Любовь и дружба разрушат злые чары
Врата безумного сна вновь раскрылись перед Элизабет, явив ей величественный замок, ослепляющая белизна которого в этот раз не манила её заглянуть внутрь. Вместо этого Лиз сделала несколько шагов вперёд и оказалась на просёлочной дороге, которая уводила её глубоко в лесную чащу. «Это короткий путь», – раздалось в голове девушки. И теперь она пошла, не отвергая кого-то в своём больном разуме. Будто зная весь путь наизусть, Лиз с удивлением подмечала для себя удивительно знакомые детали: вот за тем поворотом будет тропинка, ведущая к дому, кажется, лесника; а через пару метров покажется мост через быструю реку, переходя который Элизабет сначала не поверила увиденному. Ей пришлось остановиться и наклониться, через хлипкую деревянную ограду, чтобы увидеть, как вода, кристально прозрачная, спокойно, не двигаясь, показывала ей образ какой-то девушки. И этот образ кивал Лиз в сторону дороги, указывал идти дальше. Элизабет побежала, пытаясь вспомнить, где видела девушку, чей образ предстал перед ней мгновениями ранее. Она была не просто ей знакома. Элизабет чувствовала это буквально каждой клеточкой своего тела, однако её разум вновь и вновь повторял: «Ты больна. Это всего лишь сон. Прекрати цепляться за выдуманную реальность». Дорога, казалось, не имела конца: пейзаж сменялся за пейзажем, и бескрайний лес поражал своей застывшей красотой. Устало вздохнув, Элизабет остановилась у молодой сосны, чтобы перевести дух. Даже во сне она чувствовала усталость после изнурительно долгого пути, и это бы заняло всё её мысли, пока Уилсон усердно старалась успокоить разбушевавшееся сердце, любуясь на застывшие облака на спокойном персиковом небе, если бы в то же мгновение её внимание не привлекла высокая полуразрушенная башня, проглядывавшая сквозь кроны деревьев. Сделав над собой усилие, Элизабет встала на ноги. Чутьё подсказывало, что нужно продолжать путь, и она повиновалась. Стоило Лиз выйти из леса, как её взору предстал полуразрушенный, но величественный дворец: главная из башен на самом верху слегка почернела, а две соседние были почти полностью разрушены; в некоторых из стен были огромные щели. Лишь небольшая его часть оставалась целой. В лучах застывшего закатного солнца дворец выглядел таким… таким родным, что ей даже стало немного жаль, что столь прекрасное место пребывает в полнейшей разрухе. Осмотревшись, Элизабет заметила невысокую дверь в уцелевшей части дворца. Поднявшись по узенькой лестнице и минув небольшой коридор, она вышла в просторный, светлый холл. Ковры цвета морской пены, золотые подсвечники – внутреннее убранство этой части здания отличалось от того, что она видела ранее. На одной из стен Элизабет заметила зеркало. Оно поманило её даже не столько своим скромным, но элегантным обрамлением, сколько любопытство подсказывало заглянуть ей в него. И стоило Лиз сделать это, как страх прошёлся электрическим зарядом по её телу. – Нет! – воскликнула она. – Это не могу быть я! Проснувшись в своей кровати, Уилсон от досады запустила рядом лежащей подушкой в стену. Она нервничала, её дыхание было прерывистым, а сердце в груди колотилось изо всех сил. Однако, вместе с этим какое-то странное чувство удовлетворения поселилось в её сердце. Словно что-то внутри души Элизабет радовалось тому, что она заглянула в золотую раму большого зеркала. Это помогло ей убедиться. Но в чём? Часом позже к Лиз вернулся её трезвый, но израненный рассудок – она потянулась к блокноту. Оставляя на белой бумаге мягкие, летящие линии, Уилсон воссоздавала образ, застывший в её воображении. – Я знаю тебя, – шептала она. – Но не верю, что ты… это я. Длинные, волнистые волосы ниспадали пушистым каскадом по плечам. Большие глаза были удивлённо распахнуты: жаль только простой карандаш не мог передать их сказочный лилово-синий цвет. Смотря на этот рисунок, Элизабет чувствовала спокойствие, даже, наверное, радость, и это оставалось за гранью её понимания. – Эх, Боб, – вдохнула Лиз, закрыв блокнот, – уверена, от такой красотки ты бы захотел получить поцелуй. Образ девушки, чей благородный пшеничный цвет волос также не мог передать простой карандаш, виделся полным антиподом Элизабет: ни в какое сравнение даже с рисунком не шли короткие прямые волосы каштанового цвета, оливкового цвета глаза и, казалось, невыразительные черты лица. Она знала это, поэтому лишь ещё раз вздохнула, окинув взглядом небольшое зеркало на стене.***
– Ты хочешь сказать, что Абсолютное зло восстало, – осторожно произнесла Одетт, глядя на Скалли, – и теперь оно готово мстить. – Именно это я и хотел сказать. – Прекрасно, – вздохнула Одетт и, наконец, села на рядом стоявшую кушетку. Скалли подловил её и Дерека в одном из коридоров замка. Он появился так неожиданно, что будь у Дерека с собой хоть какое-то оружие, он непременно бы им воспользовался. Впрочем, рефлекс всё равно сработал, и он сделал шаг вперёд, закрыв собой Одетт. – Но как нам победить? – спросил Дерек и украдкой взглянул на Одетт. Скалли пожал призрачными плечами... – Как говорил мой прапрадед, дословно: «От зла добра не жди». ...и исчез. – Что нам делать со всем этим? – взволнованно подала голос Одетт. – Мы всего лишь знаем, что Абсолютное зло не было повержено полностью, и теперь оно снова готовит для нас что-то ещё более опасное, чем раньше. А что у нас есть? Убийство, виновник которого, по всей видимости, скрылся на границе. И чистый лист бумаги. Что нам делать? – Единственное, что ты сейчас не должна делать, родная, – мягко произнёс Дерек и присел рядом с Одетт, – не предаваться панике. Она кивнула, и Дерек заключил принцессу в свои объятия, коснувшись губами её лба. Он понимал: Одетт, его храбрая Принцесса-лебедь, боится, что Абсолютное зло навредит их семье. «Мы должны быть сильными», – мысленно повторял Дерек и наблюдал, как Одетт напряжённо глядела куда-то в пустоту, а во взгляде её лилово-синих глаз играла глухими искрами тревога.***
Элизабет редко брала выходные. Собственно, она могла работать на дому. Просто Уилсон было приятнее на работе, где в любой момент она могла, как бы невзначай, подойти к кулеру и мягко вклиниться в разговор двух коллег. Или, подняв голову, заговорить с Лоуренсом. Но сегодня что-то заставило её взять отгул. – Наверное, всё это безумие со снами изрядно поднадоело и моему организму, – пыталась оправдать странное ощущение в душе Элизабет. Действительно странное. Оно манило её за двери маленькой квартирки, на улицу. – Никогда меня так сильно не накрывало желание прогуляться, – удивлённо прошептала она, заперев входную дверь. Элизабет прошла переулок и вышла на улицу, на которой, ей казалось, она никогда не была. А за пределами её заключения уже вовсю дышало лето: в воздухе витал запах цветов, свежести; стоило поднять голову к небу, как взору Лиз предстало огромное количество бабочек со светящимися в лучах солнца крыльями. Казалось, они порхали под самым куполом неба, могли рассмотреть весь мир с высоты, прикоснуться к дружелюбному светилу и насладиться его теплом. Уилсон пошла дальше, чувствуя, как ветерок охлаждает её лицо, и тепло солнечных лучей подбирается к её телу. Присев на скамейку, чтобы перевести дух, Элизабет услышала звонкий мужской смех. Она обернулась и заметила двух полицейских, стоящих к ней спиной чуть поодаль: один среднего роста, пухловат; второй выше, стройнее, волосы на его голове были коротки, и весь разговор со своим напарником он смеялся и шутил, но при этом какая-то рыцарская выправка не давала ему даже слегка согнуть спины или опустить плечи. Он очень напоминал Элизабет… – Кажется, с солнцем на сегодня хватит. – Жан-Боб, я просто не понимаю причины твоего спокойствия! – вскрикнула Элизабет и тут же осеклась. – Хотя… пожалуй, понимаю. Она расхаживала по кухне, скрестив руки на груди. – Галлюцинации! Нет, ты только подумай! Галлюцинации! Резко остановившись, она взглянула на фарфоровую статуэтку. Элизабет словно осенило. Широко распахнутые глаза, приоткрытые губы, взъерошенные волосы – весь её внешний вид говорил лишь об одном: – Теперь я поняла! – чуть тише, но всё же воскликнула она. – Это самовнушение! Тот полицейский был просто очень похож. Он же в этом не виноват. И я тоже. Таким родился. На мгновение ей показалось, что выражение лица Жан-Боба стало ещё более равнодушно-лукавым. – Как и всегда, – вдохнула Лиз, – благодарю за понимание. Через неделю она вновь предприняла попытку выйти на улицу. Тревожно оглядываясь, Элизабет шла по другой, не менее незнакомой улице. Стараясь оставаться как можно более незаметной, она, остановившись в тени какого-то раскидистого дерева, буквально на секунду отвлеклась проверить время на наручных часах. Резкий звук торможения и удар в левый бок вернули её в реальность, а затем боль постепенно начала сковывать хрупкое тело. Элизабет, однако, не сразу удалось понять, почему дышать вдруг стало так тяжело, а всё вокруг замигало, поплыло перед глазами, напоминая старую выжженную фотографию. Уже теряя сознание, Уилсон увидела над собой полицейского, в шлеме и очках, который настойчиво просил её не закрывать глаза. Но она ослушалась.***
– Мисс Уилсон. Мисс Уилсон, очнитесь. Яркий свет ударил в глаза. Сощурившись, Элизабет постепенно приходила в себя. Перед ней всплывали и гасли, словно вспышки, воспоминания, яркие и блёклые: зелёная поблескивающая фигурка лягушки с равнодушно-лукавым взглядом и короной на голове; темноволосый мужчина с ясными синими глазами в парадной яркой одежде и счастливой улыбкой, позади которого виднелись прекрасные окна с витражами, которые она видела разве что на фотографиях каких-то соборов; девочка, прижимающаяся к ней всем телом, вытирая слёзы с испачканного сажей лица. – Вот вы и очнулись, – улыбнулся врач. – Вас сбила машина. Хорошо, что водитель успел сбавить скорость. Ощутив, как что-то острое проходится по ней изнутри и начинает жечь со стороны левого бока, Лиз уже не слушала о постельном режиме; о том, что она счастливица, так как отделалась не такими серьёзными травмами, какие могли быть. Она впервые в своей сознательной жизни ощутила такую реальную боль и не понимала, как себя вести. Врач покинул палату, но вошедший вскоре человек, мужчина, отвлёк её от беспорядочных мыслей. – Здравствуйте, я капитан Брайан Дуглас, – поздоровался он и присел на рядом стоящий стул; в его руках была папка. – Простите, что так сразу пристаю к вам с расспросами, но нам нужно составить протокол. Раскрыв папку, он усмехнулся: – Не знал, что вы живёте в соседнем со мной доме.***
– В прошлый раз, когда я приблизилась к… этому духу, и у него ещё не было зелёного кристалла, то смогла прогнать его. Абсолютное Зло оказалось не в силах находиться рядом со мной: было слишком слабым. – Возможно, сейчас оно тоже недостаточно сильно, именно поэтому не приближается к нам, – задумчиво произнёс Дерек. – Правда, это вопрос времени. – Да, времени. Вот только, что нам делать? У нас даже нет ничего, что могло бы остановить его, когда сила вернётся. Дерек улыбнулся и коснулся руки Одетт: – Мы есть друг у друга. Это важно. – Я не отрицаю, но… – В конце концов, ты Принцесса-лебедь. Это тоже что-то значит. Мы придумаем что-нибудь. Мы победим. Как и всегда. Одетт натянуто улыбнулась. Одному Богу было известно, насколько сильно она была благодарна Дереку за его любовь, за его мудрость, за то, что он пытался выглядеть уверенным и смелым, когда ему самому было страшно, и не давал Одетт пасть духом. Она знала, была абсолютно уверена, что в его душе было так же неспокойно, что его удручала невозможность защитить их семью полностью, что он не спал ночами, но пытался найти в многочисленных книгах, прочитывая их от корки до корки, надёжные средства, способные обезопасить их хоть на время, справиться с очередной опасностью. Рука Дерека скользнула по плечу Одетт вверх. Коснувшись пальцами её подбородка, он притянул свою принцессу блмже и коснулся её губ своими. На это короткое мгновение два любящих сердца смогли преодолеть тревогу. Они оставили все страхи и сомнения за пределами своего волшебного мира. В одно короткое мгновение они были способны передать друг другу всю любовь и спокойствие, какие только могли найти в своих душах. Лишь бы спасти, лишь бы помочь избежать боли. Отстранившись, Одетт заглянула в родные небесно-голубые глаза. Она хотела запомнить их сияющее выражение, полное любви, доверия, страсти. Одетт хотелось вновь изучить их ясный, добрый взгляд. Она невольно улыбнулась: ей казалось, что любовь, переполняющая её, действительно способна разрушить любые чары, преодолеть любую бурю и даже проклятие. – Я люблю тебя, – выдохнула Одетт, и мягко коснулась ладонью щеки Дерека.***
– И напоследок, – Дуглас спешно что-то дописывал. – Пока вы были без сознания, медсёстры попытались найти в списке ваших контактов телефоны членов вашей семьи. Но он, видимо, сломан – ваш список контактов пуст. Возможно… – Никого нет, – выдохнула Элизабет. – Простите? – У меня никого нет, – произнесла она, и эти слова причинили ей намного больше боли, нежели пара треснутых рёбер и сломанная рука. – То есть… ни друзей, ни семьи… – он поднял на неё взгляд своих лазурных глаз, – никого, кто бы мог отвезти вас домой сейчас? – Мой друг, Лоуренс, возможно… или… Она глубоко вздохнула и замолчала. Казалось, скажи Элизабет сейчас хоть слово, то слёзы непременно бы хлынули из её глаз, оставляя мерцающие дорожки на впалых щеках. Впервые за всё время она так остро и чётко ощутила, осознала всеми клеточками своего тела: она сирота. И этот факт не исправит ни одна из её многочисленных фантазий. – Знаете, пожалуй, я отвезу вас до дома, – встав со стула, резво произнёс капитан Дуглас, – тем более, я знаю ваш адрес. – Благодарю вас, – смущённо произнесла Элизабет, сидя на переднем сидении полицейской машины; её взгляд уже не мог сфокусироваться ни на чём здесь: начиная от пола, заканчивая сменяющимся видом вечерних улиц их небольшого городка, но и наткнуться на взгляд капитана Дугласа, Брайана, как он попросил его называть, хотелось меньше всего. Вместо этого её взгляд споткнулся о нечто более интересное: обручальное кольцо на безымянном пальце. «Он женат, – разочарованно вздохнула Лиз. – Он точно не Дерек». От одного этого имени она подпрыгнула, подумав о том, насколько безумен её разум. – Благодарю вас ещё раз, – протараторила она, выскочив из машины, стоило капитану Дугласу припарковаться. – Мне пора! Она неуклюже покачнулась и вскоре скрылась в дверях своего дома.