Неспящие

«Я слышал столько клеветы в Ваш адрес, что у меня нет сомнений: Вы — прекрасный человек!» Оскар Уайлд. *** — Доброго дня, фрейлейн Хосс. — Здравствуйте, сестра София. — Добрый день, Соня. Отовсюду слышались приветствия, на какие Софи отвечала спокойным размеренным голосом. — Как Ваше самочувствие, фрейлейн Хосс? — взволнованно спросила сестра Марион. — Сносно, спасибо. В дверях сестринской встретился высокий извечно изможденный профиль Вебера. Доктор потирал покрасневшие от недосыпа глаза. — Добрый день, София, как Ваше здоровье? — Не беспокойтесь, доктор, я полностью здорова. — Это радует, София… — Что-то случилось? — Последнее время появилось очень много тифозных больных. Я всерьёз беспокоюсь за здоровье моих коллег. — Не беспокойтесь, доктор, я лечила бронхит, а не тиф. — Но Вы ещё хрипите… — В этом нет ничего страшного. — Надеюсь, так оно и будет… Бог мой, без пяти минут четыре часа утра, а мы даже глаз не сомкнули… — Доктор, Вам нужно немедленно отдохнуть! Вебер недоверчиво поглядел на Софи. В последнее время он вообще не знал, что значит отдых. — Вы так считаете? — Доктор, Вы на ногах не стоите. Вебер вяло кивнул и скрылся в своём плохо освященном кабинете. По наущению отца, Софи знала, что инициативу в свои руки надо брать вовремя. Вскинув голову, она пошла вдоль коридора, отдавая распоряжения. Половина персонала ещё не могла высвободиться из цепких пальцев сна. Все сестры катастрофически мало отдыхали поэтому работоспособность их в последние дни оставляла желать лучшего. Софи быстро двинулась в каморку, служившую когда-то комнатой дворника, а теперь ночлежным местом для медсестер. Открыв скрипучую дверь, девушка нырнула в рассеивающийся мрак, но тут же отпрянула назад. Голые плечи Гретхен не дали ей ступить дальше. Софи не сразу заметила, что слышно монотонное сладкое дыхание не одного человека. Софи со злости прикусила и без того обветренную губу. Конечно, она сочувствовала Гретхен и её жизненным тяжбам, однако, каким-либо связям в госпитале она строго препятствовала. Шепелявый поляк, обняв Гретхен заклеймённой рукой, на какой отчетливо был виден номер узника Маутхаузена, мирно посапывал под жестким одеялом вместе со своей подружкой. Позади лежака кучей валялись вещи. Софи хотелось разбудить их и надавать прехорошеньких оплеух, однако, сдержав себя, она быстро удалилась. Софи мгновенно зарделась, но быстро выбросила из головы не слишком пристойную мысль. Девушка двинулась по каменным начисто вымытым ступенькам черной лестницы, окунаясь в успокаивающие безлюдье. Она сегодня была необычайно здоровой и бодрой, силы бурлили в венах вместо крови. Такая несказанная бодрость радовала. Но больше обнадеживало отсутствие Коха. От чего-то, Софи чувствовала себя свободной без него, как вырвавшаяся из рук озорного ребенка резвая купальница. Встречные шаги заставили поднять Софи голову. Роза выглядела бледной и изнурённой, но не старалась скрыть глубочайшего презрения, которое было адресовано Софи. В груди Розы нарастало волнение и раздражение, которое она силилась скрыть, поджимая блеклые губы. Наконец, она медленно прошла с раздражающе терпеливым видом. Софи на данный момент она заботила меньше всего. В смерти Генри Софи была действительно не виновата, а её отношения с Розой ещё в первые дни работы в госпитале сошли на нет. По сути, Роза была очень сложным человеком, даже находясь в столь незавидных обстоятельствах. Её характер многих бросал в ярость. Но Софи было глубоко безразлично — поменяла ли поганка пятна или нет. До сих пор о жизни Розы она знала лишь какие-то фрагментарные или даже отрывочные подробности. Но может, это и было ответом на все вопросы? Впрочем, Софи это тоже не слишком заботило. Софи ступила в первую палату и тут же наткнулась на Терез. Та предложила ей скудно позавтракать, но девушка отказалась. Она была относительно сыта. В углу Софи обнаружила доедающую похлебку Вета. Девочка тут же натянуто улыбнулась ей. Софи ей ответила, но так же натужно. Но в следующую минуту Терез выслала девчонку вон и крепко захлопнула за её носом двери.  — Расскажи, — усаживаясь рядом вопросила девушка, вытаращив свои и без того огромные глазищи, — какой он? Софи вытаращила глаза не менее удивленно. — Я не понимаю, о чём ты говоришь? — Ну какх же?! У тебя же ехсть жених? Софи ошарашено выдохнула. Уж о чём, а об отношениях она и думать забыла. Её постоянно коробили мысли о Грайсе, но она быстро отгоняла их. Тем более их «отношения» можно было назвать не чем иным, как историей, что возглавляет главенствующий раздел психиатрии. Но почему-то Софи хотела говорить честно и не иначе. — У меня ни разу не было «отношений», — нервно бросила Софи, по-детски кусая ногти. Почему-то когда она слышала слово «отношения», она представляла грязную, распутную историю, какая непременно плохо кончается. Терез сочувственно вздохнула. Её положение было ни чем не краше подруги. — Но кхто он? — не растерявшись, задала Терез встречный вопрос. Софи вздохнула. — Он… офицер. — СС? — с ужасом вздрогнула Терез. — Вовсе нет, — тут Софи решила соврать, чтобы унять сетование француженки. Правда была слишком опасной. — Тогда… — Это не твоё дело. Терез дала знать, что поняла намёк. — Тебя коробхит екхо характер? Ты посхеднее времхя такая вялая, — как бы, между прочим, заявила любопытная француженка. — Скорее его действия… Да, он может быть злым, бездумным, но, Терез, он… он… — Ну?.. — … он благороден, — натужно выпалила Софи. — Тогда чегхо в нём дурного? Софи была уверена, что этот разговор останется сугубо между ними, но встречный ответ бросил её в глубокое раздумье. — Он… непредсказуем. — Все мухжчины непхедсказуемы! — звонко захохотала Терез. Софи прикрыв рот рукой, улыбнулась. — … вхзять хоты бы моего отца. Ты и пхедставить себе не мохжешь, как бывало бранила его моя мачеха. Хотя никто не мог и пхедположить, что она мохжет повысить голос… Па был замехчательным художником, — тут Терез извлекла из нагрудного кармана фартука фотокарточку и тыкнула пальцем в улыбающегося добродушного усатого мужчину, — но… он не бых врагом бутылки. Софи кивнула. Её отец не злоупотреблял выпивкой, и поэтому пьянство всегда ей было чуждо. — До шехсти лет он воспитывал меня одну, духши во мне не чаял. — А… Терез поняла её намек. — Моя ма умехла, когда я родилась… Потом па вхстретил мадам Петерсон и женился на ней. Она полюбила меня, как родную дочь, — девушка указала на высокую улыбчивую женщину в аккуратной шляпке, а затем на двух девочек, сидящих по обе стороны от неё, — у неё быха дочка Маринет — моя стахшая сестра, но она погибла, когда мне было двенадцать, — Терез понурилась, — потом от кори умех па и мы с матушкой уехали в Зальцбург… Два года нахзад матушку убих немецкий комиссар. Софи вздохнула. Не одна она была одинокой. Терез быстро спрятала фотокарточку и с интересом взглянула на Софи. — А он любит тебя? — Да, — лаконично ответила Софи. Не имело смысла это опровергать. Но и совладать с этим она тоже никак не могла. Слишком острый нож был у обстоятельств. — Ты хочешь уехать… с ним? — Нет. Терез всплеснула руками. — Дорогая, ты запхуталась! — Как будто я этого не знала… — Но такх же нельзя! Софи усмехнулась. Можно, нельзя? Это давно не имело смысла. — Ты ждехшь его? — Нет. — Похчему? Софи сделала глубокий вздох. — Потому что не понимаю, почему так сильно люблю и ненавижу этого человека… *** Софи спустилась на первый этаж. Она чувствовала, как горели её щеки, как к горлу подступает ком. А может, и нет вовсе никакой ненависти? Может она снова вводит себя в заблуждение? Софи прижалась спиной к холодной стенке, чувствуя, как со лба стекает холодный пот. Она отвечала Терез наобум. Уж кто знал, что эта маленькая француженка такой хороший психолог, а Грайс превосходный манипулятор? У Софи было такое чувство, что из неё высосали всю волю. Может, стоит улучить у Зальцбурга драгоценную минутку и провести допрос своей до невозможности преступной души? — Фрейлейн София! Девушка, вздрогнув, обернулась. Ева вопросительно взглянула на взволнованное лицо старшей медсестры. — У Вас что-то случилось? Софи резко помахала головой. Такие женщины как Ева сочувствовать не могли. В школе женской сентиментальности Ева была бы двоечницей, потому что, формально сострадая, все время умудрялась бросить какую-то бестактность. — Нет, ничего не случилось. Зачем Вы искали меня, Ева? Женщина сухо падала медсестре слегка помятый лист с печатью госпиталя. — Донос? — Именно. Поскольку доктору сейчас не до этого, может быть, всё ещё обойдётся. Конечно, этой фразой Ева решила позолотить пилюлю, но у неё ничего не вышло. Но обескуражил Софи не сам донос. — На моё имя?! Ева кивнула, давая понять, что её участия тут не больше, чем тепла на улице. Она быстро засеменила по коридору, стараясь не ловить на себе злой и одновременно изумленный взгляд Софи, которая смотрела на имя доносчика. «Розалина Фольштейн». Софи со всех ног понеслась по коридору, сталкивая и задевая мимо проходящих, что шептали какие-то скабрезности ей в след. Её заботило сейчас только одно. Наконец, она вбежала в сестринскую, смиряя злым взглядом Гретхен и Розу, что благодушно беседуя, мыли окровавленные инструменты в оцинкованном тазу. Гретхен была довольная и выспавшаяся, как ребенок, видевший всю ночь череду розовых снов. Она с жаром обсуждала с Розой какую-то новость, та хоть и смеялась, но веселость её была явно напускной. — Выйди вон! — рявкнула Софи, смотря на Гретхен. — С тобой будет позже разговор! Гретхен покорно освободила помещение, затворяя за собой дверь. Софи со злостью глянула на Розу, что даже не смотрела на неё, а продолжала мыть инструменты. — Как это понимать?! — она с вызовом бросила в лицо Розы донос. — Я сочла, что ты не слишком хорошо выполняешь свою работу, — спокойно и нагло ответила Роза. — Часто пропадаешь невесть куда, не выполнив своих должных поручений… Если у тебя есть спутник — это сугубо твои проблемы. На спутников времени война не дает… Софи поджала губы. — А мне глубоко плевать, что ты там обо мне подумала! У меня тоже есть вещественная идея насчет тебя, какую я изложу в завтрашнем доносе! Розы надменно вскинула бровь, но тут же глубоко вздохнув, произнесла. — Я всего лишь хотела, чтобы ты уехала… Софи усмехнулась. — Я не виновата в смерти Генри! Если твои предрассудки так очевидны, не вымещай их на мне! — Это тут не причем, — её голос стал печальным, — по всему городу на тебя розыски. Так дальше нельзя, ведь рано или поздно тебя найдут. — Там нет моего настоящего имени. — Но ведь под фамилией «Хосс» ты живешь. Этого ли недостаточно?! — она вцепилась цепкими пальцами в плечи Софи. — Я умоляю тебя — уезжай отсюда! — Нет! Роза фыркнула. — Не будь идиоткой, иначе Кох сделает с тобой то, что когда-то сделал со мной… Синяк, я вижу, так и не зажил… — Это не твоё дело! — Нет, Соня, моё… Всё время, что я пляшу по дудку Коха, мои синяки не заживают! — выкрикнула она высоким холодным голосом, в котором пульсировала ярость, — А ты, вижу, повторяешь мой горький опыт. Софи обессилено выдохнула. Как ни крути, но еврейка была права. — Кох меня убьёт, если узнает, что я… — тут Роза поняла, что взболтнула лишнего. — Что ты? — зловещим тоном переспросила Софи. — Что я беременна от Генри, — Роза отбросила недомытый ланцет на дно таза и отвернулась, дабы Софи не увидела, как она покраснела. Софи недоуменно таращилась на Розу, как будто что-то недопонимала. — Я… не ослышалась?.. — Нет! Будь добра оставь меня одну и никогда больше не строй из себя идиотку. *** Софи нажала на вдавленную кнопку, и слащавый женский голосок утих в гортани старого радио. Мальчишка уснул, когда она гладила его по жестковолосой макушке. Ему на вид было лет восемнадцать, не больше. Юный, смелый и злой, как подрощенный котенок, когда-то выброшенный на произвол судьбы жестокосердными хозяевами. Во время операции орал, но терпел. В глубине его синих глаз бурлила жизнь, но Софи не думала он нём, а шла по коридору, ища глазами нужный кабинет. Шпилька разрушила простенькую прическу и отомкнула замочную скважину. Софи, крадучись, проникла в темный затхлый кабинет, разыскивая взглядом поцарапанный комод. Наткнувшись на искомое, Софи поняла, что и он заперт, но шпилька снова сделала своё дело. Отомкнув последний ящик, девушка начала рыться в немногочисленный вещах, за которыми покоились пять билетов на завтрашний локомотив. Ей нужно было всего только три. *** Адам натянул на плечи тощий вещевой мешок, грызя кусочек сахара. Около него, согнувшись от холодного ветра, топталась Вета, сжав холодными пальцами узелок. На вокзале шумела на разные голоса толчея провожатых. Уезжающие бежали к вагонам, некоторые пытались уехать зайцами. Неважно как, главное уехать отсюда. По перрону блуждал ветер, нагоняя тяжелые снеговые облака. С ними прилетала и печаль. Роза, сжимая легкий чемодан, всё время взволнованно озиралась. В длинном бежевом пальто и черной шляпке она походила на строгую преподавательницу. Поначалу она не хотела принимать это пальто от Софи, потому что всегда чувствовала себя приживалкой, когда её дарили какие-нибудь подарки. Но всем необходимым Софи и её, и подростков все-таки смогла обеспечить. Роза была ей несказанно благодарна, хоть и не говорила об этом. Но она всеми силами пыталась скрыть от себя то, что на её месте должна была быть Софи. — Ты мне должен кое-что пообещать, — Софи вполне серьёзно посмотрела на Адама, который ловил её слова с запредельной внимательностью. — Ты же будешь заботиться о своих сестрах? Адам кивнул. На его глазах выступили слезы. Он обнял Софи за шею, всхлипывая в плечо. Позже к нему присоединилась и Вета. Софи крепко обняла их, силясь унять горячие потоки слез. Когда кондуктор помог Розе забраться в вагон, она с горячность обняла Софи за шею, чувствуя, как по щекам бегут предательские слезы. Ведь, она думала, что предавала её. — Спасибо, — шепнула она. — Расскажи про меня своему малышу. — Непременно. Наконец кондуктор просвистел о том, что поезд отправляется. — Береги себя, — произнесла Софи, — по прибытию обязательно напиши. Если останусь жива, — напишу ответ. Состав тронулся, издавая приглушенный гудок. Загрохотали тяжелые вагоны, подтягиваясь за чугунным паровозом, что двигался на запад. — Будь сильной! — прокричала Роза, маша рукой на прощание. — Война скоро кончится! — Береги себя, может, увидимся ещё! Состав ушел, а Софи так и стояла на перроне под оранжевым светом газового фонаря. Она решила отыскать самого нужного ей человека, когда пороша коснулась её обветренных губ.