***
Вопреки всем опасениям, процесс заключения сделки прошёл без сучка и задоринки. Уже бывший владелец клуба "Галактика" убедился в том, что банковский перевод прошёл как следует, подписал все необходимые документы и, дождавшись, пока нотариус заверит его копии бумаг, умчался восвояси. "Бухать", — как он коротко успел пояснить на ходу Ольге и Стасу, бросив прощальную фразу, даже не глядя в их сторону. Прибыв в офис с хорошими новостями, они отчитались о проделанной работе перед Тиллем, и тот собрал спонтанную встречу прямо у себя в кабинете. Цель "брифинга" — обсуждение подготовки к новогоднему мероприятию, до которого осталось всего три недели. — Диана, в течение дня свяжись с подрядчиком, заключи договор и определи фронт работ. Олли отвезёт тебя на объект. Проконтролировать, чтобы ремонт был выполнен точно в срок, и самое позднее к двадцать девятому декабря помещение было полностью готово к концерту — твоя задача на весь оставшийся месяц. Девушка лишь кивает и удаляется в приёмную, чтобы тут же позвонить знакомому подрядчику. — Круспе — кстати, где он? — в общем, он знает, что делать. Флаке займётся системой безопасности и подбором персонала, да он и так уже этим занят. Наша дорогая Фрау пускай позаботится о меню, баре и так далее. А также о декорировании помещения, — чуть подумав, добавляет Тиль. — Стас, проконтролируй и будь на подхвате. Ну а пока, бери Пауля и заказывайте через интернет всё необходимое для шоу — свет, аппаратуру, инструменты — всё, что нужно, Пауль в этом сечёт. Доставку тоже ты проследишь. Всё, расходимся, время не ждёт! Стас стремится покинуть кабинет, у него голова идёт кругом от количества выпавших на его долю поручений. — Подожди, куда спешишь? — слышит он за спиной тихий, приятный голос. Конечно, с Паулем он уже знаком, но дальше "привет-пока" их общение не заходило — парень так и не смог себя пересилить и наладить доброжелательные отношения со вновь прибывшей "рок-звездой". На то нет никаких причин, но он чувствует смутное недовольство его нахождением рядом, он расценивает Ландерса как привет из прошлого его драгоценной Фрау, нежелательный привет, как нечто, способное нарушить так внезапно воцарившуюся в их со Шнайдером отношениях идиллию. — Давай заказом сейчас займёмся? Раньше закажем — быстрее доставят, — Ландерс не отстаёт. Дабы не выглядеть конченым хамом, Стас находит в себе силы остановиться, обернуться и взглянуть надоедливому гитаристу прямо в лицо. Тот улыбается. Все в восторге от этой улыбки. Наверное, о ней ходят легенды. Стас же не чувствует ничего, кроме раздражения. И он понимает, насколько это неправильно, незрело, нелепо, но ничего не может с собой поделать. — Ну пойдём. В моём кабинете будет удобнее. Около полутора часов они подбирали аппаратуру и прочие необходимые примочки — точнее, подбором занимался Ландерс: видно, что он делает это в тысячный раз, свои поставщики у него на карандаше, модели инструментов он знает на зубок, и самозабвенно предаётся процессу, не нуждаясь в помощи. Стасу только и остаётся, что проводить многочисленные предоплаты через корпоративный счёт, к которому у него доступ. Когда с делом было покончено, и он уж было понадеялся, что вот сейчас улыбчивый немец, наконец, покинет его территорию и даст спокойно вздохнуть, Ландерс выводит его из состояния прострации простой и обескураживающей фразой: — Вижу, что я тебе не нравлюсь. Скажи, почему? Это из-за Шная? От неожиданности парень лишь молча уставился на сидящего напротив Пауля. — Можешь не отвечать, я всё понимаю. Просто знай, я здесь не для того, чтобы кому-то мешать. Но, если уж нам предстоит работать вместе, давай выясним все вопросы сразу, чтобы впредь к ним не возвращаться. — Ээ, ну давай... — Хорошо. Для начала, когда ребята рассказали мне про вас, ты не представляешь, как я обрадовался. У него же ведь никого нет, а для меня он самый родной человек на свете, и что бы там ни было, я — первый, кто желает ему счастья. И если он выбрал тебя, это неспроста. Шнай — не тот человек, который кого попало к себе подпускает. С тех пор, как он порвал со своей семьёй... — Постой, что? — Стас вдруг отчётливо осознаёт, что ничего не знает о своём любовнике, тот ни разу не говорил ни о семье, ни о предыдущих отношениях, а он никогда и не спрашивал, резонно опасаясь услышать то, что ему не понравится. — Ты ведь не знаешь ничего, так? Чувствую себя сволочью. — Брось, расскажи мне всё, что считаешь нужным, — парень настолько заинтригован, и в то же время напуган, что изначальная антипатия к собеседнику сменяется настороженным интересом. — Я расскажу, а он меня за это проклянёт. Но я его знаю, он в молчанку может всю жизнь играть, и это в своём роде нечестно по отношению к тебе. Ландерс замолчал, улыбка уже давно сползла с его губ, и сейчас он как-то потерянно смотрит на собственные руки, словно собираясь с духом. Наблюдая за ним, Стас пытается определить, является ли трагикомичное растерянное выражение его чуть детского лица результатом игры или же шедевром природы. В любом случае, завязавшийся разговор пусть и неожиданен, но долгожданен, и он не намерен отпускать гостя без объяснений. — Так что там с семьёй? Почему они не общаются? — С семьёй? А что с ними? После выпускного, когда он признался мне, им... Ну в общем, они выгнали его из дома. Глаза Стаса непритворно округлились. — Как это, выгнали? — Ну они же мормоны. Решили, что такой сын им не нужен, и с тех пор ничего так и не поменялось. Изредка он переписывается разве что с сестрой, и то она поддерживает с ним связь в тайне от своей общины, насколько я знаю. — Как мормоны? Из Союза? Что за бред? — Бывает. В Союзе все шифровались, а в Германии, особенно после падения страны, необходимость скрываться отпала, вот они и разошлись на всю катушку. Богатая у них община, кураторство из США, всё такое, и они непримиримы. И образ жизни, который Шнай для себя выбрал и не побоялся озвучить, оказался для них неприемлем. Я с детства Шнайдера знаю, и родители всегда им очень гордились, возлагали большие надежды — единственный сын, как-никак — а тут такой облом... В общем, считай, что нет у него семьи, хотя она есть, и я иногда даже их в Берлине встречаю на улице или в супермаркете. Они здороваются, а о сыне так ни разу и не спросили. Звучит, как абсурд, но он с этим живёт с самых своих семнадцати лет. — Слушай, если они его выгнали, то куда он пошёл? В семнадцать-то лет? Ландерс тяжело вздыхает. — Чайку не предложишь? — Да-да, конечно, — Стас готов на какие угодно услужения ради продолжения истории. Он тратит несколько минут на то, чтобы заварить крепкий чёрный чай с бергамотом, при этом он так нервничает, что желание закурить кажется непреодолимым, но всё же он его перебарывает, ибо не рискует покинуть помещение в разгар такой познавательной беседы. — После окончания школы год о нём никто не слышал, да никому и дела не было, если честно, — возобновляет повествование Ландерс, отхлёбывая горячий чай. — Все разбежались кто куда, я учиться поступил и честно думал, что он тоже, а выйти на общение ему не позволяла гордость. Интернетов тогда не было в таких масштабах, как сейчас, и люди легко терялись. Когда же, следующим летом после окончания школы, мы все собрались на каникулах, выяснилось, что о Шнайдере никто ничего не слышал. Через его сестру удалось узнать, что учиться он так и не поступил, и тогда уже мы заволновались. Блин, — Ландерс показушно дует на чай, — никогда себе этого не прощу. — Да ладно, ты же не знал, — Стас сам не понимает, с какой стати он вдуг проникся сочувствием и симпатией к рассказчику, но история настолько его шокирует, а физиономия Ландерса так непритворно печальна в этот момент, что ему хочется от всей души поддержать мелкого. Лишь бы тот не замолкал. — Я не знал, потому что не хотел. Понимаешь? — в голосе Пауля вдруг возникают дрожащие нотки, всего на секунду, чтобы тут же исчезнуть. — И... Что было дальше? — Дальше мы организовали поиски. Каждый привлёк свои каналы. Тилль нанял каких-то парней, типа сыщиков — безрезультатно. Флаке спонсировал все эти поиски, но толку не было. Мы с Олли пытались выудить какую-либо информацию у его родителей, но те лишь отрезали. "У нас нет сына", — я помню эти слова его матери. Вот, как сейчас, помню. Ландерс снова умолкаем, заставляя сердце Стаса биться быстрее. Умеет же чёртов гитарист нагнать драмы! А может, он и не специально вовсе? — В итоге, только через год, когда нам всем было уже около двадцати, его нашёл Круспе. Он учился на журналиста и якшался много с кем. Пёс. Через каких-то своих знакомых, которые работали под прикрытием, имея доступ в сомнительные полузаконные сообщества — всё ради горячей статейки в криминальной хронике и хороших гонораров — он выяснил, что парня, похожего на Шнайдера, видели то в одном городе, то в другом, и в основном — в каких-то полулегальных притонах. Не помню всех деталей, но Рихе удалось вычислить конкретное местоположение Шнайдера на тот момент. Где-то в Кёльне. Ох, и трепался же он после этого! Круспе ещё лет десять щеголял историей Шнайдеровского вызволения, пересказывая её во всё новых подробностях то на одной пьянке, то на другой, пока всем не надоело это слушать. Сердце у Стаса уже окончательно сжалось в комочек. — Расскажи! — только и может выдавить он. — Это не мой рассказ, если что, меня там не было. Но, со слов Рихи, заходит он, значит, представившись клиентом, в некий шалман, на который ему указали, проникает в кабинет владельца и требует, мол, где наш пацан, подавайте его сюда. Владелец и глазом не моргнул, повёл Круспе в какую-то комнатушку, открывает, значит, дверь, а там сидит наш Шнай в розовой комбинации и при полном макияже, и отсасывает какому-то черномазому. Круспе заявляет свои права, а владелец требует десять тысяч долларов отступных. По тем временам серьёзные деньги! Весь этот разговор якобы происходит в той же комнате, а Шнай не то что Круспе не узнаёт, он даже не отвлекается от своего занятия. Это потом мы узнали, что он уже плотно сидел на наркоте, фактически продавался за дозу, а сколько это длилось... Теперь голос Ландерса уже дрожит по-настоящему. — И как его вытащили? — полушёпотом, через ком в горле, спрашивает Стас. — Круспе позвонил, Флаке денег перевёл, на это всё три дня ушло, а Шнай тем временем всё ещё там находился. В итоге отдали его Круспе, тот его кое-как откачал и до Берлина довёз. Кстати, эти три дня Круспе из заведения не выпускали, он там вроде как в заложниках был. Точно не знаю, что там творилось, но в Берлин он приехал с абсолютно разбитой рожей. Дальше уже мы взяли Шная на поруки. Особенно Флаке — этот парень просто рождён привечать всех униженных и оскорблённых! Пролечили его от зависимости, загрузили кое-какими поручениями. Cо временем он вроде очухался, но некоторые привычки остались. Например, от своей женской ипостаси он так и не отказался. И срывался потом ещё несколько раз — сбегал не пойми с кем, кидался во все тяжкие, каждый раз оказывался брошен, пока, годам к тридцати, окончательно не утих, лишь страсть к таблеткам и суицидальные настроения остались. Пару минут они сидят молча, уставившись кто в пол, кто в потолок. Наконец, Ландерс снова берёт слово: — Мне Флаке сказал, что с тех пор, как он здесь, у него всё хорошо. И что-то мне подсказывает, что это и твоя заслуга. Так что можешь рассчитывать на мою полную поддержку по любым вопросам. Мне этот человек дорог, но я так и не нашёл в себе сил стать полноценной частью его жизни с тех пор, как мы перестали быть детьми. Будто он заразный что ли, будто если я буду рядом, я замараюсь. Но иногда мне кажется, что я просто не достоин быть рядом. Он вроде как блаженный в моих глазах — странный, непонятный, грязный и святой. И да... Мне очень стыдно об этом говорить. Некоторое время Ландерс теребит пустую чашку в руках, опустив глаза и поджав губы. Стас с интересом разглядывает его — этого необычного человека, который вот так, сквозь пару фраз, вдруг перестал его бесить и заставил проникнуться сочувствием. Необъяснимым и таким простым человеческим сочувствием. Теперь вся кривая их со Шнайдером взаимоотношений как на ладони — Ландерс потерял с ним связь по доброй воле, но через сожаление, а Шнай всё это время хранил память об этой связи фантомно, сюрреалистично, прекрасно осознавая её иллюзорность, никогда не требуя большего, и при этом не обвиняя друга ни в чём. Это кем надо быть, чтобы на протяжении десятилетий считать самым близким человеком того, кто, может быть, и сам считает себя таковым, но никогда в этом не признается? Не иначе как блаженным. Стас поднимает взгляд на Ландерса, сидящего спиной к открытой двери кабинета, и беззвучно матерится. В дверях стоит Шнайдер. По румяным щекам и снежинкам на волосах видно, что он только что с улицы и вряд ли пробыл здесь долго, но всё же, что-то он наверняка успел услышать. — Привет, Пауль, — говорит он в спину до этого момента не подозревающего о его присутствии Ландерса. — Рад наконец тебя увидеть. Они очень долго обнимаются без слов, без лишних движений, пока Ландерс не вырывается из объятий друга. — Увидимся позже, мне пора, — бросает он и смывается прочь. Шнайдер проходит вглубь помещения и усаживается на стул, где только что сидел Пауль — прямо напротив в Стаса. — И что он тебе рассказал? — его руки сложены в замок возле рта, в его глазах вызов и отчаяние одновременно. — Всё, — твёрдо и односложно отвечает Стас. — Понятно. И что теперь? — В смысле? — Теперь у тебя есть целых две причины меня ненавидеть — за то, какой я есть, и за то, что скрывал от тебя это. — Теперь мне страшно. — Страшно, что связался со мной? Понимаю. Понимаю, — Шнайдер опирается локтями о поверхность стола и опускает лицо в раскрывшиеся ладони. Кажется, будто его плечи мелко дрожат, или это не кажется. Когда же его дыхание становится поверхностным и прерывистым, сомнений не остаётся — он плачет. Стас поднимается со своего места, обходит стол и, оказавшись позади сидящего Шнайдера, обнимает его за плечи, зарываясь носом в сырые от снега кудри. — Страшно, что ты вообще мог не дожить до этого дня, что тебя вообще могло не быть... Не быть у меня. Шнайдер берёт ладони парня в свои и, прижимая к лицу, продолжает рыдать уже в них.***
Когда они выходят на улицу, уже смеркается. В их планах поужинать в "Арарате", поехать домой и пораньше лечь спать. Внезапно дорогу к выходу с территории преграждает офис-менеджер Машка, без верхней одежды, она сходу налетает на них, пугая своим мелким ростом и громким голосом: — А куда это вы собрались? Особенно ты! — она тычет пальцем прямо в грудь Шнайдеру. — Тебя Флаке зачем сюда вызвал? Ангар уже освободили, и все в сборе! — Какой ангар? — непонимающе вопрошает Стас. — Складской! Номер тринадцать! Флаке распорядился распределить всё содержимое оттуда по соседним, чтобы освободить место для ваших репетиций, и сейчас у вас, — она снова тычет пальцем в Шнайдера, — там собрание! Быстро! Сами не понимая, почему они слушаются эту чернявую шмакодявку, двое спешат к указанному складскому помещению, где их уже ожидают пятеро немцев во главе с Ландерсом и скучающая в сторонке Диана. — Мне заказали концерт, — с ходу заявляет Пауль, — но у меня нет музыкантов, так что извините, ребят, как бы вам ни была неприятна эта затея, но придётся вспомнить школьные годы. Инструменты я заказал, и для тебя, — он поворачивается в сторону Шнайдера, обворожительно улыбаясь, как ни в чём ни бывало, — самая лучшая ударная установка уже в пути. Инструменты доставят через четыре дня, и тогда начнём репетиции. Отказов не принимается! — Не принимается, — отзывается Тилль откуда-то из глубины ангара, — если даже Я согласен петь, то у вас, ребята, просто нет выбора — будете играть! Такого нового года этот город ещё не видывал! Сегодня мы с Хайко перелопатим загашники, выудим из небытия наши старенькие хиты — те, с которыми мы блистали на школьных площадках в своё время, и составим программу шоу. Ну а лицом пиар-кампании будет Ландерс — всё-таки, он единственное узнаваемое лицо из нас, в буквальном смысле. И, если верить нашей юной офис-менеджерке, поклонников у данного лица хватает даже здесь. Так что стартуем не с нуля! — Ой чёрт! — подаёт голос до этого тихо стоящая в стороне уткнувшись в свой айфон Диана. — Тут пишут, что на Новый Год Кречетов организует грандиозное мероприятие в центре города! Все соцсети только об этом и трещат! Взгляды всех собравшихся медленно, но неуклонно переводятся на Круспе. — Так, значит? А вот это уже вызов! Я буду не я, если наше мероприятие наделает шуму меньше, чем генеральское!***
— Можно поинтересоваться, Круспе, зачем ты увязался с нами? — шёпотом спрашивает Шнайдер сидящего напротив него Рихарда, пока Стас удалился к барной стойке полупустого "Арарата", чтобы, не дожидаясь официантки, сделать заказ. — Ты поработать мне дашь или нет? Уж и сходить с ними никуда нельзя — да не бойся ты, не отобью я твою зазнобу, он, знаешь ли, не в моём вкусе. — Я не об этом, зачем ты вообще постоянно к нам липнешь? — с раздражением не унимается Шнай. — А у меня, может, друзей нет, не думал об этом? Только и остаётся, что к вам липнуть: Стасян, вроде, парень не плохой, ну а ты... Ты просто меня не прогонишь. Шнайдер на секунду задумался, не отрывая взгляда от дерзкого и непривычно свежего Круспе. Вдруг, глаза того округляются, а рот приоткрывается — совершенная физиономия Рихарда скривляется в выражении недоумения, притом что всё это время его глаза сквозь линзы очков не отрывались от экрана планшета. — Эй, Рих, ты чего? — с беспокойством треплет его за плечо Шнай, — обиделся, что ли? Тот лишь молча разворачивает экран планшета в сторону собеседника. "Провокацией грозит обернуться заявленное руководством ММК новогоднее мероприятие. По сведениям из надёжных источников, запланированный на новогоднюю ночь рок-концерт в клубе "Галактика" может быть отменён местными органами правопорядка как нарушающий статью 6.21 КоАП РФ. Группа гражданских активистов выступила с требованиями к городской прокуратуре проверить содержание текстов малоизвестной и никому не интересной группы Раммштайн, чей концерт и заявлен в качестве гвоздя мероприятия в вышеупомянутом клубе на новогоднюю ночь. Реклама концерта уже заполонила все городские соцсети, среди пользователей которых немало несовершеннолетних. Напомним, что спонсором концерта является Мценский Мебельных Комбинат, контрольный пакет акций которого принадлежит иностранным инвесторам. В очередной раз с прискорбием отмечаем, что иностранный капитал снова пытается вклиниться в общественно-политическую жизнь одного из российских регионов, преследуя своей целью раскол в обществе, и особенно, в кругу наших наименее защищённых сограждан — подростков. Комментарий отца Дементия, настоятеля церкви святой Алёны Арзамасской: "Очевидно, что супостат не успокоится, не разложив нашу молодёжь, наше будущее окончательно. В борьбе с сатанинскими влияниями чужеземцев, мы, церковные служители, призываем население области объединиться вокруг светских властей нашего региона, дабы дать достойный отпор иноземным завоевателям". Официальных комментариев со стороны представителей прокуратуры пока не поступало. Мы будем следить за развитием событий". — Это статья с первой страницы самой крупной городской газеты, Круспе, — дочитав, констатирует Шнайдер. — Да, я знаю, — растерянно подняв глаза, отвечает Рихард. — Это уже не вызов, это уже война.