***
Девушка даже толком не понимает, зачем ей это надо. В операционном блоке очереди куда более многолюдны, чем на обычный осмотр. Она долго не решается зайти, оглядывая сидящих вдоль стеночки в ожидании своей участи женщин через дверной проём в конце коридора. Она не ошиблась — Ирина здесь, теснится где-то среди толпы, уткнувшись носом в глянцевый журнал. — Здравствуйте, — подкравшись несмело, Диана отвлекает брюнетку от псевдочтения. — Вы меня помните? Мы встречались в "Галактике", на новогоднем… — На новогоднем пожаре? Помню, — нерешительно отвечает брюнетка. — Кажется, у Вас ещё были какие-то судебные разбирательства с ФСБ, я читала в ведомственных новостях. Диана, да? — Верно, — обрадованная дружелюбным настроем собеседницы, девушка действует уже смелее. — Пойдёмте выйдем? Ей не требуется объяснять, зачем им выходить — и так ясно, что для разговора. Они спускаются вниз, где между регистратурой и гардеробом располагается что-то вроде безлюдного холла с диванчиками. По пути Диана забирает из гардероба своё пальто, но Ирина с ней не идёт, всем видом давая понять, что её дела в этом учреждении ещё не закончены. — Я знаю, что это не моё дело, но я себя не прощу, если не спрошу: Рихард знает? Вы же понимаете, он мне не чужой человек, к тому же он близкий друг моего… жениха. Будет предательством, если я, встретив Вас здесь, ничего ему не скажу. — Постойте, — Ирина успокаивающе улыбается, одними губами, ибо её глаза в это время бегают из стороны в сторону словно ища спасения. — А с чего Вы взяли, что это, — она неосознанно прикладывает ладонь к плоскому, даже втянутому животу, — от него? И действительно — с чего? — Не знаю, — честно признаётся Диана. — Но мне сказали, что аборты по вторникам... А что, если Вам отложить решение на недельку? На секунду лицо Ирины грустнеет, но почти сразу же на нём проявляется тень раздражения и даже агрессии. — А Вы бестактны, — вновь с улыбкой проговаривает она. — Есть немного — на работе научилась. Думаю, и Вам чрезмерная скромность не присуща. Мне пора, всего хорошего. Не решаясь дольше задерживаться, Диана направляется к дверям, на ходу накидывая пальто. Почему-то она уверена, что сто́ит ей покинуть помещение, как к гардеробу направится и Ирина. В операционный блок она не вернётся, по крайней мере сегодня. А ещё в рыскающих по вестибюлю глазах Диана рассмотрела немую просьбу передать привет Рихарду. Естественно — всего лишь показалось. Но решать чужие проблемы всегда проще, чем свои, и на них-то Диана и сосредоточится. А о том, что сказать Оливеру и сто́ит ли ему вообще что-то говорить, она подумает позже.***
— Мне пора, ребят, спасибо, что пригласили! — Стас раскланивается из прихожей, натягивая правый ботинок. — Серёг, проводишь до стоянки? На лице Наташки читается нескрываемое разочарование: в кои-то веки он зашёл в гости, а так толком и не поболтали. Наверняка ей хочется подробностей о таинственных отношениях её друга… с парнем. Тот лишь намекнул, что они расстались, а потом поцеловались, от чего у Наташки аж глаза загорелись от любопытство: ещё бы, такая санта-барбара, и не где-то по вражескому ТВ, а прямо у тебя под носом — и как назло всё самое интересное протекает мимо! — Не обижайся, Наташ, я скоро снова заеду. Пока, девчонки! Парень прощается с тремя дочками, младшая из которых ещё в пелёнках и вряд ли способна оценить его приветливость, и вдвоём с другом они выходят в подъезд. — Фух, спасибо, что вытащил! Наташка дома пить не разрешает — давай у тебя в машине по пивку. В смысле я… — Давай, без проблем. Я за рулём, а ты возьми себе пива и подваливай. Дожидаясь друга в машине, припаркованной на подземной стоянке прямо под элитным высотным домом, где и проживает семейство фээсбэшника, Стас всё думает — как же ему всё-таки завести разговор и не спугнуть товарища? — Наконец-то, — Серёга тут как тут, заваливается на переднее сидение с двумя банками "Хайникена" и пачкой сухариков. — Хоть дух переведу. Знаешь, Стасян, достало это всё. У нас сокращения пошли, уже многих уволили, кто со мной на службу поступал. Не нравится мне это. Теперь каждый трясётся: а вдруг он — следующий? Да и генерал лютует — помнишь того ненормального из психушки, который… Он замолкает, не желая продолжать неприятную для Стаса тему. — Помню, Серёг, и что с ним? — Стас всем своим видом пытается изобразить пофигизм. — В общем, после того, как адвокат его отмазал от наших посягательств, Кречетов натравил своих шавок, и бедолагу избили до полусмерти прямо возле больницы. От таких новостей сохранять пофигистичное настроение Стасу уже не удаётся. — Да ты что? А я и не знал. Он же… — Никто не знал. Парень — племянник председателя избиркома, и все расценили это как намёк… Сам понимаешь? — Намёк на физическую угрозу в адрес самого председателя? — Вот именно. Теперь тот тише воды ниже травы, и никто ничего не может сделать, — с важным видом излагает Серёга и делает очередной крупный глоток ледяного пива из запотевшей банки. Он выглядит, как сплетница, которой известна сотня добротных сплетен, но вокруг нет ни единого желающего их слушать. Иными словами, Серёгу просто разрывает на поговорить. Он сам признаётся, что свёл все контакты с сослуживцами до необходимого рабочего минимума, а домой всю эту грязь он не тащит. — Всем это уже надоело, тут и говорить нечего, — продолжает он. — А сейчас вот его изберут, и ходят слухи, что потом он полностью весь личный состав регионального управления на своих людей сменит. Процесс уже пошёл. Стас, — резко повернувшись, он хватает друга за плечо, да так, что тот давится сигаретным дымом. — А если и меня сократят? Мы за квартиру ещё не рассчитались, трое детей, Наташка не работает… — Спокойно, Серёг, — несмотря на неудобство, Стас не торопится снимать с себя его руку. — Я тебе сейчас кое-что скажу, только ты не обижайся. Серёгины глаза заблестели и любопытством, и испугом одновременно. — Я хотел тебя сначала поуговаривать, но сейчас вижу — ни к чему это. И тупо предлагаю шанс испытать чувство глубокого морального удовлетворения, а заодно и деньжат заработать. Если откажешься — без проблем. В таких делах обидам места нет. — Ну, говори уже, — нетерпеливо перебивает друг, потряхивая его за плечо. Стас вкратце, но доходчиво доносит до товарища суть делового предложения. Он умалчивает о конечной цели мероприятия, а именно — о списке. Он лишь поясняет, что кому-то из их людей просто необходимо будет попасть в здание районного управления, и это нужно сделать до выборов. Он готов к очередному всплеску негодования, наблюдая, как по ходу его монолога лицо друга то хмурится, то расслабляется, то застывает маской непонимания. Закончив, он выжидающе смотрит на него, готовый уже ко всему. — То есть… у вас есть какой-то план, который может помешать Кречету избраться в губеры? — Именно. Серёга ещё долго молчит — целую пару минут. Ровно столько времени ему требуется, чтобы прикончить всё оставшееся пиво. — Жди звонка, — лишь выдаёт он и выходит из машины, прихватив мусор с собой. Обойдя машину и остановившись у водительской дверцы, он делает знак опустить стекло. — И Стасян, надеюсь ты понимаешь, что если я подписываюсь на это дело, то у тебя в руках оказывается не только моя дряблая задница, но и будущее моей семьи. Звучит уж слишком пафосно, и Серёга как-то на редкость спокоен. Стас уже знает, что искреннее спокойствие для его друга — самый первейший показатель серьёзного настроя. Он лишь кивает в ответ и наблюдает, как друг покидает стоянку. Он знает, что планы коммунальных работ в управлении уже практически у него в кармане.***
Сегодня вечером очередной эфир на Первом Областном — на этот раз не дебаты, а какое-то ток-шоу с участием представителей всех кандидатов. Суть та же: посетовать на текущее состояние дел в регионе, пообвинять друг друга в бездействии и понаобещать с три короба от лица своего кандидата. Диане известно, что на эфире будет Кирилл, и в данный момент Олли и Круспе как раз заняты извлечением всей его подноготной из того, что могло затеряться в сети. Вроде даже у них есть что-то конкретное, и сейчас они решают, как поступить с раздобытой информацией, как заставить её работать на них. Времени в их распоряжении — до вечера. Олли решил, что тянуть с выполнением их части плана нельзя, и Диана сильно переживает — чем это обернётся? Заехав на Ленинскую, она терпеливо ждёт, пока ребята закончат свои дела. Вмешиваться в них самой у неё нет никакого желания — уж чего-чего, а забот ей и своих хватает. Пока они заперлись на кухне, она выходит на балкон через гостиную квартиры Тилля. Достаёт одну сигарету из пачки и вертит в руках, не спуская с неё глаз. Курить-не курить? Неужели — это всё? С привычками, с образом жизни — со всем, что у неё есть, придётся распрощаться? Конечно, рождение ребёнка — это начало, но любое начало — всегда конец чего-то другого. А что делать с Тимошкой? Уживутся ли пёс и ребёнок? Да о чём вообще её мысли? Какие сигареты, какая собака — тут "папаше" не знаешь, как сказать. Бедный Олли пребывает в абсолютной уверенности, что с ними такого произойти не может — она сама же его в этом и убедила! Убедила, исходя из собственной же убеждённости! Да он и не расстроился, когда узнал, честно признавшись, что ни о каких детях никогда даже не думал. Похоже, теперь он не обрадуется. А в свете текущих событий — тем более. И это лишь часть всех вопросов, что за последние несколько часов возникли у Дианы. Как быть с самим ребёнком? А если он родится больной? А если проблемный? Она этого не вынесет. Лучше уж вообще не рожать, тем более у неё нет никаких сомнений в том, что родительница из неё получится никудышная. Значит — через неделю по известному маршруту? Талончик от врача и в длинную очередь? А Оливеру можно вообще ничего не говорить — ни к чему это. Сам он в жизни не догадается — не с его соображалкой, а больше никто и не знает. Кроме врачихи, но она вроде нормальная. И Ирины — хотя и той ничего толком не известно. Кстати о ней… За спиной хлопает дверь кухни, и оба посидельца с красными глазами и замученными лицами заваливают в комнату. Олли плюхается на диван и утыкается в телефон — ему всегда есть чем заняться. А Круспе выскакивает на балкон в одной майке и опирается об обитую утеплителем боковую стенку. — Сигареткой не угостишь? — игриво бросает он, вынимает одну из протянутой Дианой пачки и, заметив неприкуренную между пальцев девушки, протягивает оранжевый огонёк и ей, заботливо прикрывая его от уличного ветра. Резко отдёрнувшись, Диана берёт себя в руки — ну нельзя же так палиться! Круспе — не Олли. Она закуривает и кивает в знак благодарности. — Готова к вечеру? Кажется, наш Кирюша — тот ещё рыцарь печального образа! Олли тебе всё объяснит — там дела любовные, — произнося последнее слово, Круспе меняет интонацию в сторону "загадочности" и театрально подёргивает жидкими бровями. — Кстати о делах любовных, — цепляется за ниточку девушка. — А что там у вас с той прокуроршей, ну она ещё на Новый Год приходила. Кажется, Ирина. Вы встречаетесь? — Что? Нет, — наигранно равнодушным тоном отвечает Круспе. И даже почти не врёт: если после тайного свидания в "Мечте" они поначалу активно переписывались, то уже через пару-тройку недель общение сошло на нет, причём по её инициативе — Ирина просто перестала ему отвечать без какого-либо видимого повода. Круспе ущемлён, ему обидно. Ощущение использованности, ненужности — такое неприятное, непривычное, абсолютно новое ощущение, и с ним он предпочёл бы никогда не знакомиться. А ещё он сходит с ума от тоски и ревности. — Нет, не встречаемся, с чего ты взяла? — Да так. Просто я её сегодня встретила, когда у врача была. Ну знаешь, эти женские врачи — кого там только не встретишь… Диана подозревает, что с термином "женская консультация" Круспе не знаком, поэтому выражается попроще. — Правда? И что… — он не знает, что спросить, а ещё он не знает, как скрыть накрывшую его с головой нервозность. Да уже и никак её не скроешь — Круспе стоит на морозе, красный, как помидор, и заикается. — Да ничто, просто вот увидела её там и про тебя вспомнила. Ну ладно, нам пора. Реплика про врача прозвучала очень сыро — кто знает, что придёт Рихарду на ум? Может, он первым делом подумает о ЗППП? Но уже поздно: Диана хватает Оливера под руку и ведёт прочь из квартиры — пускай теперь Круспе сам разбирается со своими делами, будь они любовные или не очень.***
По дороге к телецентру Оливер тормозит у кофейни и выходит, чтобы чрез пять минут вернуться с объёмным стаканом латте. — Надо бы взбодриться, — поясняет он куда-то в сторону и отхлёбывает горячую пахучую жидкость. Диане он не предлагает — знает, что кофе не по её части. Но вот чего он не знает — так это того, что мягкий аромат с нотками молока и корицы сегодня действует на неё по-особенному. Весь оставшийся путь она делает вид, что внимательно слушает Риделя, в деталях пересказывающего раздобытую на пару с Круспе информацию о Кирюше. Но её мысли далеко-далеко: всё, о чём она может думать — это о том, как бы сдержаться, как бы доехать до телецентра, по пути ничего не расплескав. Едва зайдя в здание, она опрометью несётся в сторону туалета. Повезло — в уборной никого. Она долго стоит, кашляя над ракoвиной. Рвоты нет, но позывы всё не унимаются: сегодняшний риделевский кофе не оставил её равнодушной, как обычно — на этот раз он чуть не заставил её вывернуться наизнанку. Едва успев поправить макияж и привести в порядок першащее горло, онa уже торопится в студию. Местный телеканал переплюнул сам себя — редакторы соорудили некое подобие декораций, как на шоу у Соловьёва, и расставили участников кружком, а ведущего поместили за стойку по центру. По неизвестным причинам Диану и Кирилла ставят как раз напротив друг друга — и целый вечер ей приходится на него смотреть и ловить его взгляд в свою сторону. Веселья и перчику эфиру добавляют звонки зрителей в студию: уже наученная, Диана с лёгкостью избегает закатывать глаза и фыркать себе под нос, но будь она по другую сторону экрана, у себя дома, на диване перед телевизором — умерла бы со смеху. На этот раз шоу обходится без агрессивных выпадов кандидатов в сторону друг друга, а сам Кирилл по большей части молчит, отвечая лишь на вопросы, обращённые лично к нему и избегая при этом говорить от имени своего босса. Наступает время правды. Как и договаривались, пока Диана была на съёмках, Оливер отыскал машину Кирилла и припарковался рядом — вплотную, блокируя и дверцы, и обзор со стороны пассажирского сидения. Как они и рассчитывали, после эфира Киррил не стал нигде задерживаться — он выскочил из здания и с ходу запрыгнул в своё авто, даже не обратив внимание на так тесно стоящую к нему чужую машину. Следом за Кириллом в его Опель садится Диана — на заднее сиденье, и почти сразу же к ним присоединяется Оливер, успевший перескочить из своего авто на пассажирское переднее место прежде, чем Кирилл смог что-то сообразить и заблокировать двери. — Что… Кто вы? — несчастному водителю не на шутку страшно, но включив свет, он сразу же узнаёт своих преследователей и даже немного расслабляется. — Я думал, ты нормальная, но теперь вижу, что вы оба отморозки, — обращается он к Диане, глядя на неё в зеркало заднего вида. — Что, неужели запугать решили? Да вы ещё и тупые… — Потише, Кирилл. Мы с мирной миссией, — Диана решает, что раз уж парню комфортнее общаться именно с ней, то так тому и быть. — Поговорить надо. — Забравшись в чужую тачку? — Кирилл изображает что-то вроде циничной улыбки. — Ну не по телефону же. И не у всех на виду, — констатирует очевидное Ридель, но собеседник никак не реагирует на его слова — он на Риделя даже не глядит. — Ну? — не оборачиваясь, вызывающе смотрит он прямо в глаза девушке. — Ненавидишь его, да? Хочешь отомстить, но не знаешь как? — она шипит, нагоняя саспенсу. Нельзя позволить парнишке сорваться с крючка. — Э… Ты о чём вообще? И кстати, попроси этого, — он кивает на Риделя, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом, — чтобы вышел. Чтобы духу его здесь не было. Несколько секунд все трое играют в переглядки, в качестве средства связи используя всё то же зеркало. Наконец Диана делает повелевающий кивок в сторону соседней машины, и Ридель, не мешкаясь, покидает салон. Просто он понял, что ей ничего не угрожает, и если так будет лучше для дела… Просто ему понравился этот кивок, сам этот жест. — И что с ним не так? — интересуется девушка, как только дверь за Риделем захлопнулась. — Боишься? — Боюсь, — парень подёргивает плечами, ничуть не стесняясь своих эмоций. — Это нормально — бояться бешеных животных. Я вообще-то видосик смотрел — вся генеральская корреспонденция через меня проходит. — Видосик? — Диана уже и думать забыла о том злополучном видео. — Да, с Коляном и с этим… — он ведёт взглядом куда-то в даль. — Ну, а я-то вам зачем? От меня ничего не зависит. И вообще, с чего вы взяли… — Мы всё знаем, Кирилл, не переживай. Про твою девушку. Тот секунду мешкается, бегая глазами, стараясь сохранить лицо, но как-то быстро сдаётся: — Бывшую. — Бывшую. Ну и подумали, что если ты пацан нормальный, то и чувства у тебя нормальные. Понимаешь? Кирилл долго молчит, уткнувшись взглядом в руль перед собой. Теоретически он мог бы сейчас завести мотор, рвануть с места на всех скоростях и… И это ничего не решит. Со своей девушкой он знаком ещё с учёбы — они познакомились в академии ФСБ, встречались несколько лет, собирались пожениться. Всё шло гладко, пока на очередном служебном корпoративе пьяному генералу вдруг не пришло в голову увязаться за ней в туалет и затащить в кабинку. Туалет женский, и потому там редко были посетители: всё же, большинство сотрудников ведомства — мужчины. Уже закончив, готовый покинуть кабинку, он услышал в свой адрес то, чего слышать не привык — девушка обещала написать заявление. Конечно, ничего она не написала. И Кириллу ничего не рассказала. Лишь всё чаще пропадала вечерами после работы, возвращалась поздно. Она стала холодой и неразговорчивой. Когда очередная серия расспросов не привела ни к чему, Кирилл принял решение: это не отношения. И они расстались. Это случилось четыре месяца назад, а пару недель тому, почти в момент старта кампании, он узнал, что она пыталась покончить с собой. Он винил себя, навестил её в больнице, но после визита пришёл к неожиданному выводу: причина её тяжёлого состояния — не он. Сумев-таки разболтать её лучшую подругу, которая под впечатлением от случившегося стала чуть более разговорчива, чем до того, он узнал то, чего не ожидал. Узнал о произошедшем на корпоративе, о том, как на протяжении следующих месяцев генерал принуждал её с ним встречаться, угрожая при этом не ей, а ему — Кириллу, её парню! "Будешь хорошо себя вести — сделаю Кирюху доверенным лицом. Засветится в телике, карьера пойдёт вверх. А не будешь — уволю его нахрен, да ещё и по статье. Или засажу. За растрату, например. И отправится твой мальчик зону топтать — а там бывших силовиков ой как любят! Что выбираешь?". Подружка так и перессказывала всё это — от первого лица, искусно кривляясь, изображая кречетовские интонации. — Что бы я ни сделал, мне же будет хуже. Да ещё и Катька… Диана уже знает, что Катька — это и есть неудавшаяся самоубийца. И Катьку она понимает очень хорошо. — Не обязательно. Просто ты можешь помочь нам избавиться от него. Навсегда. У нас есть план, и если всё получится — он и думать о тебе забудет. Не до тебя ему будет, поверь. В глубине души Кирилл уже давно проникся доверием к симпатичному доверенному лицу конкурирующего кандидата. Что он теряет? Они сдадут его Кречетову? Бред какой-то: они — самые злостные враги генерала. Сам попадётся? Ну тут уж всё от него зависит. А отомстить… Кирилл вдруг представил, как пойдёт к Катьке, попытается уговорить её вернуться. Но он не посмеет и приблизиться к её дому, если у него на руках не будет достойного подарка. И он решил подарить ей месть. — Ладно, слушаю тебя. И если что… — И если что — то ничего. Слушай. Через пятнадцать минут Диана покидает Опель и перебирается под бок к Риделю. Кирилл уже уехал — ему не терпится оставить этот день позади. У девушки живот крутит так, как его никогда не крутило. Голод, жажда, тошнота — всё вперемежку. Вдобавок, незадачливый Кирюша подкинул ей ещё одну нехорошую мыслишку: а правда, хороша ли идея — рожать от Риделя? У человека с такими замашками и наследственность, наверноe, соответствующая. Ей стыдно за свои мысли, и тем не менее, как не пытается, она не может найти в них хоть что-то противоестественное. — Поехали ужинать, — только и может прохрипеть она заводящему мотор Оливеру. — Кирюха в теме.***
Звонок в дверь застаёт Ирину врасплох. Вернувшись из клиники, она приняла ванную и улеглась спать. На работе взяла кратковременный отпуск, сославшись на плохое самочувствие, и на этот раз её больничный — не фэйк. Кто бы это мог быть, кто может навестить её в пятом часу вечера, когда для всех она ожидаемо ещё должна бы быть на работе? Не иначе кто-то из соседей или из ЖЭКа. Запахну́в тонкий шёлковый халат, она распахивает толстую железную дверь. — Привет. Я звонил на работу, но там сказали, что ты на больничном. Вот, пришёл навестить. Круспе без цветов, без конфет, но он хорошо одет, гладко выбрит и благоухает на весь подъезд чем-то дорогим и шипровым. — Это тебе, — он протягивает через порог плоскую жестяную коробочку: и всё-таки, не с пустыми руками. Так ничего и не ответив, так и не пропустив гостя внутрь, Ирина принимает подарок. Коробочка оказывается набором коллекционных китайских чаёв: шесть сортов, каждый — в отдельном мешочке. — Зачем? — это первый вопрос, что приходит ей на ум. — Я думал, ты любишь чай… — Я имею в виду — зачем ты пришёл? — Просто так. Только не говори, что тебе такая мотивация не знакома. Наконец улыбнувшись, хозяйка делает шаг в сторону, освобождая гостю путь, и едва за Круспе захлопывается дверь, тот подхватывает Ирину под задницу и уносит в комнату. — Ну и что она тебе понарассказывала? — спрашивает девушка, захлёбываясь смехом: Рихард не придумал ничего другого, как атаковать её щекоткой. — Кто? — Диана, кто. Я ещё не разучилась два и два складывать. — А! Сказала, что у тебя ВИЧ и сифилис. — Я так и думала! — Значит, это правда? — Голос Круспе вслед за выражением его лица меняет оттенок на серьёзный. — Ты мне не пишешь больше, на мои сообщения не отвечаешь, на работе взяла выходные. Что-то серьёзное? Ты больна? Скажи. Я же… Я переживаю. Высвободившись из игривых объятий, Ирина садится на край дивана, зачем-то натягивая подол халата на голые колени, как стыдливая гимназистка. — Я сегодня на аборт ходила, — отвечает она, не глядя на Рихарда. Проходит мучительная минута, прежде чем первое слово выходит из его уст: — И? — Перенесли на неделю. В следующий вторник… Они снова молчат, и теперь уже гораздо дольше. Кажется, пока они сидели и молчали, глядя в пол и не глядя друг на друга, почти ещё ясный день за окном успел смениться занимающимися сумерками. — Не делай, — первым решается нарушить тишину Рихард. — А с чего ты взял, что это твоё дело? С чего ты взял, что это вообще от тебя? — А что — не от меня? — От тебя, — Ирина отвечает с глубоким выдохом — так обычно отвечают, когда сожалеют. Мол, "Ну извини, так получилось". — Но у меня служба, а если уйду в декрет — потеряю место. На своём посту я нужна каждый день, и никто его для меня три года держать не будет. Переведут куда-нибудь в архив, и прощай карьера — насмотрелась! У меня родители в Сибири, а здесь вообще никого нет — кто с ребёнком сидеть будет? Хотя бы до детского сада? Да и кем он вырастет с такой мамашей... Круспе затыкает ей рот ладонью и, дождавшись, пока она успокоится, шепчет на ушко: — Кем надо, тем и вырастет. С работы уходить не придётся — с малышом я посижу. Мне всё равно по жизни делать особо нечего, ты же знаешь… — С малышом, ты сказал? Через час они уже перекочевали в кровать, согретые и удовлетворённые. Ночь окончательно спустилась на регион, а они опять молчат — на этот раз пялясь в потолок, выглядывая из-под прикрывающего обнажённые тела одеяла. Шмыгнув вздёрнутым носом, Круспе поворачивается на бок и накрывается одеялом с головой. Ирина ждёт, что он вот-вот покажет свой чудо-нос обратно, но Круспе, похоже, окопался там окончательно и не думает вылезать — кладёт голову ей на живот, легонько щекоча тонкую кожу своим дыханием. — Эй, Рихард, ты чего? — Ничего. — Ладно.