find my way back

[soulmate!au; отличительный знак находится на левом запястье и начинает сиять, когда соулмейты соприкасаются; если метка горит желтым — у вас на свете где-то ходит еще один соулмейт, если голубым — вы нашли друг друга] Стайлз знал, кто уготован ему судьбой, едва ему стукнуло четыре, а девчонка с чернильными волосами ударила так сильно, что из глаз брызнули слезы; Кора Хейл была из тех очаровательных карапузов, кто морщится при любом упоминании о сантиментах и розовом цвете, Стайлз особо это ценил, и на каждый праздник с серьезным лицом протягивал букет из опавших листьев, а Кора даже не хотела думать, где он находит их для новогодних подарков. Кора поцеловала его первой, в какой-то несчастной поезде всего класса в ближайший заповедник, на фоне воющих животных и десяти пар изумленных глаз; она просто поняла, что не за чем откладывать неизбежное, если сердца бьются в унисон, а бледные полумесяцы на левых запястьях ярко сияют голубым и желтым, стоит им соприкоснуться. Стайлз ответил на поцелуй не в первый раз, не во второй, и даже не в десятый — ну, а чего еще ожидать от мальчишки одиннадцати лет? — он потом еще сотню раз будет говорить, что желал получить письмо из Хогвартса, никак не противное соприкосновение сухих губ, а Кора будет только смеяться и целовать по-настоящему, глубоко и сладко-сладко, так, чтоб эндорфином по венам. А потом Стайлз перейдет в другую старшую школу и встретит девушку с тонким полумесяцем на запястье, перечеркнутым черным маркером, с тщательно вырисованной звездой поверх бледного; Стайлз посмотрит на Лидию и поймет: она — та, кто послана ему свыше, и с этим нельзя ничего поделать. У Лидии пальцы слишком хрупкие, и когда она роняет книжки, Стайлз бросается на помощь, желая не дотронуться до нее, потому что принять правду, какой бы радостной она не была, ему просто не хватит сил, но терпит ужасающее фиаско — полумесяц вспыхивает голубым, вокруг запястий проносится серебряная нить, жалит в пульс и мгновенно растворяется. — Нет! Голос у Лидии слишком низкий для ее внешнего вида, и Стайлз здорово диссонирует, наблюдая за тем, как движутся ее губы, гневно вскидываются брови, морщится нос, и на лбу залегает мелкая морщинка; Стайлз машинально тянет руку и убирает локон, выбившийся из высокого хвоста, за ухо, и дергается как от электрического тока — Кора всегда говорила, что его прикосновения ранят, но только сейчас, найдя свою истинную вторую (третью?) половинку, он смог прочувствовать. Лидия отступает и загораживается учебниками, весь ее внешний вид буквально кричит: ‘не подходи ко мне’, и Стайлз не подходит, лишь смотрит умоляюще, чувствуя, как по венам несется огонь, и ему ничего не нужно, лишь бы держать ее за руку, ощущать ток по жилам; Лидия убегает как раз в тот момент, когда до его плеча дотрагивается узкая ладошка, от которой разряды бегут. Кора смотрит на то, как его запястье горит голубым, и начинает задыхаться; дышит через раз, ртом глотает воздуха больше, чем нужно, смотрит взволнованно и вырисовывает на его предплечье странные узоры — Стайлз не может сделать ничего, а поэтому обнимает ее, шепчет в волосы, что все будет хорошо, и ей не о чем волноваться. Стайлз сам себе не верит, но Кора вдруг заново начинает дышать. // — Дотронься до меня. Пожалуйста. На Лидию страшно смотреть, она стоит, прислонившись к его входной двери, растрепанная, измученная, едва ли не искалеченная, и Стайлз надеется, что она себе не вредила; Лидия тянет к нему скрюченные пальцы, а когда дотрагивается до груди, замирает, чувствуя пульсацию по кисти, Стайлз зачарованно закрывает глаза: это куда лучше ЛСД, что дала попробовать Кора в прошлую пятницу. Все это — странно, неправильно, иррационально; Стайлз не знает, почему он не может почувствовать нечто подобное с Корой и, если честно, знать-то не особо и хочет: ему хорошо здесь и сейчас, с Лидией, положившей голову на его плечо, смотрящей вдаль и не говорящей ни слова, с Лидией, у которой волосы огненные, растрепанные и такие мягкие, что щекочут шею, с Лидией, что нуждается в нем на все сто процентов. Кора заходит в дом неслышно, садится с ними рядом и даже не спрашивает, только кладет голову на другое плечо Стайлза, переплетает пальцы и считает до тысячи, страстно желая не закричать, не выпустить боль наружу; Кора всегда знала, что ей придется делить Стайлза с другим человеком, но вот только она по наивности полагала, что он будет парнем — и Стайлз бы тогда точно выбрал ее, а что делать в ситуации, когда твои противница — прекрасна? Кора наблюдала за Лидией последнюю неделю, и она точно знает, что Лидия — Королева с большой буквы, идеальный идеал, нечто совершенное, превосходное, изумительное; Коре до нее как до Луны и обратно, и это здорово оглушает. Когда Кора целует Стайлза, как бы ставя метку — ‘мое’, Лидия наблюдает за этим слишком равнодушно, чтобы можно было бить тревогу, и Кора — расслабляется, позволяет жизни идти так, как ей хочется; глаза у Лидии — изумрудные, и Кора с удивлением замечает, что готова смотреть в них часами, если, конечно же, рука Стайлза будет в ее руке. // — Девочки мои, с годовщиной нас! Стайлз дарит Коре букет из желтых кленовых, а Лидии — из белых роз с кроваво-алой в самой середине, и они обе улыбаются, целуют его по очереди и, шутливо переругиваясь за то, что снова потеряли целое состояние, уходят на кухню — праздничный ужин сам себя не приготовит, а вот съесть еще как может; Стайлз падает в кресло и рассматривает полумесяц на запястье, уже три года горящий ярким серебряным: цветом, при котором соулмейты переходят в стадию ‘вместе и навечно’. Они сбежали из Бикон Хиллс тогда, когда осознали — Стайлз зависит от Лидии так же сильно, как и она от него, а Кора просто умирает, стоит не увидеться со Стайлзом хоть один день; быть порознь не получилось, как и быть вместе — слишком много осуждающих глаз, тех, кто не понимает и никогда не будет способен понять; ‘втроем жить нельзя, сын, это же аморально! ’ — Стайлз все еще помнит, как треснуло его сердце от слов Ноа, и по каким крупинкам его собирали заново. А еще Стайлз помнит, с каким трепетом Лидия первый раз докоснулась до его губ, с каким удовольствием она выцеловывала его кожу, как от ее поцелуев по всему телу расходился ток, и как Кора смотрела, зная, что не может подарить ему эти ощущения, но принимая, что это ему жизненно необходимо; помнит, как Кора порывалась уйти, крича, что она третье звено, от которого нет пользы — и как Лидия прыгнула ей на спину, пообещав вскрыть вены, если она уйдет. И она не ушла. А теперь и не уйдет: никуда и ни за что. И они втроем действительно счастливы, а большего и не надо.