Ойкава от души улыбнулся, наблюдая за немым выражением ужаса и паники на лице девушки. Кумико бегло озиралась по сторонам, словно загнанный в угол звереныш, пытаясь найти пути отступления. На секунду волейболисту даже стало совестно за свое поведение, поэтому, пока не передумал, поспешил заверить, что он пришел лишь поговорить. Не поверила, впрочем, неудивительно.
Сев на стул, на котором совсем недавно сидел Джун, Тоору более пристально взглянул на девушку.
— Неважно выглядишь, — заметил он на её «здоровый» цвет кожи и темные круги под глазами.
— Взаимно, — прохрипела Курода, смотря на его перевязанное запястье. Невольно, но Ойкава убрал руки в карманы. Легкое растяжение во время тренировки — дело не новое, и следовало что-то предпринять прежде, чем станет слишком поздно. Поэтому-то и перебинтовал, чтобы перестраховаться.
— Что собираешься делать? — внезапно на полном серьезе спросил он, глядя прямо ей в глаза.
Баскетболистка лишь тяжело, мученически вздохнула. Хоть план у неё и был, но сейчас, думая над ним, она не была так сильно уверена в его исполнении. А сталкивался ли Ойкава с подобной проблемой? Всё-таки он занимается на пару лет дольше неё.
— Играть, — Кумико буквально возгордилась от того, насколько решительно и серьезно прозвучал её голос, вот только…
— Я не спрашивал о твоих планах, — фыркнул он. — Я спрашивал: что собираешься с ногой делать? — цыкнув, чуть тише добавил: — Слышал от тренера, что тебе грозит инвалидность.
Содрогнувшись от подобных слов, Курода сжала в руках тонкую простыню, скрывающую её ногу. Голову она принципиально опустила так, чтобы скрыть волосами гримасу боли, отразившуюся на её лице.
— Откуда ты знаешь? — сухо спросила она, упорно глядя на белые простыни. На Ойкаву она не решалась поднять глаза. — Нет! — вдруг мотнув головой, девушка яростно и как-то обреченно сверкнула глазами. — Дело даже не в этом… Зачем ты пришел?
Казалось, такой простой вопрос вогнал волейболиста в ступор. «А действительно… — мелькнула в голове отстраненная мысль. — Зачем я пришел к ней?». Пусть те слова об ошибке баскетболистки и её невнимательности и были сказаны от чистого сердца, но он сам и не понял, как уже сидел в автобусе, направляясь в больницу, точно туда его тянуло магнитом. У регистратуры он встретил Комацу Райдона и Хамаду Тору, но те лишь безжизненным взглядом прошлись по Ойкаве и, слабо кивнув, ушли. Тоору не понимал и искренне изумился тому, что парни выглядят хуже, чем девушка. Даже сейчас она не показывала того, насколько ей больно и оставалась враждебной по отношению к нему. Разве не забавно?
— Что «не забавно»? — недоуменно переспросила она, на секунду растерявшись.
Парень откашлялся, понимая, что последнюю фразу невольно произнес вслух.
— Разве не забавно, что я, сломя голову, примчался сюда, чтобы тебя увидеть?
Серо-зеленые глаза девушки расширились, но почти в то же мгновение опасно сузились. Фыркнув, она отвернулась к окну, где по-прежнему бушевал ливень. Словно чувствуя раскалившуюся атмосферу вокруг, раздались раскаты грома, сопровождающиеся яркой молнией.
— Увидел? — холодно осведомилась она, всё-таки взглянув на парня. И этот взгляд ему не понравился. — Теперь выметайся отсюда!
Понимая своё преимущество над девушкой, волейболист лишь усмехнулся и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. Чтобы как-то загладить те неловкие слова, что он сказал накануне, хищно улыбнулся. Курода едва не задохнулась от возмущения, во все глаза глядя на парня. Резко подавшись вперед, из-за чего колено пронзила новая вспышка боли, девушка зарычала. Не столько от злости, сколько от невыносимой боли. А ведь Джун предупреждал её, что боли будут возникать даже в спокойном состоянии! Изо всех сил прикусив нижнюю губу, Кумико зажмурилась, чтобы сдержать невольные слезы.
— Убирайся отсюда! — хрипло, срывающимся голосом закричала она. — Убирайся, иначе я позову Райдона!
Как ни странно, но именно этого баскетболиста Ойкава на дух не переносил. Скривившись, точно съел целый лимон, волейболист совсем по-детски помотал головой. Чем и вызвал новую вспышку гнева от девушки.
— Лежи спокойно, а то ногу совсем не бережешь.
— Ойкава, прекрати надо мной издеваться! Пользуешься тем, что не могу дать тебе сдачи? Да у тебя хотя бы минимальная совесть имеется? Вот зачем ты пришел? Разве у тебя не соревнования через неделю? Так иди и готовься к ним, и оставь меня в покое! Я никогда… Слышишь?! Никогда в жизни никого ни о чём не умоляла, но прошу тебя: не приближайся ко мне. Никогда. Я слишком много натерпелась от тебе подобных… — после всей пламенной речи, Курода и сама не понимала, зачем произнесла последнюю фразу вслух.
— Ты закончила истерить? — деликатно осведомился Ойкава.
— Истерить? По-твоему я истеричка?! — взвизгнула она, но тут же прикрыла рот. Ибо вышла, в самом деле, истерично. Недовольно поджав губы, девушка отвернулась.
Тоору покачал головой, упорно продолжая смотреть на неё, но высказываться дальше не спешил. Как ни странно, но упоминание об истерии, успокоило девушку. Возможно, он просто знал, что именно для неё значит подобная болезнь. Ойкава откинул голову назад, прикрыв глаза.
— Я ещё тогда понял, — тихо прошептал он, — понял,
что тот ублюдок с тобой сделал. Логично было предположить, что у тебя есть какая-то причина ненавидеть парней. Хотя и останавливало то, что ты в мужской сборной.
— И-и что? — дрожащим голосом спросила Кумико, не понимая, к чему тот клонит.
Волейболист не ответил, чем вызвал еще большее количество вопросов. Прошла минута, вторая, а парень всё продолжал молчать, и это очень сильно нервировало девушку. Она никогда не считала Тоору идиотом и дураком, поэтому не исключала мысли, что он с легкостью сможет сложить два и два. Допустим, он знает, что для неё стоит общение с парнями сейчас, знает, как ей тяжело улыбаться в ответ и делать всё возможное, чтобы истерия никогда больше не вернулась. Но, по сути, какое ему до неё дело? Они не друзья и даже не товарищи, чтобы проявлять беспокойство. Они просто похожи. Вот и всё.
— Я люблю тебя, — вдруг выдал волейболист ни с того, ни с сего.
Наступила неловкая пауза, в которой девушка пыталась сообразить, когда именно он сошел с ума, и кто долго и упорно бил его по голове, да так, что Ойкава сотрясение мозга заработал.
— Ась? Чего? — только и смогла пискнуть она, вжимаясь в подушки койки и мечтая провалиться под землю. — Ойкава, ты головой стукнулся? Так давай врача вызовем, благо, что в больнице находимся!
На что парень лишь безразлично пожал плечами, мол, думай, как хочешь, понимай, как знаешь.
Курода пребывала в состоянии растерянности и оцепенения недолго. Любит? Ха! Что за бред? На чем основана эта любовь? На издевательствах и унижениях? Да он её так же терпеть не может, как и она его. Тогда что это за признание такое спонтанное было? Поменял тактику и нашел новый способ, как унизить её? После того случая, она зареклась любить. Не подпускала к себе людей даже на расстояние пушечного выстрела, даже Райдона и Джуна избегала долгое время, хотя роднее и ближе у неё не было никого. Да о какой любви можно говорить, когда родной отец отказался от неё, считая, что то, что произошло с его дочерью — позор на всю оставшуюся жизнь, клеймо на их семье.
— Можешь мне и не верить, но я должен был это сказать.
— Ты мне ничего не должен, — холодным, бездушным голосом отчеканила она. — Уходи.
И что самое удивительное, Ойкава послушался! И это после всей той истерики, что она здесь устроила? Нет, с ним определенно было что-то не так.
Когда уже волейболист подходил к двери, до него донесся тихий шепот, словно девушка не желала быть услышанной.
— Удачи на игре.
И не было в этой фразы ни скрытого смысла, ни издевки, поэтому Тоору обернулся, ободряюще ей улыбнувшись.
— Твои крылья ещё не полностью сломались, — загадочно протянул он и поспешил слинять.
— Мои крылья не полностью сломались?.. — как в трансе прошептала девушка, глядя на закрытую дверь.
Вот вам и задержался на десять минут! Всё отведенное на посещение время потратил. Взъерошив волосы, Ойкава сполз вниз по стене прямо рядом с палатой Куроды. «Блин, и вот зачем я это ляпнул?», — корил он себя, страдальчески закатывая глаза. Тем не менее, укорять себя за ложь он не спешил. Волейболист действительно не понимал, зачем сказал ей нечто такое, за что приходилось краснеть и оправдываться. На эмоциях, наверное… Однако, в душе он ликовал. Кумико и думать забыла про боль и предстоящую игру! На его признание она определенно была зла, но не похоже, что подобное вызвало у неё истерику. Недоумение — естественно, испуг — безусловно, злость — вероятнее всего, но не истерику. Впрочем, он и не ожидал, что она кинется к нему на шею и задушит в страстных объятиях. Нет, задушить-то задушит, но отнюдь не от пламенной любви.
Кряхтя, волейболист поднялся и потянулся, хрустнув всеми суставами. В любом случае, отказываться от какой игрушки, как его лисичка, он не собирался. Но нельзя было допустить, чтобы она сломалась. А слова о любви… Что ж, о них можно задумать чуть позже.
***
— Левее-левее! Не отставай! Куроо, блок! Ноя, отлично принял! Черт! Извините, прикройте!
Мяч порхал над полем, никак не желая приземляться ни на одной из площадок. Ни одна из команд не желала сдаваться, ни одна не забивала решающий мяч. Обе команды уже основательно вымотались за две партии, и третью партию им пришлось играть из-за равного счета. Однако, стоило только одной из команд приблизиться к решающему очку, как тут же либо совершала ошибку, либо противник, скрипя зубами вырывал этот злосчастный мяч. Счет рос, но особого прогресса в этом не было. Обе команды были равны по силе, что весьма угнетало.
— Так-так-так… Кому бы мне пасовать? — протянул Ойкава, заранее зная, что мяч примет их ас. — Ива-чан, лови!
Идеальный пас от связующего пришел точно под руку Хаджиме. Мощный удар рукой, и мяч проходит буквально над головами трех блокирующих, минуя точку, в которой мог принять либеро.
— Отлично! — радостно завопила команда, а Нишиноя к диким криком индейцев сделал рондад, демонстрируя не только потрясающие акробатические навыки, но и подвижность, и легкость своего тела.
Дело оставалось за Ойкавой, как за подающим. Почти всем противникам, которые играли против команды Тоору, не везло на финальные мячи, которые, по чистой случайности, подавал шатен в своем безумном прыжке. Сейчас на передней линии стояли Куроо, Ханамаки и Матсукава, но, увидев уничтожающий взгляд капитана, перестраховались, прикрыв головы на случай удара. Один такой удар мяча, поданный Ойкавой, и сотрясение мозга было обеспечено.
Предельная сосредоточенность, уверенность в победе своей команды, вера во всех её участников и… чертовский контроль владения мячом, — вот истинная сущность капитана волейбольного клуба университета Тохоку — Ойкавы Тоору.
Подброс мяча. Быстрый разгон. Мощный прыжок. Сильный удар. Противники не успевают уследить даже за полетом мяча, который рассек воздух буквально в паре сантиметров от их голов, растрепав волосы от резкого порыва ветра. Удар о площадку соперника, и мяч отскакивает так, что врезается в металлическое ограждение, сбивая его. Очко команде Тохоку.
— Черт возьми, таким ударом можно руки оторвать… — пробормотал Нишиноя, прекрасно помня на своей шкуре об убойных подачах своего нынешнего капитана.
— Третья партия за командой из университета Тохоку. Тохоку проходит в финал.
— Хм-м… А вы сомневались… – протянул Ойкава, беззаботно кладя руки на пояс. Точно и не он вовсе затратил уйму сил на то, чтобы забить решающее очко. Конечно, проделывать подобные выкрутасы с каждым годом становилось всё легче и легче, но что будет в финале? Неизбежно и стремительно они приблизились к финальной игре против «коротышки» и «деспотичного короля». Во́роны они везде во́роны, всеядные хищники.
Построение, поклон и пожатие рук. И противники перестают быть противниками ровно тогда, когда покидают площадку.
***
— Черт, тяжко нам придется в финале, — провыл Куроо, распластавшись на скамейке в раздевалке. — Еле-еле эту третью партию взяли.
— Согласен, пять партий еще надо умудриться сыграть.
— К тому же против Кагеямы и Хинаты… Страшно представить насколько эта парочка продвинулась после «битвы на мусорной свалке».
— Но-но-но! Еще бы немного и мы бы тогда вас точно одолели.
— Да прям!
Впрочем, несмотря на такую сборную солянку, бывшие противники, а ныне товарищи по команде действовали вполне слаженно и приумножали силы друг друга.
***
— Э-эх, хочу обратно в Токио, — потягивая в баре, протянул Ноя. — По приезде на работе придется вдвойне отдуваться.
— Ничего, потерпишь, — хмыкнул Ойкава, отпивая из своего стакана и закусывая сушеным осьминогом.
— Послезавтра финал, так что сегодня надо расслабиться, — воскликнул уже, порядком подвыпивший, Тецуро. — А там, глядишь, на финал к баскетболистам успеем. Хоть мы и соперничаем, но родной университет всё же надо поддержать.
Услышав про баскетболистов, Тоору поперхнулся пивом и начал отчаянно кашлять, когда жидкость попала в нос. Сидевший ближе всех Матсукава поспешил похлопать своего капитана по спине. А учитывая, что у всех волейболистов рука была нелегкая, Ойкава решил воздержаться от подобной заботы, решая, что лучше задохнется, чем будет сидеть со сломанными ребрами.
— Кстати, — внезапно серьезно протянул Куроо, в миг отрезвев, — я слышал, что Курода Кумихо на грани инвалидности. Это правда?
— Она Кумико, — пробурчал шатен, когда более или менее смог откашляться. — Правда.
На капитана уставились пять пар ошарашенных глаз. Переглянувшись между собой, ребята спросили у себя: «А не заболел ли их капитан?».
— Помнится, ты сам ей это прозвище придумал, — осторожно напомнил Иссэй. — Сравнивал её имя с именем корейской девятихвостой лисы и так далее.
— А я и не отрицаю, — пожав плечам, Ойкава спрятал свою улыбку за стаканом. — Однако, я ни на секунду не забывал, что её зовут Кумико.
— Как думаешь, будет ли она играть в финале?
— Зная эту девчонку, она будет играть, даже если её ноги сломаются, как спички.
Ребята вновь переглянулись, заметив в голове шатена легкую степень досады и раздражения. Что-то определенно происходило, но никто ничего не мог сказать с уверенностью. Казалось, что Ойкава даже беспокоился за неё. По-своему, как умел. И, походу, сам не понимал этого. Но, благоразумно умолчав о маленьких привязанностях волейболиста, ребята не стали подкалывать и развивать эту тему. Нужно было упорно и долго наблюдать, чтобы понять всю суть их сложных взаимоотношений, которые, как ни странно, были построены не только на оскорблениях, драках и прочем хаосе, но и на уважении обоих спортсменов друг к другу.
— Я бы не смог, — признался Иваидзуми. Увидев непонимание в глазах товарищей, поспешил пояснить: — Не смог бы сыграть, зная, что это перечеркнет дальнейшее будущее.
— Ну, похоже на то, что она живет лишь настоящим, — Ойкава как можно более безразлично передернул плечами. И снова сделал глоток пива. Нужно было о многом подумать, пока была возможность.
***
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю…
Курода изо всех сил тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Нет-нет! Что за бред? Да быть того не может, чтобы этот эгоистичный, циничный и расчетливый парень любил её. Даже если допустить мысль, что это правда, что она действительно небезразлична ему, то когда это могло произойти? Не после же того танца, в самом деле… Или, быть может, она тогда слишком сильно в барную стойку его вписала, и он немного повредился рассудком?
Волей-неволей, но девушка улыбнулась. В любом случае, Ойкава постарался на славу, чтобы отвлечь её от грустных мыслей. Курода почти и думать забыла о том, что у неё может так и не появиться возможность сыграть против своих извечных противников. У неё появилась вера на лучшее. Черт возьми, волейболист был прав, её крылья сломались не полностью, она ещё может побороться на площадке.
Всего сорок минут игры, ощущение мяча в руках, прыжки, вкус победы и поражения, скрип кроссовок на площадке, капли пота по всему телу и сигнальный гудок — это её баскетбол, её игра.
Прикрыв глаза, Кумико сделала глубокий вздох и медленно выдохнула через рот. Теперь она была уверена в том, что делает. И если до этого она сомневалась, то теперь отчетливо представляла, что ждет её впереди.
— Хотите бить — бейте, пока не сломаетесь… — прошептала она, сжимая руки в кулаки.
— Мико, это мы! Простите за вторжение! — на пороге появились родители Джуна и сам парень.
— Заходите! — девушка буквально расцвела на глазах, смотря на тех, кто заменил ей семью.
Мама Джуна — Харуми — ласково взяла её за руку, согревая.
— Ты как-то изменилась, — вдруг произнес Мамору — отец Джуна. — Вот смотрю на тебя, и будто другой человек.
Впрочем, не он один заметил, что с девушкой что-то не то. Перемены заметил и её друг, который молча наблюдал за улыбкой девушки. Она будто выбралась из своей скорлупы замкнутости, в которой сидела все эти годы. Даже аура вокруг неё поменялась, — пропала враждебность к окружающим и чувство отрешенности. Кумико будто проснулась от долгого и беспокойного сна, ожила. Сейчас она, как никогда прежде, стала похожа на себя прежнюю, ту девочку, что в средней школе любила жизнь больше всего на свете.
— Джун, всё будет хорошо, — на сей раз она точно знала, что говорит.
— Мико, случилось что-то хорошее? — всё же решила уточнить Харуми, обеспокоенно глядя на «дочь».
Курода улыбнулась, и, казалось, даже её глаза стали ярче прежнего. Если прежде они были серые с холодным оттенком зеленого, то теперь они потеплели, стали куда выразителей.
— Просто вспомнила, ради чего я делала всё это. Если мы хотим доказать свою правоту, то нужно играть и выигрывать. И это касается не только баскетбола…
Родители недоуменно переглянулись между собой и вопросительно посмотрели на сына. Но Джун лишь стоял и улыбался. Давно потухший в его глазах азарт распалился с новой силой.
