***
— Если Володька не подлетит сейчас же и не доставит нас прямо в "Арарат", я умру с голоду, — Флаке по-прежнему дежурит у окна. Жалюзи решили не поднимать, и Лоренц, встав на цыпочки, выглядывает в зазор между самыми верхними полосками, высматривая на небосклоне долгожданный вертолёт. Проголодался не только он. В здании полно кулеров, так что умереть от жажды налётчикам не грозит, но вот буфета в учреждении нет. Из всех собравшихся в кабинете относительно неплохо чувствует себя только Диана — она не спала, поэтому и утренняя тошнота её не мучает, а бутылка воды и несколько пачек сухих закусок позволили пережить ночь без потерь. Тилль многозначительно помалкивает — он тоже голоден, но ещё сильнее он хочет спать. Крупный организм выматывается быстрее, ведь и обмен веществ у него быстрее, а значит запасы энергии чаще требуют пополнения. Заклевав носом в очередной раз, он представил себя выпадающим из вертолёта и тут же проснулся, подскочив на месте, как это всегда бывает во снах: земля уходит из-под ног, и вот ты снова в своей кровати. Тилль не возвращается в кресло — он идёт в туалет: умыться, а заодно и помочь Риделю. Риделя, кажется, не берёт ни усталость, ни голод, ни жажда. Он выглядит так же, как и всегда. Лицо, на котором редко читаются эмоции, сейчас омрачено лишь тёмными тенями под глазами. Олли не зевает, не трёт веки, Олли — биоробот. Если бы Диана знала его десять, а то и пятнадцать лет назад, она бы распознала в своём мужчине вампира. Олли не только не устаёт, но и не стареет. С тех пор, как вдоволь напереживавшись из-за проблемы раннего выпадения волос, он был вынужден сменить ирокез на стильную лысину, Ридель не менялся. Бородка по-прежнему черна, как уголь, а со временем канули в небытие и комплексы по поводу блестящей черепушки. По молодости Олли думал, что девушки не любят его именно из-за лысины, но позже и вовсе перестал задаваться этим вопросом. И если даже ему бы кто-то и объяснил — почему, Олли бы всё равно не понял. Пока коллеги напряжённо вслушиваются в звуки за окном, тщетно стараясь выловить рокот работающих лопастей из полутишины субботнего утра, замешанной на щебетании птиц и возгласах собравшейся под окнами уставшей толпы, Олли по одному выводит заложников на утренние процедуры. Усыплённые начали просыпаться и, один за другим, впадать в закономерное безумие. Пришлось даже подключить троих охранников, не попавших под действие снотворного — им развязали ноги, чтобы они, бродя между дёргающимися в непонятках коллегами, увещевали их сохранять спокойствие. Вскоре произошло второе закономерное событие: проснувшиеся, как первоклассники на чересчур затянувшейся школьной линейке, запросились в туалет. Ридель водил их туда по одному, с сожалением наблюдая, как те взахлёб упивались водой из-под крана: сушняк — типичное последствие действия снотворного. Весь рейд занял время, но кроме Тилля помочь безотказному Оливеру было некому. И вот уже вдвоём они возвращаются в кабинет, таща под руки ещё слабого, не до конца отошедшего от наркотического сна охранника — на этот раз последнего. — А? — Тилль чуть не роняет подопечного, вцепившись пальцами в давно не подававший признаков жизни наушник. — Понял! Все взгляды вновь прикованы к нему. — Машка соединила меня с Володькой, теперь мы на прямой связи. Он забрал вертолёт с площадки при воинской части и уже летит сюда. Нужно собираться! Лоренц скептически осматривает толпу сонных заложников. Многие из них и до туалета с трудом добрались — как же их в вертолёт грузить? — Ждать не будем. Выдвигаемся на крышу прямо сейчас. Пока все дойдём... — А как же силовики? — вскрикивает Диана. Она права: оцепление вокруг Управления никуда не делось. Оно притихло, заметно подустав, притихли и манифестанты, заполонившие уже всю площадь перед Управлением. Все ждут красочной развязки, домой никто не спешит: ещё бы — впереди чуть ли не самое зрелищное шоу за всю почти тысячелетнюю историю города! — Крыша плоская, там же прямой обзор! А что, если по нам откроют огонь? О такой вероятности никто из команды и не подумал. С тех пор, как чрезвычайный совет заочно и авансом амнистировал лазутчиков, мысли о возможной перестрелке благополучно покинули их головы. Но что, если существует сговор? Что, если есть приказ стрелять на поражение, а опубликованное на сайте ФСБ сообщение — лишь уловка, чтобы выкурить захватчиков из их укрытия? — У нас заложники, и мы будем ими прикрываться, — декларирует Лоренц куда-то в пустоту. — Уж извините, ребят, — обращается он к опешившим служакам, испуганно жмущимся к стене. Пленных выводят в коридор — здесь достаточно места для построения и компоновки. Их вытягивают в колонну по одному, освобождая ноги от пут, а руки сцепляя с руками впереди идущих так, чтобы импровизированные верёвочные спайки можно было при необходимости легко развязать. Тилль идёт на разведку: лифт на крышу не следует, так что приходится снова возвращаться на пожарную лестницу. Целых четыре пролёта — между пятым этажом и крышей есть необжитой чердак, выполняющий роль технического этажа. Люк заперт, но у Линдеманна ключи. Замок настолько заржавел, что на мгновенье босс уже теряет надежду с ним совладать — видно, что на крышу давно не выходили, вертолётной площадкой сто лет не пользовались, и даже снег с крыши не счищали, иначе замок поддавался бы легче. Наконец готово, и дождавшись, когда тяжёлая металлическая крышка люка с грохотом опустится на плоскую поверхность крыши, Тилль сам вылезает наружу. Выпрямившись в полный рост, он оглядывается, отряхивая ржавую крошку со вспотевших ладоней. Втягивает свежий воздух, дивясь его теплу — пахнет так, будто зима уже никогда не вернётся. Затерявшись в простых, приятных каждому человеческому существу ощущениях, он не сразу улавливает назойливый и нарастающий шум откуда-то снизу. Так и есть, с земли его заметили, и своими немолодыми глазами он не может видеть лиц, но точно уверен: все лица на площади — и те, что прячутся за масками амуниционных шлемов, и те, что открыты — обращены на него. — Оо, вон, смотри, оу, еее, — разрозненные выкрики сливаются в общую сумбурную какофонию, и Линдеманн как ни силится, не может понять, вопль ли это поддержки или осуждения. Решив, что хватит ему в одиночку сверкать на всю округу своим жёлтым комбинезоном, он ныряет обратно в люк, а в спину ему несётся: — Уууээ!!! Поднятый им шум достиг и ожидающих на этаже готовых к эвакуации лазутчиков. Диана торопится к ближайшему коридорному окну и, уткнувшись носом в стекло, с трепетом всматривается в ожившую толпу. Наверное так чувствуют себя рок-звёзды перед выходом на сцену многотысячного стадиона. Волнение, воодушевление, страх и драйв. Наплыв эмоций так силён, что отдаётся в желудке нервными коликами. Почувствовав резкую боль, девушка сгибается пополам, хватаясь одной рукой за живот, а второй — за подоконник. — Диана, что с тобой? Ты сможешь идти? — Лоренц тут как тут, мнётся вокруг да около, не зная, с какой стороны подступиться. Он боится дотрагиваться до девушки — в его глазах она будто хрустальная: ткнёшь пальцем — и разобьётся. — Дойду, куда денусь, — сквозь странную, полудурошную улыбку отвечает она, через силу выпрямляясь в полный рост. — Но вот как полечу, об этом я как-то не подумала. Да уж, если её и в машине при скорости сорок километров в час укачивает до рвоты, то несложно представить, как её организм отреагирует на тряску воздушного судна. Сосредоточившись на собственных ощущениях, она не сразу замечает, что к гомону за окном добавились новые нотки. Звук идёт не снизу, а сверху, и это не человеческий звук, а машинный. — Володька здесь! Все наверх! — кричит Тилль, и его голос зычным баритоном заполняет все коридоры на этаже. На этот раз первыми пускают пленников, замыкают колонну те охранники, что пободрей, а самым последним следует уже окончательно вымотанный Кирилл. Четверо захватчиков шагают по бокам — так, что с какой стороны ни целься, попасть именно в них будет очень трудно. Карабкаться в люк со связанными руками тяжеловато, но всё же пленникам удаётся приноровиться и протиснуться в квадратный зазор. Когда первые узники появляются на крыше, толпа на земле заходится необузданными овациями. Сравнение с рок-концертом вновь мелькает в голове у Дианы, но самой девушке уже не так драйвово, как пятью минутами ранeе. Страх и тошнота заглушают воодушевление, и она лишь таращится себе под ноги, чтобы не оступиться и не упасть. Снизу орут и ревут, и вот плоскую поверхность крыши накрывает огромной чёрной тенью. Вертолёт заглушает и крики толпы, и голоса тех, кто в колонне. Тилль шевелит губами, морщась от нагоняемого винтами ветра. Ветер этот так силён, что почти сдувает с ног, а шум, его сопровождающий, не позволяет расслышать и слова из уст босса. Он не сразу понимает, что его не слышат, и, чтобы привлечь внимание коллег, принимается активно жестикулировать. Первым поспевает Флаке: Линдеманн что-то орёт ему на ухо, и тот уже спешит передать сообщение стоящей чуть поодаль парочке. — Володька говорит, что здание не выдержит веса машины. Это грузовой военный вертолёт, а площадка рассчитана на посадку лёгких, шестиместных. — Что же делать? — зрачки Риделя заполняют собой всю радужку, что само по себе им свойственно — расширенными зрачками Оливер обычно встречает наплывы ярости. Конечно он знает, что делать — грузиться на весу, по верёвочной лестнице, как в фильмах Бондианы. Но как же Диана? Одного взгляда на девушку достаточно, чтобы понять: воздушная акробатика — не её конёк. А что, если сорвётся? Или потеряет сознание от страха? Или её вырвет... — Он постарается опуститься максимально низко, но рисковать не будет — даже едва задев крышу, машина может сложить ветхое здание, как карточный домик. Будем грузиться на весу. Верёвки в вертолёте есть, но их ещё нужно найти. — Понял, — Риделю дополнительные пояснения не требуются. — Я заберусь первым и спущу верёвки. Не дожидаясь одобрения, он принимается махать руками, задрав голову вверх. Пилот понимает его знак и идёт на снижение. Машина так велика, что едва не перекрывает собой половину крыши. Чтобы не быть задетыми или сдутыми винтовыми вихрями, вся колонна пятится, замирая в полушаге от самого края. "Не смотри вниз, не смотри вниз", — шепчет Диана себе под нос, из последних сил борясь с нахлынувшим приступом акрофобии. Когда она открывает глаза, Оливера рядом уже нет. Зацепившись за трап — пилоту удалось накренить машину боком, — он подтягивается на руках и становится на нижнюю ступень уже ногами. Так он ползёт по ступеням, крепко вжимаясь в стальные рёбра лестницы, пока не достигает последней. Pезким рывком он оказывается внутри, сразу же исчезая в глубинах грузового отсека. Толпа внизу беснуется, пленники трясутся, как листы на ветру, Лоренц и Линдеманн не отрываясь всматриваются в поглотившую Риделя чёрную дыру фюзеляжа, а Диана приседает на корточки, крепко зажмурившись — её тошнит, у неё кружится голова и кажется, она уже теряет связь с реальностью. О том, что Оливер вернулся, она узнаёт по прокатившейся по толпе внизу волне одобрительного гула. Подняв глаза, она видит, как разлёгшийся на пузе и наполовину высунувшийся из открытой двери пассажирского отсека, Олли крепит к шасси плотный, перевязанный через каждый полуметр узлами канат. Вязать самому ничего не пришлось — канат военный, с надёжным металлическим креплением на конце. Он выдержит — в этом сомнения нет, но выдержат ли пленники такой экстремальный подъём? Диана — точно нет: она сама себя уже в этом убедила и сейчас сидит, приземлившись задницей на крышу и зарыв лицо в колени. Как маленький ребёнок в протесте "я никуда не пойду". Но пока до неё и дела никому нет. Линдеманн отрезал верёвку, скреплявшую возглавляющего колонну пленника с последующим, и подтолкнул первопроходца к спущенному канату, чей конец уже вовсю гуляет по грязной поверхности крыши. — Первый пошёл, — кричит кто-то снизу, и толпа разражается свистом и воплями. — Началось, — шепчет Диана и, опустившись на пол и свернувшись клубочком, отключается.***
— Смотрите! Там Данька! — Дианин отец вдруг подскакивает с дивана, тыча пальцем в монитор компьютера. Он прав — на видео его дочь, и на то он и родитель, чтобы разглядеть её в мелкой сумбурной точке где-то в верхнем углу экрана. Интернет заполонён видео с места события, как любительскими, так и профессиональными. Прознав о бегстве того, кто ещё вчера обещал им расправой, а теперь, скорее всего, исчез навсегда, местные журналисты застолбили позиции у здания Управления ещё с восьми утра. Федеральные тоже подтягиваются: аэропорта во Мценске нет, да и воздушное пространство заблокировано в связи с чрезвычайной ситуацией, и репортёры добираются в город из других регионов по земле. Видео, растянувшееся во весь экран, передаётся в режиме реального времени, но качеством не отличается. Кто-то из протестующих снимает происходящее на крыше на айфон, и по трясучке в кадре заметно, что "оператор" уже порядком утомился держать аппарат на вытянутой руке. Но надеяться на то, что появится видео получше, не имеет смысла: как на зло возле здания почти нет деревьев, как нет и домов по соседству, и зрителям приходится наблюдать картинку глазами задравших головы стримеров, то есть — снизу вверх. Матушка тут же подтянула свой нос к монитору и одобрительно закивала, узнав дочку. — Но почему она сидит? — рассуждает дама недоумённо. — Им же обещали амнистию, да и вертолёт подали — почему не запрыгивает внутрь? Скорее бы они улетели, и дело с концом. Они ведь сюда полетят, правда? Женщина ищет поддержки у Стаса — к новому знакомому она сразу прониклась доверием. Но по выражению его лица тут же понимает, что сморозила глупость. — Дочка! — вскрикивает отец. Взгляды моментально возвращаются к происходящему на экране. Диана больше не сидит — она завалилась на бок, и можно разглядеть её длинный светлый хвост, свесившийся с края крыши — настолько близка она к краю. — Дочка, тебе плохо? Обращаться во втором лице к человеку из телевизора можно либо если ты сумасшедший, либо если этот человек — твой близкий, и папа не стесняется собственных чувств. Сюжет развивается по законам абсурдного жанра: предугадать, что будет дальше, невозможно, и если непричастные взирают на творящееся в их городе со сторонним интересом, как смотрели бы они заключительную серию полюбившегося сериала или футбольный матч с участием любимой команды, то оба родителя уже близки к сердечному приступу. — Где скорая? Где полиция? Полиции там хватает, собственно, c силовиков и начались проблемы, а вот машин скорой помощи и вправду не видать. Ведь возле здания кучкуются тысячи людей, и почему официальные чины не распорядились подать хотя бы одну дежурную бригаду к месту возможных эксцессов? Улучив момент, Машка ускользает в кабинет босса и пытается связаться с самим Линдеманном — напрасно. Тот на связи с Володькой и ему сейчас не до болтовни. Машка звонит Круспе, но и он не отвечает. Как успокоить безутешных родителей, да и как вообще понять, что там, на этой чёртовой крыше, происходит? Смирившись со своей участью, она возвращается в приёмную, чтобы продолжить просмотр стримов вместе с другими рядовыми зрителями.***
Наверное чуть ли не все экраны города сейчас транслируют одну и ту же картинку. И телевизоры в магазинах бытовой техники, и экраны для показа рекламных объявлений в маршрутках, и смартфоны уличных гуляк, и компьютеры офисных служак — все они, действуя, как единый организм, погребают город под лавиной информационного шума. И уютная двушка, принадлежащая прокурору Ирине — не исключение. Рихард то погружается в сон, то вновь воскресает — полноценно поспать не позволяет напряжение, а полноценно бодрствовать не позволяют истощённые ресурсы организма. В очередной раз разлепив глаза, он наблюдает ту же картину, что и во время прошлого, и позапрошлого пробуждения: Ирина на полу — зачем-то она соскользнула с дивана и разместилась внизу, у Рихиных ног — не отрывая глаз от экрана следит за трансляцией с открытым ртом. Её зрачки мелко подрагивают, не поспевая за сменой вибрирующих кадров. В комнате с окнами, плотно задёрнутыми ночными шторами, царит полумрак, уют, спокойствие. Обычная парочка проводит свой вечер перед телевизором. Только за окном субботнее утро, а на экране — операция по вызволению их друзей из блокады. Протерев опухшие веки, Рихард подсматривает за боевой подругой: Ирина по-прежнему погружена в телевизор, по-прежнему сидит на полу, подтянув согнутые в коленях ноги к себе и обхватив их ладонями, аккуратный ротик по-прежнему приоткрыт, но что-то не так с её глазами... Её глаза смотрят по-другому, они сменили содержание. Смысл, отражающийся в уставших карих щёлочках, Рихарду не знаком. Сдвинув брови, женщина сощурила веки во внешних уголках и чуть насупилась, будто сердясь. Рихард хотел было спросить, что с ней, но передумал. Переведя взгляд на экран, он видит то же, что и все — развалившуюся на краю крыши Диану. Зрелище сюрреалистичное и неприятное, особенно если учесть, что на его фоне эвакуация заложников продолжается своим чередом, а про девушку, кажется, вообще забыли. Неприятный холодок пробегает по внутренней поверхности груди сонного Круспе. Он едва заставляет себя оторваться от экрана, чтобы вновь залюбоваться своей женщиной. Ирина по-прежнему живёт происходящим в телевизоре, она выпрямила ноги и ещё сильнее насупилась, а её ладони безотчётно шарят по плоскому животу. В груди Круспе становится ещё холоднее: Ирина ведёт себя, как самка, почуявшая опасность.***
Диана просыпается, если это слово вообще применимо — ведь она не спала, она просто... не существовала какое-то время — но сейчас она снова в строю, почти стоит на своих двоих, едва касаясь крыши носками обуви. Когда последних пленников погрузили на борт, и за ними последовали Тилль и Флаке, Оливер, не заметив девушки среди пассажиров, забил тревогу. Это он держит её под мышками, практически на весу, позволяя резиновым сапожкам чуть касаться тверди. — Ты можешь идти? — дежурный вопрос, набивший оскомину, но он понимает — даже если и может, всё равно не пойдёт. Значит он её понесёт. — Обхвати руками меня за шею и держись кре... Он не успевает договорить — звук выстрела взрывает воздух, и пуля вырывает девушку из мужских объятий. Тело несколько секунд колеблется на краю, а потом, влекомое силой притяжения, кренится к обрыву. Оливер не помнит этих секунд — он не заметил, как они пролетели, как не успел он и осознать, что случилось, будто пуля попала не в Диану, а в него самого, лишив возможности и двигаться, и соображать. Он приходит в себя, когда обмякшее туловище девушки уже клонится под опасным углом, готовое улететь. "Диана!", — он хочет закричать, но нет ни голоса в горле, ни воздуха в лёгких, поэтому он лишь шевелит губами, протягивая руки вперёд. Он ловит её за предплечья: влажные от волнения ладони скользят по гладкой материи худи, с трудом цепляясь за длинные рукава. Рвёт девушку за руки на себя, отчего плечевые суставы хрустят, как готовые выскочить из пазов шарниры кукольных конечностей. Оливер прижимает тело к себе так крепко, словно опасается, что его сдует — и от этой связи они становятся единым целым под гомон обезумевшей толпы, которого он не слышит. Он приседает, готовый правой рукой подхватить девушку под коленями, а левую перемещает ей под лопатки и вдруг отпрядывает, едва снова её не роняя. Левая ладонь вязнет в чём-то влажном и горячем, и Оливер инстинктивно пятится назад, от кромки. Он снова опускает девушку на ноги, продолжая придерживать её правой рукой. Голова Дианы запрокинута назад так неестественно, что кажется, будто тонкая шея вот-вот переломится под её тяжестью. Словно в замедленной съёмке Ридель переводит взгляд на свою левую ладонь — красную и липкую. Всё ещё не веря в происходящее, он осматривает себя — его белая рубашка, как всегда, чиста, и он расстёгивает молнию Дианиной кофточки — и живот, и грудь девушки под одеждой также чисты. — Быстрей! Взлетаем! — орёт Тилль — если на этой злосчастной крыше и есть кто-то, способный перекричать шум вертолётных винтов, то только он. В сознании Риделя срабатывает спусковой механизм: выкарабкавшись из забытия, он подхватывает девушку и бежит к маневрирующему на высоте пары метров над зданием вертолёту. Уцепившись за канат одной рукой, а другой продолжая удерживать подругу, он уже не может сам взобраться — на помощь приходят друзья. Так, стараниями Лоренца и Линдеманна, в четыре руки подтянувшиx канат на себя, парочка оказывается на борту, и пилот, бросивший на опустевшую крышу последний взгляд, начинает набирать высоту. — Кто стрелял? Кто отдал приказ? — перешёптываются заложники. Одиночный выстрел взбаламутил и толпу внизу, и команду на борту, и тысячи зрителей, наблюдавших за событиями через экраны своих гаджетов. Пленники, ещё минуту назад чувствовавшие приближение свободы, расселись по креслам — пассажирский отсек рассчитан на восемьдесят посадочных мест, и двум десяткам беглецов есть где расположиться. Они спрашивают: "Кто стрелял?", а имеют в виду "Не выстрелят ли теперь и в нас?". И чем выше вертолёт взмывает над городом, тем спокойнее у них на душе — досюда, до облаков, не дострелят. — Олли, отойди, — Лоренц больше не может сидеть в стороне, наблюдая, как раскинувший конечности по полу Ридель прижимает к себе недвижимое тело. Уяснив, что сам он девушку не оставит, Флаке почти грубо хватает друга за плечи и оттаскивает в сторону, позволяя Диане сползти с риделевских бёдер прямо на пол. Первым делом Лоренц переворачивает девушку на живот и стягивает кофту. Теперь, когда она осталась в одной лёгкой футболке, он задирает и её, оголяя застёжку лифчика. Огнестрел, и судя по диаметру раны — стреляли из снайперской винтовки. Конечно, по-другому и быть не могло — снизу, с земли, прицелиться в стоящего на краю крыши человека из короткоствола практически нереально. Пуля внутри — и как знать, что именно не позволило ей пройти на вылет: кость, мышца, или... — В спине нет крупных кровеносных сосудов, поэтому и крови немного, — тараторит Флаке скорее для себя, чем на публику. Когда проговариваешь вещи вслух, сам начинаешь лучше понимать их смысл. — Но попав в эту область, пуля могла задеть жизненно важные органы. Лёгкое... — Лоренц прикладывает своё огромное ухо сперва к груди девушки, беззастенчиво опуская левую чашечку бюстгальтера и просовывая под его резинку свой палец, потом прижимается ухом к её губам, он даже пальцами приоткрывает ей рот, скрупулёзно вслушиваясь. Диана дышит едва-едва, но её дыхание ровное, лишённое бульканья, да и крови во рту пока нет. Значит — не лёгкое. — Почка. Нет, рана высоковата для почки... — Может быть сердце? — предполагает Тилль, чтобы тут же пожалеть о сказанном. — Вряд ли. Пуля в сердце — это смерть, — качает головой Лоренц. — Рану необходимо очистить — тащите аптечку! Белая жестяная коробка с красным крестом на крышке появляется в его руках почти мгновенно — помог кто-то из охранников. Нет времени удивляться. Спирт, вата, бинты — всё что нужно для первичной дезинфекции: всё равно сейчас доктор Лоренц своей внезапной пациентке больше ничем не в силах помочь. — Её нужно срочно в больницу. При попадании в организм пуля может самопроизвольно перемещаться. А вдруг она и вправду застряла где-то недалеко от сердца... Нужно оперировать. Остановив кровь и очистив рану, мы лишь отсрочим отмирание тканей. Каждая минута без профессиональной помощи — большой риск... — Куда летим, шеф? — вопрошает пилот по громкой связи — без неё из кабины в салон он бы просто не докричался. Борт оборудован динамиками с микрофоном для обратной связи. — Куда-нибудь за город. Подальше от населённых пунктов, — отвечает Линдеманн, тут же провоцируя волну недовольного ропота. — Как за город? А больница? — лепечет Кирилл, втихаря крестясь. — Ты что, не видел? B неё стреляли! Где гарантии, что при спуске на землю нам всем тоже не светит по пуле? — Он прав! — вклинивается в чужой разговор один из охранников — тот, что раздобыл аптечку. — Мы не знаем их реальных планов! Лично я уже ни в чём не уверен! Может быть, они считают, что мы, охрана, тоже были в сговоре с... Как знать? Кирюху же никто не подозревал, а теперь попробуй докажи! Без дополнительных гарантий возвращаться в город нельзя! — Но она же может умереть, — не отступает Кирилл. Расширившимися от ужаса глазами он таращится на кровавое пятно, оставленное на полу, ещё когда Диана лежала на нём спиной. — Она может, мы все можем! — рявкает Тилль, и ропот на борту утихает так же мгновенно, как и возник. — Нас здесь двадцать один человек плюс Володька, то есть лётчик. Приоритеты, блять! — Ты не прав, — шепчет Флаке, не поднимая глаз на друга, а тот не удостаивает его реплику ответом. — Понял, босс, ищу необитаемую поляну значит, — как-то кисло, со скрипом реагирует Володька, и динамики умолкают. Следующие полчаса машина кружит над областью — виды открываются необыкновенные: чёрно-белое мартовское покрывало, сотканное из ещё заснеженных лесов и уже почти оттаявших деревень, и над всем этим — солнце. Раздобыв в аптечке пинцет, Лоренц аккуратно очищает рану от обожжённых тканей — рана выглядит громадной рваной кляксой с неровными обугленными краями, в центре которой запекается, начиная чернеть, кровь. "В двух сантиметрах от позвоночника", — замечает он, но не произносит замечания вслух: кажется, с Оливера уже достаточно. Он бросает на него косой взгляд — железный Олли отполз к стеночке и смотрит прямо перед собой, ничего не замечая. Оливер сейчас в анабиозе, но скоро он очнётся от спячки и обернётся ходячей бомбой. Только бы бед не натворил — они же на высоте да в замкнутом пространстве... Олли, держись. Очистив рану, Лоренц недовольно морщится — даже после ковыряния в ней пинцетом, даже после щедрого сдабривания открытой дырки в спине медицинским спиртом и скрепления её двумя полосками лейкопластыря, Диана не дёрнулась. Почему она не чувствует боли? Она без сознания, но вдруг задеты какие-то нервные окончания... Боже, только бы добраться до больницы. Лоренц недобро поглядывает на партнёра — Линдеманн картинно отвернулся к иллюминатору и делает вид, что ничего особенного не происходит. "Ты не прав", — снова думает Флаке. Говорить бесполезно — это он уже понял. Команда не может без лидера, а они слишком долго играли в демократию, и кажется, у Тилля отказали тормоза. — Внизу заброшенная заправка — асфальтовое покрытие, можем попытаться сесть. На поле сейчас не сядешь — там топь. Ближайшая деревня в двенадцати километрах. Жду приказа, — динамики разрывают мрачную тишину, и все тут же льнут к иллюминаторам. Ржавые железные щиты с полустёртыми логотипами "Юкоса" угадываются даже с высоты. Настоящий абандон — хоть постапокалипсис снимай. По области таких десятки, а по стране... — Сажай машину, — Володька ждал приказа, старый служака, а Линдеманн его отдал, хотя на раздачу приказов его никто не уполномочивал. Щербатый асфальт, мокрый и блестящий, принимает многотонную машину. Володька заглушает винты, они тихнут не сразу — около минуты уходит на то, чтобы единственным ветром, гоняющим мусор по заброшенной заправке, остался ветер природный, полевой. Один за другим люди спускаются на землю — размяться, почувствовать землю. Убедиться, что сотовая связь здесь не ловит, а вокруг действительно никого и ничего. Едва высадившись, Флаке догоняет Линдеманна, подхватывает под руку и уводит в сторону. Полуразрушенное здание, бывшее когда-то магазинчиком при заправке, служит им укрытием от посторонних взглядов. Флаке ощупывает себя — список, завёрнутый в пластиковый файл, он запрятал во внутренний, застёгивающийся на молнию карман комбинезона, а пистолет — в глубокий наружный карман правой брючины. И у Линдеманна, и у Риделя с собой по отобранному у охраны стволу. За то, что пленники разбегутся, друзья не переживают: бежать-то некуда. — Ну и куда ты нас приволок... — шипит Лоренц. — Ты что творишь? — Слушай, — прерывает его Тилль. — Сейчас я поднимусь на борт, один, и мы с Володькой отправимся ловить сеть. Я свяжусь с нашими и узнаю новости. Как только удостоверюсь, что путь чист, мы сразу же вернёмся в город. Гарантии... — Да заколебал ты со своими гарантиями! Если Дианка умрёт... — Я знаю. Я знаю. Убедить Риделя покинуть пассажирский отсек и вместе с девушкой остаться ждать новостей на земле, было непросто. Но Линдеманн настоял — на разведку он отправится один. А что, если кому-то там, в городе, придёт в голову ликвидировать вертолёт? Команда остаётся на земле, провожая уносящуюся прочь машину недобрыми взглядами. Линдеманн обещал вернуться через полчаса, а если нет — значит что-то пошло не так, и оставшимся придётся самим выбираться из этой дыры. И снова ожидание. — Я есть хочу. А я спать. А я выспался. А я пить так хочу, что ведро воды бы выпил, — переговариваются между собой вымотанные долгой ночью и волнительным утром безоружные охранники, но о главном не говорит никто — ждать ли спасения или... это всё? Лоренц сидит один — примостившись на грязном подоконнике бывшего магазинчика, он даёт себе слово пересмотреть свои взгляды на их с Тиллем отношения. Если конечно ему вообще предоставится такая возможность. Он чувствует вину перед всеми: и перед Дианой, и перед Риделем, и перед несчастными заложниками, вынужденными делить с ними тяготы побега. Обычно это он, Флаке — тот, кто за всё в ответе. У него украли его игрушку — его роль. Он чувствует себя голым — будто вместе с негласным лидерством у него украли и одежду. Не простит он Линдеманну такого, не простит. Чтобы хоть как-то скоротать смутное время ожидания, он подходит к девушке — Ридель уложил её на покрытый вековой пылью прилавок в глубине магазинчика. По крайней мере, здесь не дует — странно, но оконным стёклам удалось уцелеть. Он ощупывает её шею, вновь вслушивается в звуки, доносящиеся из её груди — они так слабы, но всё ещё ровны: тук-тук и выдох-вдох. — Она беременна. Лоренц во все глаза смотрит на Риделя через заляпанные стёкла очков. — Что ты сказал? — Она беременна. И просила никому не говорить, это было её условием. Но я думаю, сейчас уже можно не скрывать. Возможно, это вообще уже не имеет значения... Лоренц пятится назад, упираясь задницей в ножку перевёрнутого стола. "Но как ты мог разрешить ей идти с нами?", — спросил бы он. "А как я мог ей запретить?", — ответил бы Ридель. Но какие уж тут разговоры, когда двухметровый бритоголовый головорез стоит у грязного окна и даже не пытается скрыть влажный блеск своих чистых тёмных глаз? Полчаса истекли, и над площадкой вновь разносится приближающийся рёв винтовых лопастей. Заложники, поневоле научившиеся придавать понятиям "мы" и "они" непривычные для себя смыслы, разбегаются по периметру, освобождая место для посадки. Линдеманн выскакивает из вертолёта и крутит головой — ищет своих. Лоренц стрелой выносится из магазина и бежит ему навстречу, плотно прижимая ладонь к карману правой брючины вымазанного в грязи комбинезона. — Летим, — кричит Линдеманн, и его слышат все — и ребята по периметру, и Ридель за стеклом магазинного окошка. Погрузившись на борт, они вновь отправляются к облакам. "Курс на город", — радостно декларирует Володька, и его голос распространяется по салону самой сладкой мелодией. — Смотри, — Линдеманн тычет Лоренцу в нос своим смартфоном. Куча скриншотов с городских порталов. В местное отделение ФСБ назначили нового начальника из Москвы, и тот именным приказом гарантирует беглецам неприкосновенность. Стрелял снайпер — кто-то из кречетовских верноподданных. Снайпера уже задержали, а генерал всё ещё числится в бегах. Судя по данным МВД, территорию страны он не покидал. Его объявили в розыск, и сейчас проводятся розыскные мероприятия. Действующий губернатор ушёл в отставку, и город готовится к выборам, которые пройдут в следующее воскресенье... Бла-бла-бла. Всю дорогу до города Лоренц спит.