Комедия

— Да проснись уже наконец, — он не выдерживает и повышает голос. Она пытается разлепить глаза от яркого света, хотя ей приходится прилагать для этого усилия. За окном или раннее утро, или всё ещё глубокая ночь, потому что освещение в комнате искусственное. Её толкают в плечо так, что она едва не переворачивается на другой бок по инерции. — Что такое? — Лидии кажется, что шум в её голове настолько сильный, что она едва соображает, что спрашивают, в таких ситуациях. — Ты вся горишь, — Стилински максимально отодвигается от неё, садясь на кровати. Она может и хотела бы последовать его примеру, но если представить, что она могла бы отображать уровень своего заряда, как какой-то электронный девайс, то он был бы мигающим и красного цвета. Он бы намекал на то, что она — без сил. — Стайлз, сейчас не время для твоих тупых шуток, — обратно прикрывает глаза, потому что в веки словно тонну свинца залили. Ей хочется сейчас уснуть со светлой мыслью о том, что утром, когда она проснётся, то однозначно точно почувствует себя здоровой. — Дура, у тебя жар, — по тону Стайлза не трудно догадаться, с каким лицом он произносит эту фразу. Он громко выдыхает, но нехотя таки поднимается с постели. Лидию порядком напрягает странный шум, который она слышит. По её предположениям, после такого диалога, Стилински должен был выключить свет и со спокойной душой завалиться спать дальше, но вместо этого, он только стал создавать больше лишних звуков. Когда она заставляет себя приоткрыть глаза, чтобы посмотреть, что он таки там делает, то где-то в груди сразу появляется давящее чувство, ярко указывающее на то, что его действия не намекают ни на что хорошее, для неё. — Что ты делаешь? — она бы задала ему гораздо больше вопросов, если бы ей было проще выдавливать из себя слова. А так, и этого достаточно. Мартин даже не берется ставить самой себе диагноз, потому что с трудом соображает и она готова это повторить не один десяток раз, только бы её оставили в покое. С другой стороны то, что её горло явно такого же цвета, как и часть ниток на доске Стайлза — неопровержимый факт. — Звоню в больницу, — бросает он, быстро выбивая пальцами по экрану какой-то номер. — Нет, Стайлз, — подобное заявление заставляет её пробудиться слишком быстро. Она отрицательно мотает головой и не понимает, горят её щёки из-за того, что у неё высокая температура или из-за того, что она почувствовала максимально давящий стыд, потому что знает, что не может позволить себе многого. — Мне нужно быть дома утром и у меня нет денег оплачивать врача, — она больно кусает губы, поджав их, морщась из-за того, что явно переусердствовала. Лидия уже и без того сказала ему слишком много за эти дни, так что увиливать и пытаться не показывать масштаб проблем, которые есть у неё — глупо. — Окей, — он задерживает на ней взгляд, а потом резко блокирует телефон и отбрасывает его в сторону. — Не хочешь — не надо. — кидает безразлично, потому что уже решил для себя, что сделал всё, что мог и даже больше. — Только не ной мне потом, хорошо? Он ложиться обратно и выключает свет. Вместо ответа, Лидия разворачивается к нему спиной, сцепляет зубы, стараясь максимально не показывать то, как она дрожит. Она бы вцепилась ими в край одеяла, но Стайлз вряд ли поощрит такую идею, если увидит. Поэтому она вцепляется в край одеяла пальцами настолько сильно, что те белеют. Надеется только на то, что это не температура поднимается, а в комнате просто стало прохладно. Даже не пытается искать логику в своих мыслях, потому что она на это просто не способна сейчас. — Что это? — она резко открывает глаза, потому что кто-то трясёт её за плечо. Когда видит недовольное лицо Стайлза и то, как отчаянно он суёт ей какой-то стакан, Мартин даже задумывается о том, не решил ли он избавиться от неё. — Какое-то жаропонижающее, должно помочь, — он пожимает плечами, кидая взгляд на светло-розовую жидкость. Лидия старается делать глотки как можно меньше и медленнее, но это не уберегает её от резкой боли в горле. Каждый последующий глоток даётся ей всё труднее, но она допивает до конца, мысленно благодаря Стайлза за это. Потому что теперь у неё хотя бы есть надежда на то, что что-то точно поможет. — Горло? — спрашивает он, но в её голове проскакивает лишь мысль о том, какой стороной его обходит этот вопрос. — И это тоже, — она ставит стакан на тумбу и откидывается обратно на подушку, посылая все положительные мысли в космос, настаиваясь на то, что ей необходимо выздороветь как можно скорее. — Господи, Мартин, ты не могла заболеть в другое время? — раздраженно произносит Стилински и опять выключает свет, после чего ложиться обратно в постель, стараясь соблюдать между ними максимальную дистанцию. — Сейчас твоя болезнь совсем ни к месту. — Спасибо, я в курсе. Он думает, что ей повезло, потому что она не видела его реакцию, на эту фразу. Ей не стоит забывать о том, что он стащил себя с постели посреди ночи, чтобы найти для неё лекарства и принести ей. — Не боишься заразиться? — Стайлз практически засыпает, когда в реальность его возвращает хриплый голос Лидии, который никак не кажется ему милым и нежным. Он жутко раздражает его звуковые рецепторы, и ему хочется кинуть в неё подушкой. — Спи молча. В конце-концов, Стайлз тоже не идиот. Пока он искал таблетки для Мартин, он нашей упаковку противовирусных таблеток и какие-то мази, аннотации к которым обещали, что они защитят Стайлза едва ли не от половины существующих недугов. Стилински принял единое решение поверить аннотациям, а не внутреннему голосу здоровья, который намекал ему на то, что такие шутки с ним не сойдут ему с рук.

***

Когда Лидия вновь просыпается от будильника на телефоне Стайлза, то ей кажется, что тот настолько громко звенит, что теперь и вся улица знает о том, когда просыпается Стилински. Она бы вряд ли заставила себя подняться с постели, если бы не знала, что Стайлз вряд ли намерен ей давать ещё хоть несколько минут, пусть и беспокойного, но сна. Ей кажется, что температура спала. Она надеется на это и на то, что она не поднимется. Хотя известная тенденция того, что по утрам температура действительно бывает ниже, чем вечером — не успокаивает её. — Тебе нужно в больницу, — первое, что слышит Мартин от Стилински, за это утро. Всё это время он вёл себя максимально отстранёно. По его виду можно было сказать, что он совершенно не думал о том, что в комнате находился ещё кто-то, кроме него. Лидия максимально быстро, для своего состояния, поднимается с постели, чувствуя лёгкое головокружение, которое пытается игнорировать всеми возможными способами. — Мне нужно домой, — её голос охрип ещё сильнее и она понимает, что таблетки, которые давала ей Кира, подействовали совсем слабо. У неё нет никаких сил спорить со Стайлзом. Ей слишком сильно хочется попасть домой и просто отлежаться этот день в постели, уповая на то, что уже завтра ей точно станет лучше. — Да ты загнешься такими темпами, — если до этого он относился безразлично к этому всему, и старался как-то облегчить страдания Мартин только из соображений того, что она лежала рядом, то чем дальше, тем больше его начинало именно раздражать её поведение. И сейчас он вложил максимальный спектр чувств, в это предложение, стараясь сделать его абсолютно доступным для понимания. — Мне нужно домой, что не понятного? — Лидия касается ладонью лба, прикрывая глаза, а второй ладонью хватается за спинку рабочего кресла, пытаясь удержаться на ногах. Всё таки, с выводами о том, что ей стало гораздо лучше — она погорячилась. — Окей, тогда сейчас едем в молл, а потом катись на все четыре стороны, — как можно спокойнее, произносит он, и хватает с полки джинсы и кофту, после чего, быстрым шагом направляется в строну ванной. — Нет-нет, мне нужно сейчас домой, — Лидия начинает отрицательно мотать головой, чем ещё сильнее усугубляет своё положение. — Это важно. — Да мне плевать, важно это или нет, — кидает Стилински, замирая в дверях, когда понимает, что она буквально рухнула на рабочий стул. — Стайлз, пожалуйста, — протягивает едва слышно. — Хочешь ты того, или нет, но мне нужно сейчас поехать домой. Она прикрывает ладонью рот, словно сейчас готова вывернуть наружу весь желудочный сок. Сгибается пополам, пытаясь быстро дышать, потому что её просто охватило чувство жара, перерастающего в резких холод, который просто отдаёт по позвонкам. Ей слишком плохо, чтобы соображать и спорить. — Ладно-ладно, — Стилински недовольно хмурит брови, но никак не комментирует своё недовольство. Состояние Лидии конкретно обезоруживает его. В конце-концов, он не полный кретин, чтобы в таком состоянии тащить её в магазины. Мало того, что она выглядит максимально болезненно, так ещё и мысль о том, что ей может стать только хуже — стала почти навязчивой. Когда он выходит из ванной, то понимает, что она сидит в прежнем положении обхватив живот. Он помнит её просьбу ночью о том, чтобы он не звонил в больницу, поэтому он не делает этого. В конце-концов, не он будет оплачивать её прибывание в больнице. — Сама оденешься? Спрашивает он, и после её едва заметного кивка, скрывается за дверью комнаты. Лидия ловит себя на мысли, что именно в таких ситуациях у людей и проскакивает мысль в голове «так и умирают люди». Раздирающий, больное горло, кашель, заложенный нос, чугунная голова — к этому только успело прибавиться сводящее чувство в животе, которое окончательно выбивает из колеи. У Стайлза и Лидии одновременно появляется мысль о том, что это — хорошо, что Клаудия спит крепким сном. Миссис Стилински вряд ли бы заметила то, что лекарств стало меньше. А если и заметила бы, то не придала бы этому никакого значения. Но если она бы узнала, что это всё было для Лидии, то вряд ли была бы в восторге. Когда Стайлз возвращается обратно в комнату, то видит, что Лидия уже оделась, но внешний её вид от этого лучше не стал. Растрепанные волосы, которые она попыталась причесать пальцами, но это оказалось не настолько эффективным, как она ожидала, остатки туши на нижних веках, темные круги, нездорово бледное лицо — весь внешний вид Лидии говорит о том, что она явно не шутит и что ей действительно плохо. Они спускаются на первый этаж, и Стайлз хватает её за локоть, слегка подталкивая в сторону кухни, когда она, максимально быстрым и уверенным, для этой ситуации и состояния, шагом, пыталась проскочить к входной двери. Мартин не пытается даже задать вопрос, потому что Стайлзу не доставляет труда его понять и без озвучки. — Нужно поесть. — отрезает он и следит за тем, чтобы она таки села за стол. Ставит перед ней тарелку с бобовым пюре, на что она только морщиться, отодвигая её от себя. Она сейчас однозначно точно уверена, что если начнёт есть это, то вернёт такую же массу обратно на тарелку. Как по виду, так и по консистенции. — Тебе нужно поесть. — повторяет ещё раз более строго. — Я не буду тут с тобой носиться, поняла? Громко ставит стакан напротив неё, с таким же лекарством, как и ночью. Она прикрывает глаза и отправляет несколько ложек пюре в рот. Ей не удаётся съесть и половины, но, на удивление, Мартин действительно кажется, что стало немного легче. Лидия едва сдерживает рвотные позывы, когда допивает стакан с водой до конца. Её организм сейчас совсем не готов принять ещё и стакан воды. Когда они едут в машине, она мысленно удивляется тому, что её ещё не укачало, хотя она была в этом уверена. Дополнительно её удивляет ещё и то, что Стайлз отвёз её домой, а не выставил на порог, закрыв перед носом дверь, как он делал это раньше. Перед выходом он сунул ей упаковку жаропонижающих и таблеток от горла. Лидия даже не пыталась вернуть обратно, потому что понимает, что её принципы должны быть не только перманентными, но и адекватными.

***

Лоррейн кидает обеспокоенный взгляд на Лидию, когда та входит в дом. Она тут же пытается узнать, что произошло и чем бы она могла помочь внучке, но та устало просит о том, чтобы Лоррейн оставила свои вопросы до лучших времён. Они быстро совершают заказ и Лидия мысленно предвкушает, как ляжет в постель и провалится в глубокий сон, в лечебные свойства которого, ей приходится верить. Но все её благие намерения и надежды разбиваются ровно в тот момент, когда в комнату врывается Натали и начинает кричать не своим голосом, спрашивая у Лидии, когда та наконец слезет с её шеи и перестанет корчить из себя великую страдалицу. Лидии хочется разрыдаться в тот же момент, но она сдерживает себя. Чувствует адскую пульсацию в голове из-за криков матери, но у неё нет даже сил пытаться прекратить это, поэтому она просто ждёт, пока мать умолкнет. И это происходит. Натали выходит из комнаты, безразлично махнув на дочь рукой, про себя причитая о том, что только её дочь могла вырасти такой безалаберной нахлебницей, которая только то и может, что делать вид того, насколько сильно она несчастна и как ей не повезло в жизни с матерью. Лидия надёжно прячет таблетки. Она не хочет разбирательств от матери и вопросов о том, где она взяла их, а что ещё хуже — где она взяла на них деньги. У Лидии сейчас просто не хватит фантазии и смекалки на то, чтобы придумать что-то вразумительное, на роль оправдания. Однажды у неё вырвалось, что мать Киры подарила ей тёплый свитер, так как все старые либо выглядели излишне поношенно, либо были с явными изъянами, после чего Натали устроила скандал не только дочери, а и самой миссис Юкимуре, заявив о том, что её семья не нуждается в подачках и помощи. Она порывалась даже порвать свитер, но Лидии таки удалось его спасти. В итоге, Мартин младшая ещё несколько месяцев краснела в присутствии родителей Киры. Ношико и до этого относила к подруге дочери спокойно, практически безразлично, стараясь не вникать в проблемы чужой семьи, а после того инцидента — максимально оградилась от Лидии, поставив черту на любых разговорах, заходящих за рамки вопросов о погоде. Именно после таких случаев, у Лидии появлялось всё больше и больше мыслей о том, что рано или поздно, её мать собственноручно отрежет её от социума. И подобная мысль просто разрушала девушку. Наверное, Лидия радуется, когда наконец-таки проваливает в крепкий сон. Просыпается она уже тогда, когда чувствует, как больно игла протыкает нежную кожу.