***
Астрид утерла пот со лба и попыталась глотнуть побольше воздуха. Получалось плохо. Хофферсон казалось, что ее сознание, ее разум в огне. Создавалось ощущение, что ее поджаривают на вертеле. У нее был жар, и она знала, что это плохо. Словно в подтверждение ее слов перед ней материализовался Жнец — ее любимая подружка. — Какого… — Астрид сглотнула, тяжело дыша, — Хельхейма ты такая нарядная? И действительно, девушка перед ней была не в черных одеждах, как прежде, а в белых. Ее кожа почти что сливалась со струящейся ослепительно белой тканью, а глаза вместо бездонных черных были осмысленными и фиолетовыми. Седые, но сейчас выглядевшие словно расплавленное серебро волосы были заплетены в сложную и объемную косу. Короткие пряди обрамляли неживое, но по своему прелестное лицо. Жнец улыбнулась. — Спасибо, что заметила. Я старалась. Все-таки не каждый день провожаю такие сильные девичьи души к Валькириям. — Н-нет. Прошу… не надо. — Ты не оставила мне выбора, Астрид. Прости. Астрид закрыла глаза, с трудом сдерживая слезы. Пот капал с ее висков, катился по лицу и попадал на губы. Она чувствовала этот соленый привкус. А может это уже были слезы? — Я… нет, я же обещала… вернуться. Он меня ждет, — Астрид всхлипнула. Жнец молча смотрела на нее. — Как… как тебя зовут? У тебя же есть имя? — Астрид решила предпринять последнюю попытку. — Ингрид, — после довольно долгого молчания донеслось в ответ. — Ингрид… ты же тоже когда-то была человеком. Ты же… ты умерла в моем возрасте. У тебя не было шансов — за тобой пришла сама Смерть, но… прошу… Астрид уже почти не открывала глаз, веки были тяжелыми, дышать становилось все труднее. — Я не могу, Астрид. — Можешь. Знаю. — Да пойми ты! Если я не заберу тебя — не выполню свою работу — меня отправят в темницы Хельхейма, где я буду влачить свое жалкое существование до самого Рагнарека! Астрид зажмурила глаза. Она уже не сдерживала себя. Просто сидела, содрогаясь от рыданий. В конце концов она кивнула самой себе. — Прости, Иккинг. Прости меня… ты бы поступил так же… Я люблю тебя. Хофферсон быстро вытерла щеки и через силу поднялась, сжимая раненый бок. Она протянула Ингрид руку. Астрид не могла видеть — в глазах все плыло — но Ингрид заламывала свои пальцы и кусала губы. Астрид была права — Жнец умерла от Бича Одина, когда ей было семнадцать, совсем как Хофферсон. У нее тоже был жених. И тогда ее действительно никто не спрашивал и не уговаривал. За ней пришла сама Смерть. А уж она-то души не отпускает. Ингрид крепко сжала кулаки и запрокинула голову, зажмурившись. — Нет, — покачала она головой, — Ты права. У меня выбора не было. Не было шансов. Но… у тебя они есть. Жнец сжала руку Астрид. — Обещай, что ты поправишься. Что будешь жить. Это был приказ, но Астрид слышала в ее словах мольбу. Она слабо улыбнулась и обняла Ингрид. — Клянусь. Ингрид зажмурилась, почувствовав, как в глазах щиплет от слез. — Замолви за меня словечко перед Одином, когда твое время все-таки придет. Я… я надеюсь, что это будет очень не скоро, — усмехнулась Жнец, шмыгнув носом. Астрид оступилась, когда под ее руками вместо Ингрид оказалась пустота. Она осела на пол и огляделась вокруг. Темнота давила на плечи, но кажется стало чуточку легче. Она снова пробормотала тихое «клянусь», разнесшееся эхом по пустоте.***
Иккинг резко затормозил у порога и медленно открыл дверь. Ему было страшно поднимать глаза, страшно дышать. Он лишь молча стоял и слушал. Тяжело сглотнув, он поднял взгляд. Гера суетилась, таская травы и корешки с одного конца комнаты в другой. Рядом с Астрид сидела Хедер. Бледная, испуганная, сильно осунувшаяся, она молча держала ее за руку, промакивая ее лоб полоской ткани. — Иккинг, у нее сильный жар. Ей тяжело дышать. Но это не инфекция, я поверила несколько раз — рана в порядке. Скорее всего, организм просто выбился из сил. Но… я бы хотела, чтобы ты побыл с ней. Гера расставила несколько склянок на тумбе у койки и объяснила Хедер, что и когда нужно дать, что делать в критической ситуации. — Мне нужно срочно собрать еще трав, — закончила она, утерев испарину со лба, — я скоро вернусь. Гера быстрым шагом вылетела из дома, захлопнув дверь. В резко наступившей тишине тяжелое и хриплое дыхание Астрид было слышно особенно сильно. Иккинг медленно подошел и сел рядом с Хедер. Астрид была бледной, по вискам скатывались крупные капли пота. Она тяжело дышала, приоткрыв рот. Ее губы сильно потрескались. Мокрые волосы облепили щеки и шею. Хедер аккуратным движением руки убрала их с ее лица, и вновь замерла, глядя куда-то сквозь противоположную стену. — Прости меня, — тихо прошептал ей Иккинг, — я сглупил. А ты была права. Как всегда. Хедер на несколько секунд прикрыла глаза, а после лишь молча сжала его ладонь. Было страшно, ведь ей упорно казалось, что она… ошиблась.***
— Заб! Девушка подскочила. Запыхавшийся Сморкала остановился рядом с ней, тут же попавшись в ловушку из ее рук. Забияка крепко прижалась к нему. — Что случилось? Я слышал… — Астрид. Ей хуже. Сморкала, я уже не выдерживаю. Такое чувство, что… к Хель все это! Она так же резко отпрянула и зашагала туда-сюда. — Такое чувство, что.? — Сморкала кинул тяжелый взгляд на дверь в дом Геры и опустился на нижнюю ступень крыльца. — Что, что сами боги против нас! Против Иккинга и Астрид. Сколько мы дней назад попали впросак? Две недели назад. И за это время мы чуть не потеряли обоих. Кто же следующий?! Задирака? Ты? Я… не вынесу, если… — Забияка! — Задирка окликнул сестру; он остановился, запыхавшись, — Астрид… ей что, хуже? Забияка кинула быстрый взгляд на Сморкалу. Йоргенсон даже не успел понять, что же было в этом взгляде, но это что-то сильно его обеспокоило. — Да, — кратко ответила Торстон. Она отвернулась, вперив взгляд в верхушки елей, задевающих небосвод. — Боги, — покачал головой Задирака, — когда же это кончится? Сморкала, поймавший его взгляд, покачал головой. Когда же…***
Дагур уже несколько часов наблюдал за островом с одной из прибрежных скал. Его Тройной Удар выполнял его команду: притворившись диким драконом, вычерчивал фигуры высшего пилотажа над кораблями вне зоны досягаемости стрел и гарпунов. Охотники давно махнули на него рукой, когда поняли, что он без всадника и не собирается атаковать. Дагур же в это время внимательно наблюдал: он насчитал два корабля, курсирующих вдоль скалистых обрывов, и семь, блокирующих остров со стороны пологих склонов. От них к берегу с периодичностью в несколько часов ходили лодки, постоянно меняя солдат. — Ребятки, да вы просчитались… — пробормотал берсерк. Дагур понимал, что флагманы — это большая проблема, но то, что скалы остались практически незащищенными, давало надежду. Если получится пробраться сквозь блокаду через эту брешь, то есть возможность заполучить так нужное ему преимущество. Но в то же время Дагур осознавал, что одному ему не справится, что даже с отрядом всадников будет существовать множество рисков. Что если это просто искусно обыгранная ловушка, и соваться в скалы — идти на верную гибель? Что если стоит им начать действовать, как солдаты перебьют местных жителей? Что если.? Дагур стукнул кулаком об землю. Придется искать помощи. Он поднялся и постучал эфесами кинжалов друг о друга. Тройной Удар тут же скрылся в облаках и уже через несколько секунд приземлился рядом с ним. Он достал из седельной сумки пергамент и уголек. Одно письмо он направил на Олух, а другое на остров Защитников.***
На следующий день, когда Гера спустилась вниз, на нее устремились глаза, полные надежды. — Гера, кажется, ей лучше, — слабо улыбнулся Иккинг. Женщина подошла ближе и прислушалась. Дыхание было тихим и спокойным. Гера посчитала пульс и приложила ладонь ко лбу девушки, тут же заметив легкий «живой» румянец на щеках Астрид. Под ладонью Гера не почувствовала никакого жара. Невольно целительница облегченно выдохнула и улыбнулась. — Не будем торопить события. Сейчас главное — время. Дверь распахнулась и на пороге появились Хедер и Рыбьеног, переминающийся с ноги на ногу. — Иккинг… там такое дело… твой отец. Здесь. Иккинг, хоть и не спавший всю ночь, но ободренный тем, что Астрид лучше, тихо усмехнулся. Он приложил ладонь Астрид к губам. — Ох, Астрид, без тебя мне с ним не управиться. Хедер качнула головой, улыбаясь глядя вслед Иккингу. — Просыпайся, Астрид. Ему действительно не справиться без тебя. Она махнула Гере рукой и вышла следом.***
Стоик волновался. Конечно, он волновался! Слюнявый сказал, что Иккинг был в полном порядке, когда они улетали, но какое-то, боги, чутье подсказывало вождю, что что-то не так. Что-то грядет или уже грянуло. Хотя молодая Защитница его упорно убеждала, что все в порядке: — Вождь, Иккинг здоров. Он действительно полностью оправился от раны. Стоик продолжал мерить площадь широкими шагами. Агата беспомощно посмотрела на Борка. Что делать? Стоик им не верил, причем не безосновательно! Физически-то Иккинг действительно был цел, но вот морально… — Вождь, я думаю вам следует успокоиться. Иккингу… нужна ваша поддержка и выдержка. Стоик остановился и посмотрел на юношу. Вот оно — то, чего он боялся. Что-то не так. Но не успел вождь задать свой вопрос, как его окликнул самый родной голос. Стоик обернулся. Навстречу ему шел Иккинг. И как бы Стоик не старался, на его лице отобразилась боль. Иккинг выглядел ужасно уставшим, на лице слишком сильно выделялись скулы, под глазами залегли тени, сильно контрастирующие с бледной кожей. Стоик крепко прижал сына к себе. Иккинг зажмурился и протяжно выдохнул. Он скучал. Это чувство защищенности дарило какое-то успокаивающее и в тоже время убивающее чувство. Хотелось вновь стать маленьким мальчиком, который не знает бед и проблем и всегда может спрятаться на руках у отца. Едва пересилив себя, Иккинг отпрянул. — Привет, пап. — Ох, сынок. Ты порядке? Почему ты… — Стоик качнул головой, вновь оглядев сына с ног до головы. — Я… в порядке, пап. Просто… кое-что случилось. Иккинг понимал, что просто не может этого выговорить. Да и вообще, последние три дня были похоже на вечность, и почти все время — всю эту вечность — он молчал. Иногда ему казалось, что он разучился говорить. Агата поймала его взгляд и кивнула. Собралась с мыслями и силами. — Вождь. Когда Команда Асов улетела на Олух… на нас напали Охотники. Астрид… серьезно ранена. Уже третий день она не приходит в себя. Иккинг посмотрел на нее с благодарностью, после уперев взгляд в землю и сжав руки в кулаки. Нельзя давать слабину. Нельзя допускать мысль о том, что все может кончится плохо. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Стоик снял шлем и крепко прижал Иккинга к себе. Он понял то, что Борк говорил ему прежде. Иккингу сейчас нужна поддержка. Не просто от отца, но от того, кто пережил самую большую потерю в своей жизни. Стоик кинул взгляд на юношу. Он кивнул ему. Борк кивнул в ответ и обнял Агату, уткнувшуюся ему в плечо. Он прижался щекой к ее макушке и вздохнул. Нельзя впадать в отчаяние, но… Это был принцип Борка Хагарда. Всегда готовиться к худшему.***
Стоик стоял у крыльца дома Геры и наблюдал за солнцем, клонившимся к верхушкам деревьев. Ему было тяжело видеть сына таким, но еще больнее оказалось видеть Астрид. Она была ему как дочь. Она делала его сына счастливым, что означало его, Стоика, счастье. Эта девушка была воином. Стоик верил, что она выкарабкается, но это всегда тяжело: верить безоговорочно. Всегда было какое-то «но» или «если». Глядя на нее, такую хрупкую, беспомощную, вера крошилась, разбивалась на кусочки. Вождь тяжело вздохнул и услышал в ответ тихое ласковое урчание. Повернув голову, Стоик наткнулся на ярко-зеленые огромные глаза. — Вот ты где, приятель. А я все гадал, — Стоик провел рукой по голове Беззубика, — Что, малыш, Иккинг не подпускает тебя к себе? Фурия нахмурился, фыркнув. — Ну-ну, ты же знаешь его… он не может позволить себе радость, зная, что кто-то в беде. Беззубик уселся рядом с ним и сделал длинный выдох. — Тебе обидно, ведь ты ни в чем не виноват, но Иккинг иногда забывает о том, что вы с ним одно. Ты скучаешь по нему, да? И по ней. Беззубик зажмурился и наклонил голову. — Не вини себя. Эта ваша с Иккингом общая черта — винить себя всегда и во всех бедах этого мира. Беззубика дернул ушным отростком и с надеждой посмотрел на Стоика. — С ней все будет хорошо. Я уверен. Скоро все наладится. Стоик перевел взгляд на горизонт. Беззубик еще несколько секунд смотрел на усталое, но суровое и полное жизни лицо викинга. Забавно дернув носом, он посмотрел на подсвеченные закатным солнцем верхушки деревьев. Скоро все наладится. Скоро они будут парить высоко-высоко все вместе. Забыв о тревогах. Скоро останется только свобода.