***
Монотонный белый свет. Немного желтоватый. Даже слегка в цвет слоновой кости. Он напоминал мне какое-то состояние, которое так знакомо на звук, на ощупь, даже на вкус. Но так сложно понять, где я. Очень хотелось верить, что всё это конец, но ничего, кроме однотонного освещения, не происходило. Собрав силы, я напряг зрение и осознал, что лежу в той же самой душевой. — Нет, нет, нет… — лишь это смог прохрипеть я, — нет… не-ет! Почему ничего не вышло? Почему я не умер? Вокруг плескались сгустки крови, понемногу начинающие засыхать. Проведя руками по багровой «каше», я решил всё-таки взглянуть на искромсанные запястья. Нужно было решить, как и где я должен забинтовать их, чтобы никто не задавал лишних вопросов. Но перевернув кисть, я вовсе решился дара речи и до конца «проснулся» из послесуицидального спросонья. Вместо глубочайших ран, которые должны могли бы шокировать любого, на запястьях красовались лишь затянувшиеся огромные шрамы, чем-то напоминающие розовую карамель. Такого просто не может быть.***
Внутри чувствовалась опустошённость и мерзлота. Мой шок нарастал с каждой секундой, и без какого-либо контроля выйдя из госпиталя, я прошел пару домов, дабы подышать свежим воздухом. Это утро напоминало мне пустой и мертвый лес с уже образовавшейся росой. Меня пугала эта тишина, которая давила и выбивала из колеи. Недолго думая, я направился к ближайшему дому, отворил парадную, у которой не было ни малейшей защиты. Что ж поделать, район-гетто. Мгновение, и я вышел на открытую крышу десятиэтажного панельного дома. Уже примерно около двух часов я сидел, свесив вниз ноги, и краем уха слышал, как заскрипела открывающаяся дверь. — Знаешь, — неожиданно разнесся за спиной женский голос, — если будешь прыгать, то скорее всего останешься калекой. Погрузившись в ступор, я не сразу ответил, тупо пялясь на незнакомку. Она была болезненно худая, буквально прозрачная, как будто вот-вот её унесет ветром. А лицо, усыпанное едва заметными веснушками, украшалось смущённой улыбкой. — Прости, что? — Здесь не так высоко, чтобы разбиться насмерть, — терпеливо повторила девушка, подойдя к краю и словно проверив правильность своих слов, села подле меня, закурив сигарету, — А если серьёзно, ты и вправду решился прыгнуть? — Что-то вроде. — Как глупо, — я схмурил брови, пытаясь хоть немного понять девушку, а когда она сама увидела мою гримасу, то рассмеялась, — Это глупо, потому что эта смерть не такая прекрасная. Твое тело расплющится в кашу, а потом его скорее всего кремируют, ведь никто из твоих родственников не выдержит смотреть на мясо в гробу. Я продолжал не понимать в её слова. Уж очень незнакомка оказалась странной. Она вышла на крышу в одном шелковом платье на бретельках, оголяя свои многочисленные шрамы на руках, вероятно сделанные самостоятельно, в уже достаточно прохладную погоду, просто чтобы покурить. Разве нельзя это было сделать это в квартире? Или на лестничной площадке? Девушка пробуждала во мне новые и новые вопросы всего минутным нахождении в моей компании. Почувствовав мой взгляд на себе, незнакомка плавно достала пачку сигарет и предложила мне одну. — Итак, — лениво начала девушка, угощая меня огнем. Я заострил внимание на сигарете, ибо сам никогда не пробовал, — Что могло случиться в жизни у такого симпатичного паренька? Я закашлялся. То ли от своего первого сигаретного дыма в легких, то ли он неожиданного комплимента девушки (естественно от первого, но второе меня тоже удивило). — Эм… Ну я уже предпринял две попытки убить себя, — девушка приподняла бровь, недоверчиво прищурив глаза, снова притягивая своими тонкими пальцами сигарету. Я так загляделся плавностью движений, что немного сбился с мысли, — Э… Как видишь неудачно… — И ты решил скрыться от двойного стыда и суициднуться уж в третий раз, — прервав меня, констатировала факт девушка и пожала своими хрупкими плечиками, — Неплохо. Собеседница стала в миг серьёзной и, потушив сигарету, перевела свой взгляд на горизонт. Я уже перестал себя сдерживать и тупо не мог оторвать взгляд от незнакомки, но она словно не обращала внимание, продолжая пялиться в одну точку. — Я не думаю, что тебе нужно моё мнение… Но самоубийство по праву считается одним из самых омерзительных поступков, который может совершить человек, — девушка не совершала никаких движений, погрузившись в свои мысли, лишь её светлые локоны трепетали, а ресницы, то и дело, порхали как бабочки. Она говорила так по-доброму, слегка шёпотом, боясь, что я не пойму (но в свои шестнадцать я принимал абсолютно любую точку зрения очень близко к сердцу), — Об этом не говорят вслух, но самоубийцы по типу тебя вызывают лишь чувство неловкости. Это смесь жалости и брезгливости. И задай себе вопрос: ты бы хотел, чтобы на твоих похоронах все молчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза? Я, наконец, отвернулся от незнакомки, начав нервно перебирать пальцы, на которые уже падали первые лучи рассвета. Они просачивались сквозь волосы, ослепляя лицо. Мне казалось, что я на небесах с одним из ангелов, которого встретил этой ночью, и мы наблюдаем за этим грешным миром. — Я не думал о таком, когда убивал себя, — не знаю зачем вымолвил я, — Мною овладевал страх и тревога, которые заключали в душащие объятия, и казалось, что они меня никогда не отпустят… Она хмыкнула, и я буквально почувствовал, как девушка покачала головой. — Смерть нужно принимать, как дар, — собеседница повернулась ко мне, и я вновь не мог оторвать от нее взгляда, вкушая каждое слово, произнесенное её устами, — Если ты убивал себя, когда тебе было больно и неприятно, то это неправильно. Совершать самоубийство нужно в определённом состоянии духа. Ты должен быть спокоен. Если ты рыдаешь, если у тебя дрожат руки, или ты наполнен загонами, то жди, когда это кончится и лишь тогда оканчивай жизнь. Расставаться с жизнью со слезами на глазах - недостойно. В миг спрыгнув с бортика и зашагав в сторону двери, словно испугавшись солнечного света, как вампир, девушка вымолвила напоследок: — Хватит ждать, что жизнь будет простой. Хватит надеяться, что тебя кто-то спасёт. Не всегда всё получается. Но ты можешь меняться. Прими эти жестокие факты и сможешь прожить невероятную жизнь. Дверь вновь скрипнула, и я остался один наедине со своими мыслями, которые не дадут мне покоя еще долгое время.***
— Мика… сыночек мой, — мама соскочила с кровати, оборвав объятия с папой, — Где ты был?.. — Поехали домой, мам. Она лишь кротко кивнула, хныча и рассказывая, как волновалась, извиняясь за дополнительные обследования и истраченные нервы, что все переискали меня и думали, что я больше не вернусь… Все опять происходило, как в тумане. Меня не волновало это метание вокруг, вопросы, которые задают мне родители. Я даже впервые выпил нейролептики за это пребывание в больнице. Мать суматошно собирала мои вещи, пока я взирал на неё, особо не понимая её действий, находясь где-то не в этой комнате, даже не в этом городе. Мои мысли витали на поверхности, пока моё тело, ослабленное от побочки таблеток, отец тащил в машину. Я думал о ней… Кто она? Почему она была там? Почему она такая странная? Почему не прошла мимо, увидев меня на крыше, и начала разговор? Она вновь пробуждала уйму вопросов, как тогда, на крыше. Её лепетание, как гипноз, погружало в волну её внеземных и сумасшедших мыслей. Она дрожала, как лист, ведь сама - одна кожа да кости, но никак не показала, что ей холодно. Почему она такая худая? Мысли вновь наполняли меня, но они не душили. Они были добры и дружелюбны, как она. Просто сладко обволакивали, теша забытое чувство где-то внутри меня. В пространстве мое тело существовало отдельно от моей головы, но я почувствовал, как его аккуратно уложили на что-то мягкое, а после мягкий поцелуй маминых губ и легкое трепание волос от отца. Я думал, что уже заснул, не выходя из мыслей, но на самом деле тупо пялился в потолок. По щеке стекало что-то горячее, что безжалостно обжигало её. Кровь? Раскалённый металл? Ах да… Слезы. В ту ночь я плакал от чувства, которое разгорелось во мне. Я влюбился в незнакомку.