Если бы не травы

             Удивительно, как незаметно можно привыкнуть к человеку, если постоянно с ним общаться. Начать его понимать, даже если раньше не получалось, и больше не захотеть с ним расставаться. Особенно удивительно, что такое произошло и со мной.       Так и повелось. Сразу после школы я шёл к мистеру Снейпу, где часа два-три усердно помогал ему с подготовкой трав, мазей, настоев и тому подобного и при этом всегда выслушивал занимательную лекцию о том, с чем сейчас работали. Профессор поощрял вопросы и обязательно подробно отвечал на каждый. Если раньше, проявив интерес к рассказу, я удостаивался настороженного взгляда, а в голосе начинали проскальзывать недоверчивые нотки, то через неделю Снейп уже с удовольствием разговаривал со мной обо всём, связанном с работой.       Мне всё чаще хотелось законспектировать его речи, чтобы не забыть ни слова — так заинтересовало рассказываемое мистером Снейпом. Причём он всегда, говоря о чём бы то ни было, объяснял и механизм действия, а не только когда и как собирать, как приготовить да при каких болезнях использовать. Настолько глубокие познания восхищали и завораживали. Я всё больше убеждался в том, что Снейп — очень образованный человек, а его научный подход ко всему — не просто так. Ну не походил он на других гомеопатов, с которыми приходилось сталкиваться из-за тётушки. Те только выдавали травки да как применять советовали — и всё. Любой вопрос в штыки воспринимали: мол, тайны знахарства выведать хотите, не позволим. Хотя я подозревал, что чаще всего они просто не знали ответов и поэтому уходили в глухую оборону под названием паранойя.       И я оказался прав: мистер Снейп был профессором. Он не только в прошлом обучался химии, биологии и медицине, но и некоторое время даже преподавал там, где учился. Химию. И только потом встретил мастера-травника, обучившего новой профессии, когда он больше не мог преподавать. Снейп неохотно поведал об этом в один из дней, когда я наконец осмелился спросить о его прошлом. Ну надо же! Моё и так высокое мнение о мистере Снейпе возросло до небывалых высот. Правда, не завидовал я его ученикам — уж очень сложный характер был у профессора, и если со студентами он вёл себя так же, как с заказчиками (а я уже успел поприсутствовать при беседе с парочкой, заходивших к нему домой), то жизнь учащихся явно была не сахар. Хотя донести материал профессор умел. В этом я убедился на собственном опыте, слушая лекции по травам. Да и в учёбе он время от времени помогал, когда замечал, что какая-то тема даётся мне с трудом. С его объяснениями всё сразу становилось таким лёгким, и оставалось только удивляться, почему до меня раньше не доходило.       С каждым днём я всё больше узнавал мистера Снейпа и, что удивительно, всё больше привязывался к нему. Да, язвительный, грубый, со сложным, порой невыносимым характером, с наплевательским отношением ко мнению других людей, но зато всегда верный себе и своим принципам, умён, начитан, умеет, если захочет, интересно рассказывать и объяснять, может прийти на помощь, если посчитает это необходимым. Деликатности от Снейпа не дождаться, но, если получится абстрагироваться, то у него многому можно научиться. Интересная, неординарная личность, которая притягивала меня, как магнит.       Недели через две я перестал стесняться и после работы мог изучать учебник, лёжа на полу почти в ногах профессора, в очередной раз что-то набирающего на ноутбуке. Да, мне нравилось читать, лёжа на животе, опираясь на локти и держа книгу перед глазами: привычка, оставшаяся от ночных бдений.       В первый раз, когда я поступил так, мистер Снейп удивлённо выгнул бровь, но ничего не сказал, хоть, думаю, у него бы нашлось немало «лестного» на сей счёт. Я же не сразу понял, почему он так выразительно смотрит, и только через пару минут до меня дошло, что, зачитавшись, я сполз с кресла на полосатый коврик и растёкся по нему в привычной для меня позе. Покраснев, я уставился в учебник, делая вид, что полностью погружён в главу про состав почв горных областей, хоть на самом деле старался решить, как стоит дальше себя вести. Вскочить, извиниться и сесть на кресло как ни в чём не бывало? Спросить разрешения валяться на полу? Глупо. Я решил, раз меня сразу не поставили на место, игнорировать случившееся и продолжил читать так, как было удобно: лёжа. Всё-таки, если Снейпу не нравится, он обязательно высказывается, а раз промолчал, то и не стоит переживать.       Видимо, это оказалось правильным решением, потому что в следующий раз, когда я поднял глаза на профессора, тот уже снова уткнулся в экран, только вот уголки его губ слегка подрагивали, словно он старался сдержать улыбку. Когда же я закончил и поднялся с пола, Снейп фыркнул и насмешливо предупредил:       — Если простынете или отлежите что, лечить не буду. Сами на сквозняке да на твёрдом устроились.       — Не беспокойтесь, мне привычно, — отозвался я, пытаясь, в свою очередь, скрыть улыбку. Мне-то было понятно, что профессор просто переживает за меня и, если что случится, первым же придёт на помощь. — Принести чая? — вдруг вырвалось у меня. Конечно, хозяйничать в чужом доме не принято, но ведь Снейп сам до этого говорил, что кухня в моём распоряжении.       — Не откажусь, — улыбнулся уголками губ профессор, тут же снова погружаясь в работу.       Я же, заваривая чай, подумал, что не видел, чтобы мистер Снейп ел сегодня, и решил на свой страх и риск ещё и бутербродов сделать. Профессор словно бы и не заметил, что рядом с ним появилось ещё что-то, кроме кружки, но, когда я подошёл убрать со стола, тарелка оказалась пуста. Это заставило улыбнуться. Правильно, нечего голодать.       С этого дня так и повелось. Перед тем, как пойти домой, я обязательно что-нибудь готовил, и мистер Снейп съедал всё до последней крошки. Почему-то такое его поведение заставляло улыбаться, на душе каждый раз становилось тепло, а сердце чуть убыстряло бег. Было чертовски приятно осознавать, что твою заботу принимают, хоть и делают вид, что равнодушны. Мог ведь высмеять моё стремление накормить, но почему-то не сделал этого.       Профессор тоже постепенно оттаивал. Если в первые дни встречал меня при полном параде, то теперь уже мог и пару пуговиц на рубашке оставить расстёгнутыми, и даже босиком показаться. Меня это одновременно радовало и... почему-то смущало.       В первый раз я заметил, что профессор без носков, когда снова, по своей привычке, валялся с учебником на полу гостиной, повторяя интегралы. Тема была довольно проста, потому не требовала к себе пристального внимания, и оно постоянно рассеивалось. Вот и выхватил мой взгляд голые аккуратные ступни профессора, изящные щиколотки, узловатые, тонкие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. Меня словно молния поразила. Не знаю, как долго таращился, пока, наконец, смог отвести взгляд. Почему-то хотелось смотреть на них и смотреть. А ещё захотелось прикоснуться. Так сильно, что аж пальцы словно иголками закололо. Огромным усилием воли я приказал себе больше не коситься на столь притягательные отчего-то стопы и продолжить подготовку к экзаменам. Но именно с этого момента всё и изменилось.       Нет, не так. Внешне всё осталось по-прежнему, но вот моё отношение к происходящему... Если раньше пара расстёгнутых пуговиц вызывала улыбку и мысли о доверии, то теперь стало бросать в жар. Особенно если ворот расстёгнутой рубашки позволял увидеть ключицу: тонкую, острую и словно умоляющую о прикосновении. Неудивительно, что я, чтобы хоть немного остыть, стал сбрасывать с себя тёплые свитера да перестал носить рубашки с длинными рукавами, всё чаще щеголяя перед профессором в лёгких просторных футболках, бывшими, конечно же, на пару размеров больше необходимого (не мне ж покупались, обноски Дадли). Они постоянно норовили сползти с плеча и их приходилось поправлять, что тоже не добавляло уверенности в себе. Наверно, потому я всё чаще ловил на себе задумчивый и какой-то немного рассеянный взгляд тёмных, почти чёрных глаз профессора. Правда, больше ничего необычного не происходило. Ну смотрел и смотрел, что ж в этом такого?       Так я думал, пока однажды, когда мистер Снейп сидел рядом и объяснял мне основы генетики, случайно не задел его и не ощутил тут же слегка сбившееся дыхание и участившийся пульс, а подняв глаза, не столкнулся с расширенными, почти во всю радужку, зрачками. После того, что увидел, показалось естественным, единственно правильным просто податься вперёд и поцеловать. В губы. Как ни в чём не бывало. И Снейп так же просто ответил на поцелуй. В прикосновении губ не было страсти, но и неуверенности тоже. Обычно, спокойно, размеренно, словно и не в первый раз вовсе.       Удивительно, но я не испытал ни шока от случившегося, ни мук и угрызений совести, даже никаких вопросов к себе не возникло. Я вдруг осознал, что это — единственно верное развитие событий, именно к этому всё и шло. С первой встречи, с первого взгляда, с первого нашего разговора. Слишком увлёкся, позволил так далеко зайти и ни капли не жалел об этом, что удивительно.       — Что теперь? — оторвавшись от таких притягательных губ, только и смог произнести я. — Мы теперь вместе?       — А ты этого хочешь? — тихо спросил Снейп, не открывая глаз.       — Да, — уверенно прошептал я в его губы и снова завладел ими, целуя теперь уже яростно и страстно, сминая, покусывая, провоцируя, и Северус откликнулся, начиная борьбу за право вести, завладевать, проникать на чужую территорию и изучать столь сладкую и желанную добычу.       Правда, дальше поцелуев мы не зашли. Мистер Снейп решительно отказался продолжать, пока мне не исполнится восемнадцать, а ещё наказал подумать, чего я на самом деле хочу, что для меня значат эти поцелуи и к какой близости я стремлюсь.       — Мне не двадцать и даже не тридцать, у меня нет ни времени, ни желания экспериментировать, — отрывисто бросил Снейп. — Потому, если считаешь, что не готов, лучше не начинать.       Я не стал спорить, потому что, действительно, всё случилось спонтанно, и я не до конца ещё разобрался в себе. Правда, точно знал, что не хочу потерять этого человека, что хочу быть рядом, но вот в качестве кого? Люблю ли? Готов ли к большему? Готов ли связать свою жизнь с мистером Снейпом?       Вернувшись домой, в этот день я так и не смог уснуть. Всего три недели прошло с момента, когда стал работать с профессором. Мало, слишком мало времени, чтобы судить, но достаточно, чтобы понять: я успел привязаться как ни к кому другому и не хочу расставаться. Представив, что Снейп вдруг уедет и я никогда с ним больше не увижусь, я задохнулся от боли. Даже от того, что осталась всего неделя отработок, ныло сердце. Да, конечно, Снейп останется жить в городе, можно будет видеться, перекидываться парой слов в парке и даже, если позволит, приходить в гости, но это уже будет совсем не то! К тому же тётушка не даст бездельничать, так что будет мало свободного времени.       Нет, так не хотелось. Хотелось прилипнуть и постоянно находиться рядом. Помогать, слушать его наставления, видеть едва заметную улыбку и прикасаться. Хотелось стать как можно ближе к этому замкнутому нелюдимому человеку. И как это сделать, я пока не представлял. Знал только, что отвечу, если профессор снова спросит, чего хочу от отношений. И ответ мой был бы прост: всего.