find my way back

{human!au для всех, кроме Лидии; Лидия — Суккуб} Она входит в класс слишком уверенной походкой, такой не ходят семнадцатилетние девчонки, нос задран градусов на семнадцать, губы слегка приоткрыты, смазаны ярким блеском, а волосы отливают всеми оттенками рыжего; Скотт толкает Стайлза в бок и задирает ему подбородок, заставляя поднять глаза, и Стайлз сглатывает так громко, что, кажется, слышит вся аудитория. Девчонка приоткрывает губы и представляется, а голос у нее томный-томный, чертовски сексуальный, бьет моментально сразу под ребра; она тянет ‘л’ так, что мужская часть едва не падает к ее ногам, впрочем, как и женская — Стайлз не может не заметить, как у Эрики расширяются зрачки, а Эллисон начинает отряхивать юбку, гипнотизируя пустое место рядом с собой. Лидия плывет царицей, от нее по воздуху расходятся флюиды страсти, похоти и желания; Стайлз не может не представлять, как она будет касаться его своими пальцами, как будет дышать в его рот и извиваться под железной хваткой, и Скотт, судя по всему, думает абсолютно об этом же. Лидия встает перед столом, за которым сидят Стайлз со Скоттом, и смотрит так, что желудки обоих танцуют едва ли не стриптиз; первое желание — уступить, но это будет означать проигрыш, поэтому оба сидят, переглядываясь как в детском саду: никто не хочет упускать свой шанс. Лидия смеется, забирает пустой стул около Эллисон и ставит его ровно по середине, садится аккуратно, с какой-то неуловимой грацией, задевает бедрами соседей и утыкается носом в тетрадь с такой невинностью, что преподаватель не говорит ни слова, лишь продолжает читать лекцию о никому не интересных белках. Класс гудит, бросает на новенькую заинтересованные взгляды и не дает ей ни секунды покоя; Лидия ведет себя как положено богине, записывает информацию тщательно, позволяет Скотт и Стайлзу изучать разрез в ее кофте, касаться пальцами и даже не моргает, когда Скотт ‘случайно’ роняет ручку и, поднимая ее, кладет руку ей на колено, не собираясь убирать. ‘Ты уступишь ему так быстро?’ Лидия шепчет еле слышно, бросает на Стайлза беглый взгляд, а потом сама кладет его руку к себе на ногу, как раз там, где кончается юбка, и выдыхает чуть слышно, едва он передвигает пальцы вниз, к допустимой границе по всем правилам разумности; ‘хватит быть хорошим мальчиком!’ — Стайлзу кажется, что голос звенит у него в голове, потому что губы Лидии не движутся, а вот пальцы Скотта наоборот, кружат по девичьей ноге, залезают под юбку, а глаза у него — стеклянные, темные, жаждущие. Стайлз сжимает бедро Лидии и чувствует, что делает что-то неправильное, ненормальное, но она поворачивается и бегло целует в ухо, опаляет своим дыханием, и Стайлз срывается, полностью забывает о том, что находится в классе и что на них смотрят человек двадцать; Стайлз ведет пальцем по внутренней стороны бедра Лидии, поднимается выше, выше, выше, и внезапно замирает, столкнувшись с рукой Скотта, что проделывала то же самое с другой стороны. Скотт и Стайлз смотрят друг на друга с каким-то ужасом, а Лидия резко сводит ноги вместе, так, что кисти обоих резко соприкасаются; вытащить руку сейчас, соблюдая осторожность, невозможно, и Лидия это знает, ухмыляется и издает звук полный удовольствия такой громкости, что Скотт дергается и первым вырывает руку, Стайлз опаздывает буквально на секунду, но поздно — и его вызывают к директору за домогательство к ученицам. // Лидия созывает вечеринку в честь своего переезда в этот же день, и просто бросает Стайлзу, очищающему парковку от грязи, сообщение с адресом; идти Стайлз не хочет, но затем вспоминает изумрудные глаза, тонкую талию и слегка хрипловатый голос, и это все решает: он покупает дешевые хризантемы и едет к дому, забирая по пути Скотта с каким-то подарком. Они молчат, потому что говорить слишком неловко, и слова скорее задушат, чем помогут; Скотт просто обещает отступить, если Лидия выберет не его, и Стайлз повторяет клятву, понимая, что ни один не уступит, и война будет нечестной в любом случае; вот только ради такой девушки можно и умереть. Лидия открывает, отходит в сторону, пропуская внутрь, и закрывает дверь так скоро, будто от чего-то бежит или прячется; Скотт замечает первым, что звуки полностью отсутствуют, а Лидия, стоящая перед ними в узкой юбке ниже колена и топике, оголяющем идеальный живот, дышит, приоткрыв рот, слишком тяжело и возбужденно. ‘Вас смущает то, что нас будет трое? Я хочу вас обоих’. Лидия улыбается без какого-то смущения, ведет руками по своему телу и оголяет ключицы по очереди, гипнотизирует и глазами, и движениями, она — гуттаперчевая, танцует под музыку, что играет лишь у нее в голове, и выглядит такой потрясающей, что у Скотта и Стайлза голова идет кругом. Что значит, она хочет их обоих? Им не придется… выбирать? Лидия ведет их вглубь дома, где уже разложен диван, приглушен свет и наглухо занавешены окна; Стайлз замирает на пороге, но Лидия тянет его за руку, мягко толкает вниз и садится к нему на колени — у Стайлза сердце бухает и грозится вырваться из груди, а у Скотта, стоящего сзади, глаза — точно океаны. Лидия касается его, нежно дотрагивается до нижней губы и, стоит Стайлзу потерять себя на мгновение, ныряет языком к нему в рот, осторожно сталкивается с его собственным языком, ведет по внутренней стороне щеки; Стайлза будто бьет током, и он не может шевельнуться, ерзает и чувствует, как в штанах становится тесно, узко, и сильное жжение бежит по бедрам. Лидия отрывается от него слишком быстро, легко вскакивает и толкает Скотта к Стайлзу, смотрит на него — ошалевшего, испуганного, обеспокоенного — и смеется настолько сексуально, как не делала ни одна девушка в дорогих порнофильмах; Лидия садится рядом со Скоттом, насильно разворачивает его лицо к себе и приближается чересчур медленно, дышит на его губы и миллиметры между ними плавятся. Скотт сдается, делает рывок и соединяет их, берет инициативу в свои руки и врывается языком первым, очерчивает кромку ее зубов, дотрагивается до нёба, Лидия цепляется пальцами в его футболку и тянет на себя, заваливается к Стайлзу на плечо и не открывает глаз, движет губами заворожено, как под наркозом. Стайлз не знает, что и думать, он чувствует, как ненависть медленно заволакивает его разум — Скотт, вроде бы, целует Лидию на пару секунду дольше; Лидия распахивает глаза и смотрит на Стайлза с какой-то хитринкой, а у него в голове снова раздается голос, совершенно непохожий на его собственный. ‘Ты уступишь ему так быстро?’ И Стайлз понимает, чего от него требуется, будто кто-то продолжал шептать на ухо; Стайлз ведет пальцами по шее Лидии, все еще продолжающей лежать на нем, очерчивает ключицы и ныряет под топ, щекочет в районе груди и все не решается переступить грань. Лидия отрывается от Скотта и встает — Стайлз едва успевает одернуть руку — и она такая восхитительно растрепанная, что у обоих мозги отключаются напрочь; Лидия облизывает собственные губы, поправляет волосы и стягивает ненужный топ, оставаясь в одной только юбке; Стайлз смотрит на ее обнаженную грудь как зачарованный, а Скотт поклясться готов, что под строгим ‘карандашом’ у нее тоже ничего нет. Лидия запускает руку к себе под юбку и явно делает то, что хорошим девочкам запрещено, на ее лице сменяется вся гамма чувств, от наслаждения до чистого кайфа, и к ней хочется присоединиться; Лидия хрипит, стонет и погружается пальцами в себя все глубже, раскрывается и, дойдя до пика, успокаивается, вытирает руку прямо о ткань и улыбается, круша вселенную как Скотта, так и Стайлза. ‘Я не хочу делать все одна. Целуйтесь, и присоединяйтесь ко мне.’ Скотт плавится под ее яркими глазами и, завороженный, поворачивается в то самое мгновение, когда Стайлз тянется к нему губами; они не думают абсолютно, выполняют движения механически, наркотически, сами не понимают, что делают; у них в головах на повторе ‘целуйтесь’, и ослушаться — невозможно, да и не сильно-то хочется. Лидия смотрит на них и чувствует, как по ее жилам растекается их энергетика, так нужная сейчас, так необходимая после месячного голодания; Лидия облизывается и готовится наброситься сразу на обоих — выбирать одного было бы слишком скучно, почему бы не взять все и сразу?