Чувства не логичны. Опасен тот человек, который логически обосновывает свои эмоции. — Дэвид Боренштейн
День: 17
Лайт ни за что бы себе в этом не признался, но он был напуган. Что, конечно, было совершенно иррационально. Он будет говорить с Акитоши по компьютеру — за мили от его камеры. Вообще-то, говорить будет даже не он — он был нужен лишь для разговора с жертвами, а насильника допрашивать будет Эл. Лайт будет наблюдать и выдвигать свои идеи и предложения, ничего больше. Лайт будет находиться далеко, далеко от него. И все-таки крошечной части Лайта казалось, что этот человек протянет руки сквозь экран и схватит его. Это было так глупо. Тем утром Лайт долго принимал душ. Он отчаянно тер и мыл свое тело, но мысли продолжали наводнять его разум, опутывая страхом и сомнением. Он так усиленно себя драил, что ногтями прорвал мочалку и ободрал кожу, в некоторых местах расцарапав до крови. Поток воды смыл красные капли до того, как Лайт заметил. Он продолжал тереть себя мочалкой, что теперь стало для него почти обязательной процедурой, и просто мечтал о том, чтобы все закончилось. Даже несмотря на обжигающе горячую воду, что струилась вниз по его телу, он дрожал, пока воспоминание о той ночи заевшей пластинкой продолжало крутиться в его голове. Толчок. Руки. «Нет!» Холод. Боль. «Ааааа!» Толчок. Руки. «Нет!» Холод. Боль. «Ааааа!» Толчок. Руки. «Нет!» Холод. Боль. «Ааааа!» Толчок. Руки. «Нет!» Холод. Боль. «Ааааа!» Нет-нет-нет-нет-нет, Лайт не допустит, чтобы это его поглотило — он решил это в тот самый день, когда все случилось. Он не позволит этому человеку сломить его дух, ни за что. Он ведь был сильнее, так ведь? Он еще недавно должен был стать Богом. Мог ли он так низко пасть? Неужели теперь он был всего лишь человеком? Или, может, он всегда был просто человеком, но отказывался это увидеть? Толчок. Руки. «Нет!» Холод. Боль. «Ааааа!» — Проклятье, проклятье, проклятье! — шептал Лайт хрипло, лупя кулаком по влажной, скользкой плитке. Ну почему, почему, почему, почему? Час спустя он сидел на диване, а Эл — рядом с ним, глядя в монитор и ожидая, пока приведут Акитоши. Лайт успокоил себя — с его стороны было крайне нелогично и глупо так паниковать. Что могло случиться? Да ничего не могло. Ничего. Потому что у Акитоши, в отличие от Киры, не было власти — во всяком случае, не теперь. Лайт смотрел, как в комнату допросов приводят Акитоши; следом за ним шел лысый пожилой человек с брюшком, одетый в смокинг. Его адвокат, догадался Лайт. Насильник был не выбрит, его подбородок облепила щетина. У него были темные проницательные глаза, и Лайт с удивлением обнаружил, что не видит в них жестокости. Казалось, ситуация его забавляла. Он вперил взгляд прямо в камеру и захохотал. — Я польщен, — произнес он с радостной улыбкой. — Неужели сам великий L заинтересовался таким жалким старпером, как я? Я все думал, сколько вам понадобится времени, чтобы меня найти. У него был глубокий, грубоватый голос. Лайт не мог отвести от него взгляда, пытаясь впитать в себя все — каждую мелочь. Его походка была мягкой и неслышной, тяжелые туфли не производили почти никакого шума при ходьбе — наверное, поэтому так трудно было услышать, как он подкрадывается сзади. Лайт с трудом удержался от гримасы. — Я — L, — ответил Рюдзаки. — Вы признаетесь в совершенных преступлениях? — В каких еще преступлениях? — переспросил игриво Акитоши, кривя губы в жутковатой улыбке. — В четырех изнасилованиях — возможно, и больше, — отозвался Эл, чуть оттопырив нижнюю губу кончиком большого пальца. — Вы признаетесь? — Ахахахаха! — Акитоши запрокинул голову, и когда он в следующий раз взглянул в монитор, в его глазах сиял нездоровый блеск: — С чего бы мне признаваться? — Потому что вы виновны, — вежливо ответил Эл. — Что, правда?! — спросил он с шутливым удивлением. — А доказательства у вас есть? — Да, образец вашего ДНК совпадает с тем, что был взят у Тсунесабуро, вы совершили попытку изнасилования офицера полиции, и у нас есть показания свидетелей, — невозмутимо перечислил Эл чуть ли не скучающим тоном. — Полагаю, этого будет достаточно, чтобы вас убедить. Акитоши поморщился. — Даже не знаю. — О, вы узнаете, — заверил его Эл. — Все улики свидетельствуют против вас. Вас несомненно посадят в тюрьму. — Да я не понимаю, почему вы раздуваете из мухи слона, — фыркнул Акитоши, вдруг разозлившись. — Я ведь просто развлекался! Лайт закусил щеку изнутри, сдерживая комментарий. Развлекался?! — Вы нарушили закон и причинили вред многим невинным людям, — ответил Рюдзаки этому явному эгоисту. — Я буду настаивать на смертной казни. Желаю удачи в суде. Эл уже потянулся к кнопке выключения, как вдруг Акитоши крикнул: — Нет, нет! Стойте! — Его адвокат наклонился и прошептал ему что-то в ухо, на что тот кивнул. Эл ждал. — Я… чего вы от меня хотите? — Я хочу, чтобы вы признали себя виновным, — ответил Эл. — И описали каждую жертву из тех, кого мы пока не обнаружили. — Чего? Да вы что, смеетесь?! У меня их было семь штук! — зло выкрикнул Акитоши. И тогда Лайт все понял. Акитоши с этим его больным, извращенным мозгом все это казалось просто игрой. У него не было комплекса власти, он не подвергался унижениям со стороны члена семьи — нет, он просто был до жути незрелым. Даже больным. Ему и в голову не приходило, что именно он делает с жертвами — он поступал так просто потому, что хотел. Другие люди были лишь массовкой в спектакле его жизни. Для него никто не имел значения. Он словно… играл в видеоигру. Отвратительную, ломающую жизни, мерзкую игру, в которой начал с первого уровня (Иори) и дошел до последнего (Коори); Лайту же не посчастливилось стать одним из уровней в этой игре. Этот Акитоши был богатым избалованным ребенком, всегда получавшим то, что хотел, и его больной мозг поверил, будто он один имеет значение. — Вы в любом случае получите пожизненный срок, Акитоши-сан, — спокойно объяснил ему Эл, даже не жуя свою любимую часть тела. — Если вы сделаете то, о чем я попросил, я не стану настаивать на смертной казни. Если нет, я позабочусь о том, чтобы вы получили по заслугам. — Эм… гх… — У Акитоши сделался такой вид, будто он страдает запором, а потом он вдруг выпалил: — Я не хочу умирать, ублюдок! Это ведь была просто сраная игра, понимаешь?! — Вы заблуждаетесь, — ответил Эл, сверля свирепым взглядом огромных глаз экран; Лайт все так же витал в своих мыслях. — Я не позволю вам уйти от наказания, сославшись на умственное расстройство. Вы предоставите подробное описание всех своих жертв, а я позволю вам провести остаток жизни в тюрьме. Если нет, меньше чем через неделю вы окажетесь на электрическом стуле. — Вы не можете! — Могу, — не согласился Эл. Акитоши поглядел на своего адвоката в поисках защиты — мужчина снова наклонился и что-то ему зашептал. Глаза Акитоши расширились, ноздри затрепетали, и он удрученно поник на стуле. Лайту понравилось выражение его лица — то же лицо у него было той ночью. Он задался вопросом, что хуже — преступник, который знает, что причиняет людям боль, и плюет на это, или преступник, который даже об этом не задумывается. — Ладно, — сказал, наконец, Акитоши — с побелевшим, безумным лицом. На лбу его выступил пот; он был зол, что проиграл в споре. — Я приведу художника, — предложил адвокат. — Да, было бы отлично. — К завтрашнему дню мы подготовим для вас портреты, — сообщил адвокат. Акитоши вывели из комнаты, а Лайт остался смотреть на пустующий стол в пустующей камере. Внезапно — увидев того, кто убил в нем жизнь, — Лайт ощутил смертельную усталость, а едва Эл выключил компьютер, он вдруг понял, что ни разу и рта не раскрыл. Пока Эл разговаривал с преступником, он сидел и совсем ничего не предпринял! Лишь смотрел на Акитоши, погруженный в какое-то мерзкое состояние оцепенения, а теперь было слишком поздно что-то делать. Лайту захотелось ударить себя. Его бесила мысль, что он ничего не сказал. Не попытался задать вопросы, которые задавал днем раньше. Почему Лайт? Конечно, он не мог спросить об этом. Его мозг отказывался думать — для него все еще было шоком видеть того, кто его изнасиловал. А Рюдзаки еще и сделку ему предложил? Он ожидал увидеть кого-то более жестокого — истинного злодея, которому нравилось унижать людей и который из злого умысла бросил его на землю и изнасиловал, — а не какого-то психа, решившего, что это лишь игра. Не кого-то, кто изнасиловал его лишь потому, что таким было правило в его больной грязной игре. Несколько часов спустя Лайт вернулся в спальню и свернулся калачиком под одеялом, ощущая во всем теле странный холод. Его длинные пальцы вцепились в покрывало, плотнее прижимая к себе и не отпуская тепло, но он все равно дрожал. Ему снился тот же кошмар, что и всегда — где он был в темной комнате вместе с этим чертовым голосом. Он помогал ему? Мучал его? Он все еще был не уверен, потому что не мог понять, было ли это резкое «БЕРЕГИСЬ!» угрозой или предупреждением. Лайт, как и всегда, проснулся, судорожно ловя ртом воздух, прежде чем снова повалиться на кровать. Завтра он столкнется с Акитоши. Он не станет отсиживаться и не позволит Эл взять руководство на себя. Да. Завтра все и случится.День: 18
Следующим утром Лайт в очередной раз принял душ — на этот раз значительно короче, чем предыдущим днем. Сегодня он был в норме. Сегодня он был лишь детективом, которому предстояло допросить преступника. Он не был Ягами Лайтом, не был жертвой изнасилования. Он просто был собой — не включая кошмары и мерзкие воспоминания. Лайт ничего не ел и не пил. Он боялся, что его стошнит. Эл, однако, съел довольно большой кусок шоколадного торта с большим количеством глазури. Рюдзаки ел медленно, как обычно тщательно пережевывая каждый кусочек, и от одной мысли об этом приторном вкусе желудок Лайта сжимался в болезненный узел. Он отвернулся и начал перечитывать данные об Акитоши. Он стиснул челюсти и сузил глаза, чтобы ни одна эмоция на его лице не проскользнула. К его большому облегчению, когда он лег спать во второй раз, ему почти ничего не приснилось. Сон с комнатой бесил его, но он был не таким ужасным, как тот, в котором он видел сцену с изнасилованием. Впрочем, он ненавидел оба и мечтал, чтобы его сны вновь стали такими же безмятежными, как и раньше — в которых он правил бы своей прекрасной утопией. Когда-то он стремился к этому, но теперь все казалось таким далеким... Лайт перелистнул страницу, но неправильно схватился за уголок и порезал палец. Он зашипел от боли; Эл, услышав этот звук, тут же оторвался от своего ненаглядного торта, который занимал его внимание последние десять минут, и взглянул на Лайта. Взгляд темных глаз скользнул по ладони вверх к кончику пораненного пальца, где уже собиралась капля крови. Губы Лайта сжались в тонкую недовольную линию. Нахмурившись, он открыл рот и сунул в него мизинец, ссасывая кровь. Он попытался сгладить языком небольшой порез — как-то приглушить это жжение, пока оно не превратилось в слабую пульсацию. Эл был вынужден задаться вопросом, почему его внимание привлекло подобное действие, когда прямо перед ним лежал кусок восхитительного торта. Едва эта мысль пронеслась в его голове, как Лайт отнял палец от губ и уже осторожнее перевернул страницу, возвращаясь к чтению. Эл вновь обратил внимание на торт. Через 2 часа, 13 минут и 22 секунды им поступил звонок — было около трех часов дня. Эл нажал на кнопку, а Лайт отодвинул бумаги в сторону, с интересом наклоняясь к компьютеру. На экране возникло четкое изображение Акитоши и его адвоката — они сидели за тем же столом, что и день назад, в комнате для допроса. Руки Акитоши были скрещены на груди, и он не смотрел в камеру — словно капризный ребенок, который не смог сделать по-своему. Адвокат махнул рукой, показывая в левой руке три листка. — Вот они, — сказал он, поднимая одно изображение. Лайт чуть не побледнел. Он не думал… он не думал, что этот человек в самом деле помнит, как выглядели его жертвы! Он ведь едва смотрел на них, так? Насколько точны были эти картинки? — Это третья женщина, которую он изнасиловал. — Горячая штучка, — вспомнил Акитоши. — Она пыталась вырваться, но в конце концов я победил. Ну еще бы. Забавно, как лучшие воспоминания одного были худшими воспоминаниями семерых других. Рюдзаки нажал на кнопку. — Покажите, пожалуйста, следующее изображение. — Следующий — первый мужчина среди изнасилованных моим клиентом, — сказал адвокат, показывая картинку камере. На ней был мальчик — лет шестнадцати, маленький и тощий. Акитоши растянул губы в легкой улыбке, вспоминая. — Я его помню. Его так легко было держать — житель восточного района, если не ошибаюсь. Светлые волосы, голубые глаза, акцент. У Лайта скрутило живот, но его обычно ясный мозг почему-то отказывался думать о чем-то кроме тех картинок, которые показывал ему Акитоши. Как правило, ему удавалось думать о нескольких вещах одновременно и просчитывать сто шагов наперед, но в тот момент в его голове сидел лишь мальчик, изображенный на картинке — его большие грустные глаза. То, что он не заявил в полицию и, скорее всего, не рассказал родителям. Возможно, он даже решил, что это его вина, и застыдился. Лайт забыл, что собирался принять участие в разговоре. Он пытался думать, но его мозг отказывался соображать. Что-то было не так. Очень сильно не так, но он никак не мог понять, что именно — его разум словно оцепенел. — Ясно, — отозвался Эл, кивнув своим мыслям. — Следующее, пожалуйста. — О, а вот он был классным. — Акитоши широко ухмыльнулся. — Такой красивый — шел в этих своих идеальных шмотках… Я его как увидел, сразу понял, что он будет прекрасен. У него был такой вид, будто он и сам так думает — будто он считает себя лучше всех остальных. — Акитоши расхохотался. — Ахахахаха! Я ему показал! Разум Лайта тут же оттаял. Нет. Нет. Нетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнетнет! Как можно было быть таким гребаным идиотом?! Это его фотографию Акитоши вот-вот покажет — его! И Рюдзаки узнает! Как же он этого не предвидел? Да что на него нашло такое, что он словно окаменел и не смог предугадать последствия? Неужели страх был настолько огромен, что парализовал Лайта и сделал его равнодушным к тому факту, что это был его портрет и что Эл его узнает? Тело Лайта прошила паника, и его охватило некое новое чувство — чувство полнейшей и абсолютной неподготовленности к чему-то. Он затаил дыхание, испугавшись, что в противном случае начнет задыхаться. Представитель закона поднял последнюю картинку… … и Лайт тут же встал. — Мне нужно в туалет. Не успел Эл попросить его потерпеть, потому что адвокат собирался показать нечто очень важное, как он уже исчез. Глаз Эл нервно дернулся, но он снова устремил взгляд в экран. И тогда его огромные черные глаза сделались еще больше. Именно в тот момент все части пазла начали сходиться воедино. Этот юноша на картинке… он был так похож на Лайта, что Эл стало жутко. А если и был кто-то, кто так походил на идеального Ягами Лайта, подумал Эл, то вероятность того, что кто-то еще был в том же районе, что и Лайт, 12 мая, была крайне мала… Кошмары. Ночные ужасы. Постоянный душ. Потеря аппетита. Различные нарушения сна. Реакция на тот факт, что был изнасилован мужчина. Непонятно откуда взявшийся синяк на пояснице. Это… было слишком очевидно. Эл проявил невероятную глупость, лишь сейчас осознав тот факт, что причиной признания Киры могло послужить нечто вроде… изнасилования. Нет, неправда. Где-то в дальнем уголке его сознания сразу возникла такая мысль, но он тут же ее отбросил. Речь ведь шла о Лайте. Лайте — идеальном, красивом, умном, сильном, гордом… о, а вот и ответ. Он был преисполнен гордости. Вот, что заставляло Лайта действовать — вот, что направляло и мотивировало каждый его шаг… но потом его изнасиловали, и вся его гордость улетучилась, а, значит, и мотивация. Мотивация быть Кирой… … и даже жить. Теперь Эл знал, что Лайт и есть Кира, и этот факт отнюдь его не обрадовал. Нет. В каком-то смысле он всегда это знал, хоть и решительно отклонил эту версию сразу после признания. Это было отрицание на подсознательном уровне — что-то вроде внутренней защиты Эл. И да, поначалу его просто-напросто разозлила мысль, что не он вывел Лайта на чистую воду. Но теперь… Эл еще раз нажал на кнопку. — На данный момент у меня нет вопросов. Пожалуйста, отведите его обратно в камеру, пока у меня не появится необходимость снова его допросить. Эл встал и направился в ванную, но Лайта там не оказалось. Детектив вернулся в спальню — дверь была закрыта. Эл покосился на нее, оценивая шансы, и заключил, что существует 95%-ная вероятность того, что Лайт сидит внутри, прижавшись спиной к двери и блокируя вход. Должно быть, он понял, что Эл за считаные секунды узнает изображение и сопоставит его с прочими признаками. — Лайт-кун, — позвал Эл. Как правило, когда узнаешь нечто подобное, голос становится мягче, но Эл знал Лайта. Причина, по которой он не сказал, не считая его необыкновенной гордыни, это потому что он понимал, как отреагируют люди. Он понимал, что на место привычного благоговения перед столь совершенным гением придет сочувствие в каждом взгляде и слове. — Думаю, нам нужно кое-что обсудить. Лайт с той стороны двери напрягся. Он сидел на полу, прислонившись спиной к двери и блокируя вход. Да, Эл знал — теперь это было ясно. Эл — этот сраный ублюдок — знал. Он знал. Он знал! Он знал он знал он знал он зналонзналонзн… Хватит! приказал себе Лайт. Ты так себе паническую атаку заработаешь! Успокойся и подумай логически. Если бы ты думал логически, ничего бы этого не случилось. Лайт сделал медленный, намеренно приглушенный вздох. Может, этого вообще не было — может, это был лишь сон? Очередной кошмар. Нет… нет, он не спал. Он сомневался, что ему могло присниться что-то столь ужасное. Один тот факт, что Акитоши изнасиловал его, уже было трудно принять, но он ни за что бы не подумал, что этот человек его запомнит… Черт возьми! Этого просто… просто не могло быть. — Я понял, Лайт-кун, — вздохнул Эл после долгой паузы, так и не дождавшись ответа. — Мне придется тебя подождать. Рано или поздно из-за голода и жажды тебе все равно придется выйти. Лайт удержался от фырканья. Черта с два он выйдет из этой комнаты! Он лучше умрет от жажды, чем столкнется с Эл лицом к лицу после того, как тот узнал… узнал… Лайт сглотнул, сдерживая порыв сблевать, и прикрыл глаза. Эл осознавал, что сказанное им было ложью. Лайт хотел умереть — лишь по этой причине он признался в том, что был Кирой — и Эл не удивился бы, если бы Лайт остался там до тех пор, пока не умер бы от жажды. Эл решил, что не допустит этого. Он заставит Лайта выйти — ну или найдет способ пробраться внутрь. В глубине души он понимал, что было бы логично сразу же вызвать Ватари и арестовать Лайта, едва Эл узнал, что он и есть Кира. Никаких неразгаданных ребусов, нераскрытых преступлений, запутанных тайн и загадок больше не было; преступник (Акитоши) был под арестом. Да, если подумать логически, Эл ничего больше не оставалось, кроме как выполнить свою работу детектива и засадить преступника за решетку. На протяжении всей его жизни логика превосходила для него все прочее. Эл всегда побеждал, потому что его логика всегда побеждала. Чувства были банальны и слабы в сравнении с твердыми основаниями. Когда дело касалось преступлений, логика всегда была гарантией успеха. Если вы совершаете преступление, причина, по которой вы это делаете — психическое расстройство, которое вам это позволило, — играет последнюю роль. Для Эл правила были предельно просты: преступление было преступлением, закон был законом, а логика брала верх над эмоцией. Только вот теперь он разрывался между ними обеими.