***
Тоору приходил к ней почти каждый день. После того дня и какого-то странного признания любви, он, как ни странно, перестал язвить и издеваться, вел себя тише воды. Но и почти не разговаривал. Лишь приходил, приносил какие-нибудь фрукты и молча сидел в палате, нагнетая и нервируя своим присутствием. Курода чувствовала себя неловко, постоянно ловя на себе его взгляды. Девушка не могла точно сказать, что они значат, и это бесило и смущало ещё больше. Сидел в палате до предела, пока не заходила медсестра, чтобы принесли лекарства или поставить капельницу. Затем он вставал, говорил что-то вроде «не болей» или «до завтра» и уходил, оставляя девушку пребывать в состоянии глубокого ступора и культурного шока. В ней боролись разум и любопытство. Разум, к счастью, пока доминировал, но Кумико чувствовала, что ещё чуть-чуть и сорвется, засыпав его вопросами. Что значат его слова о любви? Почему он продолжает приходить? Что ему от неё надо? Почему молчит и ничего не говорит? Что за взгляды такие? Зачем? Зачем? Зачем! Она ломала голову, ей было любопытно, но, скрипя зубами, молчала, боясь услышать самое важное. Знакомое ведь чувство, когда ложь намного желанней, чем правда, когда правда страшит? Но, пожалуй, сейчас ей всё-таки хотелось услышать ответ на один-единственный свой вопрос… «Ненавидит ли он меня, как и прежде? А ненавидел ли вообще? А если да, то за что? В чем я провинилась перед тобой? Когда это началось?». Да, вопросов несколько, но смысл один. И ей очень хотелось узнать ответ. Чем больше она думала об этом, тем сильнее начинала сомневаться. Когда они встретились впервые? Ах да… Это было в спортзале, третий день после поступления, когда они пошли потренироваться и опробовать новый зал. Она хмурилась, пытаясь вспомнить, что он тогда сказал ей. Вроде бы он насмехался над её ростом, над тем, что она капитан да и вообще баскетболистка… Но как девушка не старалась, она не могла вспомнить его лицо тогда. Возможно сейчас, если бы она только помнила, то нашла ответ на многие свои вопросы. Сейчас, после такого количества времени, Курода понимала, что всё, что происходило между ними, вся эта неприязнь — это было чистым ребячеством. Она защищалась, агрилась, нападала первой и невзлюбила лишь за то, что он волейболист, как и её бывший парень, которого она любила всей душой, но который предал её любовь и доверие, втоптав в грязь и заставив возненавидеть не только себя, но и весь противоположный пол. Кумико понимала, что если бы не её психологическая травма, то сейчас бы она была обычной девушкой, у которой есть подруги, с которыми можно посплетничать о парнях, спросить совета, иметь какие-то женские увлечения, но… Но все эти мечты меркли перед желанием защитить себя от любого вида боли. Возможно, люди были и правы, называя её лисой — звериные инстинкты ещё никто не отменял. Девушка прикусила нижнюю губу, пытаясь понять саму себя. Но чем больше пыталась, тем сильнее запутывалась. Она запуталась. Запуталась в себе, в других, в своей жизни. Сейчас, находясь долгое время в больнично палате, запертой в четырех стенах, Курода отметила, что в её жизни, оказывается, есть не только баскетбол, на котором она была помешана. Именно, что помешана. Она настолько зациклилась на нем, что совершенно забыла о мире, который был слишком велик, чтобы не замечать его. Ей захотелось извиниться перед всеми: перед ребятами из баскетбольной команды, перед волейболистами, перед одноклассниками из старой школы, даже перед отцом. Пока Кумико была в больнице, то единственным её развлечением была книга Джеймса Доти «Лавка Чудес», где автор рассказал о том, что делать, если заветная мечта исполнилась, а счастья в жизни так и не прибавилось. Лавка чудес — это психодраматическая техника, которая обменивает страх на позитивную установку. Курода не совсем поняла половину содержания, но одну вещь усвоила точно. Если хочешь быть счастливым, то не замыкайся в себе, будь искренним в своих желаниях. Как говорится: «Будь проще и люди к тебе потянутся». А обманывая саму себя, создавая какие-то непонятные проблемы, ставя нереальные барьеры и отрицая то, кем ты являешься — причиняешь боль тем, кто раскрывает перед тобой душу, но натыкается на, установленную тобой, преграду. Вот, что она поняла. Возможно, люди видели её отчужденность от мира и инстинктивно сторонились её. Что ж, возможно и ей стоит сделать шаг навстречу. Ей захотелось увидеть то, что находится за пределами её мечтаний. Какую-то новую цель в жизни…***
— Я посмотрю ваш матч по телевизору, — пообещала она. — Не нужно, — как-то слишком поспешно произнес шатен, вздрогнув. Девушка удивленно приподняла бровь. Разве он не пришел за тем, чтобы сказать, что она ДОЛЖНА взглянуть на его игру и поддержать, в случае чего? — Ты не уверен в своей победе? — рискнула предположить Кумико, барабаня пальцами по закрытой книге. Ойкава тяжело, как-то мученически вздохнул и сполз вниз по закрытой двери, спрятав голову в коленях и прикрывшись руками. Пару раз окликнув его и, не получив никакого ответа, девушка заерзала на кровати. — Ойкава-сан? — ещё раз тихонько позвала она. — Эй, вы меня пугаете! Что случилось? — оглядевшись и найдя костыли возле тумбочки, она с трудом спустилась с кровати. На костылях ходить было неприятно, но это требовалось, чтобы не случилось застоя лимфы, и не скапливалась молочная кислота. — Это ты меня пугаешь, — вдруг пробормотал парень, не поднимая головы, когда девушке с большим усилием удалось сесть перед ним и потрепать его за плечо. — Что я опять не так сделала? — застонала она, едва не вцепившись в собственные волосы и не выдрав их с корнем. — Как ты это делаешь? — резко подняв голову и одарив её раздраженным взглядом, Тоору обличительно ткнул в неё пальцем. — Что делаю? — осторожно спросила Курода, косясь на палец парня, который был непосредственной близости он её лица, затем тихонько отодвинула руку волейболиста в сторону. Настала очень Ойкавы хвататься за голову. Девушка была готова поклясться, что ещё немного и он начнет о стену биться. Но истерика и паника из его глаз пропали так же быстро, как и появились. Он взял себя в руки, успокоившись и, уже глядя на неё более пристальным и серьезным взглядом, спокойно спросил: — Как ты заставляешь меня всё время думать о тебе? — Кумико собиралась было ответить, что она тут вообще не причем, да и не виновата в том, что волейболист не может справиться с собственными мыслями. Но почему-то слова застряли в горле, стоило её только наткнуться на его глаза. Она вспомнила этот взгляд! Определенно… в день их первой встречи, Тоору смотрел на неё так же, как сейчас. И не было в этом взгляде ни ненависти, ни вражды или насмешки. Лишь бескрайнее любопытство, настороженность, смешанные с каким-то нездоровым восхищением и чем-то более теплым и глубоким, что можно было узнать, лишь пристально вглядываясь в его светло-карие глаза. — Я… Я не знаю, — пробормотала она, быстро отводя взгляд в сторону. Если парень её и услышал, то решил проигнорировать сказанные ею слова. — Это ненормально, лисичка… Засыпать и просыпаться с мыслями о тебе. Думать о тебе даже во время важных матчей и бояться осуждений за совершенные ошибки. Я могу лишь играть в волейбол, но почему сейчас мне так страшно увидеть в тебе презрение к этому виду? «Совсем крыша поехала», — как-то обреченно подумала девушка, пытаясь собраться с мыслями. — Мы, спортсмены, стремимся к победе, — тихо, на грани слышимости зашептала она, старательно подбирая каждое слово. — Мы сражаемся, цепляясь зубами за малейший шанс на успех, а когда проигрываем, то не без усилий поднимаемся вновь, потому что не хотим, чтобы кто-то смотрел на нас сверху вниз. Но ведь наша жизнь тоже, своего рода, игра. Так почему, мы такие сильные на площадке, но не поднимаемся и не идем дальше по жизни? Почему мы боимся совершить ошибку в жизни, но подбадриваем себя во время игр, говоря, что эта была случайность, что это случилось лишь раз и впредь нужно быть внимательней? Неважно, кто мы: волейболисты, баскетболисты, пловцы или атлеты… Если мы выиграем, если постараемся. А если проиграем, то сможем встать. Но мы и люди тоже! Мы совершаем ошибки, которые, кажется, невозможно исправить. Однако, в жизни поправимо всё, кроме смерти. — К чему ты клонишь? — Ты сказал, что тебя стал пугать волейбол из-за меня, но разве это значит, что ты пустишь всё на самотек, как только окажешься на площадке? Разве ты не подберешь мяч, если будешь знать, что от него зависит победа? Ойкава, ты будешь не ты, если пустишь всё на самотек и сдашься лишь из-за страха. Если то, что ты сказал мне тогда, правда, то должен понимать, что мечтать о том, что хочешь и добиться того, чего желаешь — разные вещи. — Я так понял, ты сейчас дала мне зеленый свет? — усмехнулся Тоору, глядя на то, как серо-зеленые глаза девушки широко распахиваются, а лицо покрывается лихорадочным румянцем. — Да ну тебя! — обиженно воскликнула она, покраснев, как вареный рак. Смущенно прикрывшись руками и чувствуя, как краска переползает на шею, Курода прошипела: — Я говорю лишь о том, что если ты сдашься, то ко мне даже на расстоянии пушечного выстрела можешь не подходить. Тогда я тебя точно презирать и ненавидеть начну, лишь за твою слабость и неуверенность. — Значит сейчас ты меня не ненавидишь? — звонко рассмеялся он, пытаясь отнять руки девушки от её лица и взглянуть ей в глаза. — Ненавижу! Доволен? — фыркнула Кумико, уже жалея о том, что ляпнула. Пусть считает её цундере, но пока он сам не извинится за всю ту ненависть, она будет продолжать этот фарс. — Тогда скажи, что мне делать с признанием? Мне стоит извиниться или поцеловать тебя? — Тронешь — укушу, — пригрозила она. — Я не шучу! — То есть, за признание мне можно не извиняться? — уловив главное, шатен лукаво прищурился, склонив голову набок и держа девушку за плечи на расстоянии вытянутых рук. — Ойкава Тоору, предупреждаю тебя, что если я сейчас умру из-за смущения, то винить во всем после смерти буду именно тебя! Стану неупокоенным духом и буду вопить по ночам и мешать тебе спать. — Вопить по ночам надо от другого… — пробормотал он для самого себя, но тонкий слух Куроды услышал и это. Глаза её раскрылись так, что она стала похожа не на лису, а на рыбу. — Что-о-о?! — Ничего, тебе послышалось, — мило разулыбался парень, притягивая слабо сопротивляющуюся девушку к себе. — Прости… Что-то я разнервничался… Кумико задумчиво возвела глаза к потолку, затем, подобрав костыли, поднялась не без помощи Ойкавы, который проводил её до кровати. Потянувшись за телефоном с наушниками, что-то принялась искать в нем. Тоору вопросительно приподнял одну бровь, присев перед ней на корточки. Не говоря ни слова, девушка воткнула в его уши наушники, и тут же ударила громкая мелодия, едва не оглушившая парня. Огонь в сердцах зажжётся вновь, И побежит по венам кровь. Вдохнуть сильней, ещё сильней, Нам воздух силы даст. И кровь, и пот смешались здесь, Желание одно на всех, Мы закричим, Чтоб слышно было нас: Пусть сияет свет! Словно молитва нашего будущего Нам укажет путь. Глаза волейболиста широко раскрылись, недоверчиво глядя на девушку, но Кумико лишь улыбнулась и накрыла ладонями его уши, не позволяя снять наушники. Впрочем, он не собирался. Пусть сияет свет! Пойдём вперед и даже Пусть темнота Нам будет взлётной полосою На пути к мечте. Пусть сияет свет! С огнем в глазах пойдём К победе своей, Пусть даже будет Она не так близка. Парень прикрыл глаза, слегка качая головой в такт мелодии, чувствуя, как медленно отступает дрожь, вызванная и страхом предстоящей игры и близостью девушки. Азарт наполнял вены, и внезапно захотелось завоевать какую-нибудь страну. Пусть сияет свет! Нам главное - стоять ногами Твёрдо на земле. Пусть сияет свет! Я знаю, что могу стоять И быть сильней. Пусть сияет свет! И если всё получится, Тогда нам Не будет мало Для завтрашнего дня Победы! Рождены для мечты света Она наш крест. Мы войны рая. Пусть сияет свет! Песня закончилась, и Ойкава вернулся в реальность. Так же молча Курода вынула наушники, убирая телефон в сторону. — Теперь уходи. Я хочу отдохнуть перед трансляцией, — и хотя губы её больше не улыбались, глаза смеялись. Тоору кивнул и вышел, не сказав даже слов прощания. Впрочем, девушка не переживала, зная, что если волейболист что-то решил для себя, то так просто от этого не откажется.***
— Трансляция начинается! — закричал Райдон, подпрыгивая на диване от нетерпения и возбуждения. — Да быстрее вы, копуши! — Не ори. Не дома всё-таки находишься, — плюхнувшись рядом с другом, Хамада стал спешно прибавлять громкость телевизора. Джун и Акио, устроившись позади, решили постоять, упершись руками в спинку дивана. Тоширо сел прямо на пол в позе лотоса, обняв одну из больничных подушек. Точнее сказать, это была подушка Куроды, нагло стыренная с её кровати. Сама же девушка втиснулась на диван между Комацу и Тору, так же с нетерпением ожидая начала игры. Впрочем, прямой эфир не заставил себя долго ждать. Баскетболисты издалека узнали спортивную форму своего университета. Ярко-красная с черными вставками треугольников по бокам майки и шорт, с белоснежным номером игрока и гордым названием «Тохоку». На груди у каждого был флаг Японии, под которым было вышито имя игрока. Среди волейболистов девушка быстро нашла номер «1». Ойкава был напряженно-сосредоточен, спокоен и собран, как и полагается капитану. Правое колено перемотано эластичным бинтом, из-под которого виднеется разогревающий пластырь, на левом колене черный бандаж для приемов. По сравнению со школьным волейболом, где команда носила футболки и довольно длинные шорты, форма университетской сборной сильно отличалась — теперь у спортсменов были обтягивающие, но не сковывающие движения майки, и шорты стали на ладонь короче. Поэтому женская часть зрительниц смогла по достоинству оценить хорошо прокаченные руки и икры игроков. На одном из бицепсов Ойкавы красовалась черная повязка, а на локтях была защита. Поскольку у остальных игроков не было давней травмы, как у их капитана, но защита на ногах была полной. Либеро же, то есть, Ю Нишиноя на ярком фоне остальных выделялся черной формой с теми же красными вставками и белоснежными надписями. Либеро ведь должен быть заметным. Впрочем, со своими «раскатами грома», Ноя и так был чересчур заметен. Команда противников университета Тодай имела голубо-черную форму с белыми вставками. И на вид ничуть не уступала внушительной команде Тохоку. Их либеро был ей незнаком, но его форма, как и полагается, также выделялась и была белой с сине-черными отделками. Курода не могла представить, что сейчас чувствует Нишиноя, оказавшись на противоположных площадках с бывшими товарищами по команде. Девушке доводилось видеть и Кагеяму Тобио, и Хинату Сё, и их игру. Так же ей было известно, что Ойкава являлся семпаем Кагеямы, когда тот ещё учился в средней школе. Было видно, как капитан Тохоку, сказав что-то своим товарищам, подошел к Кагеяме и Хинате. Никто не мог слышать их разговора, но то, как менялось выражение их лиц — говорило о многом. Ю же даже не поздоровался как следует, отделавшись легким кивком. И вот, когда обе команды были представлены и выстроены в ряд, зазвучала долгая и нудная речь, которая, казалось, тянулась целую вечность перед тем, как игроки заняли свои площадки. — Прием или подача? — спросил судья двух капитанов, и Курода узнала второго из них. Бокуто Котаро — бывший капитан волейбольной команды Фукуродани, играющий на позиции доигровщика и один из пяти лучших асов страны. Девушка сжала кулаки, понимая, что шансы обеих команд уравниваются. — Подача, — насмехаясь ответил Ойкава, Бокуто кивнул, соглашаясь. — Победит сильнейший, — и оба капитана пожали друг другу руки. — Ну-с, волейболисты, давайте не подведите, — баскетболисты скрестили пальцы, молясь за победу своего универа. — Удачи… — прошептала Курода, вглядываясь в лицо Тоору, который уже пошел на подачу, и которого показали крупным планом. Свисток, и игра началась.