***
На протяжении всей последующей недели Стас взял в привычку начинать рабочий день с контактика, хотя раньше он проверял свою страничку на этом сайте от силы пару раз в месяц, чтобы перекинуться сообщением-другим со старыми товарищами, и то скорее из соображений приличия, нежели руководствуясь искренним интересом. Теперь же ресурс стал для него настоящим развлечением. Каждый день он обнаруживал в своём профиле всё новые приглашения в разнообразные сообщества: несомненно, Рихард быстро освоился на новой для себя стезе и плодил хейтерские паблики антикречетовсой направленности быстрее, чем их успевали банить. Самой живучей оказалась группа со звучным названием “Мценская молодёжь против коррупции”, куда админ Ричи Эмигрант предлагал всем страждущим скидывать случаи вымогательства взяток, незаконных поборов и самоуправства чиновников с доказательствами. Сообщения посыпались незамедлительно, сперва единичные, с фейковых страничек, а далее — всё более резво, в том числе и с проверенных аккаунтов реальных людей. Рихард отбирал наиболее резонансные и достоверные из них и опубликовывал анонимно; многие из таких постов тут же собирали группы поддержки. Стас всё ещё смутно представлял, к чему немцы затеяли всю эту историю, однако лояльная идеи антикоррупционной борьбы аудитория продолжала численно возрастать, а сам Круспе продолжал экспериментировать со способами влияния на массы посредством популярной соцсети. Самой резонансной стала рекламная кампания, представленная единственным постом: всё та же генеральская морда и звучная подпись “Ты уверен, что у твоего будущего это лицо?”. Переходя по ссылке, люди попадали на очередную страницу, пестрящую изобличениями будущего кандидата в губернаторы в духе “Губер новый — команда старая”, “Тебе нравится то, что происходит в регионе сейчас? Голосуй за Кречетова, и ничего не изменится!”, “Генерала — в губернаторы, по чекисту в каждую квартиру!” и так далее. Контингент, слив первые, самые ядовитые порции накипевшей ненависти, стал задавать админу-анониму закономерный вопрос: “Какие будут ваши предложения?”, и, дождавшись, пока градус бурлящих масс достигнет точки кипения, админ своё предложение выдвинул. “Нам нужен альтернативный кандидат”. На этом бурная деятельность в рамках соцсети временно поутихла, уступив место более серьёзным информационным поводам. Сразу несколько крупных интернет-сми и даже пара печатных изданий опубликовали на своих страницах разоблачительные материалы, вскрывающие всю подноготную малоизвестного до того момента за пределами своего региона Кречетова. Сомнительные делишки, тесные связи с мафиозными элементами, баснословное богатство генеральской жены — талантливой бизнесвумен, дипломы о высшем образовании его детей, по итогам простейшей проверки — никогда нигде не учившихся. Печатное слово — великая вещь, и вскоре о генерале заговорили по всей стране, и отнюдь не в том ключе, в котором ему бы этого хотелось. Когда же Стас поинтересовался, каким образом Круспе удалось пропихнуть свою информацию в федеральные СМИ, тот выложил ему схему столь очевидную, сколь и невероятную. Оказывается, Лоренц является совладельцем нескольких очень крупных информационных изданий в Европе, рекламное место в которых стоит баснословных денег, и, по ряду причин, включающих в себя как саму цену вопроса, так и пресловутые санкции, реклама в них являлась для крупного российского бизнеса очень желанной, но недоступной. Флаке просто обменял рекламное пространство в своих изданиях на информационные полосы российских ресурсов. Осуществив бартер, те, в свою очередь, на правах посредников продали горяченькие места в европейских изданиях своим клиентам — в основном, частным корпорациям. Всё продаётся, все продаются, и главное — довольны тоже все. Результаты неустанного труда Ричи Эмигранта не заставляют долго ждать. Вскоре Стас начинает замечать смену общественных настроений уже не на просторах интернета, а в реальной жизни вокруг себя. Вот, его мама встречается за вечерним чаем с подругами, такими же пожилыми учительницами, дамы опасливо перешёптываются, будто боясь быть услышанными. Если ещё пару недель назад далёкие от полититки бюджетницы готовы были идти на выборы под любыми знамёнами, одобренными районным отделом народного образования, то сегодня они уже ждут нового кандидата, некого “свежего лица”, на чём свет стоит ругая действующий в регионе режим и его усатого приемника. Вот, девчонки на комбинате, работницы отдела кадров, ни сном ни духом не догадывающиеся о том, чем на самом деле занято их непосредственное начальство, делятся слухами, согласно которым, молодёжь в городе, если не дождётся выдвижения приемлемого кандидата, собирается бойкотировать выборы, и не тихо отсиживаясь дома, а шумно заполняя улицы. “Опасно”, — думает Стас, и словно вторя его внутреннему ощущению, звонит Серёга и спешно отменяет запланированную на выходные пьянку в связи с тем, что весь их отдел брошен на сверхурочную работу по розыску организаторов информационной травли генерала Кречетова.***
Ближе к очередным выходным господин Круспе лично заявляется в офис ММК. Выглядит он усталым и потрёпанным — труды праведные на ниве информационной борьбы и бессонные ночи в компании крепкой “Охоты” совсем его измотали. — Здоро́во. А какие у вас тут самые злачные заведения? — сходу выдаёт он, вальяжно развалившись в кресле для посетителей в кабинете начальника отдела сбыта. — Чтобы с водкой и девками, — уточняет Стас, вспоминая их предыдущий совместный досуг в московском караоке-баре. — Нафиг водку. Чтобы пиво поприличнее и девки, соответственно, тоже. — В “Роджер” сходи — там пиво что надо, а с барышнями у нас везде полный порядок. — Ну тогда пойдём в субботу! — Окей. А Шнайдер? — А что Шнайдер? Зачем он нам? Ему в ваших патриархальных пенатах точно ловить нечего. Вдвоём пойдём, нормальной мужской компанией. Стаса слегка коробит очередное уничижительное упоминание о Шнайдере из уст Круспе. Определённо, между этими двумя имеется какая-то старая недолеченная история. Однако, он соглашается составить Рихарду компанию, скорее не из личных побуждений, а просто опасаясь отпускать того бродить по кабакам в одиночку.***
Субботним вечером в “Роджере” многолюдно. Воцарившийся в городе мороз, снежные заносы и расшатанная общественная обстановка будто бы согнали сюда всех тусовщиков города, заставив их покинуть тёплые норки своих жилищ. Долго скучать в компании друг друга парням не приходится: лощёный немец манит провинциальных красоток, как магнит, но два свободных стула за их столиком достаются самым смелым. Высокая крашеная блондинка с симпатичным лицом и миниатюрная шатенка с точёной фигуркой хохочут над каждой нелепой шуточкой Круспе, томно потягивая через соломинки свои коктейли, расспрашивают о том, о сём, выслушивая в ответ килотонны отборного вранья, сами делятся безумно интересными историями из своего недавнего студенческого прошлого. Время летит незаметно, хмель бьёт в голову. Стасу не то чтобы скучно, но и не весело. Накинув куртку, он выходит на улицу покурить. Шатенка увязывается следом. — Ты чего такой грустный? — Я не грустный, — сквозь улыбку отвечает он. — Я же вижу, что грустный. Хочешь, я тебя развеселю? С этими словами она хватает парня за руку, увлекает за угол питейного заведения, докуда не добираются ни слабый свет уличного фонаря, ни праздные курильщики, предпочитающие не отходить далеко от входа в паб. Стас роняет недокуренную сигарету, оказавшись зажатым между обледенелой стеной здания и горячим телом шатенки. Та жмётся к нему ещё плотнее, проводя рукой то по бедру, то по плоскому животу, наконец обхватывает его голову и тянется с поцелуем. От неожиданного натиска парень теряется: у него давно не было девушки, а случайная знакомая миловидна и буквально пышет страстью; ему бы схватить её в охапку да везти в нумера, но что-то идёт не по плану. Парень отчётливо ощущает полное отсутствие жизни у себя в паху. Осознание данного факта бьёт под дых, но удар этот оказывается именно тем, что ему сейчас нужно: вместо того, чтобы прервать дыхание, он запускает сердце. Не дожидаясь, пока шатенка поймёт причину его конфуза, Стас бережно берёт её за руку и ведёт обратно в паб. — Пойдём. Как и ожидалось, блондинка уже вовсю воркует с Круспе, чуть ли ну закинув ноги ему на колени. Завидев вернувшегося Стаса, тот взглядом подаёт ему сигнал “надо переговорить”. — Девушки, никуда не девайтесь, мы сейчас вернёмся, — бросает он, и “джентльмены” скрываются за дверью с надписью “Gents”. — Куда пойдём? — стоя у писсуара, вопрошает Круспе. — В смысле? — Ну девочки-то готовы, не на квартиру же их везти: там же девственник, недотрога, а про сладкую парочку "твикс" я вообще молчу. Стас в очередной раз поражается, насколько, должно быть, Рихард любит своих друзей, давая им подобные определения. — Ты поезжай, а я чего-то устал. Пойду лучше домой, отосплюсь, — с этими словами он извлекает из кармана куртки связку ключей, и, отделив от неё один, протягивает его немцу. — Это от моей дачи. Адрес запиши. Там сейчас никого, электричество и отопление есть. Возьмёшь такси, да по дорогe не забудь прикупить шампусика с фруктами. — Но их же двое! — Не двое, а две. Что, боишься не справиться? Рихард прищуривается, строя рожицу “я тебя умоляю”. — Спасибо, друг! Я уже расплатился, кстати. — Хорошо, тогда... Удачи, что ли. “Я тебя умоляю” рожица корчится во второй раз, и летящий на крыльях любви Круспе покидает уборную. Стас остаётся один, всматриваясь в отражение бледного лица в зеркале. Он чувствует себя абсолютно потерянным, и домой ему совсем не хочется.***
Всполоснув горящие щёки холодной водой из-под крана, парень долго теребит в руках телефон и наконец решается. Номер Фрау на быстром наборе, и после трёх невыносимо долгих гудков в трубке раздаётся желанный голос: — Да, мальчик мой, случилось что-нибудь? Только не говори, что этот придурок Круспе опять что-то натворил, — жеманные интонации выдают, что сегодня Шнайдер пребывает в образе Фрау. Стас с облегчением выдыхает. — Пока не натворил, я просто решил предупредить, что домой он сегодня вряд ли вернётся. — Постой, и куда это вы намылились? — Фрау понижает голос, Стас улавливает в нём некоторые нотки беспокойства. — Не мы, а он один с двумя красотками. — Не с клофелинщицами, надеюсь? Ха-ха, значит стареющий плейбой оставил тебя не у дел? Бедный мальчик... — Да нет, просто я не захотел, короче... не важно. — Хочешь поговорить об этом? — с воодушевлением и некоторой издёвкой верещит в трубку Фрау. — Приходи ночью на сеновал. — Чего-о? Отсмеявшись, экзальтированная мадам Шнайдер возвращает своему тону серьёзное и даже почти нежеманное звучание: — Приходи, если хочешь. Я оставлю дверь подъезда открытой. Первый этаж, квартира номер один, крайняя слева — мы там ремонт недавно закончили. Нам никто не помешает. Поговорить. Я там теперь много времени провожу. Один. Стас сбрасывает звонок, ничего не ответив. Отчего-то он уверен в том, что его ответ — “да”, а также в том, что Фрау тоже уловила однозначное “да” сквозь короткие гудки оборванного телефонного разговора.***
Первая квартира — та, где раньше располагалось псевдо-агентство, сияет свежей отделкой, появилась даже кое-какая мебель, на окнах — жалюзи, в углу — электрочайник и включенный в сеть ноутбук. — Застолбил себе эту квартирку, потихоньку обживаюсь. Наверху шумно. Куртку снимай — здесь жара. Фрау по-хозяйски суетится возле закипающего чайника. Сегодня она даже более прекрасна, чем в их прошлую встречу: белая блузка заправлена в узкую юбку из плотной серой материи; юбка чуть прикрывает колени, открывая обзору затянутые в капрон удивительно стройные ноги без единого волоска. Плюшевые тапочки снова вернулись, однако они совершенно не портят цельный образ, даже наоборот — придают официально-элегантному одеянию нотку уютной свойской домашности. Роскошные волосы сегодня ничто не сдерживает — при каждом движении своей обладательницы они слегка подпрыгивают тугими ухоженными пружинками. — Ты не против? — и даже не взглянув в сторону гостя, хозяйка плескает в обе кружки свежезаваренного чёрного чая понемногу коньяка из початой бутылки. — Обычно я предпочитаю пить один, но сегодня рад компании. За тебя. — Значит, здесь ты проводишь своё время? Потянуло на одиночество? — пытается завязать непринуждённую беседу Стас. — У нас с одиночеством взаимное притяжение. В жизни каждого наступает пора, когда ты сам себе становишься гораздо интереснее, чем люди вокруг. В молодости было иначе — наверно, я старею. Не принимай близко к сердцу — твоё дело молодое, тебе ещё рано погружаться в стариковское брюзжание. — Брось, просто ты ещё не встретил подходящую... компанию. Чёрт, я опять несу какую-то фигню! — Стас нервно поправляет наэлектризованную с мороза чёлку. — Может и не встретил, а может и не суждено, а может... — Фрау мечтательно прикрывает глаза, выдерживая паузу, — а может и встретил. Неловкая тишина затягивается, Стас не находит, что ответить, и от этого нервничает ещё больше. — Я выйду покурить? На улицу. — Пойдём, — с энтузиазмом подхватывает спасительную идею Фрау, — люблю снег ночью. Не накидывая верхней одежды, они выходят во двор, оставив дверь подъезда открытой. Густые облака терпкого дыма устремляются к небу, подхватываемые лёгкими дуновениями бодрящего ветерка. Они молчат, думая каждый о своём. Наконец, Стас переводит взгляд на своего спутника. Фрау в домашних тапочках мнётся на пороге подъезда, поёживаясь от холода, она обхватывает крепкое тело обеими руками и зачарованно наблюдает за кружащимися в воздухе редкими снежинками. Стас снова улавливает знакомое выражение детского восхищения на лице Шнайдера — то же, что и тогда, по дороге из Москвы, прекрасное, чистое выражение на прекрасном, чистом лице. Он любуется им, ею, путаясь в местоимениях, ловя себя на желании обнять это тело в тонкой блузке, прижаться к нему и согреть и тело, и то, что под ним. Что-то снова идёт не так, такое и раньше случалось. Спящая беспробудным сном ещё пару часов назад плоть в его штанах ныне начинает подавать признаки жизни, вырывая парня из томных мечтаний. Едва подавив в себе приступ немой паники и опасаясь разоблачения, он спешит вернуть собственному настроению нейтральный окрас. — Шнай, а почему ты так любишь снег? — Стас ловит на себе колкий взгляд серых глаз. — Я не мог не заметить. — Потому что он чистый, — Фрау опускает глаза, словно стыдясь чего-то, — он такой, каким я уже никогда не буду. Стас ещё о многом хотел бы спросить: о том, что значат эти последние слова, что значило соприкосновение их рук тогда, в машине, во время первого снега, что значат они друг для друга; он хотел бы услышать, что скажет Фрау, а по сути — не важно что, лишь бы слышать её речь, лишь бы дать её словам проникнуть в себя. Он пугается собственных мыслей, ему хочется бежать, и в то же время хочется остаться — вот так стоять здесь, во дворе, вдвоём, ночь напролёт... Парень спешит проскользнуть в подъезд, забирает из квартиры свою куртку и возвращается обратно. Фрау всё ещё стоит на пороге, считая снежинки и безуспешно пытаясь унять крупную дрожь в своём теле. — Лучше иди в дом — простудишься. А мне пора, — на ходу бросает Стас. — Ну пока, — ровно отвечает Фрау, едва заметно улыбнувшись. — Дай я тебя обниму. С этими словами Шнайдер притягивает парня к себе, и некрепко, тепло, по-родственному приобнимает. Стас впервые ощущает её запах так близко: Марина де Бурбон поверх чистого, естественного мужского аромата; он чувствует холод кожи сквозь полупрозрачную материю блузки; он хочет поскорее вырваться из этих ненавязчивых покровительственных объятий, и в то же время не покидать их никогда. Наконец, Фрау разжимает скрепы и высвобождает его. — Ступай, — мягко произносит онa и скрывается за дверью подъезда. Оставшись один посреди заснеженного двора, Стас молится лишь об одном: чтобы прекрасная Фрау не заметила его уже совсем вышедшей из-под контроля эрекции.