***
Нарцисса задыхалась и давилась слезами. Отчаянные крики сына раздирали её душу. Пальцы Белатриссы, удерживающие её, сжимались железной хваткой, не давая вырваться к сыну, который вмиг потонул в сиянии магии. Сейчас ей было наплевать, как она обязана себя вести: её сын умирал, а она всего лишь не могла вырваться из рук сестры, чувствуя безграничную беспомощность. Белое свечение в какой-то момент стало цвета засохшей крови. Люциус не отводил взгляда, внимательно следя за тем, что происходит. Его волнение выдавала лишь бледность. Именно сейчас ему было необходимо стойко принять наказание, чтобы суметь увести отсюда живыми свою семью. В зале царила тишина, прерываемая только тяжёлыми всхлипами через зажатые рукой губы несчастной матери. Все с замиранием следили, как испарилась пентаграмма, а магия начала таять, оставляя на мраморных плитах изломанное тело. Волдеморт оскалился: — Прекрасно! — почти нежно произнёс он, а потом приблизился к Люциусу. — Посмотри! Это настоящая магия. Прекрасное творение тебе в подарок, мой скользкий друг, за твою верность и преданность. Волдеморт с восторгом оглядывал нагое обездвиженное тело, лежащее на полу. Он, шурша мантией, подошёл к своему «творению» и толкнул его ступнёй в мягкое бедро. Тело перевернулось на спину и из-за рта вырвался хриплый выдох. — Порой смерть — это слишком легкое наказание, — прошептал Волдеморт, почти жадно касаясь холодной кожи живота Драко и оставляя красные полосы от ногтей. — Я не слышу твоей благодарности за столь ценный урок, Люциус. — Благодарю, — хрипло еле вымолвил Малфой, оглядывая белое лицо своего сына, — Повелитель… Волдеморт только хмыкнул, давая знак отпустить мужчину, и покинул зал, напоследок с наслаждением оглядев страдание на лицах Малфоев. Люциус только чудом устоял на дрогнувших ногах и не свалился на колени, когда его отпустили. Он наблюдал, как зал покидают, шепчась Пожиратели, и старательно не обращал внимание на злорадные комментарии тех, кто были рады его моральному падению. Люциус не смог сдвинуться с места, даже когда в зале опустело. Снейп, убедившись, что под тонкой кожей ещё бьётся пульс, накинул на Драко свою мантию и, подняв на руки, вынес из зала.***
Из открытых высоких окон проникал ночной холод, освежая душное помещение и остужая горящее в лихорадке тело, лежащее на смятых простынях. Блондинистая голова металась по подушке, а из пересохших губ вырывалось натужное дыхание, щёки пылали нездоровым красным румянцем. Открылась дверь, и в комнату вошла Нарцисса, держа кувшин. Её глаза были опухшими от слёз, а губы искусанными. Она присела рядом с ребёнком и провела прохладным мокрым полотенцем по его лбу, хоть немного прогоняя жар. Драко простонал и медленно открыл глаза. Мать тут же отвела взгляд, смачивая полотенце в стоявшем рядом на стуле тазе. В голове царила пустота, но сознание тревожно выло. Каждую клеточку тела пронизывала тупая боль, казалось, что на него наступил великан. Драко поднял ладонь, на которой багровела ровная линия раны. Воспоминания, эмоции, чувства вернулись в голову и зазвенели в висках, пронзая глаза иголками. Он застонал через зубы. Тогда он подумал, что Волдеморт намеревался убить его медленно, так, чтобы отец в полной мере ощутил потерю своего единственного отпрыска, но Драко чувствовал боль, чувствовал, что жив, и явно понимал — Волдеморт действительно сотворил с ним что-то ужасное. — Что… — горло охрипло, и произнести дальше фразу не получилось. Он сорвал голос в тисках магии Волдеморта. Мать поднесла к его рту стакан воды. От глотка стало легче. — Что со мной? В этот момент голубые глаза матери с болью, залегшей в них, посмотрели на него. Её губы дрогнули. — Ты жив… — она ласково провела полотенцем по его лбу. Мать всегда проявляла заботу, сколько Драко себя помнил, но сейчас в ласковых жестах крылись жалость и скорбь. Пробившая тогда боль и древнее заклинание на крови могли означать, что Волдеморт изуродовал его до неузнаваемости так, что матери было невыносимо даже смотреть на него. Тихо в комнату вошёл отец. Носивший даже в доме костюмы, он в этот раз пренебрёг этикетом: на нём была надета мятая белая рубашка, волосы были спутаны, на щеках пробивалась щетина, а под глазами залегли тёмные болезненные круги. — Оставь нас, — отстранённо бросил отец. Нарцисса, на прощение скользнув пальцами по ладони Драко, скрылась за дверью. Без слов Люциус подошёл к кровати и поднял сына на ноги. Его конечности онемели, тело казалось чужим, когда ступни коснулись мягкого ковра, тот показался сотканным из иголок. Постепенно к нему возвращалась чувствительность и способность двигаться. Отец за локоть подвёл Драко к зеркалу, которое висело на стене, молчаливо храня в себе память о предках. Казалось, зрение подвело его, или зеркало, видевшее его много раз, теперь решило соврать. Драко сощурился, и в эту же секунду это сделал человек, стоящий перед ним. Он протянул вперёд руку, неверяще глядя, как синхронно делает то же самое самозванец. Когда кончики пальцев коснулись холодной стеклянной поверхности, Драко вздрогнул. Вот что сотворил с ним Волдеморт, вот почему мать жалостливо смотрела на него, вот почему так сильно сжимались пальцы отца на его плечах. — Ты больше мне не сын, — фраза, словно в одно мгновение вдребезги разбившая его жизнь, прозвучала холодно и безразлично, как будто отец отказался от него, как будто Драко больше не его ребёнок. Тяжесть внезапно свалилась на него, будто приковывая к земле. Рука, до сих пор касающаяся поверхности зеркала, мелко дрожала. — Это моя ошибка, — противореча сказанным словам, в голосе отца звучало холодное обвинение. Люциус вышел из комнаты. Рука безвольно повисла. Отражение врало ему, как врал отец. Всё это не было правдой. Всего лишь ошибка. Ошибка, стоившая ему жизни. В лицо ударил прохладный воздух, мгновенно покрывая тело неприятными мурашками. Ладони жёстко вцепились в раму, и тут же о себе дал знать острой болью порез, который яркими всполохами воскрешал в голове жуткие картины, голоса и звуки. Но Драко нажимал всё сильнее и сильнее, бередя раненую кожу. По запястью потекла кровь. Блеклые звёзды медленно таяли, теряя свою силу, а небо на стыке с горизонтом выцветало. Магия, созданная глубокой ночью, закреплялась с момента прихода нового дня, не давая возможности вернуть всё назад. Густые всполохи ночи неумолимо слабели, едва касаясь неяркого свечения, и только таились в складках облаков, пытаясь удержать свою власть над небом. Заря начинала светить ярче, пронзая темноту огнём, который с каждым мгновением становилось сильнее. Появившееся солнце, которое безжалостно захватывало небо, расплывалось перед глазами Драко. Несколько лучей пронзили кроны, и листья вспыхнули зелёным пламенем. Невинные белоснежные облака погибали в огненном сумасшествии. Величественный яркий свет прорезал пространство над землёй, выжигая последние крупицы темноты. Это был конец. Не стало, как этой ночи, и Драко. Он погиб с первыми лучами, сгорел в пламени.***
Несколько дней Драко не выходил из комнаты. Почти каждый день к нему приходила мать, от жалостливого взгляда которой становилось тошно. Она дотрагивалась до него, как будто надеялась, что от прикосновения развеется заклятье и перед ней окажется её сын. После того, как мать уходила, Драко с особым усердием рушил всё, что мог, доводя себя до бессознательного состояния, чтобы пережить ещё одну ночь и начать день. Безысходность пожирала Драко всё больше, но какой-то частью разума он понимал, что самоистязания не заставят вернуться уважение отца, не заставят исчезнуть жалости в глазах матери, не изменят тело. Последний раз, когда Драко встретился взглядом с отцом, был в его комнате через зеркало, которое позже он разбил вдребезги. Люциус избегал встреч с ним, предпочитая скрываться у себя в кабинете. В Драко укреплялась уверенность, что он навсегда потерял поддержку самого значимого в жизни человека; человека, который теперь не видел в нем своего продолжения. В вечер, когда Драко решил засесть в библиотеке, чтобы отыскать информацию, мать передала ему письмо, в котором отец описывал способ наложения длительных маскировочных чар. Он явно давал понять, что Драко отправится в Хогвартс, пока Люциус не решит, что с ним делать. Драко почти поселился в библиотеке, залезая в её самые тёмные уголки и вытаскивая оттуда старинные книги. В детстве Драко казалось, что семейная библиотека хранит в себе все загадки мира и ответы на них, но он ошибался. Заклятие, примененное Волдемортом, он смог найти лишь в виде туманного упоминания в дневнике одного из прадедов. У Драко опускались руки, он почти не спал несколько дней, подгоняемый горькими мыслями, и не мог найти покоя. Но снова с непонятным усердием зарывался в книги, забыв про сон и голод. Каждый раз по пути в библиотеку Драко приходилось идти мимо отцовского кабинета. Он так и не встретился с отцом после того разговора, и ему отчасти хотелось преодолеть холодное расстояние, возникшее между ними, но боязнь того, что он мог найти там подтверждение тем злым словам, останавливала его. Коридор, который он проходил каждый день, не менялся: мерно тикали часы за дверью, занавески плотно закрывали окна и тусклый полумрак лип к стенам. Однажды неожиданно с той стороны двери отцовского кабинета что-то тяжело ударилось и осыпалось осколками на пол, вырывая Драко из почти вечной задумчивости и череды похожих на себя дней. Через щель под дверью расплылась лужа, а в коридоре запахло алкоголем. Он остановился, невольно прислушиваясь к звонкой тишине, и через пару мгновений услышал голоса родителей. Насколько он помнил, они не позволяли себе разговаривать друг с другом на повышенных тонах. Драко знал ту единственную причину, которая могла привести их к ссоре, и засомневался, что хочет услышать это, но ноги его сами привели к неплотно закрытой двери. — Остановись, Люциус! — с отчаянием в голосе прокричала Нарцисса, заканчивая фразу, начало которой Драко не разобрал. — Ты мешаешь мне, — голос отца был невнятен, и слова путались между собой. — Драко мёртв. А эта мерзость… — кулак грохнул по столу, — мне не сын. Отец был пьян. Раздалась звонкая пощёчина. — Твой сын жив. Он сейчас где-то в этом доме и нуждается в твоей помощи, — мать говорила твёрдо, но последние слова задрожали, будто в её груди закровоточила рана. — Я не знаю, что с этим делать. Мы уже не можем вернуть всё назад, — через некоторое мгновение тишины прорычал отец. Зарывшись в ворох заклинаний и ритуалов, Драко не хотел думать, что творилось с его семьёй. Отец, который всегда был примером, сейчас был сломан, пьян и уже похоронил своего сына. Мать не могла в одиночку вытянуть бремя, свалившееся на их семью. Он был обузой и огромной проблемой для них. Терзал их сердца своим существованием. Вместо сына, которого они растили семнадцать лет, у них осталось создание Тёмного Лорда. Драко отшатнулся от двери, не желая больше слышать слабость и беспомощность в голосах родителей, в которых был виноват. Он был беспомощен и снова погружён с головой в отчаяние. Мать не беспокоила его, иногда заглядывала удостовериться, что он не совершил глупость. Драко и сам задавался этим вопросом: смог бы он? Забыть о гордости и повязать вокруг шеи верёвку. Он был на грани, когда его магия сошла с ума. После того дня Драко редко пользовался палочкой, увлечённый поисками. В один из душных августовских дней он решил проверить заклинание маскировки, пергамент с которым небрежно всё это время лежал на краю письменного стола. Из палочки привычно потекла тонкой струйкой магия, окутывая его лицо, преображая и возвращая привычные черты. Драко, рассматривая себя в небольшом зеркале, на миг даже поверил, что всё было лишь кошмаром. Однако вдруг прямые линии стали таять, превращаясь в плавные, и на него снова смотрело чудовищное творение Волдеморта. Драко в ту же секунду снова повторил заклинание, но оно не продержалось и минуты. И так раз за разом — он колдовал, а магия не хотела подчиняться ему. Он разбил зеркало, которое разлетелось на множество кусков. После, когда сердце перестало яростно стучать в груди, а с глаз спала пелена, Драко попытался починить зеркало. Магия не подчинилась ему и в этот раз. Не получалось сотворить даже простейшего заклинания, только изредка из палочки вылетали яркие искры. Внутри разверзлась огромная пустота. Если Волдеморт не только надругался над его телом, но ещё и забрал его магию, для чего тогда ему жить? Он хуже сквибов, маглов, которых так ненавидел. Отчаяние и безысходность вновь захлестнули его огромной волной, топя и уводя на дно. С остекленевшим взглядом сидящим среди осколков — таким его нашла мать. — Дорогой, — совсем тихо прошептала она, дотрагиваясь тёплой ладонью до тонкого плеча. — Да, я вам дорого обошёлся, мама, — голос Драко дрогнул. Как он ненавидел его. Всё в нём теперь вызывало отвращение. — Может, покончить со всем этим? Я знаю способ, — блондинистая голова низко склонилась, скрывая слёзы, — чтобы всем было легче. Нарцисса резко дернула Драко вверх, поворачивая к себе лицом. Щёку обожгло. Драко натужно выдохнул, удивлённо смотря на мать. — Прекрати! Ты мой ребёнок, я никогда не откажусь от тебя. Не смей даже думать об этом. Забудь, такого выхода нет. Ты можешь только искать способ или смириться с этим, — под конец её тон стал мягче, но был таким же уверенным. — Я не смирюсь с этим. Но даже если я найду выход… Я не могу управлять магией. Губы Нарциссы сжались. — Это был тёмный ритуал, замешанный на твоей крови. Он многое забрал, но я думаю, магия в скором времени вернётся к тебе. Через несколько дней после разговора Драко на прикроватной тумбочке обнаружил пухлый конверт, в котором лежал кулон, похожий на уголь, и лист, исписанный прямым отцовским почерком. Чёрный турмалин, пережатый застёжкой из меди, был скуп на переливы, только прямые грани завораживали своей простотой. Это оказался не простой подарок, а очередное данное ему средство для маскировки. С помощью него в прошлом маги сосредотачивали свою силу для мощных заклинаний. Со временем появилось много фальшивок, которые приносили больше вреда, чем пользы, поэтому камень позабылся и затерялся в магической истории. В руке Драко держал настоящий древний артефакт. Это внушало надежду на то, что отец не оставил его и пытался найти решение. С кулоном стало легче. Мать оказалась права, магия восстанавливалась, заново наполняя его опустошенное тело, но происходило это нестабильно: то сочилась по капле, то накрывала цунами, взрывая болью тело. Драко каждый день накладывал маскировочное заклинание, обманывая себя, что всё в порядке. От привычного образа в зеркале в глубине тлела надежда, что ещё не всё потеряно. Приближалась осень, дни становились короче и холоднее, принося редкие дожди и смывая духоту, пропитавшую менор. В такую погоду Драко одолевали сонливость и хрупкое спокойствие. Казалось, он в последний раз наслаждается тишиной, сидя в кресле библиотеки, перелистывает пожелтевшие страницы старых дневников, которые с маниакальным удовольствием раскрывали тайны хозяев, и записывает в кожаный блокнот заметки. За август блокнот был почти весь исписан заметками о ритуалах, артефактах и зельях, некоторые из которых он успел опробовать. Ожидаемого эффекта они не принесли, и из-за одного теперь на предплечье чернел узор, чем-то напоминающий метку Волдеморта. Убрать его пока Драко не видел возможности и сил тратить на ещё один ритуал не хотел. Когда пришло время отправляться в Косой переулок, ему пришлось зайти к мадам Малкин за новыми мантиями и формой. Драко старательно контролировал свою магию, которая маскировала его тело, с силой сжимая в кармане турмалин. С камнем он почти не расставался, постоянно оглаживал прямые грани, чувствуя незримую силу древней магии. Мадам Малкин только щебетала о том, как похудел Драко, что она, несмотря на это, обязательно подберёт отличный фасон и много о чём ещё. Он лишь пытался сохранить хрупкое равновесие силы, пребывая в отстраненном состоянии. Но даже это не длилось долго. Ещё несколько дней назад Драко по связям отца смог выйти на контрабандиста, скупающего и продающего всевозможные тёмные артефакты, как говорили, отличного качества. В дневнике, где Драко обнаружил упоминание о ритуале, было сказано ещё и о книге, хранившей в себе противозаконные обряды. Он выложил приличную сумму за экземпляр и собирался его забрать в книжном магазине «Флориш и Блоттс». Среди огромных башен книг и шкафов было сложно отыскать нужный проход и стеллаж. За стопками фолиантов была спрятана кожаная книга с порванной когтями неизвестного животного обложкой, он почти с благоговением стащил её с полки и проявил название. Этому экземпляру пришлось пережить много прежде, чем оказаться у него в руках. Но тем не менее страницы хранили нарисованные с ювелирной точностью схемы обрядов, сохраненные наверняка магией. Всё то время, пока он проверял оригинальность книги, его жёг чей-то взгляд. Ощущалось чужое присутствие, как будто через стеллаж за ним наблюдали. Он, захлопнув книгу, резко посмотрел в сторону, сталкиваясь взглядом с зелёными глазами за толстым стеклом очков. Поттер. Раздражающий, выводящий из себя Поттер сделал брешь в равновесии, заставив его покачнуться и чуть не растерять самообладание. Его магия дала сбой, и голос странно зазвучал, а руки начали подрагивать, когда недоумок преградил ему дорогу. Драко хватило мига заминки гриффиндорца, чтобы вылететь из магазина, надёжно прижимая к груди своё спасение. Он забежал за угол закрытого магазинчика, скрываясь от редких прохожих. Драко достал маленькое круглое зеркало, которое тут же покрылось капельками дождя. В отражении на него смотрел усталый юноша с осунувшимся лицом и влажными волосами. Он смог сохранить заклинание в целостности, хотя чувствовал, как от порыва гнева магия тает. Ему было необходимо набраться терпения, потому что после увиденного Поттер явно не оставит его в покое. Он смог спокойно вытерпеть встречу в купе Слизнорта, где душившая глупыми разговорами атмосфера сильно утомила его, хотя позабавил пыхтящий от смущения Поттер. Позже даже в собственном купе Драко не нашёл покоя. Когда они с Блейзом входили, Драко заметил, как воздух перед ним всколыхнулся. Поттер. Это мог быть только он, потому что никто больше в здравом уме не залез в купе к двум слизеринцам. Драко вскользь оглядывал сидение рядом с Блейзом, пытаясь уловить искаженное магией пространство. Выйти отсюда он просто так ему не даст, осталось дождаться подходящего момента. Купе наполнил тусклый свет ламп. Драко постарался расслабиться, поглаживая грани турмалина и пытаясь набраться сил. Он был благодарен Блейзу за то, что тот не задаёт лишних вопросов, лишь спокойно поддерживает с ним тишину. Когда уже настала пора готовиться к высадке и Блейз достал с полки чемодан, раздался глухой, болезненный звук. Драко посмотрел на эту полку, в какой-то момент думая, что увидит чёртовы зелёные глаза с раздражающими очками, но там была пустота. Когда дверь за Блейзом закрылась, он поразил заклинанием пустоту над полкой и не ошибся. Перед его ногами лежал обездвиженный скрюченный Поттер. С невероятным удовольствием он разбил ботинком ему нос. Оставалось лишь надеяться, что заклинание продержится долго и Поттеру будет очень сложно добраться до Хогвартса, а может и не придётся вовсе. Поттер будто существовал, чтобы портить его жизнь. Если бы только тот не помешал тогда отцу, если бы только он вообще не рождался, не было стольких проблем. Возможно, сейчас всё магическое общество принадлежало бы чистокровным магам и не было бы войны, которая разрушает всё, с чем соприкасается. С каждым днём Драко всё лучше мог контролировать свои чары и поддерживать высокие позиции в учёбе. Приятно было получить флакончик «Феликс Фелициса» от Слизнорта, определённо следовало потратить его с пользой, но и возможность немного одолжить Верума из огромного котелка в классе была как никогда кстати. Когда профессор сказал, что зелье может снимать чужие заклинания, Драко тут же ухватился за эти слова, обдумывая, как следует усовершенствовать зелье, чтобы ему было по силе снять древние тёмные чары. Теперь в сундуке лежали надёжно спрятанные под стопками одежды две фляги с Верумом. Ночные исследования нелегально купленной книги отнимали много сил и времени, приходилось игнорировать домашнюю работу, которую задавали в огромных количествах. Глаза всё время зудели, словно в них насыпали песок; совершенно не хотелось ходить на уроки и слушать занудные речи профессоров. У него были дела поважнее заклинаний, зачаровывающих предметы, но игнорировать учёбу полностью было недопустимо. Пришлось отказаться от места в команде по квиддичу и спокойно выслушать много ласковых слов от сокомандников. Драко старался вести себя тихо, не привлекать к себе внимание, что вызывало определённый резонанс у некоторых однокурсников. Через некоторое время это принесло нужный результат: Поттер перестал сверлить его взглядом и пыхтеть, заставляя свой мозг генерировать новые теории заговоров и провоцировать Драко на стычки. Слизеринец смог спокойно передвигаться по коридорам и проникать в Выручай-комнату, которая предстала не такой, какой она была в прошлом году. Перед ним простирался огромный зал, заваленный скопившимся за сотни лет хламом. Явно обитатели Хогвартса сбрасывали всё ненужное добро сюда. Иногда в узких проходах хлама он выуживал из куч интересные вещицы. Нашёл высокий поломанный Исчезательный шкаф, пару которого Драко видел в Горбие и Беркс, когда покупал амулеты. Он с интересом заглянул в него и обнаружил там только слой пыли. В одном скрипучем буфете Драко обнаружил зачарованную железную шкатулку. Таких больше не создавали, и она прекрасно подходила для одного обряда, который он планировал провести в Запретном лесу. Внутри Выручай-комнаты время текло медленно, и это место прекрасно подходило для экспериментов и хранения тёмных артефактов. Даже если Поттер решит искать то, что он прячет, то это будет так же эффективно, как искать иголку в стоге иголок. Произошло нападение на девчонку из Гриффиндора, и Поттер как будто с цепи сорвался. Драко явно ощущал пристальное внимание. С какой-то стороны льстило, что он смог добиться столь ужасной репутации, но с другой — сейчас Драко очень хотел покоя и не остерегаться каждого шороха или тени. Каким-то невероятным образом Поттер каждый раз абсолютно точно знал о его местонахождении. Приходилось ходить теми коридорами, где он не мог наткнуться на мнимого героя, подгадывать, где сейчас тот, и стараться самому быть, как можно дальше. Блейз вдруг стал чаще бывать в его компании, что не наблюдалось до этого года. Забини никогда не смотрел ему в рот, как это делали Кребб, Гойл и Панси. Всегда отличался своим мнением и вел себя более зрело и спокойно в отличие от него самого. Драко не говорил ему, но, казалось, Блейз знал его тайну. В большинстве случаев он спасал от сокурсников, перетягивая внимание на себя и давая спокойно улизнуть, и помог протащить в школу тёмные амулеты, которые доставили в Хогсмид, пока Драко проводил обряд в Запретном лесу. После всех этих экспериментальных ритуалов Драко чувствовал себя разбито. Ничего не помогало, сколько бы Драко ни ходил в Запретный лес и ни жёг древний огонь, который выматывал и опустошал его. Всё так же из зеркала на него смотрел не он, всё так же был слишком слаб, чтобы вернуть себя. Теперь каждая ночь была битвой с собой, сомнениями и даже со своей магией, которая рвала его тело на части. Драко с мазохистким удовольствием думал, что однажды всё же погибнет в ночной борьбе. Теперь он редко спал, большинство ночей проводил в Выручай-комнате, совершенствуя Верум. Ошибался, но терпеливо начинал сначала. Позже пришлось позаимствовать ещё несколько фляжек с зельем. Все неудачи, боль, кошмары сильно отразились на его состоянии, и Драко заметил это только тогда, когда на уроке зельеварения его ладонь, держащую флакон, не скрывает заклинание, а желудок вдруг скрутило. Он выбежал из класса, наплевав на преподавателя и однокурсников. Его долго выворачивало в ближайшем туалете, а после кружилась голова. Во рту стоял мерзкий привкус желчи, чары, при попытке восстановить их, тут же сходили. Всё тело пробивал озноб, было неудобно сидеть на холодном каменном полу туалета для девочек. За дверью он услышал шаги и голос Паркинсон, пришлось потратить последние силы на искажение голоса, чтобы избавиться от неё. Драко хмыкнул, закусывая губу, чтобы не стучать зубами. Он не знал, сколько так просидел, обхватив ноги руками и безразлично уставившись в витражное окно. Рядом крутилось назойливое приведение плаксивой девчонки, не давая ему впасть в дрёму, и всё время болтало о каких-то там трубах, сырости и лохматых героях. Когда цветные огоньки от витражей на полу стали темнее, Драко отпустило. Тело ещё немного ломало, но внутри разливалась приятная опустошенность после пронзительной боли. Магия вновь подчинялась ему. Единственное, что он сейчас хотел, это лечь в постель и забыться мучительным сном. Но на первом этаже его поймал Блейз, крепко хватая за руку, и предупреждающе зашептал, что будет подозрительно, если он ещё и не явится на ужин. Он пожалел, что послушался Забини. Возможно, он бы смог избежать этого ненадолго, но, когда он увидел семейного филина, внутри неприятно заскрёбся страх, готовя своё оружие. Фамильная печать, прямой почерк, знакомые завитки буквы «М» и сухие слова, оставляющие после себя горечь. Резкое движение, и вновь кинжал по рукоять в его сердце. Драко сорвался со своего места. Слёзы душили его, не хватало воздуха, он не знал, куда деться. Миг, и он в том же туалете. Раковина, зеркало и проклятое отражение. Со всей силы кулак летит в стекло, разбивая его и раздирая костяшки. Он боялся этого исхода и этих слов. Размытое отражение фигуры в разбитом куске зеркала остановило его дыхание. Чёртов Поттер таращился на него, хлопая глазами. Часть разрывающего его отчаяния нашла выход в злости, направленной на назойливого гриффиндорца. Драко хотел, чтобы кто-то ещё понял, каково быть униженным и разбитым, и ощутил его невыносимую боль. Полетело заклинание, а потом ещё и ещё, но Поттер всё время удачно отклонялся, парируя. Ярость бурлила в нём, и в голове осталось только одно желание — убить Поттера. Заливший всё вокруг туман заставил остановиться в царившем безумии. Всё заходилось пульсирующим страхом, было непонятно, в какой стороне находился враг. В ушах звенело, а в теле быстро таяла магия. Драко сорвался со своего места, прячась за углом и слыша, как всплесками опадает вода за его преследователем. Секунда, и перед ним возник он. — Круцио! — непростительное сорвалось с языка, подталкиваемое страхом и яростью, но мелкие красные искры лишь еле опалили грудь противника. Палочка дрожала в его руках, а грудь, напротив, часто вздымалась. Красный с золотым галстук, промокший воротник, приоткрытый рот и расширенные зелёные глаза за стёклами съехавшими на бок очков. Магия в его венах иссякла. Это был конец.