Я думала в уютный час дождя; а вдруг и впрямь, по логике наитья, заведомо безнравственно дитя, рожденное вблизи кровопролитья? Когда глаза откроются — смотреть, какой судьбою в нем взойдет отрава? Отрадой — умертвить? Иль умереть? Или корыстно почернеть от рабства?
***
Листья постепенно покидали ветви деревьев под резкими порывами осеннего ветра. Теперь они шуршали и катались по двору, сверкали золотом на тихой глади Черного озера. Мне постоянно казалось, что время в Хогвартсе текло иначе, чем во всем остальном мире. В старинном замке оно неслось вскачь, порхало сквозняками по длинным коридорам, падало рубинами на дно часов. Дни мелькали перед моим взором пестрым хороводом, сливались в неразличимый поток. Сентябрь близился к концу, вся школа жила в предвкушении появления иностранных гостей. Отовсюду слышались навязчивые толки о способах обмана чар, ограничивающих возраст участников. Раззадоренные обещаниями щедрой награды и неминуемой славы, ребята строили фантастические теории и догадки об испытаниях Турнира. Преподаватели, словно сговорившись, решили «подтянуть» студентов по всем предметам и засыпали непомерными заданиями. У меня, ко всему прочему, внезапно обнаружились большие пробелы по Трансфигурации. На одном из занятий Макгонагалл вдруг решила повторить пройденный материал и дала нам десять заданий, из которых я успешно справилась лишь с одним, превратив нож в перо. Практическая польза от такого превращения была мне абсолютно ясна: если во время сражения в тебя кто-то пустил рой ножей, есть резон превратить их в мягкие перья. Но я совершенно не понимала, с какой целью нужно было превращать кролика в сахарницу или подушку в ежа. Неужели может так случиться, что волшебнику, гуляющему по поляне с кроликами, может вдруг до зарезу понадобится сахарница? Не найдя ответа, я задала этот вопрос Макгонагалл напрямую, но он почему-то ее расстроил и оскорбил. Она даже сняла с меня пять баллов «за неуместные сомнения в пользе магического мастерства Трансфигурации». Для каждого такого бесполезного, на мой взгляд, превращения требовалась специальная формула, которую надлежало помнить и знать. Гермиона вызвалась помочь мне и по вечерам в гостиной показывала необходимые превращения. Несколько раз мы с ребятами пытались тренировать заклинания в одном из заброшенных классов. Но Филч очень быстро нас находил, и мы едва успевали спрятаться. После трех неудавшихся занятий затею решено было отложить до тех пор, пока не будет найдено более надежное место. Снейп, к моему удивлению, не выполнил просьбу Дамблдора из сна и стал делать все с точностью наоборот. Он постоянно язвил, снимал баллы и придирался к совершеннейшим мелочам. Даже прилично сваренными зельями он оставался недоволен и всем своим видом демонстрировал пренебрежение. Меня удивляло то, что эта его манера в основном распространялась на представителей львиного факультета, причины этого были не ясны, но больше всех доставалось Гарри, Невиллу и мне. Первое время он как будто приноравливался, а к концу сентября разошелся не на шутку. На очередном занятии мне повезло. Нам необходимо было приготовить одно из восстанавливающих зелий. Заглянув в рецепт, я обнаружила, что это именно тот состав, который я готовила для Лорда на протяжении нескольких месяцев по сто раз на дню. Я знала его наизусть и могла бы приготовить даже с закрытыми глазами. Обрадовавшись этому, я немедленно приступила к работе, то и дело ловя на себе скептические взгляды Снейпа. — Вы сегодня необычайно деятельны, Руфи. Возомнили себя великим зельеваром? В книге написано ясно: «добавлять муховертку после валерианы», — процедил Снейп, сунув нос в мой котел. — Без разницы, — буркнула я, продолжая мешать зелье по часовой стрелке. Но Снейп каким-то чудом расслышал мои слова среди окружающего бряцания и бульканья. — Неужели? Вам не ясен смысл слова «после»? В таком случае следует для начала научиться читать, — едко сказал он, кривя губы. — Нет, сэр, дело в том, что когда мне приходилось готовить этот состав в прошлый раз, мой Учитель сказал, — на этих словах я остановилась и посмотрела на Снейпа сквозь столб пара, — что никакой разницы нет. — Ах вот как, значит, эта чушь еще и не вашего авторства, — продолжал Снейп, — очевидно, ваш учитель разбирался в зельеварении не лучше Лонгботтома. Уберите этих слизней обратно в банку, увижу хоть одного под столом, будете драить весь кабинет! — рявкнул он, глядя в сторону Невилла. В этот момент прозвенел звонок и все поспешили сдать флакончики на преподавательский стол и убраться подальше. — Я передам ваши слова моему учителю, возможно, Он захочет с вами переговорить по этому поводу, — сказала я Снейпу, ставя свой пузырек на стол перед ним. — Тогда поспешите успеть до того, как я сообщу Ему про все ваши успехи, в том числе и про новых друзей. Уверен, Он будет очень за вас рад, — процедил Снейп, в его глазах плескалось злорадство. От этих слов словно повеяло холодом, во мне поднялось возмущение, поэтому свой ответ я выпалила не обдумывая. — Сообщайте сколько влезет, раз ваша единственная отрада — подсматривать и подслушивать, а потом выбалтывать все, как сорока. Нравится ломать своим языком чужие жизни? — прошипела я. Его реакция превзошла мои ожидания: Снейп чуть вздрогнул, еще пуще побледнел и отпрянул. Посчитав себя отомщенной, я двинулась прочь из класса, но стоило мне выйти в коридор, как кто-то схватил меня за шкирку, как котенка, и прижал к стене. Я увидела Снейпа и едва узнала. Его черты перекосились, а в черных глазах плескалось бешенство. Он был страшен и казался совершенно невменяемым. Я попыталась достать палочку. — В-вы… Не сметь! Ни черта не смыслите… Нахальная, бестолковая! Если бы я знал… — бессвязно кричал он, встряхивая меня за плечи после каждой реплики. Вдруг откуда-то прилетел красный жаркий луч и ударил точно по его руке. Мужчина зашипел, выпуская меня из своей хватки. — Что, Снейп, зажимаешь студенток по углам?! Ты поэтому здесь так пригрелся, да?! — громогласно проревел невесть откуда взявшийся в коридоре Грюм. — Уверяю вас, мне нет никакого дела до малолеток. Мисс Руфи наказана за плохое поведение, — нашелся Снейп, потирая покрасневшую обожженную руку. Он как будто пришел в себя и теперь старался спрятать взгляд от вылупленного на него волшебного глаза Грюма. — Смотри, чтобы я тебя не наказал! Ты давно уже должен быть в другом месте, а я говорил Альбусу, что незачем защищать гаденышей вроде тебя. Небось опять навострил лыжи к своему Хозяину?! — яростно хрипел Грюм, стуча протезом по полу. Звуки гулким эхом разносились по подземельям, вторя словам старого аврора. — Это решение было принято на расширенном заседании Визенгамота, вы желаете взять на себя его функции? — спокойно спросил Снейп, его бешенства словно не бывало. — Не надо мне ля-ля! Бывших Пожирателей не бывает, тебе ли этого не знать, Снейп? Будешь лезть на рожон, я поставлю этот вопрос где надо, и тебя допросят с пристрастием. Может выяснится что-нибудь интересное, и учти, спокойная жизнь закончилась. Хоть твои дружки и отняли у меня глаз, но я не стал от этого хуже вас видеть! — распалялся Грюм. Снейп молча пережидал бурю и больше не пытался оправдываться. — Будет к тебе приставать — сразу говори мне, я ему живо подыщу камеру, — сказал мне аврор с усмешкой. — В Азкабане сейчас полно свободных мест… — протянул он, кося на Снейпа волшебным глазом. — Оставьте, я просто взорвала котел и не согласна с назначенным наказанием, что, теперь его во всех грехах обвинять? — вступилась я за «своего». — Да на нем такие грехи, девочка, что ты себе и представить не можешь, — заговорщически сказал Грюм и, бросив еще один уничижительный взгляд на Снейпа, заковылял прочь. Я поспешила последовать его примеру. Вечером ожидался приезд иностранных гостей. В назначенное время всех студентов заставили выстроиться в шеренгу неподалеку от Черного озера. Я стояла вместе с остальными, кутаясь в теплую мантию, но ветер все равно пробирался за пазуху. Всем было очень интересно, каким способом добирались до Хогвартса гости, я тоже вперила взгляд в темное небо, силясь разглядеть движение. Минуты ожидания тянулись медленно, и я занимала себя поиском созвездий, о которых нам рассказывали на Астрономии, но по небу темными клочьям стелились облака и закрывали дымкой многие звезды. Появление гостей было очень эффектным. Я лишь однажды видела, как летал Лорд, но даже в самых смелых фантазиях не смогла бы представить, что летать сможет карета размером с дом. Трехмачтовый корабль, появившийся вскоре из озера, еще пуще поразил мое воображение. После того, как директора всех трех школ обменялись приветствиями, нас наконец-то отпустили, и все студенты гурьбой отправились обратно в замок, предвкушая праздничный ужин. Я шла рядом с Гермионой и думала о сегодняшнем происшествии. «Грюм знает о том, что Снейп — Пожиратель, но не может никак ему навредить, так как тот находится под защитой Дамблдора. То-то он так расхорохорился в Хогвартсе… Значит, Дамблдор считает Снейпа своим шпионом и поэтому защищает его от правосудия. А Лорд знает про это, но все равно уверен в лояльности Снейпа. Двойной шпион… Нет, скорее, почтовая сова, курсирующая между Лордом и Дамблдором, полезная им обоим. Так себе работенка, наверное, поэтому он такой злой… Если бы не Грюм, неизвестно, чем бы все закончилось… Надо поблагодарить аврора. Что же Снейпа так задело в моих словах? Получается, что Лорд и Дамблдор воюют за информацию друг о друге и, в зависимости от полученных сведений, принимают стратегические решения. Все сведения передает Снейп, а, значит, исход войны в некоторой степени будет зависеть именно от него. Кому он верен на самом деле? Кто он? Серый кардинал или пешка? Быть может, мне самой стоило бы поискать с ним общий язык?». Большой зал сиял в свете сотен свечей. Под потолком парили зачарованные тыквы. В окружающем гомоне слышались восторженные голоса гостей и студентов Хогвартса. Многие почему-то страшно радовались приезду какого-то хмурого болгарина: Рон и Гарри следили за ним восхищенными взглядами. Когда все расселись, Дамблдор произнес речь и представил двух мужчин, сидевших за преподавательским столом — ими оказались некий Людо Бэгмен и Бартемиус Крауч. Последний заинтересовал меня куда больше, чем все происходящее в зале. Щуплый бледный мужчина с темными, прилизанными волосами и жесткими прямыми усиками сидел по правую руку от Дамблдора. Его лицо показалось мне болезненным и ненатуральным, как сморщившаяся, местами отошедшая штукатурка. В нем совершенно не было той живости, которая так отличала его сына. На первый взгляд, у этих людей не было ничего общего кроме имен. Барти страшно ненавидел отца и всегда грозился убить «тирана и карьериста». С его слов я знала о старшем Крауче как о человеке, всецело посвятившем свою жизнь работе и забывшего о существовании семьи. На самом деле, у Барти все-таки была одна общая черта с отцом: он тоже был готов отдать жизнь работе, которой считал служение Лорду. «А ведь он сейчас под Империусом… Яксли долго хвастал тем, что смог-таки подловить самого Крауча-старшего… Может, поэтому он такой деревянный?» — подумала я, глядя на чиновника, с отсутствующим видом жевавшего баранину. Праздничный ужин закончился торжественным зажжением кубка, после чего все разошлись по своим гостиным. Я, ощущая навалившуюся усталость, сразу отправилась спать.***
Послеобеденное солнце перевалило зенит. Его лучи согревали песок и высокие белые скалы, окаймлявшие залив. Гребни длинных темных волн искрились и с шумом разбивались о поросшие зелеными водорослями валуны. На берегу играли мальчишки в засученных до колен серых брюках. Они весело перекрикивались и носились по кромке прибоя. Несколько девочек сидели на расстеленных покрывалах. Они обмахивались самодельными старательно разукрашенными веерами, перешептывались и хихикали, то и дело с интересом поглядывая на не замечавших их мальчишек и с завистью — на неспешно прогуливающуюся вдалеке пару. Рыжий паренек шел по берегу рядом со смущенно улыбавшейся ему красавицей. А в теньке, привалившись спиной к прохладному камню, сидел красивый темноволосый юноша и, казалось, дремал. Его грудь мерно вздымалась и опадала в такт прибою, а бледное лицо цветом походило на меловые скалы, окружавшие залив. Ничто не нарушало его покой, лишь ветерок трепал ворот светлой льняной рубашки, да солнечный зайчик плясал на груди. — Да, к счастью, мистер Саммерс обещал не сокращать финансирования… — донеслись до слуха слова какой-то женщины. — Но без пожертвований мистера Боулджера, Царство ему Небесное, все равно будет очень тяжко. — Справлялись же как-то раньше, — возразил более молодой женский голос. — То-то справлялись, ты посмотри, у меня тридцать шесть ртов, и еще этот околачивается, уж забрали бы его насовсем, но, видать, и там не сгодился. Так вот, у пятерых порвались ботинки, в чем они будут ходить, если через неделю осень? Еще мне надо заплатить двум кредиторам, помнишь, пришлось занимать на похороны? Бакалейщик грозится со дня на день поднять цены, потому что связь с континентом почти прервалась. Ты читала, что пишет «Таймс»? Рейх грозится уничтожить наш флот. Вот, во вчерашней газете писали, что немецкие подлодки уничтожили два торговых судна в наших водах. — Ох, да и в Европе сейчас несладко… Месяц назад мне прислала письмо Эди. Она жалуется на ужесточение рабочего графика, говорит, платить стали меньше и все грозят-грозят. Везде на улицах патруль. Троих министров расстреляли, да еще всех проверяют, не еврей ли. Ее соседку с ребенком отправили в гетто. Пришли ночью, с постели подняли и выпроводили. Ходят слухи: их там заживо сжигают. — Ужас какой, но зачем? — возмутилась вторая. — Говорят, форма черепа у них какая-то неправильная. — Ох… Чего мы все о чужих бедах, своих, что ли, мало? Где Билли? Я его не вижу. — И Реддла тоже нет. Как бы он опять чего не выкинул. — Билли-и-и! — хрипловато закричала женщина, выходя из-под зонтика и оглядывая пляж. Ее ноги вязли в песке, она поддерживала одной рукой край длинной коричневой юбки, а второй прикрывала глаза от солнца. — Я здесь, мэм! — отозвался издалека мальчишеский голос. — Собирайтесь, нам пора назад, а то не успеем на ужин, — сурово добавила она и неуклюже отправилась обратно к своей собеседнице. — Я уж испугалась, что Реддл опять свои гадости выделывает. Скорей бы он уехал, не могу его терпеть. Стоит ему приехать, как все словно из рук валится, сразу так тяжело и тошно. — Он что-нибудь говорил про свою школу? — Нет, да я и не спрашивала, по мне, так все равно — хоть дурдом, лишь бы подальше. От него одни неприятности и дети все, как на иголках. Он как взглянет, так у меня внутри все обомрет. Шепчет вечно себе что-то под нос… Настоящее чудо, что его забрал к себе тот джентльмен, я молюсь за его здоровье, кем бы он ни был. Море прощально шумело вслед забиравшимся в автобус детям. Чайки тоскливо кричали, кружа над волнами. Автобус тронулся и повез разгоряченных и проголодавшихся ребят назад в Лондон. Том сидел у окна, наблюдая за проносившимися мимо пейзажами. Внезапно все услышали странный протяжный гул, он постепенно нарастал, воздух вибрировал. Тень пронеслась по небу, оглушительно ревя и заслоняя собой свет. А за ней вторая, третья и еще… Раздался хлопок, а затем грохот, треск и испуганные крики. Земля вздрогнула, автобус тоже ощутимо тряхнуло, он съехал на обочину и остановился. «Что случилось? Что такое?» — слышались отовсюду голоса. «Бомбят! Нацисты! Нас бомбят!» — закричал мужчина на улице и побежал куда-то. Девочки завизжали, всех стали выводить из автобуса на улицу. Из-за соседних домов вырастали клубы черного едкого дыма, ветер сносил их, застилая всю улицу. Небо посерело от поднятой пыли. А пронзительный гул все нарастал в вышине. Люди с криками бежали, но им негде было укрыться. Том выскочил на середину улицы, чуть не попав под колеса машины. Вновь раздался грохот, стена дома, возле которого остановился автобус, рухнула. Камни, земля, осколки стекла и щепки полетели на головы людей. Отовсюду слышались пронзительные крики. Среди улицы неподвижно лежали несколько человек. Кровь лужей растекалась по мостовой из-под головы молодой женщины. Тома толкнули, и он упал на дорогу, усыпанную камнями и кирпичным крошевом. Рокот в небе не стихал, громыхало совсем близко. Каменные дома осыпались, как песчаные замки от морской волны. Земля дрожала. Том поднялся и оглянулся вокруг. В пыли и чаду смутно угадывались несколько уцелевших домов. Повсюду виднелись воронки от снарядов, куски разбросанного человеческого мяса, алые обрывки чьей-то одежды, слышались отчаянные крики и стоны людей. Дорога была усеяна телами убитых вперемешку с камнями и пылью. Том смотрел на все широко распахнутыми синими глазами. А совсем рядом с ним мужчина захлебывался кровью и хрипел, невидяще смотря в небо. Алые струи, пузырясь, стекали на брусчатку. Маленькая девочка беззвучно плакала. Том шел мимо, не в силах оторвать взгляда от развороченного дымящегося автобуса, от мертвого старика и мужчины, зажимавшего рану на шее. Он все шел и шел.***
Я проснулась в слезах и долго не могла успокоиться, проглатывая стоявший в горле комок. Мне ужасно захотелось оказаться в мэноре, и чтобы свет пробивался из приоткрытой двери, а Он сидел в гостиной с Нагайной. Можно было бы тихонько выйти к нему и пожаловаться на бессонницу, а он бы фыркнул и прошипел: «ничего удивительного, ты ведь спишь до обеда». Можно было бы спросить у него что-нибудь про волшебную дуэль или проклятый артефакт, а потом долго слушать его проникновенный шепот. Можно было бы… Я остро почувствовала, как сильно соскучилась по Лорду. «Надо обязательно ему написать и рассказать про все, что здесь происходит, и про сны… Они становятся все реальнее и ярче. Вдруг я схожу с ума?». Почувствовав, что не смогу больше уснуть, я тихонько выскользнула из кровати и, накинув халат, направилась в общую гостиную. Но, спускаясь по лестнице, я неожиданно услышала знакомые голоса и замерла, напрягая слух. — Ты должен это услышать, Гарри. Первое время я сомневалась, а сейчас почти уверена, — взволнованно говорила Гермиона. — Но я не смогу подняться к вам в спальню, лестница не пустит меня. — Значит, нам надо что-то придумать, ты бы мог залететь туда на метле… — На метле?! Ты с ума сошла? Представляешь, сколько шума будет, если, к примеру, Лаванда проснется? Я согласен пойти в Запретный лес, своровать у Снейпа ингредиенты или спасти гиппогрифа из-под носа у палача, по крайней мере, мне будет не стыдно, если меня поймают. Но как я буду смотреть в глаза Дамблдору, когда меня найдут ночью с метлой в спальне для девочек? — Но это нельзя просто так оставить, ты же понимаешь? Вдруг она скажет что-то важное? Если она на самом деле змееуст, значит, может быть как-то связана с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Сам посуди, ты говорил, что она в родстве с Малфоем и живет в Англии уже несколько лет, так почему приехала в Хогвартс только сейчас? Именно в Литтл-Хэнглтоне метка появилась в небе первый раз за двенадцать лет, и она не отрицала, что видела ее. А помнишь, что сказал мистер Уизли? Арта отбилась в Косом переулке от десятка авроров, а ведь она — наша ровесница, Гарри! А письма с извинениями из «Дырявого котла» незадолго до Чемпионата? Ты ведь писал, что пригласишь ее. — Я и пригласил, только Арта отказалась, — тихо подтвердил Гарри. — Конечно, ведь она могла знать о готовящемся нападении. — Но все это не доказательства, — возразил он. — Даже если Арта змееуст, это еще ничего не значит. Я тоже змееуст. Ну и что? Литтл-Хэнглтон мог быть простым совпадением. На Чемпионате мы тоже видели Метку, но это вовсе не значит, что все мы — Пожиратели. — Владение парселтангом слишком редкий дар, Гарри, к тому же ты сам как раз-таки связан с Сам-Знаешь-Кем. А авроры? А занятие у Грюма? Арта хоть раз говорила, кто ее настоящий опекун? Она превосходно разбирается во всей боевой магии, это ты сам видел, но не знает даже элементарных шуточных заклятий или бытовой трансфигурации. А на прошлой неделе перед завтраком она рассказывала мне про самые опасные яды и способы их применения. Я потом проверила в библиотеке и нашла часть из них только в запретной секции! Мы теперь знаем, что Сириус невиновен, но ведь кто-то на самом деле освободил Пожирателей. И нападали они тогда по чьему-то приказу. И твой шрам болит… — закончила Гермиона свою обвинительную речь. — Я не понимаю, ты хочешь сказать, что она — Волдеморт? — поразился Гарри. — Нет, но она может быть одной из его слуг, — терпеливо объясняла Гермиона. — Я пересмотрела в библиотеке все книги про Того-Кого-Нельзя-Называть. Оказалось, что у всех Пожирателей есть особый опознавательный знак на руке, как тот, что был в небе на Чемпионате. Он сам ставит его, как символ своего доверия и расположения. Пожиратели очень гордятся этими метками. Первым делом надо проверить, есть ли у нее такая. — Тебе это сделать проще всего, — буркнул Гарри. — Я проверю, но все равно будет лучше, если ты сообщишь обо всем Дамблдору, — убежденно сказала Гермиона. — Ты хочешь, чтобы я пересказал ему все наши бредовые домыслы? Что-то вроде: «извините, сэр, но нам кажется, что в спальне девочек спит Волдеморт»? Да он решит, что я чокнулся! — Тогда напиши хотя бы Сириусу, — настаивала Гермиона. — У Сириуса своих проблем невпроворот, я не хочу, чтобы его поймали из-за того, что мне что-то там померещилось. И вообще, ты меня извини, но я не вижу в Арте ничего подозрительного. Она сразу согласилась научить нас защите от «Империуса». Стал бы Пожиратель на это соглашаться? Нет, конечно! К тому же, если бы она была Его слугой, ей бы ничего не стоило убить меня во сне. — Но, быть может, она хочет что-то выведать? — Брось, Гермиона, что у нас можно выведать, если мы сами ничего не знаем? Ты напрасно беспокоишься. По-моему, тебе просто не нравятся ее успехи по ЗоТИ. — Ты думаешь, я ей завидую, да?! — воскликнула Гермиона. — Нет, просто… — Спокойной ночи, Гарри! В гостиной послышались торопливые шаги. Я поспешила вернуться обратно в комнату и залезть под полог. «Ну и ну… Так меня в два счета к стенке прижмут, пикнуть не успею. Надо быть осторожнее, если Гермиона все это заметила и почти доказала мою причастность, то Дамблдор, наверное, уже собрал целое досье… Здорово, что я все-таки не согласилась принять Метку». Всю ночь я не спала, прислушиваясь к шорохам и дыханию соседок, а утром приступила к самореабилитации, и выйдя из душевой в майке, гордо продемонстрировала чистые предплечья. Гермиона была весь день хмурой, избегала Гарри и даже не агитировала меня вступить в борьбу за права эльфов. А я делала вид, будто ничего не произошло, и продолжала зарабатывать баллы на занятии Грюма. Вечером состоялась церемония выбора чемпионов Турнира. Представителем от Хогвартса стал знакомый мне Седрик Диггори. Пуффендуйцы очень радовались за своего ловца, а претенденты с остальных факультетов досадливо морщились. Рон вообще сказал, что будет болеть за Крама. Мне исход турнира был неинтересен, поэтому я просто наслаждалась угощениями и обдумывала текст письма для Лорда.