***
Последний год университета всегда сложный, и неважно, на какой ты специальности. А для спортсменов нервы шалили вдвойне: написание и защита дипломных работ переплетались с тренировками и соревнованиями. К счастью, для волейбольной команды, все официальные матчи уже закончились, и выпускники участвовали скорее в роли тренеров, чем в роли полноправных спортсменов. Из старичков оставался только Ноя, которому и предстояло заботиться о новичках, что его абсолютно не радовало, да ещё и он сам заканчивал университет в следующем году, а так как учиться он не любил, то стоило уделять побольше внимания учебе. – Ходил вчера к Куроде? – спросил Иваидзуми, когда закончилась последняя пара и радостные студенты поскорей спешили домой. И не дожидаясь ответа, брюнет тут же добавил: – Как она? Ойкава одарил друга задумчивым взгляд, но затем ответил лишь одно короткое «нормально». Хаджиме закатил глаза. «Седьмое нормально со вчерашнего дня. Что, черт возьми, у них произошло?». Все видели, что их капитан как-то изменился после того, как девушка попала в больницу. Если до этого их отношения хоть как-то налаживались, и Тоору ходил, точно счастливый ребенок, которому наконец-то подарили долгожданную игрушку, то после матча баскетболистов он стал задумчивым. И это абсолютно не нравилось другу. Создавалось чувство, будто шатен ведет внутри себя какую-то борьбу и, кажется, проигрывает. Вздохнув, брюнет с силой хлопнул товарища по плечу, от чего тот лишь вздрогнул, возмущенно сопя. – Пойдем выпьем, – просто произнес Хаджиме, внимательно вглядываясь в карие глаза. – Неужели Ива-чан ты настолько соскучился по мне, что сам позвал выпить? – натянутая улыбка расплылась на лице спортсмена. Отведя взгляд, Ойкава мельком взглянул на наручные часы и тяжело вздохнул. Если он сейчас согласится, то не успеет к девушке в больницу, но если не согласится на предложение друга, то велика вероятность, что Хаджиме просто убьет его. Заметив сомнения, Ивадзуми со смехом произнес: – Дай бедной девушке хоть один день отдохнуть от твоего общества. Вообще не понимаю, как она такого придурка терпит! Ойкава хмыкнул, но все же согласился с его веским доводом.***
Накупив в магазине несколько банок пива, жареных кальмаров, чипсов и попкорна, ребята устроились у Тоору в квартире. Приготовившись слушать треш-шоу, Хаджиме открыл первую банку и, протянув другу, отхлебнул из своей. – Давай рассказывай, – закусив кальмаром, брюнет поудобнее развалился на диване, при этом благополучно спихнув хозяина квартиры на пол. Понимая, что так легко он не отделается, а выпивка являлась частью хорошо-сработанного плана, Тоору принялся рассказывать. Всё, без утайки и с самого начала. С той самой первой встречи, которая произошла почти год назад в баскетбольном зале. Волейболист рассказал всё, что так тщательно и упорно скрывал, перемалывая и переваривая через себя: каждую мысль, что посещала его, каждую эмоцию, что он испытал и… как это все меняло его самого. Пришлось затронуть тему изнасилования девушки, и то, как он увидел того подонка в круглосуточном магазинчике, в котором работала девушка. Он не мог назвать ни времени, ни часа, ни места, когда его «я», что так упорно отвергало любое проявление искренних эмоций, сломалось. Он был счастлив, когда девушка раскрылась, и был окрылен мыслью, что и он ей небезразличен, но он и не предполагал, что всё закончится именно так… Что едва признавшись и открывшись, он вынужден выпустить её из своих крепких объятий. Сейчас Тоору просто не знал, как это сделать, ведь он знал наверняка одно – она не вернется. Здесь с ней произошло слишком много боли, чтобы она отказалась от возможности начать всё заново. Иваиздзуми слушал, раскрыв от удивления рот, пытаясь понять всю сущность трагедии. Брюнет понимал, что другу надо было выговориться, чтобы стало хоть чуточку легче. Поэтому даже закрыл глаза на то, что Ойкава, допив свое пиво, стянул и его банки. Хрустя чипсами, Хаджиме переваривал услышанное. Он знал Тоору с самого детства и видел его разным: эгоистичным, самодовольным, разъяренным, отрешенным, веселым, расстроенным и легкомысленным, и даже одержимым. Но никогда прежде – потерянным и безудержно влюбленным. Ойкаву всегда окружали девушки, ведь помимо красивого лица парень обладал непревзойденной силой, харизмой и умом, он всегда был весел и приветлив, и с ним было легко общаться… но девушкам. Парни же не раз вздрагивали, стоило только увидеть спокойное, холодное лицо своего капитана. Он никогда не ругался, не кричал, предпочитая оставаться эдаким безалаберным парнем, который играет лишь в свое удовольствие, но лишь за долю секунды он менялся в лице: пропадала улыбка, лицо становилось каменным, а взгляд напряженным. И его: «Я верю в вас, ребята!» – отдавали в сознание волной страха. Опасность. Да, он был пропитан ею насквозь. Король и дирижер в одном лице. Иваидзуми, несмотря на их многолетнюю дружбу, никогда бы не смог объяснить, что значит быть презираемым и уважаемым одновременно. А Ойкава был именно таким. Все ненавидели, что этот парень видит их слабости и умело пользуется ими, словно это было в порядке вещей. Страшный и пугающий человек на площадке был верным товарищем и другом, и ему не нужно было показывать эту свою отвратительную сторону, чтобы вызвать симпатию у девушек. Ему не нужно было уважение – ему требовались лишь восхищенные взгляды. Если ты красив, то все твои прочие качества уходят на второй план, девушкам не важно, сколько ты тренируешься, чтобы поддерживать тело и выигрывать – главное результат. Неважно, сколько ты разрушаешь и убиваешь свое тело, чтобы достичь вершины. Все разорванные связки и сухожилия, вечные боли и осознание, что ты по-прежнему далек от своей цели, и все повторяется вновь. До боли, пота, крови и слез. Хаджиме, Ойкава, Куроо и остальные ребята – все они так или иначе плакали от бессилия, ненависти и жалости к самому себе. Проигрыш – значит ты был недостаточно хорош, значит не до конца угробил свое здоровье, чтобы быть лучше. Тоору был одержим мячом ровно настолько, насколько ему было плевать на предыдущую девушку. Она не понимала, как волейбол может быть важней нее, не понимала, что за «у тебя такое шикарное тело» скрывается упорный и изнурительный труд. Ойкава, конечно, тоже молодец, не объяснил ей все как следует и спокойно расстался, хотя это было единственным верным решением перед отборочными. Но став старше, он понял, что от девушки нужно лишь уважение к тому, чем он занимается, хотя бы минимальное сочувствие и понимание. Просто в какой-то момент ему надоело, что он всего лишь красивый мальчик на площадке, который должен буквально выдавливать из себя улыбку, когда плохо. Ему надоело, что он не мог проявлять слабость, которая присуща всем людям. «Когда ты плачешь, то выглядишь совершенно не круто. Может тебе стоит бросить волейбол, чтобы сохранить хотя бы остатки достоинства?», – вот что сказала ему девушка, прежде чем расстаться. Когда Ойкава поступил в университет, то продолжил раздавать дежурные улыбки, и все для того, чтобы затащить в постель очередную симпатичную девушку и немного разрядится. И зачастую это заканчивалось диким скандалом и пощечинами, ведь, следуя логике, переспать – значит начать встречаться. Обычно таким девушкам он и показывал свое истинное лицо. Но Курода Кумико… Их не связывало ничего, кроме спорта, их одержимости мячом. И увидев эту маленькую, хрупкую на вид девушку, Ойкава запаниковал – она была слишком похожа на него самого в средней и старшей школах. Привыкший к тому, что девушки начинают визжать, стоит ему появиться на горизонте, Тоору просто не мог отделаться от мысли, что с этой девчонкой что-то не так. А она просто не видела его, прям как он когда-то не замечал своей девушки, которая всячески пыталась заинтересовать его. Но больше всего пугало то, что она так же, как и он не знала, когда следует остановиться. Ей все время казалось, что она слишком слаба, а действия Ойкавы… то, как он насмехался над её ростом, её позицией и занятию баскетболом в целом, лишь раззадоривали девушку. А он просто не мог поверить в то, что на самом деле Курода, где-то в глубине души понимает и его, и его одержимость. Красивая девушка, страдающая от той же болезни, что и он, да еще и которая не обращается с ним, как с соперником – лакомый кусочек и повод для ненависти…. Ненависти за то, что она именно такая, а не другая; и ненависти к самому себе, что каждый раз ведется на её озлобленный взгляд и не может удержаться от очередной колкости. Но чем больше он вглядывался, тем больше понимал, что её глаза – это глаза смертельно раненого хищника, загнанного в угол. Она понимала его одержимость мячом и тягу к победе, но не понимала, что проявление его истинного лица – это, своего рода, проявление симпатии. Мол, да, я такой, какие-то проблемы? А проблемы были, только он узнал о них поздно… Она просто-напросто боялась его и его непонятного напора. Её бывший парень, видимо, так же очень умело маскировался за маской добродушия. Она видела, как он общается с остальными девушками и как общается с ней, и это пугало её куда больше, чем когда он внезапно проявил к ней доброту. Ойкава ненавидел себя за это, но не мог повернуть время вспять. Но сейчас, когда он стал чуточку честнее и с собой и с ней, понял, что всё может закончится, даже не начавшись. Да, она больше не пугалась, не шарахалась и вела себя, как обычная слабая девушка, улыбалась так нежно-нежно и так робко отвечала на поцелуи, что замирало сердце. В какой момент странные чувства «ненависти и неприязни» стали чем-то большим? Когда уважение превратилось в страстную любовь? И когда появился страх вновь остаться одному? Ойкава с тяжелым вздохом откинул голову назад, со скрежетом сжимая в пальцах пустую банку из-под пива. По щекам скатилось несколько злых слезинок, и парень, скривившись, пренебрежительно стер их тыльной стороной ладони. Иваидзуми, задумчиво подпер рукой щеку, скрестив по-турецки ноги и упершись в них локтем, пристально уставился на сломленного друга. Именно, что сломленного… Тоору выглядел поломанным и абсолютно растерянным, ведь он действительно не знал, что делать и как смириться. – Попал ты, – лишь только сказал Хаджиме, отжимая к друга очередную банку пива, к которой тот потянулся. Подтянув к себе колени, Ойкава спрятал голову, прикрывшись руками, того гляди себе клок волос выдернет. – Ива-чан, ты знаешь меня, как никто другой, и знаешь, что я постоянно маскируюсь перед другими и… – А так ли надо сдерживаться перед ней? – беззаботно пожав плечами, брюнет слегка улыбнулся. – Она уже видела твою мерзкую натуру, и ты уже признался ей, разве может случиться ещё что-то более жуткое? Я тебе это говорю именно потому, что знаю тебя. Она уже знает, какой ты – это плюс, и ты настойчив – это тоже плюс. Не делай из себя добродетеля. Ты любишь её? Так повторяй ей это столько раз, пока не запомнит. Действуй. Заботься о ней так, как умеешь, не дави, делай все мягко, покажи ей, что да, ты говнюк, но ты готов сделать всё, ради вас. Запомни, что она не призовой трофей, а живой человек: вы оба завоевываете друг друга. Естественно, то, что случилось с ней на выпуске, стало для неё большим ударом, так что будь терпелив. Покажи ей это. Покажи и в будущем заставь забыть. Если она будет любима, то сможет и полюбить. Не напоминай ей о прошлом, тогда ей самой станет легче об этом говорить. Не смей ей говорить, мол: «Я буду лучше того придурка во всем», не ставь планку стереть этот этап из её жизни – просто будь парнем, который любит её. – Да ты романтик, друг, – слегка улыбнувшись, Тоору от души усмехнулся. – Может книгу по психологии напишешь, например, «Как завоевать девушку с душевными ранами? 1000 и 1 совет»? Или «Пособие для мудака. Путь к сердцу девушки. Том первый»? – Я обязательно подумаю над твоим предложением, когда ты разберешься со своими проблемами, – серьезно кивнул тот, даже не думая смеяться. – И тем не менее… – откинув голову, шатен бездумно уставился в потолок, где в лампу билась одинокая бабочка. – Она проведет в больнице месяца два, а затем уедет… У меня ж крыша поедет. – Рад, что ты это понимаешь. Однако, в апреле ты уже выпускник с дипломом, а до этого момента осталось не так уж и много времени… Ты понимаешь, что я хочу сказать? – Предлагаешь поехать после выпуска в Канаду? – скептически отозвался парень, с недоверием глядя на друга. Хаджиме пожал плечами. – Но ведь тебе ничто не мешает так поступить, верно? В любом случае, год, пока идет ее реабилитация, у тебя точно есть. Все равно рядом с ней будет этот парень… как его?.. Джун из её команды. С тобой или же без тебя. – Ты мне сейчас специально на нервы давишь? – застонав, шатен вновь уронил голову на руки. – Мне и без этого тошно… – Тогда решай сам! – рявкнув Иваидзуми, запуская в друга неоткрытой пачкой чипсов. – Чего раскис? Это всего лишь другая страна. – Эй, вообще-то тут и мое будущее тоже решает… – договорить Ойкава не успел. Запихнув в рот другу ком салфетки и не без удовольствия слушая его мычания, брюнет внезапно улыбнулся. – Но видишь ли ты в своем будущем Куроду – зависит лишь от тебя самого. Не так ли?***
Кумико откровенно скучала. Нога заживала медленно, из-за постоянного применения лекарств дико хотелось спать, но чем больше она спала, тем больше болела голова. Из-за пар и тренировок ребята перестали часто заглядывать к ней, хотя, когда это случалось – налетали всем скопом, тараторя наперебой. Рассказывали последние слухи о ней, о себе, о спортивной секции… В общем, все, что хоть как-то могло развлечь девушку. Но Курода понимала, что наигранно-веселыми голосами и плоскими шутками они пытаются лишь не выдать своей собственной слабости и потерянности. Никто из них не представлял, как быть дальше, ведь их маленький мирок не представлялся без их обожаемого капитана. Баскетболистка прекрасно осознавала, что если бы не её упрямство и глупость, то она бы сейчас бегала и прыгала, ни в чем себе не отказывая. От осознания этого стало настолько грустно, что девушка не выдержала и расплакалась, чем изрядно напугала парней. – Простите меня… Простите… – хотелось сказать куда больше, но с губ срывались извинения. Размазывая слезы по щекам, она вновь превратилась в ребенка и невероятно добрую девушку, какой и была до трагедии в средней школе. Парни это понимали и не могли не простить. Ну и, как любые представители сильного пола, они не переносили вида женских слов, поэтому это было полной капитуляцией. Развлекала себя девушка лишь тем, что читала книги, которые ей приносила Харуми-сан, и слушала музыку на плеере. Но под вечер сознание было так рассредоточено, что она просто-напросто засыпала и не слышала, как приходил Ойкава. Будить, естественно, молодой человек её не будил, но очень долго сидел в палате, просто наблюдая за ней. – М? – сонно потерев глаза, Курода приподнялась на койке. – Когда я уснуть успела? – зевнув, девушка огляделась. – Ойкава-сан! – удивленно воскликнула она, увидев спящего парня, но тут же поспешила зажать себе рот ладонями. Однако, было поздно. Из-за чересчур громкого голоса, молодой человек заворочался и лениво приоткрыл глаза. – Кумико, у тебя совесть есть? – спросонья голос его был ужасно хриплым, но девушка невольно улыбнулась. Такой голос соответствовал его внешности куда больше, чем бессмысленные заигрывания и сюсюканья, чтобы казаться легкомысленней и добрее. Прикрыв тяжелые веки, Тоору не без труда принял более-менее вертикальное положение. Его каштановые волосы растрепались, а с левой стороны стояли торчком, будто корова языком лизнула. Усмехнувшись, девушка поспешила придать себе виноватый вид. Видимо, получалось из рук вон плохо, потому что, тяжело вздохнув, Ойкава хмуро спросил: – На голове совсем все плохо? – рука его невольно потянулась к волосам и наткнулась на «послесонную» прическу. – Ну блин… Опять! – попытки привести прическу в порядок ни к чему не привели, и парень просто прижал пряди ладонями в надежде, что под весом руки они хоть как-то прижмутся. – Ойкава-сан, мне смеяться больно, – предупредила девушка, еле сдерживая хохот. Хотя больше всего её в этой ситуации смешило обреченное лицо парня. – Снова «сан»? – устало спросил он, переводя на нее недовольный взгляд. – Хватит мне «выкать», надоела уже! Хочешь прогуляться? Предложение было до того неожиданным, что Курода на секунду замешкалась. Выглянув в окно, медленно кивнула. Сидение в четырех стенах ей порядком надоело. Ойкава подкатил к койке инвалидную коляску и, закрепив, чтобы та не шаталась, легко поднял девушку на руки и аккуратно усадил в кресло. – Нога как? – Щекотно, – призналась она, накидывая сверху шаль. – Даже почесать нельзя. Ойкава усмехнулся. – Все правильно, значит заживает. Отчитавшись перед врачами и махнув рукой охраннику, они вышли на улицу. Курода зябко поежилась. Иммунитет стал ни к черту, и сейчас даже легкий сквозняк казался морозным ветром. – Ну и какого черта ты куртку не надела? – в голосе парня помимо усталости, послышалось раздражение. Тем не менее, не дав ей сказать и слово, накинул поверх её плеч свою парку с меховым капюшоном. – Сиди и не рыпайся, сама виновата. – Если сама виновата, то нафига куртку дал? – фыркнула она, кутаясь в безразмерную, по ее меркам, парку. От ткани едва заметно тянуло каким-то дорогим древесным парфюмом. Вместо ответа, молодой человек накинул ей на голову капюшон. Спустя несколько минут напряженного молчания, как-то разговорились. Они болтали обо всем, что только приходило в голову, вспоминая школьные дни и будни в универе. Волейболист был уверен, если бы они стояли лицом к лицу, то такой беззаботной беседы не вышло бы. Казалось, что даже девушка забыла о тех ужасах средней школы, предавшись более приятным воспоминаниям. Заметив небольшой склон рядом с собой, Ойкава расплылся в улыбке. – Советую тебе держаться крепче, – шепот опалил ухо девушки даже через капюшон. – А? Что? Нет! Тоору, не смей! Не слушая воплей Куроды, парень разогнался и, изо всех сил вцепившись в ручки коляски, погнал кресло вниз. Подтянувшись на руках, парень оторвал ноги от земли, балансируя на руках, точно на брусьях. Нельзя было отклониться даже не миллиметр, чтобы не нарушить из без того хрупкий баланс. Ветер ударил в лицо, и кресло понеслось вперед. Девушка взвизгнула, вцепившись руками в подлокотники и крепко зажмурилась, чтобы не видеть пруд, к которому они неслись. Лишь за несколько метров до воды, Ойкава быстро опустил ноги, силой останавливая инвалидную коляску с девушкой и резво разворачивая её боком к воде. – Приехали, – облегченно выдохнул парень, закрепляя кресло и присаживаясь перед Кумико на корточки. – Эй, ты как? Рьяно замотав головой, девушка съежилась, посильней натянув капюшон на голову. Её мелко-мелко трясло, и волейболист ни на шутку запаниковал. Но когда он растерянный и смущенный дотронулся до её макушки, Курода разразилась веселым, заливистым смехом. – Ты, блин, псих! – хохотала она, смахивая с глаз невольные слезы. – Ненормальный придурок! Ты хоть представляешь, как я перепугалась? Я думала, ты меня по-тихому притопить решил, пока никто не видит. Не выдержав этого заразительного смеха, Ойкава и сам рассмеялся, усевшись прямо на каменную плитку. – Да ладно тебе, по-тихому явно не получилось бы, а если бы не удержал, плюхнулся бы следом. Но согласись, что весело было? – Идиот, – припечатала Курода, отсмеявшись как следует. И вновь наступила какая-то неловкая, продолжительная пауза. Потерев шею, шатен вдруг просиял. – Как я понял, тебя следует хорошенько напугать, чтобы ты ко мне нормально начала обращаться? Девушка поплотней завернулась в капюшон, чтобы скрыть внезапное смущение. А ведь действительно… Она и не заметила, как случайно окликнула волейболиста по имени. Неловко то как вышло! Это он мог с ней фамильярничать на правах семпая, но она-то всего лишь кохай. Прищурившись, Ойкава осторожно заметил: – Если настолько неловко, то называй просто «семпай». Только убери это дурацкое «сан». Кумико рьяно замотала головой, не соглашаясь с таким раскладом. – Просто буду называть тебя по фамилии. – Ладненько, но настанет день, когда ты будешь обращаться ко мне по имени, – пробормотал себе под нос парень, из-за чего девушка его не расслышала. – Погоди, не снимай капюшон! – запаниковав, Тоору подскочил из положения сидя. – Почему? – удивилась Курода, даже не успев дотронуться до меховой отделки. – Я в нем ничерта не вижу… Не говоря ни слова, Ойкава сгреб девушку в охапку, прижимая её к своей широкой груди. Мех капюшона попал в глаза, и Кумико дернулась, чтобы поправить его, но парень расценил это действие, как попытку к побегу, и объятия стали ещё крепче. Она не видела, но почувствовала, как молодой человек аккуратно кладет подбородок на её макушку и замирает. Слишком отчетливо слышала, как колотится его сердце, и это смущало даже больше, чем поцелуи, коим он периодически одаривал её. Совсем уж дурацкая мысль посетила её голову, когда вспомнила, что она находится в кресле, а значит стала ещё ниже… – Ойкава, неудобно ведь… – пробормотала она, прикрыв глаза. Ничего не сказав, парень едва-едва ослабил хватку и просто опустился на колени, уткнувшись лбом в её здоровое колено. – Пять минут, – девушка не сразу разобрала, что этот хриплый, еле слышный шепот принадлежит ему. – Просто дай мне пять минут, пожалуйста… Кумико кивнула, хоть и понимала, что шатен не может её видеть. Нерешительно её пальцы коснулись мягких каштановых волос, перебирая их. Нежно-нежно погладив парня по голове, девушка невольно улыбнулась, сравнив его с большим котом. Огромным, сильным, диким и опасным котом… Прыснув в кулак, спортсменка наклонилась и едва ощутимо коснулась губами его макушки. Ойкава напряженно замер, но лица так и не поднял. – Что это было? – тихо полюбопытствовал он, открывая глаза. – Не знаю, – пожала плечами девушка, возвращаясь к своему занятию. – Наверно, показалось? – Да уж… Показалось… – невнятно пробурчав себе под нос, Тоору расплылся в довольной улыбке.