День: 21
Живот Лайта заурчал в темноте. Хотя он и так мало ел последние двадцать дней, двое суток без еды и воды начали сказываться на его избалованном теле. В горле было сухо, в желудке — ощутимо пусто, и, что самое ужасное… он не мылся. Это было отвратительно — и не только из-за личной гигиены. Лайт поглядел на часы и увидел, что еще только начало девятого — это значило, что ему нужно было продержаться еще двенадцать часов, и тогда можно будет сказать, что он не пил три дня. Не этим он хотел бы хвастаться. Почему Рюдзаки просто не арестовал его? Он делал это назло? Не он ли говорил, что желает Кире смерти? Эл желал Лайту смерти, и сам Лайт тоже себе этого желал. Замечательная была бы сделка — если бы только Эл на нее пошел. По правде говоря, Лайту снова хотелось поговорить с Эл — о том, как он был Кирой. Хотя он был уверен, что никогда не убедит детектива в правильности своей точки зрения, препираться и спорить было особым источником развлечения. К тому же, это давало Лайту повод оскорблять Эл, а это всегда было весело. Даже тогда — особенно тогда — когда их разговор перерастал в битву умов. Может, мне самому стоит начать разговор, подумал Лайт устало. В прошлый раз начал Эл. Разговор определенно будет о Кире — об этом я могу поговорить. В то же время Лайту совсем не хотелось разговаривать — что, если Эл поднимет ту тему? Одного того факта, что Рюдзаки мог заговорить о случившемся, было достаточно, чтобы заставить Лайта передумать. Он тогда с ума сойдет. Потому что Рюдзаки не должен был знать. И вообще — что, если он кому-нибудь рассказал? Между ними не было договоренности о конфиденциальности. Что, если Эл рассказал его отцу? — Лайт-кун. — Поток его панических мыслей нарушил тот же раздражающий баритон. — Рюдзаки, — отозвался в свою очередь Лайт. — Суд над Акитоши состоится через 11 дней. — Едва Эл это произнес, как Лайт ощутил, что его мышцы тревожно напрягаются. Какого черта Рюдзаки говорит ему об этом?! Пытается вывести его на разговор об изнасиловании? Он что, совсем спятил? — Его будут обвинять в пяти изнасилованиях, одной попытке изнасилования и нападении на офицера полиции. Остаток жизни он проведет в тюрьме. То, как он сказал об этом… его голос был полностью лишен каких-либо эмоций. Что он пытался этим сказать? Стоило Лайту подумать об этом, как он тут же пришел к заключению и нахмурился. Нет, это никак не могло означать, что у Эл есть сердце. Стал бы он указывать число изнасилований — о которых Лайт и так уже знал, — чтобы таким образом сказать Лайту, что его случай не учли? Чтобы тем самым показать Ягами, что он никому не рассказал? Лайт отмахнулся от этой мысли — это было неважно. — Ясно. — Он попытался придать своему голосу как можно большее безразличие. — Хм, — промычал Эл в ответ — явно разочарованный тем, что это был единственный комментарий со стороны Лайта. А чего он ожидал? Что я изолью ему душу и стану плакаться ему в плечо? А то как же. — Лайт-кун, пожалуйста, расскажи еще раз, как к тебе попала Тетрадь Смерти. Лайт моргнул и глубоко втянул в себя воздух. — Мы это уже проходили, Рюдзаки. — Я понимаю, Лайт-кун. И все-таки окажи мне, пожалуйста, такую услугу. — Я сидел за партой в школе и смотрел в окно. И вдруг на земле во дворе появилась тетрадь. Думаю, ты сам догадываешься, что это была за тетрадь — я же тогда решил, что это чья-то шутка. — Лайт против воли слабо улыбнулся. — Как выяснилось, не шутка. А когда я понял, что указанная в ней схема верна… — Проверив на Куро Отохораде и Тако Шибумари, как ты говорил раньше, — вспомнил Эл — Лайт даже не удивился, что детектив запомнил имена, названные 21 день назад. — Да, верно. — Лайт кивнул. — Тогда меня чуть не вырвало — я вышел на улицу и подумал, что… оно и к лучшему. — Я нахожу интересным тот факт, что тебя чуть не вырвало, Лайт-кун. — Почему? — фыркнул Лайт. — Я тогда был слаб. — Полагаю, это доказывает, что ты сомневался, — ответил Эл. Лайт возвел глаза к потолку. Разве не это он говорил Эл еще вчера? Что прекрасно осознавал всю неправильность, но не придал этому значения по причине того, чего он в итоге рассчитывал добиться? — Верно, — прорычал Лайт. — Это была слабость — и я ее преодолел. — Жажда власти коренится в слабости, а не силе, — заметил Эл, и Лайт снова закатил свои карие глаза. — Это Эрих Фромм, — заметил Лайт — и перешел к оскорблениям. — Рюдзаки, тот, кто так часто прибегает к цитированию, не имеет своих собственных мыслей. — А, Лайт-кун пытается уклониться от комментария на мое заявление, оскорбляя мой интеллект, — отозвался Эл, и Лайт услышал чавкающий звук соприкосновения губ с кожей — этот несуразный детектив снова жевал свой палец. — Я не комментирую, потому что твоя цитата совершенно абстрактна, — парировал Лайт, облизывая губы — во рту было так сухо. — Но если тебе правда так нравится сыпать цитатами, Рюдзаки, как тебе вот эта: «Несправедливость где-либо — это угроза справедливости повсюду. Игнорировать зло — значит стать его соучастником». Со стороны Эл последовало молчание, и Лайт усмехнулся. — Мартин Лютер Кинг-младший, — продолжил Лайт. — Ему также принадлежат слова «Тьма не может прогнать темноту — только свет может сделать это». Слышишь, Рюдзаки? Свет. — Весьма интересная игра слов, Лайт-кун, — согласился Эл, — впрочем, я боюсь, что, убивая преступников, ты пытаешься тьмой прогнать тьму. — Необязательно — думаешь, мир сам себя очистит? Нет, люди никогда просто так не изменятся, Рюдзаки, — не согласился Лайт. — Я лишь дал им мотив. — Ты напугал их до послушания. — Это было необходимо. — Нет, этим ты лишь оправдывал свою власть. — Я спасал мир. — Выходит, ты возомнил себя героем, Лайт? Палачом? — Я бы не стал называть это так. — Лайт вдруг понял, что смеется. — Полагаю, лучше будет сказать, что я спасал мир от злодеев — правда, я едва ли быстрее пули, и я не умею летать. Он на интуитивном уровне понял, что Эл улыбается — той самой ленивой, невесомой улыбкой, что скривила его губы под кончиком большого пальца. — Лайт-кун, — вновь заговорил Эл спустя несколько минут молчания, — как ты думаешь — цель оправдывает средства? — В Тайном был тот же вопрос, — ответил Лайт хрипло, говоря больше с собой, нежели с Эл. А потом добавил: — Да, я убежден в этом, но все зависит от ситуации. Если мы берем мой случай с деятельностью Киры, то да — определенно. — Хмм, — промычал Эл. — А я вот так и не решил, как ответить на этот вопрос для себя. — А обычно ты так решителен. — Однако я твердо уверен в том, что то, что делал ты, было неправильно. — Да — и все-таки меня не арестовали. — Лайт решил поднять эту тему. — Я ведь знаю, что тебе не хочется сидеть по ту сторону двери, и все же ты не попросил меня отойти. Ты не арестовал меня и даже не пригрозил. — Быть может, я хочу, чтобы ты покинул комнату по своей собственной воле. — А что, если этого не случится? — Ты хочешь умереть, Лайт-кун? Лайт не открыл рта. Правильный ответ был очевиден — да. Да, он хотел умереть — и, зная Эл, можно было сделать вывод, что и детектив уже об этом знает. Эл зачастую задавал вопросы, на которые и так уже знал ответы, и это нервировало. Лайт сдержал раздраженное рычание и решил ответить: — Раз уж ты все равно меня убьешь, лучше я умру по собственной воле. — Понятно. Я прошу прощения, Лайт-кун, но я процитирую еще одного человека. — На этих словах Лайт испустил очередной тяжкий вздох, но Эл продолжил: — «Дело не обязательно будет правым только потому, что кто-то отдал за него жизнь»*. Это одна из моих любимых цитат. — Я согласен с ней, — холодно ответил Лайт, — но я все равно прав. Лишь то, что твоя справедливость порочна, еще не означает, что любая другая тоже, Рюдзаки. Только лишь то, что кто-то с тобой не согласен, еще не говорит о том, что он ошибается. — Быть может, Лайт-кун, тебе следует последовать своему же совету — твое лицемерие начинает меня раздражать. — Быть может, Рюдзаки, если я так тебя раздражаю, тебе следует просто арестовать меня и позволить мне умереть, — выплюнул Лайт в ответ. — Тогда мы оба будем избавлены от этого неудобства. Эл не ответил, и Лайт тоже не стал продолжать. Лайт свернулся калачиком у двери и решил подремать. И вдруг ощутил сильную головную боль.День: 22
— Такой красивый — шел в этих своих идеальных шмотках… Лайт не хотел вспоминать, что сказал о нем Акитоши. Но ему снова снился тот сон, в котором его вечный кошмар повторялся, а теперь к этому добавились еще и имя и лицо насильника. Акитоши. Каким же он был омерзительным. — Я его как увидел, сразу понял, что он будет прекрасен. Так, значит, это было дело случая. Насильник ходил по округе, выискивая кого-то, кто подошел бы под стандарты следующего «уровня», и почему-то именно той ночью Лайт решил выйти на улицу — и подошел под те стандарты, которые искал этот жестокий человек. Лайт против воли обратился к той категории мыслей, которые он так не любил — к мыслям «а что, если». Что, если бы он не вышел той ночью на улицу? Что, если бы пошел в другую сторону? Что, если бы той ночью Акитоши искал женщину? — У него был такой вид, будто он и сам так думает — будто он считает себя лучше всех остальных. Что ж, подумал Лайт, так оно и есть. Он в самом деле считал себя прекрасным. В тот момент он думал о том, как идеально все сложилось — о том, что его чудесный, гениальный план шел без малейшей зазоринки, что скоро он станет новым Богом, а Эл будет закопан глубоко под землей на кладбище Киото. В ту секунду он был очень высокого мнения о себе — что было весьма иронично, учитывая то, что спустя несколько минут его опустили на самое дно. — Ахахахаха! Я ему показал! Он засмеялся — Лайт вспомнил. Это было последнее, что он услышал перед тем, как помчаться в ванную, и даже когда он вернулся в спальню, этот смех еще какое-то время звенел в его ушах. И почему же он снова об этом думал? Ах, да — потому что делать больше было нечего. Ему нужно было как-то отвлечься от мыслей о своем невероятно сухом горле и потрескавшихся губах, о том, как двоилось в глазах и сводило от голода живот. Умирать от жажды было очень неприятно. Лайт сдвинулся и сомкнул губы, сдерживая хриплый стон. Яркие цифры циферблата глядели на него из темноты — 1:38 утра. Словно обратный отсчет. Технически он мог прожить еще несколько дней без воды. Ему не нравилась такая перспектива; он моргнул пару раз, пытаясь вернуть зрению четкость. — Лайт-кун. — И снова его нездоровые мысли прервал голос Эл. Да оставит он его в покое или нет? — Мне нужно кое-что тебе показать. — Ага, как же, — фыркнул Лайт. — Хватит, Рюдзаки. Я не выйду. — Я осознаю это, Лайт-кун. — И что же ты хочешь мне показать? — спросил Лайт слабым голосом, хотя его собственным ушам он показался сильным. Ему не хватало воздуха, а слова царапали горло. — Сомневаюсь, что это настолько важно, что я стал бы… — Это фотография Акитоши, Лайт-кун, — ответил Эл — а потом продолжил: — Его посадили в тюрьму, где он ждал судебного процесса, и, кажется, полиция допустила то, что… просочилась информация… о том, что он изнасиловал несовершеннолетнего. На данный момент он в весьма ужасном состоянии. Какого черта? Эл что, чокнулся? Конечно, Лайт не отказался бы взглянуть на то, как Акитоши избили до смерти, но с чего вдруг Эл такое предлагал?! В чем был подвох? Ловушка? Ладно, решил Лайт, какая разница? Я не стану открывать эту дверь и все портить только для того, чтобы увидеть фото… И все-таки Лайт встал на колени, намереваясь подглядеть сквозь замочную скважину. Так он увидит, что Эл задумал и что собирается делать — а если выяснится, что ничего, то хоть увидит Акитоши с синяками по всей его грязной, мерзкой физиономии… едва Лайт приблизил лицо к двери, как в его голове вдруг взорвалась ослепляющая боль. Не успел он о чем-то подумать, как все резко заволокло чернотой, погружая его в глубокое забытье. Эл был по меньшей мере удивлен. Он не ожидал, что этот план сработает — вернее, он надеялся, но вероятность этого равнялась всего 36%. На самом деле, все зависело от того, как подействовало на Лайта обезвоживание, как сильно он ненавидел Акитоши и как сильно не доверял детективу. Судя по всему, Лайт был сильно обезвожен, Акитоши был бичом его существования, а Эл он не доверял ни на йоту. Все это подкреплялось слабостью Лайта, которую он, без сомнения, испытывал ввиду нехватки в организме воды. Эл с силой надавил на дверь, вместе с ней отодвигая и тело Лайта. Включив свет, он понял, что добился большего, чем ожидал — он надеялся, что Лайт лишь отскочит назад и окажется дезориентирован, а не потеряет сознание. Прежде всего он вернулся к компьютеру и написал Ватари короткое письмо, в котором попросил принести на 18-ый этаж носилки. Потом ему удалось поднять Лайта — за три дня юноша стал значительно легче, — и принести его в гостиную, по пути осторожно переступив через лаптоп. Он усадил его на диван и спросил себя, почему за все те тридцать секунд, что он нес юношу в комнату, не переставал пялиться на его шею. Голова юноши была запрокинута назад, длинная каштановая челка впервые не падала на глаза, а кожа была такой чертовски бледной… Эл склонил голову набок и привычно ссутулил плечи — до этого он стоял неудобно прямо, пока нес Лайта на руках. Он быстро сходил за стаканом воды. Вернулся и чуть приоткрыл рот Лайта кончиком большого пальца — и вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль, что впервые его палец касается чьего-то еще рта. Он опустил ладонь на заднюю часть шеи Лайта и, чуть приподняв его голову, приложил к его сухим губам стакан и налил ему в рот небольшое количество воды. Когда в комнату вошел Ватари, неся с собой носилки, Эл убрал руки и поставил стакан на кофейный столик. Ватари шагнул к дивану и, опустив носилки на пол, с легкостью уложил на них Лайта. Он взял их за ручки и подождал, пока Эл сделает то же самое; как только детектив оказался готов, они оба подняли носилки и двинулись к выходу из комнат заточения. — Нужно доставить его на 14-й этаж, — сказал Эл, локтем нажимая на кнопку лифта. На 14-м этаже находилась больница — он как чувствовал, что в какой-то момент она им понадобится. Лишь спустя час Лайта, наконец, подсоединили к аппаратам, положили на удобную кровать по типу больничной койки и подключили капельницу. На его запястьях были ремни, прикрепленные к обеим сторонам кровати — он был преступником и, что еще хуже, своего рода самоубийцей. Эл сел и подождал, пока Ватари принесет лаптоп. Это заняло немного времени, и вскоре Эл снова сидел, уткнувшись в монитор — сам не зная, зачем. Наверное, потому что так было нужно, подумал он. Вообще-то, Эл и сам не знал, что побудило его использовать силу. По какой-то причине во время их разговора об этой фотографии слабый голос Лайта подействовал на него. Он не мог позволить Ягами умереть, в конце концов — едва слышный, хрипловатый голос продолжал звучать в его голове, и в один момент ему стало наплевать, выйдет Лайт по собственной воле или нет. Этот голос так раздражал его, что у него заныли кости. — Эл, — медленно позвал его Ватари — он не садился, но стоял, застыв, в дверном проеме. Эл поднял на него взгляд и нахмурился в ответ на взолнованное выражение лица своего помощника. — Ватари, ты снова обеспокоен, — заметил Эл. — Боюсь, это выражение тебе не к лицу. Сморщенные губы тронула легкая улыбка. — Полагаю, безразличие моим чертам лица всегда подходило больше. Эл лишь кивнул. — Но я хотел сказать не это. — Ватари понял, что ушел от темы, а уже в следующую секунду осознал, что именно этого Эл и хотел. — Есть причина, по которой я обеспокоен. — Я так и предполагал. — Брови Эл под длинной черной челкой взлетели вверх. — Это… на тебя не похоже. — Ватари качнул головой в сторону спящего серийного убийцы. — К чему все это? Ты всегда стремился подвести всех преступников под правосудие… и мне известны обстоятельства этого юноши… — Тебе известны обстоятельства, Ватари? — осведомился Эл, наклоняя голову. — Как ты выразился, он твой друг. — Ватари поджал губы в знак неодобрения. — Я понимаю это и постараюсь принять, но… в самом деле, Лоу… — Прошу тебя, Ватари, — зашипел вдруг Эл, — я понимаю, что ты хочешь донести, но пожалуйста — не произноси мое имя вслух. Не забывай, что в этой комнате находится Кира. — Я могу сказать тебе то же самое, — отозвался Ватари. — К тому же, так как теперь он наш заложник, он все равно ничего не сделает с этим именем. — Не стоит его недооценивать, — лишь ответил Эл. — Хм, — недовольно промычал Ватари. — Я не стану допытываться… сегодня. Ему нужно несколько дней, чтобы поправить свое здоровье, но уже завтра он придет в себя. Какими бы ни были твои намерения, Эл, я настоятельно рекомендую тебе составить план и сообщить ему о его… особенной ситуации сразу после того, как он очнется. Он будет весьма рад. С этими словами Ватари ушел. А у Эл возникло смутное подозрение, что Лайт в ответ на эти новости испытает что угодно кроме радости.