10 Minutes to Live in the World of the Past

      Очередное утро в жизни Элизабет Александры Уайт началось с прохладного дуновения. От беспокойного ночного сна с девушки слетело одеяло, и теперь её голые ноги мягко оглаживал осенний ветерок. В спальню он пробрался через окно, которое прошлым вечером не закрыла непосредственно сама мисс Уайт, что, по нашему скромному мнению, можно считать вполне закономерной кармой.       Перевернувшись на бок так, чтобы видеть колышущиеся створки, Элизабет злобно проворчала что-то себе под нос и подтянула одеяло, укрываясь с головой.       «Почему же я такое хладнокровное создание, эх? — страдальчески вздохнула она и зажмурилась так, что за закрытыми веками заплясали красные пятна. — В том смысле, что кровь меня совсем не греет. Признаться, совершенно не понимаю, как люди принимают контрастные души. Что это вообще такое? Зачем? Насколько сильно вы должны ненавидеть себя, чтобы с утра пораньше подвергать собственное тело таким глубоко травматическим переживаниям? Изверги!»       Полежав в душной темноте своего импровизированного убежища ещё пару минут, девушка чуть приподняла одеяло и с замиранием сердца взглянула на часы, что стояли на одной из четырёх прикроватных тумбочек. Без четверти семь.       Задумчиво хмыкнув, про себя мисс Уайт решила, что в этот раз всё не так уж плохо: видимо, беспокойный ночной сон, вызванный луной, что любопытно заглядывала в окно их спальни, в этот раз в каком-то смысле помог девушке с её чудны́ми привычками. Соседки по комнате (за исключением, пожалуй, Тины, которая была большим любителем подольше понежиться в мягкой кровати и обладала нечеловеческой способностью собираться за каких-то пять минут) проснутся совсем скоро и начнётся традиционная битва за право первой принять утренний душ. Элизабет, как правило, в ней не участвовала и нарушать эту многолетнюю традицию не слишком хотела. Потому, ещё раз страдальчески вздохнув, мисс Уайт села, откинула одеяло и привычным движением руки растрепала волосы на макушке; они были невероятно жёсткими.       Ах да, это.       Прошлым вечером, когда с домашними заданиями было покончено и, казалось бы, опасаться уже нечего, произошёл один инцидент. Месть за канареек. В ретроспективе, нужно отдать Мародёрам должное — по крайней мере они подождали, пока мисс Уайт уберёт учебники, эссе и прочие записи, которым, несомненно, пришёл бы конец, будь они всё ещё у неё в руках на момент происшествия.       Это, однако, не отменяет того факта, что на голову Элизабет было вылито полтора ведра некоей, похожей на воду жидкости. «Полтора» — ибо не нуждающиеся в представлении молодые люди смастерили нехитрую ловушку, состоявшую из двух вёдер, заклинания левитации и привязывающих чар. От первого «снаряда» мисс Уайт удалось успешно увернуться, из-за чего половина содержимого лишь промочила ей башмаки. Тут-то и появилось второе ведро, ведомое уже рукой лично мистера Блэка, выглянувшего из-за угла. Девушку окатило с головы до ног.       Цыкнув, Элизабет взмахнула палочкой. Тёплый воздух обдал её тело, мгновенно высушивая одежду и волосы. Гриффиндорка посмотрела на Сириуса, скептически вскинув бровь — и это всё? — на что ещё более довольный юноша указал вверх. Вторая половина жидкости вылилась мисс Уайт прямо на лицо, стоило ей запрокинуть голову, чтобы проследить за движением чужого пальца. Ведро, чуть покачиваясь в воздухе, плавно полетело за девушкой, когда та бросилась на мистера Блэка, хлюпая башмаками.       Водица, в которой искупали Элизабет, пахла аконитом.       «Пять раз, — раздражённо думала девушка, осматривая дверь в ванную комнату на предмет других ловушек, — целых пять раз мне пришлось промыть волосы, а запах всё равно не исчез. На это ушла треть моего любимого шампуня, привезённого, между прочим, из Италии! — и всё без толку. Надеюсь, если сегодня меня вывернет на занятиях, то непременно на Поттера. Посмотрим, как это понравится его новеньким ботинкам».       Следующие десять минут мисс Уайт, окружённая плотным паром от горячей воды, провела, поминая Мародёров и их родственников от первого до десятого колена такими выражениями, что юной леди из порядочной семьи в общем-то знать было не положено. Закончив с душем и всё ещё недовольно фыркая, Элизабет надела халат, накинула полотенце на плечи и покинула наконец ванную.       В комнате девочек медленно пробуждалась жизнь. Мисс Прюэт сонным взглядом просматривала исписанный свиток пергамента и решала, хочет ли она дополнять его ради более высокой оценки или и так сойдёт. Мисс Эванс, стоя у окна и глядя куда-то вдаль, почти медитативно распускала заплетённую на ночь косу. И даже мисс Семер, что было, пожалуй, удивительнее всего, совершала какие-то слабые поползновения в сторону сундука с одеждой.       Заметив, что ванная освободилась, Алиса и Лили синхронно повернули головы в сторону Элизабет и застыли, совершенно, кажется, позабыв и о своих прежних занятиях, и о священной войне за право первой принять утренний душ. Как-то странно, немного косо глядя на мисс Уайт, мисс Прюэт откашлялась. — Лиз, я понимаю, ты расстроена из-за вчерашнего, но это не повод так радикально менять внешность. — Это хорошо, дорогая моя Алиса, — в привычной манере начала Элизабет, стаскивая полотенце с плеч, — что ты понимаешь, потому я, откровенно говоря, не поняла сейчас ни слова. — Твои воло… — Решила назло Блэку отбить у его кузины жениха, а, Бет? — из-под тяжёлого одеяла показалась растрёпанная голова Тины. — Семейство Малфоев одержимо определёнными параметрами внешности. Отличная работа. — Но, подождите-подождите, — замахала руками Лили, — разве они ещё не женаты? — Нет, Блэки отложили свадьбу, пока Малфой не получит высокое место в Министерстве. — Вот он какой — мир организованных браков, — задумчиво протянула Алиса. — Всё же, мне кажется, он староват для Лизи — семь лет разницы как-никак. — Но если закрыть глаза на возраст, для высшего магического общества партия действительно весьма недурственная. — Ага, закрыть глаза на возраст, а ещё — на абсолютно невыносимый снобизм. — На самом деле, считаю, что для чистоты эксперимента следовало бы отбить невесту у самого Блэка. — Слышала, они пророчили ему в жёны какую-то француженку. — Весьма, м-м, l’exotique. — Простите, что прерываю свежий выпуск последних сплетен, — наконец вмешалась Элизабет, — но я всё ещё не понимаю, о чём речь. — Мерлинова борода, Бет, взгляни ты уже в зеркало.       Мисс Уайт ещё раз непонимающе посмотрела на своих соседок по комнате, вернулась в ванную и рукавом халата протёрла часть запотевшего зеркала. Чуть размытая, оттуда на девушку глядела она сама. Всё те же пронзительные серые глаза, всё та же загорелая кожа, всё те же игривые кудряшки. Только вот цвет этих самых кудряшек несколько изменился — подобно нимбу, лицо девушки теперь обрамляла копна неестественно белых волос. — А, — выдала гриффиндорка после нескольких мгновений созерцания своего отражения. — Ну, это не проблема.       Элизабет снова вышла из ванной (чем тут же воспользовалась чуть более расторопная Алиса, надёжно заперев за собой дверь), остановилась у своей кровати и достала волшебную палочку из-под подушки. Взмахнула ею, направляя на белоснежные волосы, и прошептала пару слов. Поначалу показалось, что заклинание сработало: корни стали темнеть, русый цвет принялся постепенно растекаться по макушке. Однако стоило ему добраться до чёлки, как с тихим шипением всё прекратилось. Волосам мисс Уайт снова вернулся белый цвет. — А вот это уже проблема.       Когда вторая, третья и даже четвёртая попытки возымели точно такой же эффект, Элизабет повернулась к Лили и, глядя на неё большими влажными глазами, заявила, что, кажется, коварный план Мародёров сработал: она окончательно и бесповоротно отупела от той аконитовой водицы и теперь не может применить даже простейшие чары. Мисс Эванс беззлобно посмеялась над этим словами, потрепала подругу по голове, успокаивая, и взмахнула своей палочкой. — Коловариа!       Ничего не произошло. То есть, нет, конечно, описанный выше процесс в очередной раз повторился, но, к великому сожалению волшебниц, итог его не изменился. Лили нахмурилась и попробовала снова. И снова. И снова. — Бесполезно, — тяжело вздохнула мисс Эванс. — Похоже, это можно подцепить, — зевнула Тина и опять скрылась под одеялом. — Убедительная просьба, Бет, не приближайся ко мне, пока снова не поумнеешь. — Если не заткнёшься, я сяду тебе на лицо, и тогда посмотрим!.. — Обещания-обещания… — голос мисс Семер звучал глухо, но в нём всё равно слышалась насмешка. — Лучше, поговори с Мародёрами, пока Эванс не выколола тебе глаз палочкой.       Зашуршала ткань, мисс Семер перевернулась на другой бок, давая понять, что принимать участие в этом цирке она больше не желает. Лили сочувственно похлопала Элизабет по плечу и была вынуждена согласиться, что, да, как бы сильно им ни претила идея, Мародёры — причина этого, а значит, и решение проблемы нужно искать у них. — Ты же не хочешь, чтобы я просила помощи у них? — мисс Уайт театрально скривилась. — Ты умнейшая ведьма, что я знаю! Исключая Макгонагалл и бабулю Монди, конечно же, прости, тут уж никто не выдерживает конкуренцию. Но неужели ты можешь просто так опустить руки и бросить свою верную и горячо любимую подругу в такое непростое для неё время? Ты так изменилась за лето, Лиллиан, я не верю своим ушам! — Не верь дальше, потому что я ничего этого не говорила. Если это было зелье, то нам нужно знать его компоненты. И да, — гриффиндорка предупредительно подняла палец, видя, что Элизабет собирается её перебить, — я помню про аконит, ты весь вечер об этом твердила. Но этого мало. Я волшебница, но не настолько. — Да и ты слишком остро реагируешь, Лиз, — заметила Алиса, выходя из ванной. — Это всего лишь волосы.       Окрестив подруг чёрствыми женщинами без души и сердца, мисс Уайт принялась переодеваться в школьную форму, оставив, впрочем, мантию в стороне.       «Если мне предстоит пытать их, она будет только мешать, — рассудила Элизабет и направилась в спальню мальчиков; часы показывали лишь четверть восьмого, так что у неё были все шансы застать Мародёров там. — Впрочем, что значит «если»? Конечно мне предстоит их пытать! Эти… эти… Морщерогий кизляки — что бы это ни значило, наверное, пора переставать повторять случайно услышанные где-то слова, добром это может не кончиться — ни за что не скажут, что намешали туда, и вот тогда-то они поплатятся. И за этот раз, и за все предыдущие — и за все последующие, если повезёт».       У девушек Гриффиндора было одно неоспоримое преимущество перед парнями. Ежели юная леди возжелает посетить юношеские покои, она (если, конечно, обитатели этих самых покоев заранее не подготовились к означенному визиту) беспрепятственно сможет сделать это. Молодые люди подобным похвастаться, однако, не могли: один несанкционированно-мужской шаг в девичью комнату, и на всю факультетскую гостиную начинал оглушительно реветь клаксон, а нежелательных гость с ветерком скатывался вниз по горке, в которую превращались ступени. Видимо, основатели считали, что студенткам доверять можно больше, нежели студентам, и что нежные девы ни за что не стали бы творить всякие непотребства. Что же, они ошибались; и пока девушки проникали в комнаты своих кавалеров по ночам, Элизабет вот уже какой год гадала, сможет ли Оборотное зелье обмануть это защитное заклинание.       Дверь в спальню мальчиков мисс Уайт открывала с ноги: — Доброе утро, Ремус! Всем остальным желаю, чтобы в ваш кофе запрыгнула слизеринская жаба.       Ответом ей был высокий визг, не хуже упомянутого ранее клаксона, вперемешку с чьим-то сонным бормотанием.       Визжал, удивительным образом, мистер Поттер. Видимо, он находился в фазе быстрого сна, которую и прервало неожиданное появление Элизабет. Джеймс, тяжело дыша, поспешно сел на кровати, натянул одеяло выше, к груди и, совершенно не понимая, что происходит, с подслеповатым прищуром смотрел в сторону утренней гостьи.       В свою очередь, сонно бормотал мистер Блэк. Слава ловеласа с загадочной мрачной красотой опережала его не на несколько шагов, но, пожалуй, на целую лигу, а потому слухи о его ночных эскападах ходили по всей школе. Действительно ли Сириус коварно воровал девичьи сердца или же это тревожные мысли, связанные с его положением в жизни, не давали ему спать, оставалось, однако, загадкой.       Мистер Петтигрю, сколь бы неловким и притягательным для насмешек он ни был, всё же относился к ответственной половине Мародёров, а потому на момент бесцеремонного вторжения уже занимал ванную комнату. Из-за закрытой двери доносилось тихое мурлыканье какой-то летней незатейливой песенки.       Ну и наконец, мистер Люпин был застигнут в слегка компрометирующем положении: неловко согнувшись и стоя в застёгнутой лишь наполовину рубашке, он пытался просунуть ногу в штанину школьных брюк. Заметив высокие, совсем не форменные носки с узором из луны и звёзд (явный подарок Сохатого или Бродяги), Элизабет невольно улыбнулась.       Причина, по которой отношение мисс Уайт к мистеру Люпину было чуть лучше, чем к остальным Мародёрам, была проста, как зелёное яблоко, и имела место быть на первом году обучения. Началось всё с того, что профессор Слизнорт, наученный горьким опытом, разделил сложившиеся за первый семестр «рабочие» парочки. Так, Лили оказалась в паре с Ремусом, а Северус — с Элизабет.       Юная мисс Уайт из-за семейных обстоятельств, к сожалению, провела начало учебного года вне Хогвартса, а потому никого толком не знала, и никто толком не знал её. Мистеру Снейпу, однако, было известно, что фамилия его нынешней напарницы относилась к числу чистокровных, а потому, расстроенный тем, что внимание мисс Эванс принадлежит не только его персоне, принялся бубнить про «полоумного полукровку Люпина», который постоянно слоняется по замку и что-то вынюхивает, точно пёс-оборванец. Элизабет было глубоко наплевать и на Северуса с его ревностью, и на Ремуса с его странностями — она пыталась разобраться в рецепте нового зелья.       Но в целом в их команде всё было не так уж и плохо. Гриффиндорка, упорно игнорируя бубнёж под ухом, подготавливала ингредиенты; слизеринец, не переставая обиженно бормотать, добавлял их в котёл в нужных пропорциях; занятие, тянувшееся по ощущениям учеников вечность, постепенно подходило к концу.       В то же время за соседним столом мистер Люпин, вооружившись деревянной палочкой для размешивания, задрал рукав мантии, оголяя бледное предплечье. Никто бы в жизни не обратил на этот простой жест внимания, только вот: — Иэ-эу, только посмотрите на это! — скривившись Северус, тыкал пальцем в Ремуса. — Лучше отойди от него, Лили: вдруг оно заразно.       Мистер Люпин одёрнул рукав, но было слишком поздно. Многие ученики заметили испещрённую агрессивно-красными полосами кожу юного гриффиндорца. Подобно неконтролируемой кучке злых муравьёв, по комнате тут же побежали шепотки. — Мерлина ради, умолкнешь ты или нет? — наконец не выдержала Элизабет. — Маленький что ли? Шрамов никогда не видел? Может, боишься их, а? Тогда, вот, бойся!       Ещё не договорив последние слова, мисс Уайт задрала свою рубашку. Два длинных шрама, напоминающих перевёрнутую букву V, пересекали демонстративно выпяченный живот девочки. Рваные, они явно не были следствием какого-то медицинского вмешательства. Лицо мистера Снейпа приобрело нехороший, зеленоватый оттенок.       Ситуации не суждено было приобрести катастрофический размах, ибо вмешался профессор Слизнорт, вспомнивший, кажется, что, да, вообще-то он здесь профессор. Устроенная сцена стоила обоим факультетам нескольких баллов, а Северусу — неприятной встречи с Джеймсом и Сириусом по пути с ужина. Зато Элизабет и Ремус с того дня прониклись друг к другу если не глубокой симпатией (о какой симпатии может идти речь: в этом возрасте девчонки кажутся мальчишкам странными, иномирными существами, от которых лучше держаться подальше, — и наоборот), то как минимум взаимным уважением.       Но вернёмся к событиям настоящего. — Уайт, какого… — начал было мистер Поттер, для которого ворвавшаяся девушка была сейчас скоплением расплывчатых пятен, но осёкся. — Неужели? Что я вижу? Ты решила наконец принять свою фамилию. Бродяга, что думаешь? — Думаю, что это — омерзительнейший плагиат, — пробубнил в подушку мистер Блэк, — и требую немедленно компенсировать причинённый моральный ущерб. Можно в виде тёплых утренних объятий, я не против. — Да нет, конечно, продолжайте притворяться, что вы тут ни при чём, — Элизабет скрестила руки на груди, нетерпеливо постукивая палочкой по плечу. — У нас же мно-ого времени, чтобы поболтать, обсудить новости. Как вам такая: четыре студента Гриффиндора не пришли на занятия, потому что накликали на себя гнев одной очень мстительной ведьмы и были ею прокляты, хм? Придушены собственными подушками. По-моему, очень интересно. Вполне достойно заголовка в Пророке. — Увы, Бэтси, журналистика — явно не твоё. Лучше возвращайся к алхимии и поискам себя. — Ну, может, уже без поисков, — Джеймс потянулся к прикроватной тумбочке и взял очки. — Не знаю, как ты это сделала, но ресницы и брови были лишними — выглядишь как банши. — Мерлиновы панталоны, да это вы сделали!       Повисла неловкая пауза. Прекратился шум воды в ванной комнате, а вместе с ним и тихое пение. Мистер Люпин наконец сподобился надеть штаны. — Люблю погреться в лучах славы, но это не так, Уайт. — Хочешь сказать, что это не ваших рук дело? — девушка недоверчиво вскинула бровь. — Нет, не совсем, — сказал Ремус и усмехнулся. — Ты должна была стать рыжей. В память о твоём боггарте.       В число прочих странностей Элизабет Александры Уайт когда-то входил удивительный страх перед рыжими людьми со светлыми глазами. На третьем курсе, пока ученики Хогвартса только-только официально знакомились с боггартами, в ходе одного из практических занятий по ЗОТИ, Элизабет увидела себя — огненно-рыжей. По совету профессора девушка попыталась превратить приведение в клоуна, — потому что, ну что же страшного в клоунах, да? — но ситуация стала только хуже, ибо стереотипный рыжий кудрявый парик изначального положения дел особо не поменял, а яркий грим, красный нос и фальшивая улыбка — даже ухудшили. Закончилось всё слезами.       За последующие годы боггарт мисс Уайт изменился, но картина того дня прочно засела в сердцах и умах определённых любителей пошутить. — И кто же из вас, криворуких идиотов, так напортачил с зельем, что получилось это? — Ты. — Чего?! — Того. Мы знали, что после такого «душа» ты вцепишься в свой драгоценный итальянский, — мистер Поттер выделил это слово более высоким и тонким голосом, явно пародируя кое-кого, — шампунь, и подмешали краску туда. — Посему, остальное — деяние рук твоих, — пожал плечами мистер Люпин, вслед за другом копируя кое-чью манеру выражаться. — Да, кстати, Бэтси, ты, случаем, не оборотень — так шугаться даже запаха аконита? — Ага, чистокровный, — не меняясь в лице, ответила мисс Уайт; с кончика её палочки слетело несколько предупредительных искр. — И если ещё раз назовёшь меня «Бэтси», в следующее полнолуние я выгрызу тебе сердце, Блэк. — Зачем же так радикально — оно и так всецело принадлежит тебе. Только протяни руку.       Элизабет театрально надула щёки и прикрыла рот ладонью, делая вид, что её сейчас стошнит.       Наконец появился и мистер Петтигрю, который, заметив девушку в юношеской спальне, удивлённо ойкнул, потуже затягивая пояс халата. Поняв, впрочем, что это не девушка-девушка, а всего лишь Уайт, Питер поначалу расслабился, но, увидев белоснежную копну волос, что-то прикинул у себя в голове и поспешил снова скрыться в ванной, аргументировав это тем, что он забыл воспользоваться зубной нитью.       Проследив за метаниями молодого человека, Элизабет фыркнула и снова обратила своё внимание на Джеймса: — Поттер, спрашиваю у тебя как у мозга этой компании, пусть у вас его по определению быть не может: как от этого избавиться? — Понятия не имею. Бродяга? — Поможет только время. И вера в невозможное. — Похоже на магический ожог, тут мы бессильны. Прости, Эффи.       Слова мистера Люпина были наполнены очень даже искренним сочувствием и сожалением, а мисс Уайт, хоть и была особой взбалмошной и эксцентричной, долго обижаться всё же не умела. Только не на Ремуса.       «К тому же Алиса права, это всего лишь волосы. Может, всё обойдётся, и когда они отрастут, вернётся их натуральный цвет. Или на Рождество мне удастся попасть к специалисту по таким вопросам. В конце концов, нет ничего плохого и в смене имиджа. Одно только обидно: Поттер прав, и я действительно теперь похожа на банши. Прямо-таки не могу дождаться встречи с другими факультетами или того хуже — с Макгонагалл. Неужели пора возвращать бини в моду, эх?..» — Нельзя было обойтись простым заклинанием, да? — тяжело вздохнула девушка, убирая палочку. — Нет конечно! Месть не должна быть «простой». Заклинание можно снять, а с этим тебе пришлось бы повозиться. Должно было действовать как магловская краска для волос — идея Лунатика. — Никогда не думала, что предательство будет пахнуть шоколадом… — Но тебе идёт! — донёсся приглушённый голос Питера.       Мисс Уайт лишь махнула рукой и наконец покинула чужую спальню, бормоча что-то про ответную месть.       По возвращении в комнату девушек Элизабет трагично вздохнула, всем своим видом давая понять, что жизнь её теперь ужасна и безрадостна, что нет в этом мире ничего светлого — только отвратительные люди, лишённые всякого чувства сострадания, и что в целом всё бессмысленно, в том числе и её поход к Мародёрам. Тина, не обращая на эти страдания никакого внимания, выпуталась-таки из одеяла и неторопливо побрела в ванную, почёсывая живот. Лили и Алиса, давно привыкшие к такого рода домашним спектаклям, лишь тяжело вздохнули.       Строго говоря, мисс Уайт не была драматичной особой. Да, она любила поиграть на публику, ей нравилось ощущение всеобщего внимания, приходящее с таким поведением, однако в действительности девушка редко принимала что-либо настолько близко к сердцу. В её крови кипел дух театральности, доставшийся, по всей видимости, от прадеда: Айк Уайт был известным в узких кругах актёром комедийных ролей и очень любил буффонаду. Элизабет была слишком мала, а Айзек — слишком стар, чтобы они провели вместе много времени, однако первых пяти лет жизни девушки и общего имени¹ хватило, чтобы она всецело прониклась духом его ремесла. Ей нравилось смешить людей.       Вот и в этот раз мисс Уайт не сказать, чтобы злилась, — она скорее была сильно расстроена. За годы знакомства с Мародёрами Элизабет успела уяснила, что их шутки могли иметь (и имели) намного более ужасные и разрушительные последствия, и, объективно, смена цвета волос была просто детским лепетом по сравнению с некоторыми их проказами. Однако дело было не в степени тяжести содеянного.       Львиную долю своего детства мисс Уайт провела на итальянской вилле уже упомянутой бабули Монди, из-за чьего влияния девушка, возможно, и не попала на, казалось бы, предначертанный ей Рейвенкло.       Несмотря на свои годы, Раймонда Люпуччи напоминала статую, отлитую из меди. Она была невероятно высокой, имела строгую, жёсткую фигуру; обласканная солнцем кожа плотно обтягивала скулы, упрямый подбородок и высокий лоб; её волосы всегда были убраны назад и безупречно заплетены в тугую длинную косу. Однако вечерами, когда синьора Люпуччи усаживалась на крыльце своей виллы, она вдруг превращалась в добрую бабулю Монди. Она нежно гладила юную Элизабет по голове, вручала ей резной гребень и мягко улыбалась. Девочка распускала её волосы, которые всегда напоминали песчаную тучу, и долго расчесывала их.       Мисс Уайт стремилась быть похожей на Раймонду — хотя бы внешне (ибо, как считала сама гриффиндорка, по мудрости, отваге и силе с ней никогда никто не смог бы сравниться). Но по закону подлости ей, конечно же, не везло: сначала — на третьем курсе, после несчастного случая с совой, конвертом и Зельеварением, и вот сейчас — это.       Покачав головой, Элизабет накинула на плечи мантию, взяла сумку с учебниками и в сопровождении Алисы и Лили наконец направилась в Большой зал, на завтрак.