь показала камень Яшмы будто доказательство своих слов. — Конечно, они не кричат, потому что им больше не больно. Их личности вновь целы, пусть и собраны из других самоцветов. Пройдет какое-то время, прежде чем они срастутся и привыкнут, но они снова смогут существовать без боли, общаться, дружить, любить. Они вновь смогут жить. — А как же… А как же те, чьи части ты брал, чтобы восстановить других? Черный Алмаз перевел взгляд на семь самоцветов, лежащих в ряд на столе. — Я не умею создавать, никогда не умел. Я лишь разрушаю. Все, что я могу сделать, это спасти тех, кого можно спасти, и дать свободу тем, кого спасти от мучений нельзя. Личности тех, кого я использую, чтобы латать других, будут жить вместе с новыми самоцветами. Поверь, это гораздо лучше вечных страданий, ощущения неполноценности и иступленных поисков потерянных частей. У всего есть цена, и я помогаю заплатить меньшую. Янтарь опустила глаза. Камень Яшмы, что она держала в руках, и правда больше не кричал. Даже, кажется, начал сиять немного. Самоцвет оглянулась и увидела великое множество пузырей, ждущих своей очереди. Они были подобны пузырькам пены, налипшим на потолке и стенах. Их были тысячи, и каждому следовало уделить внимание. — Столько работы. Разве не легче просто стереть их? — вырвались изо рта Янтарь мерзкие и малодушные слова. Однако, они были правдивы. — Зачем Алмазу тратить время на простых самоцветов? Вы ведь поэтому просыпаетесь, я права? Вы ведь не хотите на самом деле просыпаться! — Все самоцветы, даже Алмазы, должны делать то, что у них получается лучше всего, — мягко возразил Черный, оглаживая макушку девушки костяшками пальцев. Янтарь смутилась, но сама потерлась о ласковую руку, удержала палец. — Кто-то лучше водит корабли, а кто-то убирает дворцы. Мои сестры испокон веков руководят деятельностью общества самоцветов. Я же не одарен даром созидать что-либо. За что бы я не взялся, все рушится в моих руках и опадает тленом. Поэтому мне остается лишь возиться в пыли и собирать то, что еще можно собрать. — И, — Янтарь отвела глаза и сглотнула, — когда ты соберешь все камни, ты снова уйдешь? — Я не могу сказать. Я не знаю. Теперь, когда у меня есть ты, я не могу так свободно распоряжаться собой. — Я вас стесняю? — в ужасе воскликнула Янтарь, вцепившись в гладящие ее пальцы. — Если это так, то не стоит беспокойства. Не обращайте на меня внимания! Алмаз снова засмеялся: — Как можно не обращать на тебя внимания? Янтарик, ты сияешь как маленькое солнце, и от тебя в комнате становится светлее. Самоцвет пожелтела от удовольствия и сильнее сжала сердце Яшмы, но спохватилась: — Господин, а вам точно не нужна моя помощь? Я хочу быть полезна. Черный снисходительно взглянул на нее. Но совсем не так, как все другие самоцветы, а… по-доброму, что ли. В его усталых глазах не было издевки, но была странная нежность. — Если желаешь, то можешь собрать наиболее крупные осколки, которые остались. Я могу использовать их до тех пор, пока в них есть частички самосознания, и они пытаются сформироваться. Сейчас они под воздействием моей силы, но скоро это пройдет, и они снова оживут. — Что вы делаете с теми, кто уже не может сформироваться, господин? — обеспокоено спросила самоцвет, уже делая первые шаги в сторону осыпанных пылью участков стола. — Не называй меня господином, пожалуйста, ты не моя слуга. Самоцветы, которые не могут сформировать тело, я уничтожаю своей силой. — Совсем? — Совсем, я не могу им больше помочь, а потому расщепляю последнее, чтобы они вернулись в землю, из которой появились. Поэтому ищи тщательнее, Янтарь. — Да, — Янтарь на миг задумалась, — Мастер! Алмаз улыбнулся.