***
Очнулся он привязанным к кровати. Ужасно испугался бы, если бы мир не казался таким замедленным и сонным. Похоже, его так накачали успокоительным, что хватило бы и лося завалить. Судя по широкой полосе света, что падал из окна на стену, время перевалило далеко за полдень. Сколько же он провалялся в отрубе? Рамси попытался приподняться, попробовал пошевелить руками, проверяя ремни на прочность. Безрезультатно. Санитары знали своё дело. Скучать в одиночестве долго не пришлось: дверь отворилась, и зашли двое. Скорее всего, это и были те, кто его привязывал. Два санитара в бледно-голубой форме. — Ну, что, пацан, успокоился? — спросил один из них, наклонившись к нему. — Да, — поспешно вытолкнул Рамси. Голос был хриплым со сна, а в голове всё ещё летали обрывки тумана. Он решил быть «хорошим мальчиком», потому оставаться привязанным не хотел. Санитары переглянулись и освободили его. Один ушёл, но вскоре вернулся с обедом или ужином. Рамси не знал, который сейчас час. Второй — пожилой мужик со светлой щёткой усов над верхней губой и высокими залысинами так и торчал в палате. Присел на стул и кивнул. — Ешь. За тобой карета прикатила, так что ты переезжаешь, — оповестил санитар. — Куда? — Рамси сел на кровати и потёр лицо ладонями. Всё ещё чувствовал себя сонным и ничего не мог взять в толк. Санитар не стал отвечать, только бросил на него странный взгляд: то ли брезгливый, то ли сочувственный. Рамси так и не понял, нахмурился и посмотрел в тарелку. Каша и тосты — еда не очень его заинтересовала. Похоже, завтрак и ужин выглядели одинаково в этой больнице. — Давай поживее, пацан, до утра тебе больше ничего не светит. Санитар дождался, пока он поест, а потом отвёл вниз, в вестибюль. Второй, помоложе, принёс одежду и остальные вещи. В своём привычном облачении: в раммштайновском костюме Рамси чувствовал себя увереннее. Разгладил рисунок на футболке, позвенел монетами в кармане, достал из-под футболки и сжал в кулаке амулет, подаренный Сказкой на день рождения. Повертел сувенирную зажигалку в руках. Все эти вещи казались такими привычными, родными. Защищали от враждебного мира, словно волшебная кольчуга из детской сказки, придавали уверенности и оберегали от зла. В машине ехали долго, Рамси снова задремал. Действие успокоительного ещё не прошло, и потому почти всю дорогу он проспал. Когда подъехали к высоким кованым воротам, сгустились сумерки. Из машины его вывели двое санитаров, держа под руки. Рамси тряхнул головой и прищурился: свет фар слепил глаза. Он думал, что это интернат или ещё что в таком духе. Блеснувшая под фонарём табличка разнесла догадки в пыль. «Детская психиатрическая лечебница имени…» — дочитать он не успел, потому что ворота отворились, и санитары поволокли его внутрь. Теперь уж Рамси испугался не на шутку. Пробовал вырваться, но куда там. Даже дыхание сбилось, так ему стало плохо. Рамси дёрнулся ещё раз, но железная хватка санитаров только усилилась. И сколько бы он не упирался, всё равно оказался внутри. Когда тяжёлые двери больницы захлопнулись, Рамси понял, что это конец — абсолютный крах и полный провал. Как-то резко почувствовал себя уставшим и обессиленным, и даже вовсе не сопротивлялся, когда заставили раздеться и забрали все вещи. И телефон и даже амулет Сказки. Вокруг сновали люди в белых халатах и все чего-то хотели от него. Рамси не хотел ничего вовсе. Санитары помогли переодеться в больничную пижаму, привели в кабинет и усадили на стул. Рамси сжал кулаки и глядел в пол. Хотел дотронуться до счастливого амулета, но проведя рукой по горлу, понял, что кожаного шнурка нет. Вспомнил, что амулет отобрали. Тётка за столом о чём-то спрашивала. Голос её звучал громко и чётко, но Рамси совсем ничего не понимал. Его трясло от страха, как в детстве, и он мог лишь мотать головой и пытаться представить, что находится сейчас в другом месте. Ужас буквально парализовал — оказаться в психушке было ещё хуже, чем в подвале. Рамси хотел спросить, что он сделал и почему его сюда привезли, но не мог даже поднять глаза и взглянуть на врача. Время, что он провёл в кабинете, казалось вечностью. Врач так и не смогла добиться от него каких-либо ответов или вообще, любых слов. — Ты понимаешь, где находишься? — спросила она, облокотившись на стол. Рамси покачал головой. Хотел сказать: «да», но почему-то не смог заставить себя вытолкнуть хоть слово. Говорить с ней было страшно, казалось, что этим он лишь усугубит ситуацию. На самом деле в тот момент он не думал ни о чём, а лишь ощущал всепоглощающий ужас и бессилие. Словно тонул в тёмной воде, и тяжёлые волны паники захлёстывали одна за другой, затягивая в пучину безысходности. Врач изучала его задумчивым взглядом, поправила очки на носу и начала что-то быстро писать. Потом пришёл санитар, и увёл его в палату. Рамси всё ещё пребывал в прострации и послушно переставлял ноги, пока санитар тянул его за локоть. Первая палата производила неизгладимое впечатление. Такое, что захотелось просто разбить окно и выпрыгнуть наружу, несмотря на второй этаж. Но на окнах были решётки. — Располагайся, — санитар указал подбородком на крайнюю слева кровать. Отошёл и пару минут спустя вернулся с постельным бельём, сам заправить постель. Рамси так и стоял в ступоре, пока он не усадил его на койку. Санитар ушёл, а дверь осталась открытой. Там в коридоре находилась вторая палата и пост медсестры, а ещё туалет и душ. Дальше пути не было — двери запирались на ключ. Некоторое время Рамси просто лежал, отвернувшись к стене. Пожалуй, облупившаяся краска была приятнее вида соседей по палате. Их оказалось пятеро и большинство из них производили очень много шума. Скакали и визжали как бешеные обезьяны, кидались подушками и прыгали по кроватям. Бесновались, словно дикие звери. А у него так болела голова. Как он узнал позже, первую палату, куда поступали все новички, так и называли: «зоопарк». От этого дикого шума Рамси почувствовал себя совсем плохо. Он уставал от людей, даже от близких, а что уж говорить о посторонних. Самое ужасное, что в этом месте совершенно невозможно было остаться в одиночестве. Это буквально заставляло задыхаться. Рамси перевернулся и поглядел на своих соседей. Тем троим, что скакали по кроватям, было от десяти до тринадцати лет. Какой-то парень на дальней койке казался чуть старше него. Он сидел, глядя перед собой, и раскачивался на кровати, по подбородку текла слюна. Рамси брезгливо поморщился и перевёл взгляд на последнего обитателя «зоопарка», который как раз приблизился к нему. Сутулый, светловолосый парнишка лет четырнадцати: худой и дёрганный. Он почему-то всё время улыбался, словно в этом месте находилось чему радоваться. — Привет! Меня зовут Винни, как Винни Пух, — истерично рассмеялся мальчишка и протянул руку. — Давай дружить, — тут же предложил он. — А давай… ты пойдёшь на хуй, — предложил в свою очередь Рамси, вставая с кровати и отодвигая мальчишку с дороги. Не хватало ещё заводить друзей в психушке. Винни, похоже, растерялся, а потом снова заулыбался во весь рот. — Ты ещё передумаешь, — крикнул он вслед. Рамси вышел в коридор. Бесцельно бродил от двери к окну, надеясь хоть немного сменить обстановку. В этой палате действительно было страшно и противно. Хотелось побыть одному и привести в порядок мысли, придумать какой-нибудь обнадёживающий план. В конце концов, медсестра стала как-то подозрительно на него поглядывать, и Рамси решил от греха подальше свалить в уборную. Оказалось, что и здесь он был «под присмотром». Дверь в туалет не запиралась, спасибо и на том, что у кабинок она хотя бы присутствовала, хоть и без защёлки. Больше всего удивляла чистота помещения: никаких расписанных стен и грязных луж на полу. Плитка буквально сверкала, а от запаха хлорки подташнивало. Рамси наклонился к раковине и умылся, хотел поглядеть на себя в зеркало, но его почему-то не наблюдалось. Странно. Он огляделся, но нигде не нашёл ничего похожего. Под потолком находилось маленькое окошко. Оно тоже было зарешечено, хотя туда разве что кошка могла проскользнуть. Когда Рамси вернулся в палату, Винни снова пристал к нему со своим предложением дружбы. — Ещё раз подойдёшь ко мне, я тебе зубы вышибу, придурок дёрганный! — заявил Рамси, оттолкнув его в сторону. Винни остановился в двух шагах и заулыбался, принялся кивать головой как китайский болванчик. Рамси вновь отвернулся к стене. Совсем скоро объявили отбой и потушили свет в палате. Все эти «бешеные обезьяны» разбрелись по своим койкам. Кажется, даже уснули. А вот Рамси всё ворочался и вздыхал, сжимая в руках противную мягкую подушку. Сон никак не шёл. Надо выбираться и как можно скорее. Он хотел выйти в коридор, но дежурная медсестра загнала в палату, сказала, что ночью надо спать, а не таскаться по больнице. Наконец удалось заснуть. Он снова увидел отца. Тот осуждающе качал головой, и говорил, какой же Рамси бестолковый и дурной. «Забери меня, пожалуйста! Папа, забери меня домой», — кажется, это Рамси пробормотал вслух. Однако отец оказался глух к его мольбам. Сказал лишь, что предупреждал, и что Рамси сам во всём виноват. На этом сон оборвался, а новое утро принесло только тоску и страх.11. Крах
3 ноября 2017 г. в 21:18
Лавина вопросов обрушилась на него: дурацких, нелепых, бессмысленных и очень навязчивых. Бесконечных. Стул оказался неудобным пластиковым монстром с негнущейся жёсткой спинкой, потому Рамси сидел, сгорбившись и сцепив руки в замок. На замызганном грязно-жёлтом линолеуме не нашлось трещин, на которые можно было отвлечься.
За составленными в ряд столами расположились трое врачей. Толстый мужик за полтинник и две какие-то невзрачные бабёнки. Рамси не приглядывался к ним — белые халаты делали их всех одинаковыми.
Он уже пять дней находился в больнице, и время, казалось, застыло. Белый мир окружал его, и круг становился всё теснее с каждым днём. Здесь буквально не хватало воздуха и ярких красок, движения, разнообразия и музыки. Тишина угнетала, неизвестность вселяла страх.
Рамси не хотел стать частью белого мира, а мечтал только о том, чтобы выбраться на волю. Но ничего не происходило. Он почти всё время был заперт в палате, даже на улицу его не выпускали. Рамси мог лишь глядеть в окно, да прогуливаться по больничным коридорам, скучать и гадать, что же будет дальше.
Этот день не задался с самого утра. Ночью мучили кошмары, а наутро разболелась голова. Он чувствовал себя больным и разбитым, и ужасно злым. Всё подряд раздражало и выводило из себя. Безумно хотелось курить, но сигареты, которые принёс Теон, закончились ещё вчера.
Было душно. Рамси открыл окно, но легче почему-то не стало. Пришла старуха-санитарка: ворчала, что устроил сквозняк. Он послал её куда подальше и лёг на кровать, уставившись в потолок.
Не было возможности даже вырезать поделки, чтобы успокоить нервы: нож отобрали ещё в первый день. Единственное, что радовало — это телефон. Он мог писать смски Теону, мог даже звонить.
Теон навещал дважды: принёс сигарету, зарядку и конфеты, которые потом растаяли от на солнце и прилипли к подоконнику. Сменную одежду и прочие необходимые вещи дали в больнице. Он ведь считался приютским ребёнком, которого не навещают родственники. Его судьбу уже решили. Вот только почему же до сих пор держали здесь?
С Теоном они всё больше молчали. Друг пытался развеселить, вот только Рамси его и вовсе будто не слышал. Но то, что он не один хоть чуть-чуть, да подбадривало.
Рамси спрашивал у очкастого доктора, когда его выпустят, но внятного ответа так и не добился. И вот сегодня вызвали на какую-то врачебную комиссию сразу после завтрака.
Когда закрылась дверь за медсестрой, и три пары глаз уставились на него, Рамси сразу почувствовал себя неуютно. Ему предложили сесть, а потом начался этот допрос. Сначала хотели выяснить как его зовут и сколько ему лет. Странно, словно сами этого не знали.
— Тебе нравится учиться в школе? — спросила одна из тёток за столом.
— Сейчас каникулы, — недовольно буркнул Рамси.
— Хорошо, если каникулы, то какое сейчас время года? — это уже другая докторша.
Рамси усмехнулся, покачал головой, словно задумался.
— Зима, наверное, не знаю, — верно, они принимают его за идиота.
Врачи о чём-то пошептались. Он не слышал — сидел слишком далеко.
— Скажи, что общего у стакана и яблока? — зачем-то поинтересовался доктор, седой усатый мужик с пухлым лицом.
Рамси пожал плечами.
— В стакан можно что-нибудь налить — водку, например. А в яблоке может жить червяк — внутри, — пояснил он, активно жестикулируя. К чему эти тупые вопросы?
После этого ответа между врачами завязалась оживлённая дискуссия.
Тётка слева спросила:
— Где ты находишься, по-твоему?
Рамси скривил губы. Огляделся по сторонам и встал со стула.
— В цирке. Вот только клоуны не смешные. Вы мне надоели, — заявил он.
— Сядь на место, пожалуйста, — попросил доктор.
Рамси решил, что раз он уселся по центру, то, видимо, главный. Улыбнулся и хотел выйти за дверь. Но… Стоило обернуться, как перед ним предстал старый знакомый. Белый Медведь. Наверное, если бы Рамси протянул руку, то смог бы коснуться его шкуры.
«Интересно какая она на ощупь: мягкая или жёсткая?» — это было последней связной мыслью. Медведь оскалился и заиграл марш — в этот раз весёлый — цирковой.
Рамси застыл, протянув к нему руку, а потом отступил назад. Доктор что-то говорил, кажется, просил вернуться на место, хотел, чтобы он нарисовал ему какой-то рисунок. Часы, вроде. Рамси уже не слышал. Запустил в Медведя стулом. А как же иначе, он загородил дверь, а на свободу хотелось отчаянно. Подальше от этих идиотских вопросов и изучающих взглядов.
Дальше… Дальше он разгромил всё, что попалось под руку. Цветочные горшки мигом слетели с подоконника, усеяли пол землёй и глиняными черепками. Вся канцелярская требуха со столов отправилась следом.
Бумаги украсили комнату, словно опавшие листья. В окно Рамси запустил стул. Не пластиковый, а тот, что с железными ножками. Звон разбитого стекла немного заглушил барабанную дробь. Это было красиво, как снегопад, как разломанные на части льдинки в застывших лужах. Это оказалось последним, что он запомнил. А ещё то, как рычал Белый Медведь. «Он так смеётся», — догадался Рамси.