Do you really know the weight of the words you say?
– Дерек, как же я волновалась, – откинув книгу в сторону, Одетт встала и обняла мужа. От него пахло лесом, влагой недавно закончившегося дождя и солёностью бескрайних морских просторов. Принцесса чувствовала, что сердце в его груди всё ещё колотилось изо всех сил, из-за чего широкие, крепкие плечи слегка подрагивали. «От волнения ли это?» – промелькнуло в голове Одетт, и она тут же отпрянула. В усталом взгляде родных небесно-голубых глаз искрилась любовь, однако не уловить лёгкую толику тревоги было невозможно. – Прости меня, – они сели у камина в кресла, которые были расположены достаточно близко, чтобы Одетт могла взять ледяную ладонь Дерека и, сжимая пальцы, не выпускать её. – Я не думал, что всё так серьёзно. Рано утром какой-то господин, не указавший своего имени, предложил встретиться в портовом городке недалеко от замка матушки. Он писал, что ему необходимо переговорить со мной лично, просил о помощи и молил о том, чтобы никто не знал, куда я направляюсь. Дерек поднял глаза и поймал на себе взволнованный взгляд Одетт. Наедине со своим принцем она никогда не прятала своих эмоций и чувств: это казалось бессмысленной тратой супружеского времени. И Дерек поступал точно так же. Именно поэтому он притянул Одетт к себе, усадив на колени, и молча уткнулся лбом в её плечо. Его дыхание постепенно успокаивалось. «Он выглядит совершенно измученным», – подумала Одетт. – «Наверное, будет лучше спросить его обо всём завтра». Ей не понаслышке знать, как иногда уставал Дерек. Порой настолько, что мог заснуть за книгой в библиотеке, решив отдохнуть перед ужином, и не просыпаться до самого утра; или решая какие-то особо сложные вопросы, безуспешно стараться сосредоточиться после долгого напряжённого дня: он то и дело щурился, потирал виски и расхаживал из стороны сторону, напряжённо глядя себе под ноги. И Одетт было невероятно грустно в такие моменты, потому что она почти никак не могла ему помочь. – Когда я приехал на пристань, в воде плавало тело пожилого человека, – чуть слышно произнёс Дерек, будто бы надеясь, что Одетт пропустила его слова мимо ушей. – Кто-то из горожан сказал, что видел неизвестного мужчину в тёмном плаще, который направился дальше на запад. Это тело… оно было относительно свежим, поэтому я подумал, что виновный не смог далеко уйти, но ошибался. Дерек и Одетт сидели молча, слушая треск дров в камине. Целый год они прожили, не зная бед и чёрной магии; уже забыв думать о том, как страшно порой бывает спуститься в подвал, о злобных призраках и плотоядных чудовищах. Но вот судьба снова дарит им очередное приключение. Загадочное и очень странное, оно вселило в душу Одетт тревогу, с которой ей было не так легко справиться. – Пойдём спать, – с мягкой улыбкой произнесла она. – Тебе нужно отдохнуть.***
– Я не хочу оказаться в психушке, – говорила Элизабет, сидя за кухонным столом. – Мне нет и двадцати пяти. Жан-Боб всё так же равнодушно поглядывал на неё из-под нависшей на его глаза короны. – Вот тебе всё равно, а знаешь, как я себя чувствую?! – она вскочила на ноги. На часах было пять утра, и приветливое солнце уже дарило ещё спящему городу тепло своих прозрачных лучей. Даже сквозь закрытое окно до Элизабет доносилось бодрое пение птиц и звенящий шелест травы, ласкаемой тёплым майским бризом. Встав у окна, она беспомощно вглядывалась в горизонт, словно решение её проблемы было там, далеко, где пушистые облака касаются мягкой, зелёной травы и нет места ничему плохому. – Буду собираться на работу, – произнесла она, слегка повернув голову в сторону. Жан-Боб ответил ей молчаливым поквакиванием.***
Одетт, погружённая в свои мысли, не спеша шла по коридору. Очень редко она просыпалась на рассвете, когда только слуги неслышно передвигались по дворцу. В такие моменты ей нужно было совладать с тревогой и обдумать что-то очень важное. Заглянув в комнату Элис, Одетт не без удовольствия удостоверилась, что с ней всё хорошо: юная принцесса спала на своей кровати, обняв плюшевого мишку, которого когда-то ей подарила Юберта. Одетт очень любила и порой восхищалась Элис: совсем ребёнок, а так быстро учится, так проницательна, добра и скромна; при всём количестве внимания со стороны всей их семьи в Элис не было ни капли избалованности. Иногда Одетт казалось, будто их с Дереком приёмная дочь и в самом деле королевских кровей. – Королевских кровей или нет – она наша дочь. Я так люблю её, – однажды сказала она Дереку, на что он лишь коснулся её губ, оставив на них невесомый, сладкий поцелуй. Прикрыв дверь, Одетт направилась дальше. Наверное, стоило остаться на приятной пуховой перине и проследить, чтобы Дерек снова не исчез с утра пораньше, но какая-то неведомая сила подсказывала, что он проснётся как раз к завтраку. Спустившись в холл, она скоро оказалась в королевском саду. Роса быстро омочила подол белоснежного платья, что ни капли не смутило Её Высочество. Одетт дошла до Лебединого озера и, сняв обувь, сделала пару шагов вперёд, по щиколотку оказавшись в воде. Несмотря на то что погода последние две недели стояла, на радость всем, достаточно тёплая, вода в озере всё ещё была прохладная. Закрыв глаза, Одетт начала медленно ходить вдоль берега – она изучила здесь каждый камень, каждую кувшинку, ещё будучи пленницей Ротбарта. Холод и влага вода напоминали ей о временах, когда она проводила дни в облике лебедя: день ото дня холодная вода касалась её тела, покрывая серебристыми слезами её белоснежные крылья. Сначала было непривычно, даже неприятно, особенно превращаясь обратно в девушку. Но вскоре Одетт привыкла к холоду и теперь даже зимой иногда могла выйти на улицу в одном платье да сапогах и ни капли не замёрзнуть. Эти воспоминания сначала вызывали лишь неприязнь, от которой принцесса изо всех сил старалась избавиться. Одетт очень долго мучил образ злого волшебника, и любое напоминание о нём сдавливало её грудь в железные тиски. Лишь спустя какое-то время отношение девушки к столь печальному периоду её жизни изменилось: если бы не Ротбарт, она никогда бы не встретила своих друзей; если бы не Ротбарт, Одетт бы не осознала, насколько сильны её чувства к Дереку, и что ещё более важно: они взаимны (и сила их сопоставима бесконечности Вселенной).Если бы не Ротбарт, она, наверное, никогда бы не стала той, кем является сейчас: не просто доброй и великодушной Принцессой-лебедь, но и отважной, смелой. Эти мысли, казалось, смогли усмирить бурю, зародившуюся в её душе. – Вижу, вас что-то тревожит, Принцесса. Одетт открыла глаза и улыбнулась доброму парящему духу. – Скалли, - не без удовольствия произнесла она, – ты как всегда абсолютно прав. – И я, увы, могу с абсолютной уверенностью сказать, принцесса, что ваши тревоги не напрасны, – вздохнул он, не размыкая своих полупрозрачных рук на призрачном животе. Сердце Одетт забилось с новой силой. – Я чувствую: грядёт что-то катастрофически опасное. – Катастрофически опасное? – принцесса прижала ладонь ко рту. – Ох, нет-нет. Слишком буквально. Я чувствую скорое приближение тёмных сил. – А это разве не одно и то же? - обессиленно вздохнула Одетт. Она больше не могла продолжать разговор. Ей и не пришлось: Скалли исчез. Принцесса вышла на берег и, надев туфли, направилась обратно в замок.***
– Элизабет, ваши рассказы изумительны. Вы пишете так, словно пережили всё это, прочувствовали события каждой клеточкой своего тела. Вот это талант! – Благодарю вас, мистер Скаллиот, – смущённо произнесла Лиз, наблюдая за тем, как он, снова похлопав в ладоши, скрылся за дверями своего кабинета. – Ты его любимица, Уилсон, – улыбаясь, констатировал Лоуренс, когда Элизабет села за свой письменный стол. – Не говори глупостей, – ещё больше смутилась она. Лоуренс, добродушно покачав головой, продолжил что-то печатать, и Лиз, на секунду задержав свой взгляд на потёртом пузатом будильнике, тоже углубилась в работу. Описывая приключения девочки Элис, она, однако, не чувствовала, что ведёт рассказ от первого лица. Где-то глубоко в душе Элизабет ощущала не поддающееся объяснению волнение, словно она была сторонним наблюдателем, или кто-то рассказал ей всю историю от начала до конца. Уилсон чувствовала волнение, которое её мозг хотел назвать материнским. «Какие глупости, - подумала она, – быть матерью воображаемого ребёнка – новый уровень, Элизабет».***
– Доброе утро, – улыбнулась Одетт и села за обеденный стол. – Доброе, – с улыбкой произнесли Дерек и Элис. – Я не слышал, как ты проснулась, – между прочим заметил Дерек и усмехнулся, – надо же было так крепко уснуть. Улыбка Одетт стала ещё шире, когда она отметила для себя, что её принц действительно хорошо отдохнул: его взгляд был ясен, а в движениях прослеживалась удивительная ловкость, присущая Дереку, по его скромному мнению, с рождения. – Я проснулась достаточно рано, поэтому решила прогуляться до Лебединого озера, – произнесла Одетт как можно более непринуждённо. В любой другой ситуации её ответ удовлетворил бы Дерека: может, ей захотелось прогуляться перед завтраком или по какой-то другой причине бодрость вернулась к ней раньше обычного. Но ввиду последних событий он не поверил её тревожной улыбке и нервным смешкам: Дерек помнил, что Одетт особенная не только для него, но и для всего мира, поэтому доверял её чутью, как ничему другому. Да, она волновалась даже тогда, когда он отправлялся на охоту, но в этом человеке в тёмном плаще действительно было что-то пугающее. – Я не знаю, что предпринять дальше, – произнёс Дерек, когда они уединились с Одетт в библиотеке. – Не могу же я объехать всё королевство в поисках одного единственного человека, останавливая каждого встречного в тёмном плаще. Одетт задумчиво смотрела в окно. Она не пропустила его слова мимо ушей, но и почти никак не отреагировала – лишь кивнула. Она прокручивала в памяти утреннюю встречу со Скалли, стараясь доказать самой себе, что это был не сон. – Одетт, ты слышишь меня? – прервал затянувшееся молчание Дерек. – Я тебя слышу, – снова кивнула Одетт и, отвернувшись от окна, заглянула Дереку в глаза. – Сегодня появился Скалли. Он сказал, что скоро грядут тёмные времена. Теперь уже Дерек, полный раздумий, посмотрел куда-то в сторону и нахмурился. Его гложила мысль о том, что скоро и без того практически неуловимая спокойная жизнь для него и его семьи вновь упорхнёт, подобно птице. Испугавшись, она [птица] спрячется и заставит себя искать, в который раз претерпевая страх потерять любимых, боль. И Одетт вновь бросится Дереку на помощь, будет рядом, не остановится ни перед чем до самой победы, несмотря ни на что. И Дереку страшно в этом признаться, но ему было намного легче, когда он ощущал её физически, касался руки или оперения – не имеет значения, лишь лишний раз убедиться, что жива.***
Завершив очередную главу, повествующую об опасном, но захватывающем приключении Элис на острове, полном ужасных чудовищ, Элизабет неожиданно осознала, что уже давно конец рабочего дня. – И так всегда, – выдохнула она. Всё то время, что Элизабет потратила сборы и путь домой, её не покидало ощущение, что в истории про отважную девочку Элис не хватает какой-то важной детали. Но вот автобус останавливается на нужной остановке, и Уилсон с трудом заглушает эти докучливые мысли размышлениями о том, что же всё-таки приготовить на ужин.***
– Вы с папой очень странные в последнее время, – шёпотом произнесла Элис. Одетт провела расчёской по волосам дочери и, посмотрев в зеркало, поймала на себе её взгляд. – Понимаешь, родная, – произнесла Одетт, – нам с папой нужно решить проблему. Мы пока не знаем всех деталей, но уверены, что это что-то очень серьёзное. Элис опустила голову. – Мне страшно, – дрожащим голосом прошептала она. – Я не хочу потерять вас. Одетт отложила расчёску и прижала Элис к своей груди: – Не допускай и мысли об этом. Мы будем рядом с тобой, даже если небеса обрушатся на землю. Я дала тебе обещание, что никогда не покину тебя, помнишь? Я не собираюсь его нарушать. Тридцатью минутами позже Одетт покинула покои Элис. Прошло четыре дня с разговора на озере. Ожидание – затишье перед бурей. Оно уничтожало, сводило с ума. И с этим ничего нельзя было сделать. Было ещё не так поздно, поэтому Одетт решила пройтись по коридорам замка. Ей очень нравилось, заглядывая в золотые рамы многочисленных картин, разглядывать пейзажи, изображающие Лебединое озеро, их с Дереком замок, замок Юберты. В душе Одетт разливалось тепло, когда она всматривалась в портреты Роджерса, Юберты, Дерека, Элис – всех тех, кого она любила всем своим существом. Её грела мысль о том, что они семья. Возможно, странная из-за вечной тяги к приключениям, но настоящая. Мысли вновь вернули её на несколько лет в прошлое: Дерек привёз Одетт и её друзей в замок после победы над Ротбартом. Принцесса всё ещё чувствовала слабость, но при этом была несказанно счастлива спасению. Однако, стоило ей буквально на час остаться наедине с собой в покоях, шикарное убранство которых так сильно напомнило о родном доме, об отце, как слёзы сами потекли по щекам. Именно в тот момент она почувствовала себя одинокой, сиротой. Не тогда, когда Ротбарт одним взмахом руки превратил её в прекрасную птицу; когда он специально прятал луну за облаками, лишь бы проучить её; когда сердце в груди ныло об одной мысли об отце; когда Дерек принёс клятву другой Одетт, хотя и по незнанию. Невообразимая скорбь атаковала её сердце лишь в тот момент, когда никого вдруг не оказалось рядом: ни добрых друзей, ни любимого Дерека. Тогда Юберта зашла так тихо, что Одетт и не обратила бы на неё внимания, если бы тёплая женская рука не легла на её плечо. Она долго провела в объятиях Юберты, чувствуя, как она легонько поглаживает её волосы, как где-то над ухом раздаётся еле уловимое «Всё будет хорошо. Теперь ты никогда не будешь одинока». Потребовалось время, чтобы боль утихла, но Одетт больше не оставалась с ней один на один. – Подождите! Бриджет несёт письмо! – кричала карлица, размахивая свёртком. – Спасибо, Бриджет, – улыбнулась принцесса, – можешь идти. Ты заслужила отдых. Ни печати, ни подписи. С опаской разворачивая свёрток перевязанный красной лентой, она с удивлением увидела, что в нём не было ни единого слова. Чистый лист. – Это какая-то шутка, – выдохнула Одетт. – Бриджет, кто тебе это дал? – с настойчивостью повторил Дерек, покрутив перед её носом чистым листом бумаги. – Бриджет не знает, – грустно пролепетала карлица, – Бриджет как будто очнулась с мыслью, что нужно отдать письмо принцессе. – Ну кто-то же дал его тебе? – нетерпеливо подала голос Одетт. – Оно уже было у Бриджет, правда-правда, – разнервничалась та. – Одетт и Дерек не верят Бриджет? Принцесса коснулась её плеча и улыбнулась: – Не волнуйся, Бриджет, мы ни в чём тебя не обвиняем. В этот момент, именно в данную секунду, Одетт вдруг почувствовала острый диссонанс между своим поведением и внутренним ощущением. Когда она держала пергамент в руках, её сердце, казалось, застывало от ужаса. Принцессе было страшно, невероятно, до безумия страшно. Но она не могла, Одетт просто не могла признаться самой себе в своём страхе, будто бы это стало показателем того, что она сдалась. За тревожным вечером последовала беспокойная ночь. Одетт не могла сомкнуть глаз: её воображение окутали неприятные образы и воспоминания: они настигали её, особенно больно ударяя в подобные моменты страха и всевозможных сомнений. У каждого иногда в жизни возникает период, даже очень короткий, когда всё во что ты веришь, что любишь, не способно защитить тебя от самого страшного – сомнения. В эту ночь Одетт сомневалась, что когда-нибудь их семья сможет вести нормальную жизнь, пока Её Высочество, Одетт, находится с ними рядом. Её призвание, её судьба вдруг стали казаться ей самой главной причиной бед её семьи, всего того плохого, что с ними когда-либо случалось. Одетт даже на секунду допустила мысль о том, что Дереку, Элис, всем тем, кого она любит, было бы лучше с кем-то другим, в каком-то другом пространстве. Как угодно, только без неё. И, если бы её слышал Дерек, кого этой ночью также не коснулся сон, то обязательно бы сказал что-то, что обязательно развеяло все плохие мысли Одетт. Но они молча лежали в своей постели, упорно делая вид, что отошли в царство Морфея.