***
Вернувшись в офис, Стас получает новое сообщение от Дианы: "После работы идём на Ленина, 36. Указ Тилля". И ещё одно следом: "Не спрашивай, зачем — я и сама не в курсе". Парень, ещё недавно ощущавший лишь усталость и некоторую меланхолию и надеявшийся провести вечер в своей комнате, просматривая обзоры на новые ужастики, и пораньше лечь спать, рад внезапной смене планов. Он твёрдо решает воспользоваться случаем и понаблюдать за Фрау, дабы попытаться уловить хоть малейшие проявления депрессивности её натуры. По словам Флаке, она буквально живёт саморазрушением, но Стасу трудно в это поверить. Сегодня вечером он будет очень внимателен. Часы показывают шесть, Стас входит в приёмную — Тилля уже нет на месте — и оттуда, вместе с Дианой, они отправляются по хорошо известному им адресу. Идти недолго, роскошный тёплый вечер пропитывает атмосферу чувственным ожиданием чего-то большего; такие вечера просто так не заканчиваются — за ними всегда следует продолжение. В глубине души нечто подобное ощущают оба. Ребята живо болтают, стараясь придать голосам нейтральный тон, не выдающий их волнения. Они пытаются предположить причину, по который их вызвали в квартиру Тилля, и о плохом думать не хочется, а думать о хорошем не позволяет фантазия. Их болтовню прерывает звонок на телефон Стаса. Говорит Флаке: — Где вы находитесь? — Уже подходим к дому, скоро будем. — Отлично. Олли встретит вас у подъезда. Тревожные новости. Почему у подъезда? И причём здесь Олли? От этих немцев чего угодно можно ожидать. И пока Стас увлечён перебором в уме всех возможных сценариев развития событий, от его внимания ускользает внезапно подскочившая нервозность его спутницы. Та вдруг замедляет шаг, дышит чуть чаще, и бредёт, не смотря по сторонам, дрожащими щипками теребя бахрому на своей сумочке. Олли действительно ждёт их у входа в подъезд. В его руках два ключа — два ключа от двух машин. — Мальчику — чёрная, девочке — серебристая. Хотя, если хотите, можете поменяться — регистрировать поедем завтра. Да, и надеюсь, права у вас не просрочены. Во дворе, чуть поодаль от подъезда, ребята видят два припаркованных мерседеса В-класса. Хэтчбеки различаются лишь цветом. Рeбята зачарованно замирают, не в силах отвести взгляда: Стас — от машин, Диана — от Оливера. Тот спешит с объяснениями, совершенно, как кажется, не обращая на неё внимания: — 2015 года — с бэушками проще. Пробег небольшой. Состояние отличное. Полный привод. Навигаторы плюс GPS-трекеры. Видеорегистраторы внутри и снаружи, да не по одному. Безопасность — главное в нашем деле. Но и без музыки никуда. Мощные стереосистемы — это мой личный подарок. Это вам теперь для работы — повышаем мобильность своих сотрудников. С документами, как я уже сказал, будем завтра разбираться. А сегодня есть повод отпраздновать — пойдёмте в дом!***
В ставшей уже почти родной прихожей Линдеманновской квартиры Стас спешит поскорее скинуть ботинки, чтобы пройти в гостиную, где, как он думает, его ждёт встреча с Фрау. Диана же — напротив, намеренно медлит, пытаясь продлить момент их с Оливером совместного нахождения в тесном пространстве, но тот снова не улавливает её почти уже откровенных намёков и лишь молча направляется в комнату, оставив девушку мяться на пороге в одиночестве. Зал покойной бабушки, объединённый с комнатой с балконом через распахнутые широкие двери, сейчас выглядит совсем не так, как во время последнего визита Стаса сюда. Советские книжные шкафы остались на месте, по-прежнему располагаясь вдоль стен — много места они не занимают, всё остальное пространство теперь сменило облик: новенькие диваны, кресла и большой низковатый стол посередине создают атмосферу настоящей, уютной и обжитой гостиной. Все в сборе. Флаке, на этот раз облачённый в сверкающий блёстками спортивный костюм серебристого цвета, вместо приветствия, уже знакомым движением хватает вошедшего парня за рукав и сильным, но не грубым толчком впечатывает его в свободное кресло возле стола. — Как у вас говорят — штрафную? — и, словно из ниоткуда, в руке у гостя появляется полная до краёв стопка охлаждённой водки. Не желая оскорбить отказом гостеприимных хозяев, тот махом её опрокидывает и с шумом выдыхает. Вокруг раздаются жидкие аплодисменты и живой смех. У входа в комнату Диану встречает Ольга: значит, ей всё же не придётся быть единственной дамой в этой колоритной компании. Девушки располагаются в противоположном от мужчин углу комнаты и, потягивая Кровавую Мэри, тут же принимаются о чём-то воодушевлённо шушукаться, словно старые подруги. Время от времени они поочерёдно косятся в сторону Оливера и приглушённо хихикают. И чем меньше бордового напитка остаётся в их объёмных бокалах, тем звонче и развязнее становится их смех. "Бедняга Олли", — думает Стас. Тут же до него доносится фраза, произнесённая Дианой, бесцеремонно тычущей пальцем в сторону Тилля: "Оль, это что ли тот самый Линдеманн, который крепче воды ничего не пьёт? Ну-ну!". Парень снова переводит взгляд на многофункционального брокера, однако тот, кажется, совсем не замечая повышенного женского внимания к своей персоне, держится в стороне, сохраняя привычную непроницаемость красивых, но абсолютно безэмоциональных черт. Его внимание поглощено монитором лэптопа, удобно разместившегося на стройных бёдрах. Оливер не пьёт и не принимает участия в общих беседах, он здесь и не здесь одновременно — очень странный тип. Опасный тип. Тем временем, уже изрядно захмелевшие Тилль и Флаке повышают градус дискуссии, попутно пытаясь привлечь к разговору и Стаса, а заодно и напоить его до своего уровня. Заметно, что эти двое очень близки, и возможно, Флаке — действительно самое доверенное лицо Линдеманна. Они громко ржут, перебивая друг друга, неустанно машут рюмками, разместившись в одном кресле чуть ли не в обнимку, временами перешёптываются, едва ли не соприкасаясь губами, а потом снова ржут. — Ну что, Стас, готов к трудовым подвигам? Если запустимся к середине января... — громогласно изрекает Тилль и сразу же оказывается прерванным. — Не если, а точно, — вставляет Лоренц с заумным видом и дважды икает. Тилль снова ржёт и тут же продолжает, явно найдя в лице молчаливого Стаса благодарного слушателя: — Запустимся в январе, а к марту у тебя уже будут первые партии продукции для сбыта. Вот тогда работёнка-то и начнётся! — А Кречетов? Тилль, выборы как раз в марте! — не унимается Флаке. — Знаю, Крис, план есть, всё под контролем. Эту тварь мы раздавим. Сперва отожмём все его активы, а потом отдадим информационщикам на растерзание. Скоро Круспе приедет — пусть работает. — Тилль, чтобы было, с чем работать, не мешало бы сперва компроматиком разжиться. Ты же говорил, что у тебя всё на мази, а по факту — прости, но ни хрена! — Флаке тянется за почти уже опустевшей бутылкой и вновь наполняет три рюмки. — Ну, вообще-то, для разведдействий у нас есть женский батальон, — Тилль кивает в сторону девушек, уже, кажется, позабывших даже об Оливере, и ныне поглощённых просмотром каких-то видеороликов из соцсетей. Обнулив очередную рюмку, Стас решается наконец покончить с неведением. Весь вечер, удачно мимикрируя под общее настроение, он места себе не находил, смутно ощущая то тревогу, то разочарование: Фрау нигде не видно. Всё ли с ней хорошо? Возможно, она уехала? У кого спросить, не провоцируя неуместных комментариев? Самым адекватным человеком в комнате, и небезосновательно, кажется Оливер. Улучив момент, когда Тилль и Флаке всё же оставляют его в покое, слившись в абсолютной идиллии двух людей, полностью довольных друг другом, парень поднимается с насиженного места и не совсем ровным шагом подходит к бритоголовому трезвеннику. — Олли, послушай, извини, что отвлекаю. Ты случайно не знаешь, где Фрау? — Стас очень нервничает: а что, если железный Олли начнёт задавать вопросы, почему это он так интересуется... Но Оливер не из тех, кто задаёт лишние вопросы. — Фрау? Её нет сегодня. Во рту у Стаса моментально пересохло, и кажется, будто весь хмель мгновенно вымывается из организма внезапно нахлынувшей мощной волной адреналина. — Как... Как нет? — Сегодня здесь не Фрау, сегодня с нами Дум, правда, снова не в настроении. Когда я выходил вас встречать, он был на кухне. Наверно, до сих пор там сидит. — Извини, Дум? — Стас в растерянности. — Ну да. Дум. Шнайдер. Не понимая, что происходит, окончательно сбитый с толку парень бредёт в сторону кухни.***
Тот, кого он ищет, полубоком сидит на широком подоконнике чуть приоткрытого окна. Стас узнаёт его моментально: нет, это никакой не "муж" Фрау, как ему раньше могло бы подуматься. — Фрау, Дум, Шнайдер — сколько же у тебя имён? — Стас прикрывает за собой дверь кухни, он чувствует себя легко, уверенно и уже совершенно протрезвевшим. — Ещё есть то, что в паспорте, но оно под запретом, — обладатель такого знакомого голоса поворачивается в сторону вошедшего. Теперь Стас в полной мере может разглядеть высокого атлетичного мужчину, рельеф сильных рук, тёмно-каштановые кудри, на этот раз собранные на затылке в аккуратный хвостик, и грустный взгляд бледно-серых глаз. Единственное, что осталось неизменным в образе человека, ныне облачённого в узкие светлые джинсы и белую футболку без принта — это всё те же домашние плюшевые тапочки. — Как тебе вечеринка, Станислав? Эти алкаши там ещё на ногах-то держатся? При нашем ритме жизни мы отрываемся редко, но метко, как видишь. — А ты почему здесь, один, Шнай? Можно тебя так называть? — Можно. Я пас сегодня. Настроения нет. — Понятно, — парень мнётся и, не зная, как продолжить беседу, достаёт из кармана пачку сигарет. Человек, которого, по крайней мере сегодня, можно называть Шнай, снова будто видит его насквозь: — Ты хочешь что-то спросить? Спрашивай. Я говорил, что Фрау Шнайдер невозможно обидеть, а вот Дума — возможно, но тебе это вряд ли удастся. — Да не, просто... Флаке говорит, что ты, то есть Фрау, будто бы вечно на грани нервного срыва, будто бы калечишь себя, но мне что-то не верится... — И правильно, что не верится. Флаке чего только не наговорит, он у нас типа склонен к гиперопеке. А ведь были времена, когда он и о себе-то позаботиться не мог... — Шнай отводит взгляд в верхний правый угол, предаваясь воспоминаниям о давно ушедших днях. Стас ловит его настроение и спешит воспользоваться случаем: — Расскажи! Откуда ты его знаешь? Откуда вы все друг друга знаете? — Могу и рассказать, это не секрет. — Шнайдер поворачивает к парню своё скуластое лицо, тонкие губы тронуты тенью улыбки. — Мы все вместе учились в одном классе. В школе нам доставалось — русаков не любили: так в Берлине называли всех выходцев из СССР и их детей. Вроде, и сейчас называют. Мы происходили из русскоязычных семей, и очень скоро стало очевидно, что единственный способ дать отпор местной агрессивно настроенной по отношению к приезжим гопоте — это объединиться. Так, уже в первом классе, мы сколотили нечто вроде банды: Тилль, Олли, Рихард — с этим упырём ты ещё познакомишься, и мы с Паулем, — при произнесении имени Пауля Шнай слегда прикусывает верхнюю губу и вскоре продолжает свой рассказ: — Флаке перевели к нам в школу уже классе в шестом, но он с нами не общался. Знаешь — типичный задрот, вечно ковырялся в каких-то гаджетах, и откуда он только их брал, учитывая, что его воспитывала одна бабушка на свою пенсию! Родители то ли бросили его, то ли умерли — он никогда не рассказывал. Однажды, когда нам было уже лет по тринадцать, мы с Паулем возвращались из школы после уроков, планировали, помню, накупить новомодных американских чипсов на все карманные деньги и сожрать их на пустыре неподалёку от бывшей советской военной базы — это было что-то вроде "нашего места". Идём мы значит, и видим: в подворотне, прямо за продуктовым магазином — Лоренц, и парней десять вокруг него. Окружили бедолагу, отняли портфель, учебники раскидали, всяко обзывали там... А заводилой у них был Уве — главарь всего хулиганья нашей средней школы. Мы с Паулем сразу поняли: дело пахнет керосином. По-хорошему, надо бы вступиться за парня — он всё-таки свой, из русаков, хоть и задрот — но что мы вдвоём могли сделать против толпы? Пауль тогда быстро сообразил: схватил меня за руку, и мы рванули в сторону двора, где жил Тилль. Повезло — наши все были там, на обычном месте: Тилль и Риха легонько боксировали, работая больше на реакцию, а Ридель висел на турнике вниз головой, зацепившись за перекладину согнутыми коленями. Кратко объяснив суть дела, мы рванули обратно, к тому закоулку, но уже впятером. И весьма вовремя: к тому моменту, как мы подоспели, Уве уже топтал Флакины очки, а ещё двое поочереди лупили Лоренца по распухшему лицу. Завидев нас, вся шайка моментально переключила своё внимание: в их глазах мы выглядели добычей поинтереснее, а двукратное численное превосходство не оставляло сомнения в исходе назревающей неравной битвы не в нашу пользу. Но так только казалось. Тилль в одиночку уложил двоих на лопатки, и пылу у наших противников тут же поубавилось, а окончательно прийти в себя им помог Ридель. Я помню тот момент, как сейчас — такое, знаешь ли, не забывается. Представь, Станислав: Олли спокойно подходит к разозлившемуся не на шутку Уве, отражает один его удар, другой, третий, затем хватает его за предплечье, выкручивает, заставляя тело согнуться, и коленом пробивает в челюсть. Несколько раз. Затем отвешивает уже полумёртвому Уве мощный пинок промеж лопаток, и из его рта, больше напоминающего бездонную кровавую дыру, на землю сыпятся несколько зубов. Ридель молча подбирает их, заталкивает Уве обратно в рот и зажимает ему носоглотку ладонью до тех пор, пока тот несколько раз рефлекторно не сглатывает, отправляя собственные зубы себе в желудок. Да, были времена... Шнай прерывает рассказ, давая Стасу время переварить услышанное, и, сделав глоток давно остывшего зелёного чая из стоящей тут же, на подоконнике, кружки, продолжает: — Лоренца мы тогда долго выхаживали; он несколько недель из дому не выходил, но мы решили, что отныне он — наш подопечный. У бабки его, как оказалось, не было денег даже на новые очки, но мы всё организовали, помогли, чем могли. Круспе-то рос богатеньким мальчиком и лихо разводил родителей на баблишко. А у Риделя и Линдеманна тогда начались проблемы с полицией, но в силу их возраста, разбирательства эти ни во что серьёзное не вылились. Тилль ещё с первого класса проявлял себя лидером — в школе перед ним заискивали, стремясь заручиться поддержкой. А вот Олли после того инцидента обрёл славу настоящего школьного отморозка, его тупо боялись до дрожи в коленях и обходили за версту. Наша компания потихоньку начала обретать авторитет среди сверстников, по мере взросления, распространявшийся всё дальше за пределы родной школы. Кстати, скоро мы поняли, что не прогадали, взяв шефство над Флаке. Он очень быстро прокачивал свои навыки в плане программирования и работы с компьютерной техникой — в ту эпоху подобных самородков было не много! К старшим классам он уже вовсю писал приложения на заказ, неплохо зарабатывал, а на вырученные деньги скупал маленькие конторки своих конкурентов. К двадцати у него уже был свой мини-конгломерат, а потом... В общем, если бы не Лоренц — никого из нас здесь бы сейчас не было. У него большие планы, большие возможности, и он очень сильно ненавидит плохих парней. — Круто у вас, прям хоть сериал снимай! — Стас зачарованно смотрит на безмятежное лицо Шная. — А как же Пауль? Почему он не здесь, не с вами? — Ну, он у меня творческая натура... то есть не у меня, а в целом — думаю, ты понял. С группой играет, альбомы записывает — не Бог весть что, но в этом вся его жизнь. Гитара, концерты в клубах, поклонницы... Но я притащу его сюда, будь уверен. Я скучаю. Ты понимаешь? Я скучаю по нему, а он по мне — нет. — Откуда ты знаешь, что нет? — Стасу хочется хоть как-то взбодрить своего вновь погрустневшего собеседника. — Чувствую. Но, не важно, заболтались мы. Пойдём-ка проверим, как там наши алкоголики — квартиру ещё не разнесли? Оба покидают уютную кухню и ещё некоторое время делают вид, что разделяют всеобщее веселье, присоединившись к компании. На дворе уже глубокая ночь. Диана и Ольга разъезжаются по домам на такси, Тилль и Флаке просто отрубаются, решив вздремнуть на пáру, не покидая излюбленного кресла, Оливер по-прежнему зависает в лэптопе — кажется, происходящее вокруг его и вовсе не касается. Стас тепло прощается со Шнайдером и тоже спешит домой. О том, как быть с тем, что его очень заводит фальшивая женщина, но совсем не заводит реальный мужчина, он подумает когда-нибудь потом, не сейчас.