Сердце клетки каменной

Жизнь Кристальных самоцветов вернулась в русло, которое сохранялось до разделения Гагат. Янтарь без поддержки своего Алмаза пришлось отказаться от опасных, рисковых занятий и заняться более мирными: она училась рисовать красками, читала, помогала другим. Самоцвет оказалась очень дружелюбной и открытой, совсем как Гагат, однако, ее слабость заставляла Янтарь беречься лишний раз и ни в коем случае не рисковать. — Меня нечем будет починить, — поясняла она с печальной улыбкой, хотя Стивен обещал вылечить ее поцелуем, если что-то случится. Особенно часто она помогала Гранат в Храме Осколков. Камень Алмаза все же не стали держать там постоянно: Гранат уговорила самоцвет на «прогулки». Янтарь каждый день выносила драгоценное сердце на веранду, оставляла у окна или показывала море, рассказывая, как прошел день. Это требовалось в первую очередь самоцвету, чтобы не чувствовать себя покинутой. Другую причину Янтарь не признавала: Кристальные не верили, что Черный вот так уснет и даже не попытается сформироваться в ближайшее время. Все же Алмаз — это Алмаз. Жемчуг упоминала, что Розовая всего несколько дней провела в камне, прежде чем приняла облик Розы. Однако, дни шли за днями. Настала осень, а ничего не происходило. Потихоньку все перестали ждать, хотя самоцвет все еще выносили на прогулки. В тот день его также оставили на веранде, пока вся компания резвилась в море. Это были последние теплые деньки, когда Стивен и Конни могли насладиться пляжем. Аметист и Перидот по обыкновению бегали с людьми. Ляпис и Жемчуг вытянулись на шезлонгах: их настроение было немного далеко от благостного. Гранат забралась на скалу и оттуда наблюдала за происходящим. Янтарь и Висмут устроились в песке, накопали кучу и теперь строили. Янтарь делала маленький город, а Висмут — меч. Изредка к ним подбегала Перидот, чтобы раздать свои ценные указания. Дело шло к четырем часам, Жемчуг озаботилась перекусом для детей, когда со стороны дома послышался грохот. Все отвлеклись и увидели, как из обломков веранды вырастает светящееся черное пятно световой формы. На миг оно стало совсем огромным, обладающим кучей конечностей, но будто опомнилось и ужалось. Наконец, тело Алмаза сформировалось. Он выпрямился в куче обломков веранды и испуганно огляделся. Грозный гигант определенно не понимал, где он и что происходит. — Мастер! — не веря себе от радости подскочила Янтарь и бросилась к нему. Алмаз быстро ее заметил и поднялся. Его движения выдавали беспокойство. Он поспешил навстречу Янтарь. Кристальные, увидев какой он огромный, слегка оробели. На их памяти только Белая была сходного размера. Черный быстро настиг маленький самоцвет и немедленно подхватил на руки, приближая к лицу: — Как ты, милая? Ты не пострадала? Не треснула? Янтарь смущенно и счастливо захихикала и свернулась клубочком в его руках, обнимая большой палец. Видя, что подопечная в порядке, Алмаз успокоился и смягчился. Его лицо снова стало спокойным, почти мертвым. Движения выровнялись. Быстро осмотревшись и приметив замерших у воды Кристальных самоцветов, он направился к ним, все еще не выпуская из рук драгоценную ношу. Те, оробев, сбились в кучку. Разумеется, вряд ли была реальная опасность, что Алмаз уничтожит их, но кто мог знать… Предыдущий опыт общения с Алмазами был у Кристальных не самым лучшим. — Я прошу прощения за то, что все произошло так внезапно, — обратился к ним Черный, без проблем устраиваясь на песке. Потом обратился к Янтарь, которая печально свернулась безвольным клубочком в его ладонях: — Прости, дитя, что так нежданно покинул тебя. У меня не было выбора. — Ты мог бы сломать там всю гору, — обиженно пробормотала Янтарь, не отнимая лица. Лицо Черного сделалось упоительно растерянным, будто он никогда не сталкивался с такими обвинениями. — Я мог бы, но тогда бы пострадали вы, маленькие, — робко возразил он и оглянулся на Кристальных, будто в поисках поддержки. — В каком смысле? — храбрясь, нагло пискнула Перидот. Черный посмотрел на нее с удивлением, что при его невыразительном лице выглядело довольно подавляюще. — Чтобы уничтожить гору, требуется довольно много разрушительной энергии, дитя. Мне не составляет проблем собрать такое количество, но напряжение энергетического фона непременно повлекло бы разрушение ваших камней. Вы могли бы треснуть там. Это было бы печально и не нужно. — Даже мы с Конни? — полюбопытствовал Стивен, высовываясь из-за спины Жемчуг. Черный легко переложил Янтарь в одну руку и протянул ему ладонь. Хватать не стал, но красноречиво предложил забраться. Стивен, сглотнув, устроился, свесив ноги с краю. Алмаз поднес его к лицу и внимательно осмотрел. Лицо Стивена, отражающееся в его темных пустых глазах, показалось подростку до смешного жалким, и он отодвинулся от самоцвета. Тот поглядел еще немного, и отодвинул руку. — Особенно Конни, ведь она органическая, — сказал он. — Потом пострадали бы ты и Янтарь. Потом — Ляпис, поскольку она лишь недавно срастила трещину. Перидот распылило бы последней. Перидот издала гордый вскрик. Она всегда радовалась, когда оказывалась в чем-то лучше других самоцветов, даже если смысла в соревновании не было. Стивен замолчал, обдумывая сказанное. Почему-то он чувствовал странное трепетание своего камня внутри, которого не чувствовал с Синей или Желтой. Он подтянул коленки к груди и посмотрел на Черного. Тот взялся что-то терпеливо объяснять Перидот. На его другой руке лежала Янтарь и была очень счастлива по этому поводу, обнимая своего мастера всеми конечностями. Это было так странно… Янтарь была очень веселой и жизнелюбивой, а Черный — нет. Этот Алмаз в принципе не походил на других, даже на Белую. Стивен коснулся гладкой, без морщин кожи на ладони самоцвета, и тот немедленно обернулся, глядя со всем возможным вниманием. Невероятно!.. Стивен так и не решился задать вопрос, оробев, так что просто попросил спустить себя на землю. Конни немедленно схватила его за руку, а Жемчуг крепко обняла. Черный с улыбкой коснулся хохолка на голове девушки, и тот под его пальцем прогнулся, а потом рывком вернулся в исходное стоячее положение. Жемчуг пугливо втянула голову в плечи. Аметист с восторгом запрыгнула на руку гиганта и схватила пальцы. Тот засмеялся и приподнял ее. В целом, этот Алмаз вел себя очень дружелюбно. Убедившись, что он не собирается вести себя заносчиво, как остальные Алмазы, Конни дождалась внимания правящего самоцвета и забросала его вопросами: — Расскажите свою историю, пожалуйста! Вы ведь тоже мужчина, верно? Мальчик-самоцвет! Я думала только Стивен такой, потому что он полукровка! Но Янтарь не смогла ничего объяснить, но нам всем очень интересно! Расскажите, пожалуйста! Девочка оглянулась на других. Всем и правда было интересно, но спрашивать такое у Алмаза… Это было страшновато. Тем более, услышав вопрос, Алмаз расстроился. Он и так выглядел полуживым, а теперь стал полумертвым. Конни засуетилась, начала извиняться и отнекиваться. — Ничего страшного, дитя, — прервал ее Черный. — Стремление к знаниям похвально. Нет твоей вины в том, что моя история крайне печальна. — Мастер?.. — встрепенулась Янтарь, но Алмаз ссадил ее с руки на песок и сел поудобнее, скрестив ноги. Девушка неохотно съехала с руки и поникла на земле, как раздавленный цветок. Черный немедленно погладил ее пальцем, но самоцвет ухватила его и не отдала. Алмаз не стал отбирать, кажется, от этого маленького жеста и ему самому было легче. Кристальные самоцветы устраивались поудобнее вокруг гиганта, повинуясь его жесту. Все же Алмазы были повелителями, хотели они этого или нет. — Вы не должны нам отвечать, если не хотите, — заторопилась Жемчуг, видя, как сгорбилась темная фигура, собираясь решимостью. — Будь моя воля, Жемчужинка, я бы вовсе не хотел появляться в этой истории, — печально улыбнулся Алмаз, — однако, думаю, пришло время мне поделиться ею. — Мастер, вам не обязательно... — Нет, Янтарь. Однажды ты все равно узнаешь, и я бы хотел рассказать это сам, видя твои глаза, — уверенно прервал он речь самоцвета. Янтарь, испуганная такой отповедью, сжалась и крепче обхватила кончики пальцев, чтобы Алмаз не отобрал их совсем. Черный блекло улыбнулся и отвел взгляд. — Чтобы ответить, почему я единственный мужчина-самоцвет и как мы с Янтарь оказались вместе и в космосе, следует рассказать нашу историю с самого начала, — объявил он размеренно, определенно настроившись долго говорить. Остальные самоцветы, проникшись тем фактом, что сейчас услышат некую тайну мироздания, послушно затаились. — Были времена, когда Хоумворлд еще не был таковым, каким вы его помните и знаете. Не было ни гор, ни ям, ни рек, ни морей, ни самоцветов. Лишь голый камень и пустое небо… — Если самоцветов не было, откуда тогда известно, что было? — въедливо уточнила Перидот и спряталась за Ляпис, когда Черный уронил на ее свой тяжелый взгляд. — Планета была пуста, — повторил Алмаз, — пока однажды из энергии не родились мы. Мы были всемогущими богами, частями одного целого, продолжением и концом друг друга, и в мире не было никого, кроме нас. — Белый Алмаз? — робко уточнила Янтарь. — В те времена не было других самоцветов, так что не было и определений Алмазов. Просто я и она. Но чуть позже Ее и в самом деле назвали Белой. — А другие Алмазы? — удивился Стивен. Его камень предательски дрогнул на этих словах. Черный поморщился. — Всему свое время. Не перебивайте меня, пожалуйста, это тяжело вспоминать. Кристальные немедленно оробели и стихли. В конце концов, это существо попирало землю, еще когда их цивилизации даже в планах не было. Дальнейший рассказ никто не перебивал. — Она была воплощением созидательной энергии, воплощением порядка, и занималась тем, что создавала вещи. Копошилась в своем уголке, будто в этом занятии был смысл... Я же был призван разрушать. Не было такого материала и такой силы, что я не смог бы растереть в пыль. Я полагал себя всемогущим, ведь даже Белая не могла создать то, чего я не смог бы обратить в прах. Мы долгое время не пересекались: точнее Она пыталась меня игнорировать и убегать, а я норовил что-нибудь ей сломать… Я был разрушением, это было моим смыслом, и я пытался донести до нее, насколько это восхитительно. Белая, конечно, не могла этого понять. С ее точки зрения я просто без разбору ломал то, что она делала, не взирая ни на красоту, ни на ценность.       Так продолжалось довольно долго, пока слово за слово Она не смогла меня убедить, что не все, что создается, надо разрушать. Удивительная мысль — в свое время она стала революционной в моем сознании! Белая так меня удивила, что я из интереса согласился принять ее правила игры. В конце концов, я мог прекратить в любой момент, а тогда было смертельно скучно, — голос Черного наполнился смехом тех времен. Янтарь с удивлением изучала настоящие эмоции у него на лице. Оказывается, ее мастер мог мечтательно улыбаться. Оказывается, он умел шутить… Оказывается, он не всегда избегал Белую и хотел умереть… Она сглотнула и теснее прижала его пальцы. — Мы хорошо жили, — сник Алмаз, будто ступил в темноту. — Мне казалось так. Белая показывала мне свои творения, хвасталась тем, что придумала. У нас в распоряжении была целая планета, и мы резвились на ней. В отличие от меня Белая всегда стремилась к чему-то: что-то строила, улучшала, придумывала, изменяла, подгоняла, создавала… Больше всего ее манили звезды. Она мечтала отправиться к ним, найти другие планеты, где будет жизнь, и познакомиться с тамошними обитателями. Я никогда не мог такого понять. Мне было достаточно сидеть в своей пещере и пинать камни веками. Белая еще смеялась, что без нее я бы порос пылью и уснул бы навечно. Я никогда не отрицал. Черный замолчал, глядя на море и слушая плеск волн. На его лице застыло выражение скорби и сожаления. — Когда я перестал ломать все подряд, мне открылось, что некоторые вещи более красивые, чем другие. Есть вещи более ценные, чем другие. Некоторые вещи вовсе были уникальными и не поддающимися замене… Я вдруг частично увидел мир глазами Белой, и это было восхитительно… Она тоже, не буду скрывать, увидела преимущества моего пути. Некоторые ее творения, которые переставали нам нравиться, мы ломали вместе. Мы многое позаимствовали друг у друга, но подарки Белой всегда казались мне более щедрыми.       Мы совершенствовали планету вместе. Белая создавала бесчисленное множество вещей: бескрайняя вода океанов, высокие горные пики, глубокие ущелья, подземные пещеры, кристаллические растения… Мы вместе сделали наш дом самым лучшим. Все в нем было идеально, ни убавить, ни прибавить… Я думал, теперь мы сможем просто жить в этом волшебном месте… Возможно, я был ужасным собеседником, потому что никогда не мог понять Белую до конца и разделить ее интересы. У нее был волшебный взгляд на мир, чудесные руки и еще красивее сердце. Ей было необходимо поделиться своим лучшим созданием с кем-то, и я не смог ей отказать. Белая пожелала создать других существ, чтобы с ними можно было разделить радость. Черный замолчал, и на этот раз надолго. — Так появились другие Алмазы? — робко подтолкнул его Стивен. Алмаз горько покачал головой. — Вы были против? — учтиво подсказала Жемчуг. Черный усмехнулся и устало потер лицо. — Нет, вовсе нет, — покачал он головой. — После того, как я увидел смысл в ее деятельности, я всегда поддерживал любые начинания Белой и разделял с ней восторг. Когда она сказала, что хочет других, я тоже решил посмотреть, что из этого выйдет. Он снова замолчал, глядя на море. На его глазах вдруг набухли крупные слезы, которые он даже не попытался стереть. Янтарь встревоженно вскрикнула и вскочила. Черный просто погладил ее, даже не глядя. Когда он снова заговорил, его голос все еще звучал ровно: — Мы начали работу над созданием живых разумных существ вместе, как всегда. Я был готов уничтожать неудачи, она фонтанировала идеями… Видите ли, и я, и Белая произошли из двух разных энергий одной планеты, и мы долго думали, какую из них нам использовать. Белая собиралась вложить силу в землю, чтобы она там оформилась природным способом. И однажды предложила взять мою, чтобы создать существ, подобных мне…       Я отчетливо помню, как представил существ, что получились бы по моему образу и подобию. Я всегда хорошо понимал, как мне повезло иметь Белую, повезло, что она нашла желание объяснить мне... вещи. Иначе я мог бы продолжать бросаться на все и в целом… «В чем ценность моей силы? — еще подумал я тогда. — Она ничтожна по сравнению с Белой. Белая может создать что угодно, у ее всемогущества нет предела, а я при всем своем не могу создать даже горсть песка, не разломав при этом камень. Что такое моя сила, когда мне не по силам привнести ничего нового? Я не хочу обрекать никого на такую участь.» Черный Алмаз неотрывно глядел на Янтарь и других самоцветов тяжелым взглядом, затуманенным прошлым. — Так что я сказал ей: «Нет, я хочу, чтобы ты создала больше существ вроде тебя. Чтобы у них были глаза, как у тебя, которые видят красоту. Чтобы у них были руки как у тебя, что эту красоту создают! Чтобы у них были сердца как у тебя, которые никогда не устают любить! Создай их столько, сколько сможешь, а об ошибках, если они будут, я и один могу заботиться». И многие века мы больше не возвращались к этому вопросу.       Первые попытки были неразумны, следующие — слишком примитивны или нестабильны. Наученные долгой практикой мы знали, что однажды все получится, и не опускали руки. И вот однажды произошло маленькое чудо, и на свет появилась девочка. Первый самоцвет… Она была такая крошечная и слабая, но это определенно была наша младшая сестра. Наконец-то. Я был в восторге — не спускал крошку с рук! Белая же, поняв принцип, углубилась в изучение разницы во влиянии разных типов энергии.       За короткий срок она создала несколько десятков новых видов! Все они были уникальны. Кто-то был крепче, кто-то красивее, кто-то умнее, кто-то красиво пел или танцевал, кто-то был гибок или обладал волшебными способностями… Я был в настоящем восторге от меньших сестер. Они были тем, чего мне никогда не создать, настоящим чудом. Каждая из самоцветов была уникальна, даже если они принадлежали к одному виду и посеву… И все они напоминали мне Белую, с ее стремлениями, с чудесными способностями, с возможностью делать мир лучше… Черный Алмаз вопреки словам грустно вздохнул. К его глазам снова подступили слезы. Янтарь обеспокоенно вскочила и коснулась огромного колена. Самоцвет покачал головой и сглотнул, чтобы продолжить рассказ без дрожи в голосе: — Довольно быстро оказалось, что маленьким самоцветам трудно выживать в нашем с Белой идеальном мире. Вы были слишком слабыми, боялись буйства природы и прекрасной, но смертоносной кристальной флоры и фауны. Простой удар мог необратимо повредить вас… Мы с Белой не знали, что и думать. Я был бессилен — не мог же я ломать мир, который столько помогал создавать? Но и оставить вас, малышей, на произвол судьбы не мог…       В те времена я думал, что Белая не может помочь, потому что эта задача слишком трудна — я ошибался. Белой было по большей части все равно, что с вами станет. Она впервые на моей памяти не видела ценности там, где ее видел я… Как она могла считать вас дефектными?! — вдруг с надрывом и обидой воскликнул Черный. Слезы Алмаза были ему соразмерны. Огромные капли конденсата с каким-то черным осадком покатились по его щекам настоящим водопадом. Янтарь бросилась к нему, и Алмаз грубо отшвырнул ее прочь, немедленно вытирая лицо. Самоцветы остолбенели, даже не помогли вовремя Янтарь подняться. Можно ли представить разочарование творений, узнавших, что создатель их на самом деле никогда не любил? Янтарь потеряно посмотрела на своего мастера: меньше всего на свете она ожидала, что вот так оттолкнет ее. — Не лезь, — сквозь сжатые зубы приказал Алмаз. Янтарь посмотрела на него с еще большим отчаянием. — Мои слезы — чистый концентрат энергии разрушения, они жгут даже меня! Не лезьте никто! Черный зло показал ладони: они и вправду имели следы коррозии, выделяющиеся на серой коже. Щеки и глаза Алмаза тоже пострадали, украсившись уродливыми черными разводами, похожими на иней. Он всхлипнул еще пару раз, глядя в темнеющее к вечеру небо, и пару раз глубоко вздохнул. К нему быстро возвращалось привычное спокойствие. Он снова уткнулся глазами в землю и вздохнул сквозь зубы. Его руки сжались в кулаки на бедрах, а губы — в суровую линию. В этой позе он почему-то выглядел виноватым. — Сестра посчитала самоцветов провальным проектом, потому что вы были не похожи на нас. Она создавала самоцветы снова и снова, изучала особенности каждого вида, а потом, не заботясь, шла дальше... Помню, первые младшие не могли даже покидать Колыбель — место, которое мы оградили от всех опасностей.… Они еще так забавно пищали при виде меня — хах, их всегда отпугивала моя энергетика — а за Белой они бегали стайкой и щебетали о почтении и любви, путаясь у нее под ногами… Она так смешно злилась, но я видел, что ее все же радует, что есть кому путаться… Это было лучше, чем ничего, но все еще недостаточно.       Со временем самоцветы додумались помогать друг другу. Белая помогла им эффективно разделиться по способностям. Более сильные физически занимались обустройством лагеря, развитые магически обеспечивали защиту. Те, кто был одарен красотой, сияли. Одни приносили ресурсы, другие наводили порядок. Самоцветы занимались созданием первого общества по заветам Белой, а я, как повелось, ошивался поодаль, чтобы не пугать малышек, и присматривал, чтобы ничего серьезного с ними не случилось…       Тогда Белую не интересовало, чем занимались самоцветы. Ее захватывал процесс создания новых видов. Но в один из дней, когда она привела первых Лазуритов, — Черный отвесил кривую улыбку представительнице этого вида, — она обнаружила, что самоцветы начали изобретать приспособления, чтобы облегчить свой быт: тележки, инструменты, оружие… Она наконец увидела, что существа, созданные по ее образу и подобию, не безнадежны. Рожденные слабыми, вы нашли свой путь, столь отличный от нашего. И Белая поверила, что вы можете быть равны нам и даже превзойти нас, не силой, но количеством. Рожденные в могуществе, мы не знали тех отчаяния и боли, что давали вам силы. В вас был потенциал. Ценность. Красота. Белая увидела их и полюбила ваш народ… Черный Алмаз аккуратно стер кончиками пальцев слезы Янтарь. Она восприняла историю очень близко к сердцу. Другие самоцветы тоже не могли сдержать эмоций и переглядывались, по большей части с радостью и замешательством. Пусть не сразу, но Белая, их создательница, полюбила их. Только это и важно, верно? И все отчетливее на их лицах расцветала растерянность: если Белая увидела ценность в них, то почему она не увидела ценности в жизни на других планетах? — Белая начала заниматься вашим обществом: подбирала на должности самоцветов, создавала тех, чьи способности были необходимы, улучшала и усложняла систему регулирования и правил. Постепенно малыши отстроили безопасный дом и начали менять мир. Наш идеальный мир… Мы с Белой отдали его вам вместе со всеми чудесами, и вы переработали их все и сделали полезными для себя. Кто бы мог подумать… Ваш народ рос и процветал под руководством Белого Алмаза. Она верила, что вы однажды сможете сделать то, чего не могли даже мы — построите сложные приспособления и доберетесь до звезд… Но время шло, общество самоцветов функционировало, и у Белой появилось больше времени на эксперименты с новыми видами. — А ты? — обеспокоенно уточнил Стивен. — Чем занимался ты? — Я? — удивился Алмаз и блекло улыбнулся своей могильной улыбкой. Она вышла немного нервной. — В те времена множество самоцветов страдали и погибали в неравной схватке с миром. И их осколки никому не были нужны, даже наоборот, из них вырастали монстры, только ухудшающие положение. Белая отказалась их чинить — у нее было куда больше других дел, чем возня с обломками, отслужившими свое. Тем более то, что сломалось, уже никогда не обретет первозданную целостность: после какого-то предела даже Белая не могла их вылечить. По закону я должен был уничтожать их, но не мог, не стал. Это ведь были мои маленькие сестры. Пусть разбитые и мне незнакомые даже, но ведь каждая из них была кем-то, у нее были дорогие ей самоцветы, она была дорога кому-то… Пусть это и было немилосердно, но я начал собирать осколки — раскладывал их по видам в своей пещере, и по мере сил заботился о них. Своим эгоизмом я положил начало Храму Осколков. Черный замолчал и печально улыбнулся. В его улыбке будто пряталось само время, все мудрость и горечь, собранные тысячелетиями. Другие Алмазы никогда так не улыбались. Даже Белая. Рядом с ней если и было нечто подобное, то более живое, зудящее и опасное. Черный был похож на тлеющие угли, уже не горячие, покрытые пленкой пепла. — Спасибо, — вдруг тихо сказала Перидот. Алмаз посмотрел на нее с удивлением, ожидая пояснения. — Спасибо, что стали хранить их все. Попасть в Храм — это большая честь сейчас, и когда-то она оказывалась всем. И целый Алмаз следил там за всем! В это невозможно поверить… И что вы так на меня смотрите, олухи?! Самоцветы неловко отвернулись от загоревшейся, будто спичка, девушки. Алмаз блекло, но тепло улыбнулся. — Если бы все было так прекрасно... Осколков становилось слишком много, я должен был что-то решить и сделать. Баланс должен быть соблюден, — сурово отрезал Черный и замолчал. — Я так долго интересовался сестрами, наблюдал за жизнью и смертью, что… возможно, я научился чему-то? Моя сила не могла помочь мне починить их, все мое могущество не стоило и нуля. Я был так похож в этом на младших сестер, что однажды подумал: почему бы мне не использовать их методы? Почему бы мне не использовать их путь? Самоцветы помогали себе инструментами, когда их сил не хватало, так чем я хуже? Я хотел помогать хоть чем-то, и я придумал. Через чужую боль я научился собирать обломки в целое. Понял, как унять страдания и безумие, как подогнать чуждые друг другу части, научился своей силой делать чистые срезы, которые лучше срастаются. Восстановленные сердца таких самоцветов были не похожи на сердца новорожденных, но они не страдали, они могли быть снова и радоваться этой жизни. Разве я мог просить о большем? Я мог дать самоцветам второй шанс, который не мог дать никто больше. Я смог совершить чудо этими самыми руками и продолжал его совершать для каждого, кого мог… Алмаз вдруг замолк, будто набрал в рот воды, выпрямил спину и поджал губы. Его глаза снова налились бесконтрольными слезами. — Я снова был наивным глупцом, — признался он с горечью. Он согнулся в клубок и потянул за волосы, будто желал выдрать их. — Я снова поверил, что на этом Белая остановится. Все ведь было хорошо! Общество самоцветов процветало! Я нашел свое место! Она обрела друзей! Что было не так? Чего ей не хватило?! Алмаз вскочил на ноги и обхватил себя руками. Он выглядел таким больным и потерянным, будто действительно требовал ответа с Кристальных самоцветов. Он продолжил уже злым голосом, мечась вокруг, будто не решаясь ударить, но не в силах сдерживаться. Его разрушительная энергия взвивалась темными вихрями за спиной, но пока он умудрялся держать ее подальше от хрупких самоцветов. — Самоцветы развивались слишком медленно? У них хватало забот с борьбой за жизнь, чтобы заниматься развитием космических кораблей так быстро, как она хотела! Я не уделял ей внимания? Я был безгранично благодарен ей за младших сестер. Я всегда был готов для нее на все! Чего же ей не хватило?! Он остановился и вдруг успокоился, и заговорил ровно: — Она все еще хотела других-нас. Она уже знала, что сможет добраться до других звезд, но она все еще хотела показать их другим Алмазам. Она не воспринимала младших самоцветов, как равных, а я слишком отличался от нее. И она снова завела тот разговор — предложила попробовать создать самоцветы по моему подобию. И я снова категорично отказал. Я больше не хотел иметь дело с разрушением, я нашел свое предназначение в новом мире, и оно мне нравилось. Сейчас я думаю, что, возможно, зря. Если бы в Хоумворлде остались мои младшие братья, ситуация с энергетическим кризисом не стала бы такой острой. Но тогда я не думал об этом и просто отказал. Белая приняла отказ. — Но Алмазы существуют. Значит, она нашла другой способ! — с горячностью поддержала историю Конни. Алмаз посмотрел на нее с болью, как подстреленный зверь, будто его сердце трескалось в эту самую минуту. — Да, — выдохнул он и, будто его ноги враз ослабели, упал на колени рядом со Стивеном. — Да… Стивен почувствовал нехорошее чувство, скребущее наждаком по внутренностям. Казалось, словно его самоцвет заметался и попытался сбежать от этого разговора. От истории своего происхождения. — У нее не получалось создать Алмаз, — глухо продолжил говорить Черный в землю. — Существовали сотни новых самоцветов, обладающих способностями, которыми даже она не владела, но ни один из них не был Алмазом. И она пришла ко мне в Храм Осколков… Алмаз сжался на земле, будто выталкивал из себя слова силой. Из его глаз снова покатились слезы, и на этот раз они даже не думали высыхать. Висмут придержала Янтарь, которая хотела неосмотрительно кинуться ближе. Алмаз бы им такого не простил. И себе бы не простил. — Но ты же не можешь создавать самоцветы, верно? Зачем ей понадобился ты? — подозрительно осведомилась Перидот. Черный поднял голову, и самоцветы поразились, сколько боли было на его лице сейчас. — Я не мог создавать самоцветы и уж точно не Алмазы, но я мог их повредить. Гранат охнула, увидев будущее. Если бы она не сидела, у нее подкосились бы ноги. Стивен понял все мгновенно. Другие самоцветы исполнились ужасного предчувствия, смутно осознавая, куда ведет Черный. — Я мог рассечь даже сердце Алмаза, и знал, как это сделать, чтобы минимизировать повреждения для разума самоцвета. Белая предложила разрезать себя, чтобы создать других. Кристальные сидели в ужасе. Янтарь в неверии замерла. Мастер ведь не мог и в самом деле разрезать Белую?! Он бы никогда не сделал такое с живым целым самоцветом! — Ты ведь сказал «нет»?! — в панике вскочил на ноги Стивен, напрочь забыв, что это происходит не сейчас, а уже в прошлом. — Нет, я сказал ей нет, — невпопад подтвердил Черный, не поднимая глаз. — И говорил ей «нет» многие века. — Но другие Алмазы все же существуют, — без выражения повторила Конни свои прошлые слова, теперь осознавая ужас этого предложения. — Значит, ты все же согласился. Или она нашла другой способ? — Не было другого способа, — глухо ответил Черный. — Я согласился. — Но… Но, черт возьми, почему? — взъярилась Висмут. Она чувствовала себя преданной. Алмаз выпрямился и сел прямо в кроткой позе на коленях. Сжал руки на бедрах. На его лице появилось выражение боли. — Потому что она хотела, — выплюнул он эти слова, будто они жгли его. Самоцветы оторопели — причина была такой простой. — Я не знал, что случится, если рассечь Алмаз, нас всего было двое и проверять было не на ком. Но Белая не сдавалась. Она перепробовала все, что могла, но никакого другого способа не нашлось. Если бы я мог, я бы отрезал кусок от себя, но это было невозможно. Только она и только я. Как всегда, все упиралось в это… И она так хотела их! У нее был идеальный мир, идеальное общество, идеальное будущее, где исполнялись ее мечты, но ей не было там места. Ей не было покоя без других. И я… сдался. Уступил. Мне нет оправдания, я просто хотел, чтобы она стала счастливее, и хотел создать ей друзей. Я забыл, что не умею создавать. Алмаз отвернулся и заплакал от боли и отчаяния еще горче. — Единственным условием, что я поставил, было слияние. Я хотел убедиться, что ее разум останется в порядке, хотел разделить с ней боль, которую причиню. — Слияние? — Перидот была настолько ошеломлена этим фактом, что перебила лихорадочную речь Алмаза. —Но разве они не были всегда запрещены? Тем более, слияние Алмазов! Разве вы делали это раньше? Это возможно? Черный рассмеялся сквозь непрекращающиеся слезы. — Да. Конечно, это возможно. Скажу больше, этому нас научили вы, младшие сестры! Мы никогда не испытывали в этом нужды — наше могущество не давало нам повода, но младшие самоцветы часто сливались между собой, чтобы стать сильнее и полнее. В те времена это не было запрещено, и многие самоцветы разделяли жизни друг друга в слияниях, как Гранат. Белая даже пыталась собрать слияние-Алмаз в своих поисках, но это не принесло успеха… С чего же я решил, что в этот раз принесет?.. С чего я вообще решил, что могу сделать хоть что-то лучше?! Алмаз замолчал, держась за грудь, и торопить его никто не стал. Самоцветам тоже требовалось время, чтобы осознать чудовищность замысла: слияние Алмазов собиралось кромсать само себя. Это даже звучало невообразимо больно и совершенно точно невозможно. Стивен пытался успокоить бьющееся в горле сердце. Он почти помнил тот ужас. К счастью, только «почти», и поэтому с этим можно было жить. — Когда мы слились, я пытался поддерживать дистанцию в слиянии на внешних уровнях, чтобы боль не могла помешать работе, — объяснил Черный. — Я планировал отколоть один кусок и отшлифовать края, чтобы создать две отдельных личности. Я хотел остановиться на этом — Белой хватило бы. Я создавал ей Алмаз, веселую, забавную, чувственную, чтобы развлекала ее, чтобы не давала грустить и внимательно слушала. Но в слиянии невозможно всегда решать за одного. Мы были равными частями друг друга, и Белая помогала лечить собственные повреждения, вместе со мной подгоняла части нового Алмаза, чтобы она была здоровой и самодостаточной. Мы сделали это, но не смогли удержаться потом. Она расколола себя еще надвое. Мы были в агонии и ужасе, почти на грани распада, но я удержался. Мне надо было закончить. Я бы потерял ее разум, если бы распался тогда. И я-она работали, изолировав ее-себя. Я собирал осколки-себя как мог, сквозь боль пытался добиться стабильности и цельности из тех частей, что остались. Первый осколок мы не трогали: она-я получилась наиболее цельной и сбалансированной. Она-я помогала исцелять меня-вторую и меня-третью, и меня-четвертую, пока я-пятый пытался сгладить углы. Самоцветы слушали эти невнятные описания с первородным ужасом в глазах. Черный сжал руку на груди жестом, которым самоцветы всегда тянулись к своим сердцам в минуты тревоги и опасности. Возможно, именно там, на груди под ключицами, было камень-сердце Белого Алмаза, которое он разбил. — Мы работали, пока я не убедился, что нельзя сделать ничего лучше. А потом мы существовали в слиянии, чтобы залечить повреждения и пережить то, что произошло. Я держал их, потому что был самым сильным и цельным, и знал, что без этого слияния они, Белая и три других Алмаза, сойдут с ума и повредятся. Им нужно было время, чтобы срастить трещины. Было ли это ошибкой? Я не знаю. Возможно, было бы лучше не запечатлять на неокрепших умах сам факт слияния. Возможно, им было бы лучше без меня, ведь мой разум тоже не остался без последствий. Но я не мог позволить нам рассыпаться. Мы — это все, что у нас было, и я… Я просто хотел, чтобы все было как прежде, только лучше.       Однако, всегда приходится встречать последствия. Пришло время, когда наши личности восстановились в достаточной мере, чтобы войти в конфликт, и мы распались на пятерых. Я почти не пострадал. Белая потеряла почти все. У нее пропали многие способности к созиданию, другие Алмазы едва переняли их. Личность Белой тоже сильно пострадала. Первый кусок, самая маленькая и цельная, стала Розовым Алмазом. Она была такой, как задумана, способной, любимой и вздорной. Второй кусок, Синяя, оказалась очень пассивной и склонной к рефлексии. Она была воплощением философии и меланхолии, в то же время склонной к перепадам настроения и вспышкам гнева. Она вместила в себе боль Белой, всю печаль и тоску, что та имела. Третья, Желтая, была ее противоположностью. Ей досталась часть стержня первоначальной Белой. Она была воплощением долга Белой, ее решительности, напористости и смелости, но ей не хватило мудрости и сдержанности. И, наконец, Белая, основа и центр. Это была она, изначальная, но в ней почти не осталось тепла и красок, вдохновения и решительности… От моей Белой, которая видела красоту и умела ее создавать, осталась пустая оболочка от совершенства. И все по моей вине. — Нет! — воскликнула Янтарь, почти зная, что Алмаз сделает дальше, а также желая утешить мастера. Алмаз замотал головой, даже не глядя. Он сгорбился, зажмурился и обнял себя руками. — Я больше не мог этого выносить! Я пытался! Правда пытался, но ничего не мог сделать — Белая, которую я знал, изменилась до неузнаваемости. От нее остались только четверо ее… Их. Я не ненавидел их. Как я мог? Они были… Они были тем, что она так хотела. Но я не мог находиться рядом с ними, особенно с новой Белой, и оставить их я тоже не мог… Кроме того, я все еще был нужен в Храме Осколков! — И ты решил уснуть, — убито закончила Янтарь. Кристальные внимательно слушали. Гранат, Аметист и Жемчуг подавленно молчали. Слова Алмаза были им до странного знакомы: те же чувства они испытывали, когда Роза исчезла, оставив Стивена. Стивен был ею, ее осознанным решением и продолжением, но вместе с тем нет, он был уникален, и, поначалу, они не могли его принять, и даже глядеть на него было просто-напросто больно… Черный покачал головой: — Нет. Я не имел права на бегство после того, что совершил. — Что? — не поверила ушам девушка. Кристальные вздрогнули. — Я научился жить с другими Алмазами, — с нажимом продолжил Черный. — Я любил Белую больше жизни. То, что она изменилась, не значило, что я перестал любить ее. И других Алмазов я тоже полюбил. Они были тем, о чем мы мечтали так долго! Я хотел увидеть, как они найдут свое место в новом мире, как мы вместе полетим к звездам, а потом увидим жизнь на других планетах! Первое время было и в самом деле трудно смириться и просто продолжать жить, но я был обязан справиться, и я это сделал. Синяя занялась курированием науки и искусства. Желтая взяла на себя обязанность защищать самоцветов и облагораживать планету дальше, она занялась армией и защитными сооружениями. Белая встала во главе и следила за балансом в обществе и мире, создавала необходимых самоцветов и экспериментировала с новыми. Розовая же не желала заниматься ничем подобным. Она была создана из мечты для радости и чудес, и мы обеспечили ее этим, как могли.       Со временем все как-то утряслось. Да, могущество Белой распалось на четыре части, но все вместе мы все еще могли обеспечить безопасность и благосостояние наших младших сестер. Алмазы нашли места в мире, восстанавливались после пережитого, и я занимался любимым делом, и все налаживалось… — Что же помешало? — недоуменно спросил Стивен. Его самоцвет, будто пережив воспоминания, тоже улегся и перестал буянить внутри, и теперь это ощущение пережитой бури не укладывалось в красивую картинку, описанную Алмазом. — Как всегда, я и Белая, — мрачно поджал губы Черный и отвел глаза. — Младшие Алмазы были собраны из кусков Белой, их личности были лишены ее воспоминаний, они были новыми... Появившись из слияния на свет, они успешно заживили трещины и начали развиваться. Они выросли, как личности — сначала неполноценные, а потом самостоятельные. Но Белая была другой: она была собой, лишившейся большей части себя! У нее было мало шансов выкарабкаться в своем уме, несмотря на то что я старался помочь ей, чем мог… Впрочем, мое состояние на тот момент было таким же плачевным, разве что хватало силы собраться и здравомыслия. Я был с ней, развлекал и пытался… поддержать, что ли. Мы много говорили, и я рассказывал, что однажды мы вместе полетим к звездам, что, когда ей станет лучше, мы будем снова вместе, как раньше… Зря. Я в очередной раз ошибся. Разум Белой был слишком слаб — и она захотела меня. Точнее, быть вместе со мной, снова слиться, чтобы стать Радужным Алмазом. Она поверила, что слияние — ее путь к счастью, к целостности. Алмаз потер лицо, тронутое коррозией. Черные разводы почти зажили и теперь крошились, но все равно оставались видимы. — Дальше было только хуже, — сдавленно признался он. — Она искала со мной встреч, она использовала любые предлоги, потом стала зависима, одержима. Она просила, умоляла меня слиться снова. Она верила, что слияние как-то исправит ее новое состояние. Мое присутствие только ухудшало положение, так что я решил, что больше не могу позволить себе быть рядом. Но в Хоумворлде не было места, где Белая бы не нашла меня. Да и работа в Храме Осколков требовала внимания. Я пытался сначала прятаться, потом игнорировать, сбегал, запрещал прямо и категорически отказывал. Белая становилась только отчаяннее в своих попытках. Это нельзя было продолжать, и я решил сделать большой перерыв.       Мне построили Гробницу, и я, не слушая мольбы Белой, повредил свое тело. Дальнейшая моя жизнь вам должна быть известна: я жил от сна ко сну, а когда бодрствовал, работал в Храме Осколков, никогда не задерживаясь дольше необходимого. Белая много раз пыталась задержать меня, разрушала мою Гробницу, мой Храм, подговаривала сестер, но никогда… Еще в самом начале я побоялся, что Белая зайдет слишком далеко и рискнет жизнями младших, будет угрожать мне ими, как заложниками, и я сразу обозначил, что это немедленно уничтожит вообще любую надежду на мое согласие. И Белая слушала. Иногда мне казалось, что она сама осознает проблему, что борется с ней, что слышит меня… А потом она подарила мне Янтарь…       Я никогда не считал верной идею, что некоторые наши сестры ценнее других, и уж тем более не видел смысла в том, чтобы некоторые из сестер являлись собственностью других. Но Белая дала слово, что Янтарь согласилась служить мне добровольно — Ха! — скорее уж Белая вмешалась в процесс посева, использовала менталистов или угрожала выводку, чтобы обойти мое слово. Но она достигла успеха и поймала меня в ловушку привязанности и долга. Янтари всегда напоминали мне о той, самой первой сестре. Я бы никогда не оставил хрупкое дитя без защиты, даже если это значило рисковать собой. — Мастер! — возмущенно и взволнованно воскликнула Янтарь. — Что «Мастер», милая? — устало вздохнул тот. — Теперь ты знаешь мою историю. Знаешь о моих ошибках. Почему ты продолжаешь меня так звать и беспокоиться? Янтарь поджала губы в точности, как это делал Алмаз, и сердито насупилась. Черный Алмаз покачал головой и обратил внимание, наконец, на притихших самоцветов. — Вот она, моя история. Я не жду понимания и пойму обвинения. В конце концов, никто не делал больше страшных ошибок, чем я… — Нет. Ты не мог знать, чем все это закончится, как Сапфир, — возразил Стивен с твердостью. — «Как Сапфир», — хмыкнул Алмаз. — Было время, когда Белая могла видеть линии будущего. Белая могла все, что могут самоцветы. Она была совершенством. Мой проступок непростителен не только с точки зрения личных отношений, но и с точки зрения нашей цивилизации. Потеря Белой имела огромное влияние на всех нас. Я не нуждаюсь в оправданиях, Стивен. — Но Белая еще жива! — Стивен ошеломленно от такого ответа запнулся. — Я видел ее, и ей теперь гораздо лучше, чем ты описал. К тому же, вы и в самом деле создали трех новых Алмазов! Разве это не… стоило того? — Если бы у тебя был выбор: возможно найти нового друга, необратимо покалечив настоящего, или просто сказать «нет» привязчивой плохой идее, что бы ты выбрал? — безжалостно спросил Алмаз. Стивен смешался. — Если бы у тебя был выбор: просто делать свою работу или причинять боль уже страдающим ради какого-то абстрактного поиска смысла. Что бы ты выбрал? Если бы у тебя был выбор: убить бабочку или эгоистично подставить под удар самое дорогое тебе существо. Что. Бы. Ты. Выбрал. Стивен? — Я «бабочка»? — вдруг спросила Янтарь. Ее голос прозвучал неожиданно чисто среди злого шипения Черного. Алмаз осекся и посмотрел на свою подопечную. — Когда мы только встретились — да, — спокойно и без прикрас согласился он. — Прекрасная, чудесная бабочка. Я не знал тебя, но понимал, что, если ты не умрешь до того, как я закончу с Храмом, потом встанет вопрос: уйти и убить тебя этим или остаться и ждать твой смерти. Тебе было предначертано быстро умереть, и вовсе не обязательно по моей вине. — Вот как, — сухо произнесла девушка. Просто что бы что-то сказать. Ей было слишком больно от слов любимого мастера. Черный кивнул, разглядывая самоцвет. — Если тебе станет легче, то я полюбил тебя потом, — мягче добавил он. — Ты самое прекрасное, доброе и храброе существо, что я встречал, и ты стоила риска остаться с тобой до конца. Это глупо: со мной или без ты бы все равно треснула, но я бы не смог проснуться потом и существовать, зная, что оставил тебя одну. Я решил остаться тогда. Однако, вышло, что пришлось хватать тебя в охапку, делать то, что поклялся больше никогда не делать, и разрушить для тебя всякую надежду на возвращение домой. Мне жаль, что моя суть такова — разрушать. Разрушение — единственное, что я умею. Тебе будет лучше остаться здесь, а я уйду. Усну вновь. И если вы захотите что-то сделать с моим сердцем, то милости прошу. — Это неправда! Нет! — воскликнула Янтарь отчаянно, из ее глаз брызнули слезы, она вскочила, но не осмелилась подбежать. — Ты умеешь заботиться, любить и беречь! Ты спас стольких самоцветов! Теперь их жизни ничего не значат для тебя?! Ты не можешь просто вывалить все и уйти! Я еле дождалась тебя! Черный выпрямился и посмотрел на Янтарь в замешательстве. Та ответила яростным взглядом. Алмаз смягчился: — Милая, я нашел тебе новый дом, в котором ты сможешь жить, существ, которые смогут стать твоими друзьями… Тебе нет нужды больше держаться за меня. Тебе не следует бояться, что я буду держать тебя. — Я делаю это не поэтому! — выкрикнула Янтарь. Алмаз тяжело вздохнул, потянулся коснуться ее, но одернул руку и выпрямился. — Я много рассказал сегодня. Это трудно осознать и принять. Тем более, на эмоциях… Давай я дам тебе три дня. Всем вам. У вас будет время обдумать мою историю и составить взвешенное мнение. Когда… Если кто-то захочет, чтобы я ушел по истечении трех дней, я уйду. Мы договорились, Янтарь? Ты должна хорошо все подумать, прежде чем что-то решать и обещать. Девушка насупилась, но неохотно кивнула. Другие самоцветы тоже — у них вряд ли был выбор. — А чего хочешь ты? — вдруг спросила Ляпис, до этого хранившая молчание. — Это не имеет значения. Я приму любое ваше решение, — ответил Алмаз, поднялся и ушел к берегу, оставив после себя только редкие черные следы коррозии на песке.