Немцы в городе

На протяжении нескольких дней ничего не происходит, и Диану уже начинает утомлять унылое течение офисных будней. Хотя, в целом, на комбинате потихоньку складывается какая-то деятельность, контрастирующая со скупыми на корпоративные события неделями предыдущего месяца. Бабье лето, заметно припозднившееся, играет в городе Мценске яркими красками. Наслаждаясь последними тёплыми лучами тусклого октябрьского солнца, люди сбрасывают плащи и куртки, временно меняя их на толстовки и жакеты. Сквозь окно приёмной Диана смотрит на красные кленовые листья, устилающие землю внутреннего дворика густым покрывалом, и ловит в себе ощущение того, что вот-вот что-то должно произойти. Новая, непредсказуемая глава её жизни пугает, манит, не отпускает, и она уже совсем рядом. К полудню приходит е-мэйл от Ольги. Текст краток: "Скачай прикреплённый файл, изучи и никому не показывай. И ничего не бойся. О." В прикреплённом файле досье на Кречетова: подробная биография, семейный фотоархив, история продвижения по карьерной лестнице, информация о жене и детях, а также о ближайших подельниках. И главное: что он любит, что не любит, что и вовсе ненавидит — теоретический инструктаж по соблазнению. Диана всё ещё не готова свыкнуться с мыслью, что ей придётся быть с этим жирным, старым, мерзким и самодурно-жестоким мужланом. Если, конечно, у неё всё получится в точности, как Тилль и компания на то рассчитывают. Хоть бы не получилсь... Вот бы ничего не получилось! Контора живёт своей жизнью. Бухгалтерия оплачивает присылаемые из Маньчжурии счета, поставщики отгружают заказы, недавно набранный штат рабочих обустраивает новенькие цеха под профессиональным руководством штатного оператора. Фуры с грузами всё прибывают — благо, территория комбината и количество складских помещений позволяют принять всё. Тилль проявил настоящий немецкий педантизм: он спланировал весь процесс запуска предприятия в мельчайших деталях, уже невозможно представить, чтобы этот человек хоть в чём-то полагался на авось, даже несмотря на недавние проблемы с поставщиками. Кажущаяся надёжность Тилля слегка успокаивает девушку. Значит, он и её не подведёт. Не успела она о нём подумать, как босс влетает в приёмную через проём распахнутых настежь дверей. Диана от неожиданности даже подскакивает с кресла. Линдеманн подходит к ней, непривычно широко улыбаясь, и здоровается за руку, протягивая её прямо через большой рабочий стол своей ассистентки. От Дианы не ускользает некоторая несвежесть его экстерьера: сизая щетина на щеках и мощном подбородке, серые полосы на внутренней стороне ворота рубашки и едва уловимый запах пота. Неужели он даже не заскочил домой с дороги? — Ну, как у нас тут дела, Диана Георгиевна? — и начальник, не дожидаясь ответа, переносит свою крупную фигуру к дверям собственного кабинета. — Сегодня Олли приезжает, и я попросил Фрау незамедлительно отправить его сюда. Лишь дождусь нашего чудо-брокера, сдам его тебе на поруки и пойду домой, отмываться и отсыпаться. Я это заслужил! — бросает он на ходу и исчезает в кабинете. Но мысли Дианы уже не с Тиллем. Она ощущает нервную дрожь в коленях и неприятные колики в животе. Последний раз она так себя чувствовала накануне госэкзаменов в родном питерском вузе. Даже на собственной свадьбе она так не нервничала! Чёрт, неужели загадочный Оливер Ридель, о котором она сама себе уже столько всего насочиняла, сегодня будет здесь? Куда бежать, за что хвататься? Косметичка, расчёска, несколько капель настойки пустырника в чай? Первым делом — конечно покурить. Она сбегает вниз по лестнице в залитую солнцем курилку в одной блузке, забыв накинуть свой джинсовый жакет. Она дрожит, но не от холода, а подобно тому, как дрожит школьница накануне своей первой в жизни дискотеки. Спустя несколько минут две сигареты с угольным фильтром оказываются в прошлом. Пора возвращаться в приёмную — в конце концов, Тиллю может понадобиться помощь ассистентки, и Диане следует быть на рабочем месте. Время течёт неправдоподобно медленно: на часах уже половина шестого — и ничего не происходит. Вот, наконец, Тилль выходит из своего кабинета, разговаривая по мобильному телефону. Наверное, с ним. Тилль говорит по-немецки, и Диана улавливает основной смысл его слов. Босс явно ждёт визитёра и объясняет тому, как пройти к пропускной ММК, затем просит его подняться на третий этаж и, на жизнерадостной ноте, завершает разговор. — Диана, пожалуйста, задержись ненадолго, мне нужно тебя кое с кем познакомить. — Конечно, Тилль, как скажете, — живо отвечает девушка. — Спасибо. И всё же, после всего случившегося, давай уже избавимся от этого сухого "Вы", — начальник по-ребячески подмигивает ей, что выглядит слегка нелепо для такого сурового с виду мужчины. В коридоре раздаются шаги, и, спустя мгновение, в дверях появляется он. Гость долго и тепло обнимается с Тиллем — очевидно, мужчины очень близки и давно не виделись. Говорят они по-немецки, обмениваясь приветственными фразами вперемежку с комплиментами друг другу. Наконец, посетитель обращает внимание на Диану и сдержанно кивает. — Здравствуйте, — выйдя из-за стола, произносит девушка. — Добро пожаловать во Мценск. — Ну и бред! Диана уже мысленно клянёт себя, не за то, что говорит по-русски — он знает её язык, ведь они уже общались по телефону ранее, — а за то, насколько картонным вышло дежурное приветствие. Оливер оглядывает её с ног до головы, причём весьма бесцеремонно — да, с манерами у него точно какие-то проблемы! Диана готова сквозь землю провалиться под пронзительным взглядом больших глаз, красивых и ничего не выражающих. Визитёр очень высок, строен, держится гиперуверенно. Идеальной формы череп гладко выбрит, чёрная бородка обрамляет пухловатые изящные губы, тонкий, чуть вздёрнутый нос придаёт лицу мальчишеское обаяние, которое тает, как только взор поднимается до уровня его глаз. Ровные чёрные брови слегка сдвинуты и образуют две едва различимые складочки над переносицей. Но этот гипнотизирующий взгляд — он будто обезоруживает, раздевает, уничтожает. Нет, человек, с таким взглядом просто не может быть прост. Перед ассистенткой гендиректора не простой человек, а особенный. Гость, видимо, не считает нужным представить себя. Конечно, Диана и так прекрасно знает его имя, но ведь этикет никто не отменял! Оливер переводит свой магический взгляд с растерянной девушки обратно на Тилля. — Твоя? — обращается он к другу, опять же, по-немецки. — Да, моя ассистентка Диана, вы общались ранее по телефону, по поводу поставок. — Знаю, я имел в виду — ты с ней спишь? — Нет! — Тилль смеётся, ему, блин, весело. — Замужем? — Нет же! А ещё она вообще-то сейчас стоит рядом и прекрасно нас слышит. — Но не понимает же? — Понимает, Олли, ну где твои манеры? Ты, Дианочка, прости моего друга, обещаю, он исправится, — и, выглядывая из-за плеча своего высоченного гостя, Тилль снова по-дурацки подмигивает девушке. Мужчины исчезают в кабинете, но прежде, чем дверь за ними захлопывается, Диана успевает заметить красноватую тень смущения на гладко выбритых щеках Риделя. И всё же, этот удав — живой. Непростой, но, по крайней мере, настоящий. Спустя пятнадцать минут оба снова появляются в приёмной. Диана пока так и не решилась покинуть рабочее место, то ли ожидая новых распоряжений босса, то ли чего-то ещё — она сидит в своём удобном кресле и во все глаза пялится на Оливера. — Отдаю этого монстра в твоё полное распоряжение, а сам — домой, спать. Фрау уже успела порадовать, приготовив мне новую кровать и свежее бельё — и это единственное, о чём я сейчас могу думать, уж простите. Покажи ему комбинат, познакомь с работниками, если они ещё не разбежались по домам, конечно — всё-таки, седьмой час! А завтра приступите к делу. — Тилль прощается с Дианой и спешно уходит. Оставшись наедине, никто из двоих долго не решается заговорить первым. — Вы меня извините, я повёл себя некорректно, — монотонно, скороговоркой в итоге выдаёт Оливер. — Ничего, — отвечает девушка, — но впредь, пожалуйста, постарайтесь избегать подобных фривольностей в моём присутствии. Я не из тех женщин, которые позволяют так с собой общаться. — Это я уже понял. И учёл. Ну что ж, прогуляемся по вашим владениям? Они неспешно обходят всю территорию комбината. Диана чувствует себя на коне в роли экскурсовода, к тому же ей чертовски приятно шагать рядом с этим высоким и горделивым немцем, наблюдая, как он жадно, с неподдельным интересом внемлет каждому её слову. Ридель общается преимущественно односложными фразами: сразу видно, что красноречие — не его конёк, видимо, он человек дела. Было уже достаточно поздно, когда девушка завершила экскурсию и проводила не знающего города гостя до квартиры на Ленинской. — Спокойной ночи. — И Вам спокойной ночи, Диана. И самых лучших снов, — прощание Оливера сухо, но, в то же время, неожиданно развёрнуто. Он словно препарирует свою спутницу глубоким и острым взглядом подобно скальпелю, используемому в немирных целях. И на этот раз его губы тронуты едва заметной, искренней улыбкой. Диана спокойно добирается до дома и оказывается в плену своей уютной съёмной квартирки. В комнате пусто, в холодильнике пусто, в желудке пусто, зато мысли её сплетены в запутанный клубок так туго, что и не знаешь, за какую ниточку хвататься.

***

Диана покидает приёмную. Через панорамное окно, на месте которого сейчас зияет огромная дыра от пола до потолка. От того места, где должно быть окно, во внутренний дворик офисного здания ММК ведёт каменная двукрылая лестница. Ступеньки местами потрескались и теперь режут глаз неровными щербатыми краями. Мокрая бурая листва везде: в воздухе, на лестнице, в небе. Дует порывистый, обжигающе-холодный ветер, терзая почти обнажённое тело липкой осенней влагой. Диана ступает в центр лестницы, её тело жаждет успокоения: даже промозглый ветер не в силах усмирить лихорадочный жар её тела. Нагота прикрыта ярко-лиловой шёлковой тканью: по сути это не одежа, и даже не накидка, а наспех обёрнутая вокруг туловища тонкая портьера, закреплённая над грудью простым узлом. Фалды портьеры распахиваются под очередным порывом неестественного ветра, оголяя босые белые ноги, округлые колени, крутые бёдра. По внутренней стороне бёдер что-то ползёт, Диана опускает взор и видит тонких бордовых змеек, устремляющихся к стопам по гладкой поверхности голых ног щекотливыми, горячими струйками. Змейки обращаются кровью, Диана проводит языком по губам и ощущает медный вкус во рту. Острые, хищные клыки впиваются в мягкую, податливую ткань тонких губ, терзая, жуя их, и новые бордовые струйки уже бегут по подбородку, срываясь каплями на разгорячённую вздымающуюся грудь. Терпеть лихорадочный озноб всё труднее: Диана дрожащими пальцами сбрасывает свой лиловый камуфляж — портьера, подхваченная ветром, улетает прочь, на миг застилая нечёткий диск бледного, дымчатого солнца. Теперь, будучи абсолютно нагой, она опирается на грязные мраморные перила и окидывает дворик жадным, ищущим взглядом. Предчувствие не подвело: у основания лестницы стоит он. Зачарованно смотрит на кровавую Диану, та простирает руки для благоволительного приветствия и обнаруживает их расписанными синяками и ссадинами. Лицезрение собственной истерзанной плоти ещё больше распаляет её; крупная слеза скатывается по щеке, оставляя пылающий след на дрожащей коже. Диана стирает слезу ладонью — на ладони остаётся бордовый грязноватый мазок. Она снова обращает взор к нему, он, всё так же покорно, ждёт внизу, его лицо сияет беспрекословным, подчинительным благоговением. Их разделяют бесчисленные ступени, сырые и скользкие, устланные мёртвыми листьями, изуродованные морщинами времени. Диана делает шаг, другой, но с каждым движением идти всё сложнее: павшие листья ожившей гидрой цепляют её ступни, не давая идти, не пуская к нему. Подобно лианам, они карабкаются по её ногам в направлении разгорячённого лона и, в конце концов, окончательно парализуют. Диана пытается сделать ещё один шаг навстречу ему, возможно — последний, но ноги уже вросли в каменную твердь лестницы, ещё мгновение, и всё тело её обращается сухим, уродливым, скрюченным деревцем, пробившим кривые ветви сквозь трещины в каменных ступенях. Она хочет кричать, но у неё больше нет рта, безмолвный вопль ужаса застывает в одеревенелой груди, пока ещё живое сердце глухими ударами резонирует об одеревенелые рёбра. Диана мгновенно распахивает глаза, но для возвращения телу подвижности требуются минуты. Оцепенение рассеивается в свете уличных фонарей, просачивающемся сквозь незанавешенные окна комнаты. Минуя стадию паралича, девушка ощущает на бёдрах обжигающую влагу. Месячные пришли — и как не вовремя! — хотя, сбившийся цикл при таких нервотрёпках — дело обычное. Она опускает два пальца в тесный зазор между ног и, взяв пробу, подносит их к лицу. Тусклое освещение ночной улицы, пробивающееся сквозь стеклопакет, позволяет разглядеть отсутствие тёмно-алых следов первой крови на пальцах. Нет, это не кровь. Это горячая суть истомлённого тела, нашедшая выплеск через странные сны. Диана снова закрывает глаза, пытаясь воскресить в сознании недавние фантомы. Вот, она снова на лестнице, снова голая, но на этот раз ничто не мешает ей играючи преодолеть все порожки и ступить босыми ногами на сырую холодную землю внутреннего дворика. Теперь она может отчётливо видеть его лицо: симметричное, привлекательное, непроницаемое, завораживающее. Диана проводит кончиками пальцев по всей длине его рук, затем по плечам, и вдоль шеи, наконец, ладони останавливаются на гладких щеках. Она охватывает их нежно, но кажется, её хватку не в силах ослабить сейчас никто: она рывком склоняет к себе его голову, чтобы дотянуться до обрамлённых тёмной порослью соблазнительных губ, но этого недостаточно — она становится на цыпочки и тянется, тянется, тянется к его губам своим влажным, жадным ртом. Ощущения внизу живота рассыпаются миллиардами ярких созвездий в каждый уголок её сонного тела, заставляя его содрогаться в хаотичных конвульсиях. Издав последний взрывной выдох, исходящий из самых глубин грудной клетки, Диана обессиленно откидывается на влажные простыни и забывается спокойным, мирным сном до самого утра.