Каждое объятие (Every Hug)

      — Ваше упрямство может быть симптомом устаревшего и ошибочного чувства человеческого рыцарства, которое диктует, что вы должны предложить мне самую удобную поверхность для отдыха.       Джим снова застонал, в отчаянии вскидывая руки вверх. Мы оба стояли у подножия большой кровати с балдахином, но никто из нас ещё не переоделся в подходящую одежду для сна.       — Спок, послушай…       — Я остро нуждаюсь в медитации и не буду спать сегодня вечером. Итак, вы видите, всё это…       — Ты ведь шутишь, правда? Что ты думаешь, я не заметил, какой ты уставший в последнее время? Сегодня у тебя есть идеальный шанс получить немного сна, и я приказываю тебе взять его.       Его слова были неожиданными. Я считал, что моя потребность в отдыхе осталась удачно скрытой от капитана. От всей команды, по сути. Это заставило меня мгновенно перестать думать о его словах. Я гордился своей вулканской дисциплиной (хотя в последнее время даже этого было ужасно недостаточно) и неустанно трудился над тем, чтобы не проявлять эмоции. Возможно, я был под ложным впечатлением? Могут ли все увидеть мои чувства, несмотря на мои старания не показывать их?       — Расслабься, Спок, — сказал Джим, обеспокоенно. Моё выражение лица не изменилось, он не мог знать, что я огорчен. — Я единственный, кто понял это. Но это серьёзно, не так ли?       Это правда, что я начал практиковать рекомендуемое ограничение времени, которое мог провести вулканец без всякого отдыха, но за последние два месяца я был занят — утомлял свой ум, выполняя столько одновременных занятий, о скольких, возможно, никогда не мечтал.       — Капитан, уверяю вас…       — Не надо. Даже не пытайся это отрицать.       Я чувствовал, словно Джим знает мои мысли, но когда я обдумывал это, он оторвал взгляд от меня и повернулся к кровати.       Как он догадался, что я устал?       — Это что-то в твоих глазах, — рассеянно ответил Джим, когда он начал брать подушку и одеяла и бесцеремонно складывать их на пол. — Для меня это довольно очевидно, — добавил он, и его тон звучал совершенно не громче шелеста ткани. Он не понимал, что я пытался скрыть истинную степень моих мук. Для него чтение моих эмоций было… нормальным.       Я был удивлен.       — Я удивлен.       Джим усмехнулся.       — Ты должен поспать, Спок. Если ты допускаешь столь сильное истощение, то ты умрешь, стоя на ногах.       — Хотя идея отдыха не лишена оснований, я уже сообщил вам о моей необходимости медитировать. Медитация послужит достаточным расслаблением, — если я достигну расслабленного состояния. В последнее время становилось всё труднее управлять этим... поэтому многие оставшиеся без ответа вопросы и невыполненные... побуждения не способствовали покою и безмятежности.       — Спок, пожалуйста. Я сказал, что хочу, чтобы ты не усложнял, — сказал Джим. — Будь логичным: я не позволю тебе занять пол, поэтому просто отпусти это, прежде чем дело дойдёт до драки. И не в хорошем смысле.       Его слова вызвали раздражение, невзирая на мои попытки задушить это ощущение.       — Я не знал о существовании «хорошего вида» физической агрессии, — сказал я и взял одеяло с пола, чтобы вернуть обратно на матрас.       — Ты знаешь, что я имел в виду, — раздраженно сказал Джим.       — Поясните.       — Ни за что, — он засмеялся, покачал головой и вытянул руку, чтобы снова схватить простынь. Я легко перехватил её, воспользовавшись минимальным количеством силы, необходимой для его остановки.       — Тогда я буду вынужден прибегнуть к указанной физической агрессии.       Капитан освободил руку и расставил ноги в твёрдой позиции того, кто уже всё решил.       — Спок, хватит, достаточно. Я не сдвинусь с этого места, пока не увижу как ты ложишься. Спать. Хорошо? Ладно, просто сделай, как я говорю, чёрт возьми.       — Вы уйдёте с моего пути, — приказал я и шагнул ещё ближе, в надежде запугать его своей превосходящей высотой или силой. Конечно, я должен был знать, что это бесполезно.       — Нет, я останусь. Навсегда, — и он улыбнулся нахально, дерзко, вызывающе.       Возможно, я был измотан. Конечно, моё терпение уже давно истощилось, но это никоим образом не оправдывало то, что я сделал дальше.       В лёгком (о, очень лёгком) движении я поднял Джима в воздух.       — Спок?!       И бросил его на кровать.       Он с криком приземлился на матрас, и тут же попытался сесть; щёки покраснели, глаза блестели, а рот был раскрыт от изумления. Внутри меня разгоралось пламя, которое я не мог затушить, появившееся в ответ на его мысли, перехваченные через соприкосновение с кожей прежде, чем я успел их заблокировать.       Потому что я чувствовал, что он тоже горит.       — Я не могу поверить, что ты только что сделал это, — сказал он, наконец, а на лице его появилась злая улыбка. — Я не могу поверить в это.       — Вы останетесь там, — удалось сказать мне.       Если бы он двинулся, если бы он даже чуть сильнее улыбнулся, то я не смог бы этого вынести.       — Нет, я не думаю, что я это сделаю, Спок, — разумно сказал капитан и начал ползти ко мне.       — Джим, пожалуйста, — сказал я, прежде чем я смог остановиться, отступая, пока не коснулся самой дальней стены.       Он встал, но остался неподвижным, далеко от меня.       — Спок... Я тебе нравлюсь?       Я не мог мыслить логически. Я не мог говорить.       — Знаешь, это не преступление.       — Оставайтесь на месте.       — Я не двинусь, если тебе от этого не по себе, — он снова поднял ладони в человеческом жесте капитуляции. Он не знал, что этот жест, сделанный в спальне, может означать в вулканской культуре, и я бы не стал, не мог, ни при каких обстоятельствах рассказывать ему этого. — Видишь? Я остаюсь здесь.         Он снова сел у подножия кровати.       — Спасибо.       — Ты ответишь на мой вопрос?       В моём мозгу пронеслось миллион альтернатив в одно мгновение; миллион возможных ответов.       — Нет.       Джим был явно не удивлён.       — Ладно, но я бы хотел сначала кое-что прояснить, если с тобой всё в порядке?       Я бы предпочёл, чтобы он перестал говорить, потому что его голос был низким и привлекательным, и невероятно заманчивым в этот момент. Но я бы не стал мешать ему высказывать своё мнение.       — Я знаю, что ты явно ничего не чувствуешь ко мне в… романтическом смысле. Я имею в виду, мы друзья, и я абсолютно согласен с этим, мне это нравится. Это здорово. Мне нравится быть твоим другом. Но если я тебе нравлюсь, то это не было бы преступлением или чем-то ещё. Это то, что я пытаюсь сказать. Потому что я…       — Джим. Я не…       — Подожди, и дай мне закончить.       Мне хотелось бы, чтобы пространства между нами было больше, или моё зрение хуже, или комната темнее. Хотелось бы мне не видеть это выражение упрямой силы, которой я так восхищался и уважал в таких прекрасных деталях, как заметить каплю пота, катящуюся по его шее, или свет, отражающийся в его глазах и ослепляющий меня.       — Я думаю, что ты очень горячий.       — Что? — крик вырвался из моего горла, и у моего разума не было шанса повлиять на его интенсивность.       Он широко улыбнулся, но действие не полностью соответствовало его выражению.       — Ты слышал меня; я думаю, что ты великолепен. Действительно, я имею в виду уши, разрез глаз, всё это, чувак, сводит меня с ума. И позволь мне просто сказать, что от того, как ты обнимаешь эту стену прямо сейчас, во мне всё горит и волнуется. И то, как ты наклоняешься к своей станции, когда хочешь проверить свои показания на мостике. Я всегда хотел знать; действительно ли это необходимо или тебе просто нравится меня медленно убивать?       Мне никогда не понравилось бы причинять боль капитану, не говоря уже о его убийстве. Это была странная фигура речи.       Однако я уже знал, что это не совсем Джим. Я считал это с мельчайших лицевых маркеров, с которыми я так хорошо познакомился за то время что мы вместе. Его небольшая речь была произнесена Джимом так, когда он говорил, не желая, чтобы другие люди знали его истинные эмоции. Он редко использовал этот тон со мной; я был разочарован, услышав это сейчас, и разочарован, осознав, что он, вероятно, не имел в виду и половины того, что сказал.       — Это шутка? — осторожно спросил я.       — Отчасти, да, — он усмехнулся. Это мне тоже не понравилось. — Но я нахожу тебя привлекательным, — сказал он более серьёзно. — И нет ничего плохого в этом, так ведь?       Я медленно покачал головой, не совсем убедившись, что я понял, так сказать, его "точку зрения".       — Итак, что я пытаюсь дать тебе понять: людей могут привлекать люди, не будучи влюбленными в них. Или как-то так. Вообще. И… ты получеловек. Так что, если бы ты согласился, это бы ничего не значило…       — Признание чего-то подразумевает, что это правда, — сообщил я ему.       — То есть. Ты отрицаешь это?       В эту секунду я решил, что не скажу ему. Необходимая ложь, чтобы спасти капитана от любого дискомфорта, и себя от унижения. Очевидно, что этот разговор не понравился Джиму, несмотря на его слова ободрения, потому что ему тоже нужно было лгать.       Очень хорошо.       — Вы не привлекаете меня, Джим.       — О. Тогда ладно.       Он единожды кивнул и не позволил ни малейшему следу обиды проявиться на своем лице. Я начал идти к нему, ещё раз подтвердив свою способность не броситься на него сверху и погрузиться в его сознание и его тело.       И вдруг он начал снимать рубашку.       — Что вы делаете? — потребовал я, останавливаясь на своем пути.       Джим поднял взгляд, прекрасная картина непонимания и наивности.       — Что?       — Почему вы снимаете свою одежду, капитан?       — Хм… спать? Я хочу этого?       О. Конечно. Конечно, он собирался переодеться в подходящую одежду. Естественно. Это было вполне понятно.       Однако, наверное, мне было бы разумно не смотреть на него, пока он это делал, я чувствовал.       Совершенно разумно.       Даже необходимо.       Обязательное условие.       Жизненно важное.       — Спок? Ты хорошо себя чувствуешь?       Я сжал кулаки с такой силой, что мои ногти впились в ладони, и неожиданная вспышка болезненного возбуждения заставила меня задохнуться.       — Да.       — Ты уверен? Звучит неубедительно.       Я слышал, как он встал (я отвел взгляд от его обнаженной груди, мерцающей в приглушенном освещении, почему я должен быть подвергнут пыткам, почему он не счёл нужным позволить мне хотя бы минутную передышку, пожалуйста?) и осторожно шагнул ко мне.       — Всё нормально, благодарю вас, капитан.       — Скажи это мне в лицо, и я поверю тебе, — легкомысленно сказал он.       Я повернулся к нему лицом. Его штаны, неустойчиво цеплявшиеся за бедра, стали первыми, на чём я остановился.       — Что-то не так, Спок?       — Не всё.       — Ой. Ладно, хорошо, это странно для тебя, если мы оба будем спать на кровати, видя, как ты так жутко настроен не позволить мне спать на полу…?       — Нет!       В ужасе я чуть не зажал рот рукой. Я вышел из-под контроля. Я действительно остро нуждался в сне, так как было ясно, что нейронные синапсы в моём мозгу работают со сбоями.       — "Нет", это не странно для тебя или "нет", ты не хочешь спать на кровати? — спросил он в недоумении.       Я не знал, как ответить. Это была одна из многочисленных причин, почему ложь никогда не должна быть альтернативным вариантом.       — Я имею в виду, ты же сказал, что я тебе не нравлюсь и всё такое, — добавил Джим, и иррационально нелогичный всплеск гнева почти заставлял меня вжать его в пол прямо сейчас, но я сдержался.       — Конечно, вы тоже можете спать на кровати, капитан, — сказал я, призывая все свои жизненные силы овладеть своими эмоциями, чтобы создать хотя бы видимость моего спокойствия.       Джим поднял брови.       — Тогда ладно. Отлично.       Он начал расстегивать штаны, и я отказался пройти через это и покинул комнату. К тому времени, как он поднял глаза, я был снаружи.       В коридоре прохладный воздух не был успокаивающим, тёмное небо сквозь стеклянные окна не утешало, и всё, чего я хотел, — это бежать обратно. Не просто идти, а бежать.       — Спок? — голос Джима звучал так же громко, как если бы он говорил мне в ухо.       У меня были… сомнения. "Как прекрасно с моей стороны", - подумал я с тревогой. Был ли я достаточно силён, чтобы выдержать это? Возможно, если бы у меня было время, чтобы возвести ментальный щит, который был бы достаточно силён, или если бы я не был так истощен, но теперь… Я никогда раньше не чувствовал этого страха. В течение всего моего существования я боялся гнева, боли и печали. Но никогда…       — Спок?       Я вернулся в комнату.       — Ты не хочешь сказать мне, что, чёрт возьми, происходит?       — Ничего не происходит. Теперь, пожалуйста, давайте просто ляжем спать, это приемлемо?       Он, по крайней мере, носил свободные шорты. Я знал, что должен быть благодарен за это.       Но я не мог почувствовать никакой благодарности.       — Значит, мы просто притворимся, что ты не вышел из комнаты без объяснения причины? — Джим фыркнул.       — Да, — сказал я и снял рубашку с большей силой, чем это было, по-видимому, строго необходимо, таким образом разрывая рукав.       — Эй, стой! — засмеялся Джим, пропуская нотки нервозности в своём тоне.       — Что? — я подошёл к своему чемодану и положил сложенную одежду внутрь.       — Я только что признался, что ты мне нравишься, и ты не собирался дать мне маленькое предупреждение, что ты собираешься раздеваться?       Я подумал, что моя обнаженная кожа может соблазнить Джима. Это было… пьяняще. Мой гнев исчез с тревожной скоростью и был заменён всепоглощающим счастьем.       — Вы не предупредили меня, — ответил я спокойно.       — Ты сказал, что я не привлекаю тебя, — возразил Джим с торжественной усмешкой.       — Я знаю, что я сказал, и придерживаюсь этого, капитан.       — Хорошо.       Мы повернулись, как один, к большой кровати. Моё вновь обретенное счастье слегка дрогнуло, когда меня озарила перспектива ночи, потраченной на подавление любого инстинкта, без медитации.       — Итак… мы должны поспать.       — Полагаю, мы уже договорились об этом, капитан.       — Не могу поверить, что ты всё ещё называешь меня капитаном, когда мы собираемся спать на одной постели вместе.       Он игриво ударил меня по плечу, не встречаясь с моим взглядом, и я не мог удержаться от невероятно поверхностного проникновения в его разум, просто чтобы убедиться, что он действительно был таким спокойным и собранным, каким казался.       Ужасная ошибка.       Под кожей Джима царила масса безукоризненно скрытых эмоций, которые заставили меня затаить дыхание. Ему было грустно по причинам, которые я не мог расшифровать, но он так же был и взволнован. Он не ожидал сна, он предвкушал долгую, неловкую ночь, чтобы сопротивляться желанию поцеловать меня… и в его мыслях вспыли некоторые образы, которые я... успел поймать, потому что он признал, что он хочет меня, даже если за этим желанием не было ничего эмоционального.       Но я так сильно его хотел, и это было что-то... что-то слишком сильное.       Это было последней каплей.       Мне было достаточно.       — Ч-чт...?       Я бросил его на кровать со смехотворной лёгкостью и помедлил секунду, чтобы снова увидеть это выражение удивления, восторга, проблеск благоговения, а затем я оказался на нём, наконец-то, наконец-то, и было удивительно то, как он смотрел на меня, как будто он выиграл.       Я сразу взял обе его руки и соединил ладонями вместе, скользя по ним пальцами, чтобы мы были полностью переплетены, но внезапная, потрясающая сила моего собственного ответа на этот контакт заставила меня остановиться, задыхаясь.       Это было незнакомо; я не ожидал такой сильной реакции. Я даже не знал, что могу чувствовать себя таким образом. Поток моей крови уже был вне моего контроля, и мне пришлось бороться за другой тип сдержанности. Я никогда не сталкивался с такой проблемой раньше.       Захватывающе.       — Спок, — прошептал Джим, пристально посмотрев мне в лицо: — Что ты делаешь?       Я не знал, что делаю, но хотел большего. Этот новый тип дисциплины явно требовал более глубокого изучения, и я не мог дождаться, чтобы снова попробовать себя.       Я облизал его грудь и, не выпуская его руки (хотя я знал, что лучше переместить их), пробрался по огромному пространству мышц, смакуя каждый незначительный признак удовольствия Джима.       — Спок…       Он обернул ногу вокруг моего торса и застонал, звук отразился в моих ушах, и я обнаружил, что это тоже оказалось трудным испытанием для нового типа контроля. Это было упоительно.       Стремясь к большему количеству проблем, я начал использовать самые лёгкие проникновения, чтобы просто почувствовать его более поверхностные эмоции. Но даже те заставили меня снова остановиться, тяжело дыша. Я мог легко потерять себя только от его мыслей, но я знал, что не должен этого делать. Я хотел, чтобы Джим тоже потерял себя. Со мной.       Я скользнул назад и коснулся пальцами его виска; через это я позволил небольшой телепатической передаче перейти от моего ума к нему.       — Боже, — он задохнулся, изогнув спину и закрыв глаза. — Снова.       Он так сильно прикусил губу, что одна рубиново-красная бусина выступила в углу. Я немедленно слизал её, затем поцеловал в щеку, в челюсть и в ухо, в его висок, во все места, к которым я хотел прикоснуться, осознавая каждую секунду того факта, что я не должен сочетаться с ним, несмотря на жжение в правой руке, жаждущей его мыслей.       — Ещё раз. Спок, ещё раз, прошу тебя, о Боже…       Я поцеловал его веки, затем кончик носа, а затем шею…       — Спок… давай… ещё… — он ахнул, покачивая бедрами.       Я зашипел и чуть не сдался прямо сейчас, не предвидя, что трение будет делать с моей системой. Это был очень сложный бой, и, несмотря на его ругательства и стоны, Джим, казалось, побеждал.       Я осторожно позволил немного большему количеству своих эмоций влиться в его сознание, и он застонал, громко и без стеснения, и я углубил слияние, не в силах помочь себе, медленно погружаясь, чувствуя, как моё зрение размывается, когда я начал тонуть…       — Ты читаешь мои мысли? — внезапно прошептал Джим, его лицо было настолько уязвимым и обеспокоенным, что мой контроль вернулся ко мне. Я был выброшен в реальность с силой физического удара.       Я сразу отшатнулся и отпустил его руки, внезапно осознавая, что должно было произойти и чувствуя, что мои внутренности похолодели.       Я вылез из кровати и выпрямился.       — Спок… Спок, подожди, — Джим подпрыгнул за мной и схватил меня за плечи, широко и лихорадочно раскрыв глаза, губы его опухли, волосы были растрепаны… — Спок, прости.        Он хотел сделать это лучше, но ничто не сделало бы ему лучше, я был не более, чем импульсивным человеком, в конце концов, я поддался этой необходимости, зная, что Джим не заботится обо мне, думая, что я не заботился о нем. Мне было так глубоко и так сильно стыдно…       — Ты читал мои мысли? — осторожно спросил он, глядя мне глубоко в глаза.       — Я собирался, — признался я, и моё сердце билось в моих ушах быстро и громко.       — Но ты этого не сделал, — он звучал с невероятным облегчением. От его слов последовала мгновенная боль в моём боку, но я не понимал причину её появления; я уже знал, что Джим не хотел делиться своим разумом со мной.       — Нет.       — Тогда не смотри на меня так, — скомандовал капитан.       — Я не могу смотреть на вас иначе, Джим.       Мой голос слегка дрогнул. Я замолчал.       — Эй. Все нормально. Дыши. Расслабься. Всё в порядке, — он нежно поцеловал меня в лоб, прижав руки к моей груди. — Успокойся. Мы в порядке. Успокойся. Всё будет хорошо.       Я хотел, чтобы он продолжал это делать, но ему нужно было уйти.       Он сделал это, отойдя на несколько шагов назад.       — Всё хорошо, Спок, — снова сказал он, и я закрыл глаза и заставил себя сделать единственное, что спасло бы нас.       Я ему поверил.       — Давай спать, — твёрдо сказал Джим, — давай просто поспим, и как только мы отдохнем, всё будет лучше, я обещаю.       Но со мной случилось очень странное явление.       Я снова овладел своими эмоциями.       — Я верю… я в порядке, капитан, — сказал я. Мои щиты были восстановлены. Мои чувства перестали быть неустойчивыми и с трудом сдерживаемыми. Я не чувствовал себя в безопасности с тех пор, как мы начали обниматься. — Поверьте, моё безумие прошло.       Джим моргнул. Затем, с огромным усилием, он усмехнулся.       — Безумие, да? Это то, как вы, вулканцы, называете это?       Я позволил самой маленькой улыбке коротко проявиться на моём лице. Джим заметил это, и выражение его лица стало более искренним.       — Ты уверен, что всё будет в порядке? — с надеждой спросил он.       — Да.       Мой разум, очевидно, создал вокруг себя крепость для самозащиты, достаточно мощный щит, который я снова взял под контроль. За стенами было что-то, что я знал, с этим мне пришлось бы иметь дело, но мне нужно было подождать, совсем немного. Эту ночь. Я собирался позволить себе провести эту ночь в блаженном забвении.       — Это восхитительно. Я так рад, что с тобой всё в порядке.       — Должен признаться… Я тоже чувствую облегчение. Я этого не ожидал.       Была пауза.       — Давай обнимемся, — сказал Джим с усмешкой.       — Что?       Он хотел, чтобы я снова коснулся его? Разве он ничего не понял?       — Тебе сегодня сложно, не так ли? — он сделал шаг ко мне. — Я имел в виду, давай обнимемся и оставим всё это позади, хорошо? У нас всё будет хорошо. — Под его лёгким тоном я мог почувствовать что-то ещё. Страх, зеркальное отражение моего. — Спок… с нами всё будет нормально, верно?       Я раскрыл свои объятия, и он бросился в них, глубоко вздыхая.       — Слава богу, я всё ещё могу это сделать, — прошептал он.       — Я тоже благодарен.       Из-за недавней ситуации между нами, это объятие было недолгим, и Джим застенчиво улыбнулся.       — Эй, по крайней мере, я, наконец, заставил тебя признать, что я тебя привлекаю.       — Я уверен, что никогда не говорил ничего подобного, — сказал я.       — Ты шутишь, да? — Джим рассмеялся.       — Нет, — неужели он ещё не понял, что я не умею "шутить"?       Я подошел к кровати и забрался внутрь. От неё пахло тем, что произошло. К счастью, ментальные щиты держались до сих пор.       — Верно, конечно, мы просто очень хорошие коллеги…       Я посмотрел на него с приподнятой бровью.       — Боже мой, ты серьезно! - он вскочил и прикрылся одеялом. — Это невероятно! Ты на самом деле говоришь…?       — Вы не привлекаете меня, Джим.       Не было необходимости усложнять эту ситуацию больше, чем уже было.       — И ты ожидаешь, что я поверю в это? После всего, что просто… почти произошло?       — Конечно. Вы не услышите, что я говорю иначе, — мне не нравилось лгать, и сегодняшние события доказали, насколько это может быть плохо, но у меня не было выбора.       Кроме того, удивлённое выражение лица Джима было довольно смешным для наблюдения.       — Я не могу поверить тебе.       — Тогда вы останетесь под ошибочным впечатлением, капитан.       — Серьёзно? Мы ещё посмотрим.       Он удобно потянулся и закрыл глаза с широкой, злорадной улыбкой.       — Спокойной ночи, Спок.       И вдруг я уже не был уверен, что выбрал более разумный вариант. Лучший, конечно, но… тон Джима что-то обещал. Обещание, которое говорило о больших проблемах.       — Спокойной ночи, Джим.       Несмотря на всё, я спал глубоко, и полностью успокоенный присутствием Джима… так близко.