***
Просыпаться и жить с мыслью, что тебе срочно нужно увидеть ту девушку с крыши — неимоверно сложная и изматывающая борьба над собой. И хоть прошло всего пару дней, я, как никогда, ощущал «жажду» по человеку. Её хрупкие мраморные плечики, глаза прелестно зеленовато-серого оттенка, которые такие тёплые и мягкие, что хотелось бы раствориться. Её мраморные шрамы от сигарет на запястье. Я столькому не предал значения на крыше, а по прошествии пары дней в голове всплывают её новые образы. И шестого октября я не выдержал, украл из родительской коллекции бутылку вина и направился искать её.***
Блуждая по нищим районам, я слышал уйму ругани и споров, видел, как дети играются палками, как мужчина ударил женщину. Казалось, что я выпал из стеклянного колпака, где меня бережно держали родители. Как Маленький Принц охранял свою розу, так и мои родные охраняют меня. Запутанные мысли вели меня, так что я даже не заметил, как пролетело время. Я зашёл в обшарпанный подъезд, на котором, естественно, не было никакого домофона. Думаю его размагнитили или даже выбили, а у жителей нет денег, чтобы чинить парадную, да и желания скорее всего тоже нет. Сплошные пьяницы и нищие... До сих пор не могу поверить, что она тут может жить. Ох, черт, я совершенно не знаю, в какой квартире может быть девушка. По большей части я не думал о том, как найти её, просто надеялся на удачу. И, возможно, она существует. Со второго этажа раздался очень громкий крик. Наполненный злостью и всеми отрицательными чувствами. Понятия не имею, где шляется мой инстинкт самосохранения, но я пошел на звук. Чертова самонадеянность! Обшарпанная дверь была открыта настежь, и я не постеснялся и вошел. И как же мне повезло, вы бы только понимали. В сквозной комнате от прихожей я увидел знакомую девушку. Хрупкий силуэт в одном нижнем белье очерчивался контражуром. Эти кости… Не могу понять, почему они меня привлекают - я же все-таки не собака, чтоб на кость бросаться. Но она такая легкая и воздушная, взгляд не оторвать, как всегда. — Какого черта! Какого, мать его, черта! — девушка продолжала жалостливо кричать и разбивать хрупкие кулачки о стену. Она стояла и уже задыхалась от крика, а хрустальные слезы спускались уже по грудной клетке, — Как он посмел?! Опять всё забрал! — Привет? Незнакомка наконец замолчала, заметив меня, и кажется, слегка успокоилась. Лицо разгладилось от злых морщинок. Но напряжение в воздухе ещё летало. — Здравствуй, мой друг. Я думала, ты забыл уже про меня, — она мягко-примягко улыбнулась и кинулась мне на шею. Похоже, девушка даже забыла, что находится в нижнем белье. Хотя с её фигурой, я бы тоже не волновался. — Ты что тут творишь? Твои руки…— я бережно взял её ладони, дабы оценить, сколько это будет заживать. Её костяшки были «в мясо». И словно вспомнив о том, что она делала пару минут назад, девушка запрокинула голову и злобно зарычала. После она достала старую биту на шнурочке, которая лежала за зеркалом. Если она начнёт от переизбытка чувств избивать меня, то мне бы стоило бежать. Но незнакомка, даже не взглянув в мою сторону, накинула синее поношенное платье-свитер и ринулась к окну. Момент, и она легким движением спрыгнула с подоконника вместе с этой злосчастной битой. — Какого?! — крикнул я и подбежал к окну. А девушка спокойно перешагнула, как порог, стенку мусорного бака, где уже заранее лежало два старых матраца. Да господи, они даже с пружинами. Не убьешься, так порежешься. Делать ничего не оставалось, и я спрыгнул за ней. Не знаю сколько тренировалась девушка, но я провозился еще пару минут, чтобы просто вылезти из мусорки. Пришлось пробежаться, дабы догнать незнакомку. Она была очень быстрой в отличие от меня. Моя тахикардия давала о себе знать после малейшего проявления физической активности. Голова закружилась, а сердце неистово забилось. Я осел на ближайший поребрик, чтобы привести себя в чувство. Но девушка была до сих пор зла и действовала. Я думал мою челюсть никто не сможет поднять после того, что я наблюдал. Она выбивала стекла машин, крушила фары, так что они оставались висеть «соплями». Делала она это, пока не заработала первая сигнализация. — Ну чего сидишь? Бежим! — она схватила меня за руку, и мы стартанули обратно к дому. Она безудержно и слегка по-сумасшедшему хохотала, а я просто выпал в полнейший осадок, — Ты чего такой медленный, красавчик? — Ногу сломал недавно, бегать еще сложно, — соврал я. Мы вновь зашли в здание, и в нос ударил запах холода - что-то между сыростью и плесенью. — Миленько. А мне сломаешь? — Что? — искренне удивился я, — Вообще-то я с лестницы рух- — Да-да. Я пошутила, — она в миг стала серьёзной. Скорее всего из-за того, что я не понял юмора, а может не из-за этого. Слишком сложно было уловить её настроение, — Как тебя хоть звать, друг мой? В её комнате было теплее, чем в прихожей. Думаю, из-за солнечной стороны, а может из-за доисторического обогревателя в углу. Стены были обшарпаны, но в этом был свой шарм. Знаете, как все новые кафешки пытаются закосить под стиль лофт, только здесь просто не хватало денег. — Микаэль Жан Рошер, — я ответно пожал хрупкую руку. Ужас, какая холодная! Хотя всё логично, шатается в одном свитере по улице, даже шрамы посинели. — Аморет Дюпре, очень приятно. — А второе имя какое? — Второе имя не моё, — брезгливо поморщилась она. — Чего? В каком смысле? — Элиан… Она не такая, как я. Она, как суперсерьезная версия меня. Представь смертную скуку, сосредоточенную, слегка смугловатую и с карими глазами. Вот это она. Я иногда с ней пересекаюсь, но чаще всего, я — Аморет. Понимаешь? — Совсем нет. Ты же не можешь быть двумя людьми. — Мика, я нестабильна, как море в штормовое предупреждение. Бывает такое, что «Аморет» совсем не то, как я желаю себя описывать. Аморет — воздушная, славная девушка, придурковатая по большей части. Ох, знал бы ты, как это сложно, Микаэль! Я сама не совсем понимаю себя. Я присел на ближайший стул и от чувства непонимания всего происходящего начал снова разглядывать комнату. Просто чтобы отвлечься. Справа от стола стояла допотопная железная вешалка. На ней весела одежда, начиная от пальто и заканчивая ночной рубашкой. Вещи выглядели поношенными, но в них было что-то. Вроде модные люди называют это «винтаж» или «гранж». Видимо, вешалки не хватало, поэтому рядом с ней в стену были вбиты гвозди, на которых болтались еще парочку платьев и рубашек. А под ними жили убитые массивные ботинки. Они были измазаны и в грязи, и в краске, но хозяйку, кажется, ничего не смущало. — Ну так что тебя привело ко мне, мой грешный сын? — она легко закусила сигарету зубами и начала искать спички на столе. — Не знаю, — пожал я плечами, подавая коробок. Она кивнула и выпустила дым, — Было скучно, решил выпить, а не с кем. — Ты что?! Думаешь, что я какая-то алкоголичка из гетто?! Думаешь, раз уж я тут живу, значит я как все? — резко повысила голос девушка. От неожиданной злости она даже выкинула в по-прежнему открытое окно сигарету, хотя только что её закурила. — Нет-нет, что ты. Прости меня. Я бы никогда так не подумал. — А зря, — усмехнулась она, — Я люблю выпить. Так можно долго не есть и проблеваться. Она такая странная. Голова просто кипит от противоречий в ней. Если честно, то мне очень неловко находиться тут, но она притягивала. Оглянувшись, я заметил, что абсолютно везде разбросаны кисточки, краски, холсты, бумага. Всё разного качества, размера и количества. Я посмотрел на Аморет, а она, перехватив мой немой вопрос, пояснила: — Только каждодневный труд помогает мне поддерживать мое психическое равновесие, — философски изрекла девушка, а после засмеялась, — Замри! Я хочу тебя щёлкнуть. — Что сделать? Но она, словно не услышав, где-то из-под одеяла достала камеру. Полароид-камеру. Как раньше. Как будто я вернулся в прошлое, во времена молодости своих родителей. — Красивый свет… Поверни голову к окну. В профиль, да, — в её голове возникали такие странные мысли, но я не смел ослушаться. Я сам никогда почти не фотографировался — не видел смысла — но для неё я бы сделал это. — Для чего тебе эти снимки? — Нарисовать тебя хочу, — Аморет опустила слегка камеру, не поняв, почему я перестал позировать, — С натуры не очень удобно для самого человека. Мне то всё равно. Кстати, у тебя же с собой выпивка, — резко встрепенулась девушка, чуть не уронив фотоаппарат. — Ну да. — Так пойдем на крышу. Я сигареты возьму и еще тебя поснимаю.***
Путем долгих споров и упреков я заставил Аморет одеться потеплее. На её слова: «Ну, Мика, Господь Иисус, не будь, как занудная мамочка!» я протянул ей старую утеплённую джинсовку и нашёл в комоде удлиненные гетры. Девушка застонала, не в силах больше бороться, и со злым взглядом нацепила теплые вещи, приговаривая: «Зануда… какой же зануда». Может быть я и вправду занудный, но болеть ненавижу. Да и заметив, как она расхаживала недавно по улице в одном свитере, я понял, что ей нужен хоть кто-то, кто будет за ней присматривать. — Ну всё, Мика… — жалобно проныла Аморет. — Что случилось? — мы поднимались по лестнице на крышу. Я согласился нести рюкзак с вином и сигаретами, фотоаппарат и плед, на который мы сядем, чтобы не утруждать Дюпре. Уже к этажу пятому она начала не идти, а буквально ползти. — Я спарилась в этой жаркой одежде. Ну вот зачем ты заставил меня её надеть? — Потерпи, — я взял её за руку, чтобы она не свалилась от капризов на этаже восьмом, —На крыше холодно. Всего четырнадцать градусов. Не хочу, чтобы ты заболела. — Так заботишься, словно я малыш какой-то, — в воздухе повисла реплика «Так и есть», но мне не хотелось обижать Аморет, — Ты, между прочим, младше меня. Тебе ведь точно лет шестнадцать? — В декабре семнадцать. А разве мы не одногодки? — от недоумения я даже остановился, продолжая держать девушку за руку. Это было так естественно, что даже не передать словами. — Нет. Мне в августе восемнадцать исполнилось. Ого. Она старше меня… Совсем не укладывается такое в голове. Выглядит и ведёт себя она, как малый ребёнок чаще всего. — Ура! Хвала небесам! Мы дошли, несмотря на жутко жаркую одежду, — захихикала девушка, подняв руки к небу, попутно достав зажигалку и две сигареты. — А если бы ты заболела? — И? — недоверчиво произнесла девушка, держа во рту сигарету, одновременно завязывая волосы. — Серьезно заболела. И умерла. — Путь самурая лежит через смерть, — философски изрекла девушка и рассмеялась. — Ты сумасшедшая, — грустно улыбнувшись, проговорил я, попутно расстилая плед на борт крыши, — На что ты, кстати, так злилась, когда я пришёл? — На жизнь. У меня вновь отобрали мои мысли и труды, а ни черта опять не могу сделать, — Аморет расковыряла ключами винную бутылку, и мы уже тихонько потягивали алкоголь, — А твои родители в курсе, что ты пропадаешь не понятно, где, не понятно с кем? Мне совершенно не хотелось поддерживать тему моих отношений с родителями. Так тоскливо и паршиво на душе становится, что не передать словами. Такой отвратительный сын, уму не постижимо! Я отобрал из хрупких мраморных рук бутылку и залпом выпил, наверное, четверть вина. Так уж мне хотелось заглушить саднящее чувство вины. — Да, я так и поняла… — грустно произнесла девушка, закуривая новую сигарету, — Зря ты так с ними. — С кем? — С родителями, — девушка подняла на меня глаза, а они буквально кричали скорбью и тоской. Мне было так больно смотреть на неё. Я как-будто был готов заодно с ней зареветь от горя и признать все свои ошибки, — Они будут любить тебя любым, даже если ты запутаешься. Ты не представляешь полноту своего счастья, что растёшь в полноценной семье, Мика. Звучало так, словно Аморет сама сирота. Но жалеть мне не хотелось её, хоть и выглядела она очень печальной. Да и расспрашивать подробности я не считал нужным. Если она захочет выговориться, то только тогда, когда посчитает нужным. Мы смолкли, наслаждаясь просто присутствием друг друга. Никогда не понимал, почему людям иногда нельзя тупо замолчать, а не пытаться нелепо заполнить тишину. По улице бежали люди, возвращаясь со школы и работы. Начинал опускаться закат, и задул холодный ветер. Всё же время неумолимо. Минута за минутой, а мы не молодеем. Время на мечту практически не остается. Не могу понять, каждого человека гложат мои мысли? Или я один такой бракованный? — Постой! А какими способами? — резко всполошилась девушка, словно в её голову пришла гениальная мысль. — Что? — Ты убивал себя. Собеседница так воодушевилась темой моей смерти, что заставило меня невольно улыбнуться. Её большие круглые глаза были по-детски раскрыты, словно я собираюсь рассказать самую интересную сказку, губы расплылись в мягкой улыбке, образуя ямочки на щечках. Она была такой воздушной и легкой, буквально сейчас улетит на ту планету, с которой спустилась к смертным. — Сначала наглотался таблеток. Адский спазм мышц, боль во всем теле и, естественно, пена из-за рта. Я никогда так в жизни не вибрировал, — усмехнувшись, я замолк на мгновения, переживая свои смерти заново, а дальше продолжил, — Ну, а потом вскрыл вены. Я надеялся, что больше не очнусь никогда. А ты пробовала? — Убить себя? — я кивнул, а девушка вздохнула и повседневно продолжила, — Да, было дело. Жизнь такая отвратительная штука. Порой бывает так сложно, что думаешь, ну хуже быть точно не может, а судьба подкидывает ещё какого-то говна. — И тебе не было страшно? — Я не боюсь ни смерти, ни физической боли, Мика. — А чего же? — Клетки. Сидеть за решёткой мнения других, пока рутина и старость не сломят тебя до конца. Пока все мечты о подвиге не станут пустым напоминанием прошлого. Мне стало немного неловко, но Аморет вновь перехватила тему диалога: — Мика! Знаешь, что я только что поняла?! — очень восторженно вскрикнула девушка. Я лишь кивнул, чтобы она продолжала, — Раз ты уже столько раз убивал себя, то возможно вероятность, что у тебя есть дар! Дар — не умирать от своих же рук. И если, если эта теория верна, то я предлагаю убивать тебя разными способами! Мика! Слышишь? Это будет очень весело! Она счастливо рассмеялась и разбила бутылку с остатками об стену крыши. Хотелось так вечно смотреть на восторг этой девушки. Каждая эмоция насыщенней прежней. Ни у кого я такого не встречал, а если бы и встретил, то посчитал бы придурком. А Аморет не такая. Вечно делает какие-то милые вещи, а я влюбляюсь сильнее. Думаю, увидели бы вы её тоже влюбились. — Хорошо, Аморет.***
Уже стоя на табурете, немного мявшись, что для девушки казалось, как будто я просто сомневаюсь. Но я думал о том, с какой мыслью я хочу расстаться, когда буду биться на инстинктах самосохранения с веревкой, душащей мое горло. — Аморет, — неуверенно окликнул я. — Мика, обратного пути нет, — успокаивающе сказала она, продолжая завязывать бечевку, — Я не знаю, как развязы… Девушка замолчала, заметив то, что я легонько коснулся её бархатной кожи. Она наблюдала за этим с неимоверной теплотой в глазах, которая поглощала меня. Далее мы соприкоснулись носами, я ее еще не целовал, но так хотел, словно мне срочно нужно это сделать, ведь я сейчас умру. Ах, черт, так же все и есть. Поняв, что Аморет не отталкивает, я набрался смелости и поцеловал её. Мимолетно, совсем на чуть-чуть углубив поцелуй. Но она ответила мне со всей нежностью этого мира. Я отстранился, наблюдая за сбитым дыханием девушки. Она так сияла, что я не могу оторвать от неё взгляда. И почему-то я знал, что это повторится еще раз. «Она поистине ангел», — промелькнуло у меня в голове, и я шагнул с табурета. В четверг, ровно в четыре часа дня, я вновь умер, но уже уходя из жизни, поцеловал самую прекрасную девушку.