Каждое объятие (Every Hug)

      А потом это изменилось.       Поскольку у меня не было большого опыта по объятиям с человеком, я не могу с полной уверенностью сказать, что пятый раз отличается от остальных.       Мы были захвачены на очередной миссии и брошены в тюрьму. Похитители угрожали убить нас, если выкуп за нашу сохранность не будет выплачен, и они потребовали высокозащищенные коды безопасности охраняемых районов в Альфа-Квадранте. Верный своей честности и чести, следуя инструкциям Джима, экипаж не поддался.       Мы должны были умереть.       Однако это была не обычная тюрьма. В одну из стен оказалось встроено непонятное приспособление, которое представляло собой странно знакомое сочетание механических устройств (построенных с использованием грубых, явно украденных деталей машин). В настоящий момент он заряжался с громким звуком, из-за которого острая боль пронзила мою голову и сильно уменьшила мои способности к концентрации и вниманию. Я не смог его должным образом изучить или даже идентифицировать, чтобы попытаться отключить, пока не стало слишком поздно.       Джим смотрел на меня, беспокойство вылилось в его сверкающие черты лица, но времени не было.       Внезапно, с оглушительной вспышкой, машина ожила.       — Нет!!!       Крик Джима прокатился в воздухе, но я знал, что это не сможет остановить неизбежное. Я был ближе всего к стене, и всё, что я мог сделать, было резким движением, чтобы посмотреть на него, моё последнее, финальное действие в сторону Джима.       А после я был охвачен пламенем.       Но я не горел.       — Спок! — Джим кричал моё имя, его голос был ужасным и пугающим, таким мучительным, настолько полностью уничтожительным, что я не мог ни на мгновение сказать ему, что я жив.       Пламя не было настоящим. Поскольку я, казалось, мгновенно потерял способность использовать свои голосовые связки, я сделал осторожный шаг в направлении, где в моём представлении, всё ещё находился Джим. Его изящный, мускулистый силуэт стал заметен после всего 0,734 метров, которые я прошёл, и я наконец смог прошептать: — Джим.       Он не слышал меня, я знал, что он и не мог, так как я слишком тихо говорил для человеческих ушей, и из генератора раздался громкий рёв, который помешал моему голосу достичь его.       Но почему я вообще говорил?       — Спок? — он перекрикивал шум, который, как я теперь думал, должен был быть дополнительным звуковым эффектом, а не продуктом фактического огня. По всей вероятности, пираты зафиксировали нашу предполагаемую смерть, чтобы напугать или уменьшить моральный дух экипажа.       — Джим.       Окружающее нас пространство приводило в замешательство; голографический огонь был ярким и мерцающим, но я мог видеть его лицо, когда он повернулся в мою сторону, даже если сначала он не мог видеть моего.       Эмоции, вспыхнувшие в его голосе, когда он произносил моё имя, были настолько сильными, что я понял - я эмоционально реагирую на это; его чувство пробуждало меня, чтобы чувствовать так же. В тот момент, прежде чем он узнал о том, что я стоял перед ним, я попытался проявить сдержанность и контроль, чтобы мои черты превратились в правильное, спокойное выражение, которое Джим не видел…       — Спок!       Джим потянул руку, вслепую, в мою сторону, я поймал его ладонь и потянулся так, что мы стояли достаточно близко, чтобы его человеческие глаза позволили ему различить мою фигуру.       — Ты жив!       — Очевидно.       — Спок! — снова закричал он, и я был не способен определить, с какой целью он вновь произнёс моё имя.       Но затем Джим заорал победно и, ударив кулаком воздух, он сказал: — Да!       И поблагодарил нескольких божеств, с которыми я не был знаком. Его тело дрожало от избыточного адреналина, и я не мог отвести взгляд от его чистой, яркой радости.       Я внимательно наблюдал за ним, когда он кричал и прыгал среди проецируемых изображений, которые не были реальными, но, тем не менее, заставили нас оказаться в ловушке этого воображаемого ада. И, к моему большому удивлению, я не мог сделать ни единого вдоха, поскольку Джим, казалось, почти танцевал, его движения были энергией и экстазом, жизнью и смехом, а затем он посмотрел на меня.       Он купался в огне и счастье, неконтролируемом, совершенно диком в тот момент, когда впервые сила в его глазах была полностью высвобождена и выпущена в этот мир, и я был единственным, кто мог её увидеть. Они сияли от слез, пылали, сверкали в мерцающих огнях вокруг нас, и вдруг я поймал себя на удивлении, может ли тепло от голограммы быть каким-то образом настоящим.       Я не мог двигаться и не мог говорить, и не делал этого, и я бы не смог возразить ничего против, когда он целенаправленно пошёл ко мне и обернул своё тело вокруг меня. Потому что на этот раз это были не просто его руки, это было что-то большее, это был Джим; его дыхание на моём ухе и его прохладная кожа под пальцами, но также и его счастье, вливающееся в мой разум с пугающей ясностью, великолепной, золотой, такой мощной. Это было всем, и ощущение того, что полностью окружен одним человеком, вернулось; так он напугал меня в первый раз, когда держал меня, и разница с нынешней ситуацией была лишь в том, что сейчас он не задыхался слишком сильно.       Я чувствовал его улыбку на моей шее так же ясно, как мог видеть пылающие огни, создающие ручейки и узоры на его гладкой широкой спине, где мои руки покоились, по-видимому, сами по себе, пальцы были расправлены так, как ни один вулканец не должен был когда-либо делать.       — Всё в порядке, Спок. Мы живы, — мягко сказал Джим, как будто он пытался успокоить мои страхи, и с довольным вздохом он крепко обнял меня, прижимаясь грудью и бедрами, глубоко дыша и уткнувшись лицом в уже ставшим для него обычным место на моей шее.       Обычным. Да, возможно это стало обычным делом. Но он никогда не обнимал меня с таким счастьем раньше. Теперь не было страха, никакой боли или отчаяния, просто облегчение, просто эйфория, и, возможно, мы бы сбежали, и мы могли бы продолжать делать это, опять же, возможно…       — Спок?       Но я снова не мог говорить. На этот раз, однако, причина была… Эмоции.       Волна, волна огромной силы, неукротимая, блаженная, выплескивалась из меня с ног до головы, и всё моё тело дрожало. Я не мог говорить, потому что меня поглощали огонь и Джим, и чувство эйфории душило меня и кипело под моей кожей, удушая меня своим внезапным появлением, которого я не ожидал, не мог контролировать…       Его руки покоились в моих руках, но с моим превосходством в силе было очень легко их поднять и скользнуть своими вокруг его поясницы в стремительном движении. Я никогда раньше этого не делал, но полагался на свои более человеческие инстинкты, чтобы прижать его к себе, даже слегка подняв его, в то время как мой ум вулканца удивился: возможно ли, что мы достигнем точки, где мы больше не сможем стать ещё ближе?       Я почувствовал, как вдыхаю запах Джима и, возможно, он даже был немного головокружительным, пытаясь поймать острые ощущения в своём теле, в то же время наслаждаясь ими. Я широко улыбнулся, почувствовав радость на лице, восторг и восхищение там, где никто не мог этого увидеть.       Итак, в пятый раз был так же и первый раз, когда я держал его так же сильно, как он держал меня, хотя я не знал, что подтолкнуло меня так взаимно отвечать на этот жест и заставлять его задыхаться от удивления, но не в знак протеста. Хотя я держал его крепче, чем, возможно, было приемлемым или нормальным, за исключением того, что я никогда не боялся сломать Джима. Джим не был хрупким.       Джим был огнем.